Мои поездки к знатокам заикания

Похоже, что я уже эксперт по речевым центрам, поскольку была в каждом, который только смогла найти к своим 32 годам. Речевые центры научили меня тому, что никто не знает ничего о том, как лечить заикание. Не скажу, что это справедливо и сегодня, но в то время со мной это происходило.

Доктор Уэндел Джонсон (Dr. Wendell Johnson) из университета Айовы в городе Айова был гуру заикания и палочкой-выручалочкой в то время. Я и поехала к нему на встречу с кучей своих проблем. Я уверовала, что стоит мне только дотронуться до краешка его одежд, как я буду исцелена (когда я наконец добралась туда, его одеждой оказалась брючная пара авто-продавца).

Он спустился на первый этаж, чтобы встретить меня, затем предложил мне жестом проследовать за ним наверх в его кабинет. Я отметила, что его большие коричневые полуботинки были не на ту ногу, но была уверена, что он может помочь мне, потому что он написал книги о том, как уйти от заикания, а я верила, что тот, кто писал книги по заиканию и был ведущим экспертом в мировом масштабе, каковым он являлся, явно не заикается. По крайней мере, не сильно. Я ошибалась.

Когда мы вошли в кабинет, и я села напротив него, то никто долго ничего не говорил, но когда я посмотрела на его лицо, и оно было пунцовым, я поняла, что он старался сказать «П-п-п-п-п-п-привет» уже в течение я на знаю насколько долгого времени (за это время лицо успело стать пунцовым).

Его заикание было настолько чудовищным, что я молилась, чтоб Бог никогда не допустил моему заиканию настолько выйти из-под контроля. Действительно, я впервые встречала настоящего заикающегося. Человек заикался настолько сильно, что даже не поймешь, что он заикается: он просто молчал. Самая кошмарная вещь, которую я когда-либо наблюдала.

Таким образом, я отправилась восвояси и должна была признать, что этот учитель о моем заикании ничего сказать, в общем, не может. Когда я рассказывала, насколько дико он заикается, мои друзья вежливо говорили мне типа «ты уверена, что слегка не преувеличиваешь?», на что я отвечала, что такое заикание преувеличить невозможно. Я бы пригласила их с собой как-нибудь в следующий раз, когда поеду, но боялась, что они согласятся.

Как-то доктор Джонсон предположил, что заикающийся, вероятно, параноик. Я спросила, почему он так думает. Он ответил, что люди, которые заикаются, в действительности полагают, что никто их не слушает.

Тогда я спросила, а что, если это правда … что было бы, если никто и в самом деле не слушает? Продолжил ли тогда он связывать заикание с паранойей? Он ответил, слегка улыбнувшись: «Тогда, полагаю, я бы от этой гипотезы отказался».

Здесь я сказала: «Так вот, я знаю, что никто не слушает меня, когда я говорю. В моей семье 12 человек, и все они болтуны. Конечно, никто меня не слушает, и это нормально».

Он сидел с полуулыбкой на лице, потом явно просветлел, когда я предположила: «Ну… может быть люди, которые заикаются, просто немного более чувствительны… например, мы, может быть, более нуждаемся во внимании, когда никто действительно нас не слушает», будто он знал, что я в курсе чего-то, что он подозревал и в себе.

На ту же тему было утверждение, которое возникло у меня 16-летней: «Свобода речи это пустая свобода, если