Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Маяковский после Октября






Еще в 1915 г. в первой своей поэме " Облако в штанах" Маяковский пророчески говорил о грядущей в 1916 году революции. И она не заставила себя ждать. В феврале 1917 грянула очередная русская революция, вслед за ней - Октябрьская...

Маяковский не без гордости вспоминал, что солдаты и матросы, штурмовавшие Зимний дворец, приговаривали две его строчки:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,
день твой последний приходит, буржуй.

" Моя революция", - заявил о ней поэт (29; 1, 37). Маяковский " вошел в революцию, как в собственный дом. Он пошел прямо и начал открывать в доме своем окна", - верно подметил В.Шкловский (51; 101). Понятия: " Маяковский" и " поэт революции" стали синонимами. Такое сопоставление проникло и за рубеж, где Маяковского воспринимают своеобразным " поэтическим эквивалентом" Октября (2; 187).

Окрещенного " трибуном революции", Маяковского иначе не представляют, как только ярым сторонником революционных переворотов, непоколебимо уверовавшего в победу социалистических идей. Все было так, и все-таки немного не так. Маяковский в отличие от многих увидел в революции два лика: не только величие, но и черты низменности, не только человечную (" детскую") ее сторону, но и жестокость (" вскрытые вены"). И, будучи диалектиком, он мог предположить и " груду развалин" вместо " построенного в боях социализма". И это было выражено еще в 1918 г. в знаменитой " Оде революции":

О, звериная!
О, детская!
О, копеечная!
О, великая!
Каким названием тебя еще звали?
Как обернешься еще, двуликая?
Стройной постройкой,
грудой развалин?

И четырежды славя ее от своего поэтического имени, он не забывал трижды ее проклясть от лица обывателя. Это говорит о том, что Маяковский куда трезвее оценивал происходящие события, нежели те, кто считается меньшими их апологетами.

Можно привести и другие доводы в пользу высказанной мысли.

В 1921 г., когда перед участниками III конгресса Коминтерна разыгрывали второй вариант пьесы " Мистерия-буфф" (1918), Маяковский в программе спектакля выразил свое понимание эпохи: " Революция расплавила все, - нет никаких законченных рисунков, не может быть и законченной пьесы". Ощущая " неоформленность" времени, его " двуличие", поэт записал: " Мистерия - великое в революции, буфф - смешное в ней" (28; 9, 223). Определяя тему пьесы (" Мистерия-буфф" - дорога. Дорога революции"), Маяковский снова подчеркивал: " Никто не предскажет с точностью, какие еще горы придется взрывать нам, идущим этой дорогой..." (28; 9, 106).

Другое дело, что хотя и небезрассудно, но поэт верил в идеалы революции и возлагал на нее большие надежды. В 1923 году в поэме " Про это" он признавался:

Что мне делать,
если я
вовсю,
всей сердечной мерою,
в жизнь сию,
сей
мир
верил,
верую.

Признание искреннее. И искренность, и сила этих чувств не может не вызывать уважения.

Эта же вера от лица нового класса прозвучала в пьесе " Мистерия-буфф". Когда семь пар нечистых оказываются перед " дверью" будущего, машинист провозглашает:

Сегодня
это лишь бутафорские двери,
а завтра
былью сменится театральный сор.
Мы это знаем.
Мы в это верим.

Осознавая переменчивость времени и большую вероятность " устаревания", несоответствия своего произведения требованиям нового дня, Маяковский в предисловии ко второму варианту пьесы записывал: " В будущем все играющие, ставящие, читающие, печатающие " Мистерию-буфф", меняйте содержание, - делайте содержание ее современным, сегодняшним, сиюминутным" (28; 9, 106). Но надо сказать, что несмотря на почти восьмидесятилетнюю дистанцию, отделяющую нас от времени создания пьесы, некоторые части ее не нуждаются в специальном " осовременивании", они и так злободневны. Вот, к примеру, отрывок из монолога Разрухи (персонифицированный действующий персонаж):

Здесь царствую я -
царица разруха:
я жру паровоз,
сжигаю машину.
Как дуну -
сдуну фабрику пухом.
Как дуну -
сдуну завод как пушину...
Назад!
Я труд ненавижу бодрый.
Назад!
Я с вами расправлюсь по-свойски.
Ко мне, мое войско, шкурники, лодыри!
Ко мне, спекулянтов верное войско!

Не менее актуальными для современной России представляются и другие строки из этой же пьесы:

Обещали и делим поровну:
одному - бублик,
другому - дырку от бублика.
Это и есть демократическая республика.

Литературовед И.Вишневская считает, что первая советская пьеса В.Маяковского до сих пор не понята, как следует, и сегодня необходимо новое ее прочтение, " чтобы вскрыть, по возможности, истинный смысл пьесы, ее замысел, представив театру не шумное политическое зрелище, славящее Октябрь, но... провидческую, поистине мистериальную трагедию, так до сих пор и не услышанную" (10; 123).

Маяковский всегда отличался непримиримостью к идейным и классовым врагам. Подтверждений тому искать не приходится. Есть они и в " Мистерии-буфф" (" Ко мне - кто всадил спокойно нож и пошел от вражьего тела с песнею"), есть они и в других произведениях: " Белогвардейца найдете - и к стенке", " Плюнем в лицо той белой слякоти"... Но это не значит, что людям из своего стана он мог прощать что-либо из того, чего не простил бы врагу. Подлость и низость он ненавидел в любом классовом обличии. " Страшнее и гаже любого врага - взяточник", - говорил он о чиновнике, рожденном новой эпохой. К белогвардейцу же отношение могло быть и попочтительней. Поэт произносит совершенно невероятные с точки зрения ортодоксальных революционеров слова:

Я
белому
руку, пожалуй, дам,
пожму, не побрезгав ею.
Я лишь усмехнусь:
- А здорово вам
наши намылили шею!

Ему был ненавистен советский мещанин. " Страшнее Врангеля обывательский быт", - предупреждал он в 1921 году, а самого Врангеля мог преподнести с куда большим сочувствием:

И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды
землю
поцеловавши,
трижды
город
перекрестил.
Под пули
в лодку прыгнул...

Даже лучшие исследователи творчества Маяковского этот эпизод представляли " величественно театральной" позой (39; 199), " лицемерной маскировкой полного банкротства черного дела" (39; 218). А если отбросить идеологические мерки и подойти просто по-человечески? Ведь здесь нет ни одного сатирического мазка, ни капли иронии. Все всерьез. Более того, драматична картина прощания главнокомандующего с родной землей, то, как падающий, будто от пули, Врангель в последний раз целует русскую землю и крестит город...

Марина Цветаева эти строки называла гениальными. " Вспомним, - комментировала она их, - о последнем Врангеле, встающем и остающемся как последнее видение Добровольчества над последним Крымом, Врангеле, только Маяковским данным в рост его нечеловеческой беды, Врангеле в рост его трагедии. Перед лицом силы Маяковский обретает верный глаз..." (47; 2, 115). Не случайно этот эпизод нашел великолепное музыкальное воплощение в известной оратории Г.Свиридова " Время, вперед! "

В той же 16-й главе поэмы " Хорошо! ", откуда взят эпизод с Врангелем, в голосе " непримиримого" к классовым врагам поэта нельзя не уловить ноту жалости к " вчерашним русским", белогвардейцам, вынужденным плыть " от родины в лапы турецкой полиции", которым предстоит " доить коров в Аргентине" и " мереть по ямам африканским".

" Воспевание жестокости никогда не было внутренним свойством музы Маяковского, - отмечает в одной из лучших работ о поэте Ф.Н.Пицкель.- Для его поэзии характерна, наоборот, гуманность, способность сопереживать и сочувствовать..." (39; 86).

Карабчиевский же считает, что после Октябрьской революции Маяковский " впадает в какое-то истребительское неистовство... Он откровенно купается в сладострастных волнах насилия и захлебывается ими, выражая бурный восторг" (18; 40-41). И, чтобы не казаться голословным, критик приводит цитаты из Маяковского, подтверждающие правильность его взгляда:

Пули, погуще!
По оробелым!
В гущу бегущим
грянь парабеллум!
Самое это!
С донышка душ!
Жаром,
жженьем,
светом
жарь,
жги,
режь,
рушь!

Отрывок комментируется таким образом: " Он (Маяковский - П.Ч.) стреляет, режет и рубит, он размахивает всем, что попадется под руку. Все живое вокруг погибает и корчится в муках" (18; 41).

Нельзя не заметить, что Карабчиевский действия литературных героев переносит на личность самого автора, причем пренебрегая конкретными социальными обстоятельствами, сложнейшими противоречиями эпохи, в которой жил и творил поэт. Критик представляет картину таким образом, будто жестокость шла только из красных рядов. Не лишне вспомнить, что и белогвардейцы не особо церемонились со своими врагами. И об этом есть у Маяковского:

Пятиконечные звезды
выжигали на наших спинах панские воеводы.
Живьем,
по голову в землю, закапывали нас банды Мамонтова.
В паровозных топках сжигали нас японцы,
рот заливали свинцом и оловом...

Эти строки не столь гиперболизированы, как может показаться. Они имеют под собой вполне реальные факты. И что же в таком случае должен был пропагандировать поэт, сделавший свой выбор между враждующими баррикадами? В полемическом запале Маяковский мог не сдержать эмоции, перехлестнуть через край. Это вызывает сожаление. Но делать вид, будто Маяковский укладывается в приведенный Карабчиевским фрагмент, - непростительно.

Приведем другие строки, принадлежащие тому же человеку, вокруг которого все якобы " погибает и корчится в муках". Побывав на месте расстрела царской семьи, Маяковский записал в свой блокнот:

Спросите: руку твою протяни -
казнить или нет человечьи дни?
Не встань мне на повороте.
Я сразу вскину две пятерни:
я голосую против!..
Мы повернули истории бег.
Старье навсегда провожайте.
Коммунист и человек
не может быть кровожаден.

Здесь нет росплеска эмоций, чем порой действительно злоупотреблял поэт, нет революционной горячки. Сказано спокойно и взвешенно, внушительно и недвусмысленно. " Коммунист и человек не может быть кровожаден", - вот кредо зрелого Маяковского, уравновешенного и умудренного опытом.

Вадим Кожинов, опубликовавший эти строки в 1988 году, предварил их комментарием. Исходя из того, что правда теряет свою этическую ценность и становится просто констатацией факта, когда ее способен высказать любой и каждый, критик приходит к выводу, что правда может обладать безусловной и даже беспредельной ценностью в условиях, когда высказать ее - значит совершить благородный, мужественный поступок. " В таких условиях однозначность и даже откровенная прямолинейность не только не снижают ценность правды, но, напротив, могут придать ей дополнительную силу. Так, безоглядное нравственное требование: не следует убивать людей, кто бы они ни были, - могло иметь громадное значение в те годы, когда расстрелы становились повседневным явлением" (23; 160).

В наше не очень расположенное к Маяковскому время негативное отношение к нему выражается порой резко и непримиримо: " Истинно русским художникам не нашлось места в России... И только Маяковский - это Иван, не помнящий родства, флагман космополитизма, ненавидящий Россию и русскую культуру, ярый сторонник разрушения русских памятников..." Да, поэт ошибался, и опасно ошибался, когда призывал, например, к разрушению искусства. Но разве мог человек, не любивший Россию, написать:

Из нищей
нашей
земли
кричу:
Я
землю
эту
люблю.
...............................
С такою
землею
пойдешь
на жизнь,
на труд,
на праздник
и на смерть!

Сравнивая Маяковского с Иваном, не помнящим родства, поэту вменяют в вину его " вненациональность", то, что он - интернационалист - якобы не выразил русскую душу, русский характер... А меж тем Марина Цветаева в интернационализме Маяковского находила высокое достоинство и говорила об этом с большим пафосом: " Вглядитесь в лобяные выступы, вглядитесь в глазницы, вглядитесь в скулы, вглядитесь в челюсти. Русский? Нет. Рабочий. В этом лице пролетарии всех стран больше, чем соединились - объединились, сбились в это самое лицо... Это лицо - сама печать Пролетариата, этим лицом Пролетариат мог бы печатать свои деньги и марки" (47; 2, 417). К.Чуковский, тоже с уважением относясь к интернационализму поэта, писал еще в 1920 г.: " Живя в Москве, он, как и каждый из современных людей, чувствует себя гражданином Вселенной" (49; 2, 319).

К этим авторитетным заявлениям можно добавить, что Маяковский к тому же был человеком, способным взять на себя все грехи человечества, всю вину за пролитую в веках кровь, за погубленные души. И он мог признаться в этом тихо, коленопреклоненно, как инок: " каюсь, я один виноват в растущем хрусте ломаемых жизней! "

" Это какое-то продолжение Достоевского", - сказал Б.Пастернак в " Докторе Живаго" о раннем Маяковском. Уж кто, как не Достоевский, выразил русский национальный характер?

Художественное воплощение Маяковским героики нового, небывалого, как казалось, мира, тема социалистического строительства достаточно подробно анализировались в литературоведении. Как говорится, " тема устала" да и существенно скорректирована августом 1991 года. Тем не менее никогда не вычеркнуть из истории русской литературы ХХ века стихи " Товарищу Нетте - пароходу и человеку", " Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка", " Стихи о советском паспорте", вступление к поэме " Во весь голос". В историю русской литературы также вошли известные поэмы о вожде русского пролетариата и об Октябрьской революции. Интересную трактовку поэмы " Владимир Ильич Ленин" дал С.Кормилов, определивший специфику жанра как " скорбное надгробное слово, сказанное искренне, однако по традиции не претендующее на безусловную достоверность, как все, что по традиции говорится о дорогом покойнике" (24; 20).

Когда после смерти Ильича в газетах стали появляться объявления об изготовлении по заказам его гипсовых, бронзовых, мраморных и гранитных бюстов в натуральную и двойную величину, Маяковский написал специальную статью " Не торгуйте Лениным", которая заканчивалась таким образом:

" Мы настаиваем: -
Не штампуйте Ленина.
Не печатайте его портретов на плакатах, на клеенках, на тарелках, на кружках, на портсигарах.
Не бронзируйте Ленина.
Не отнимайте у него живой поступи и человеческого облика, который он сумел сохранить, руководя историей.
Ленин все еще наш современник.
Он среди живых.
Он нужен нам как живой, а не как мертвый.
Поэтому, -
Учитесь у Ленина, но не канонизируйте его.
Не создавайте культа именем человека, всю жизнь боровшегося против всяческих культов.
Не торгуйте предметом этого культа.
Не торгуйте Лениным! " (19; 223-224).

Не Маяковский виновен в том, что все его призывы оказались тщетными.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.009 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал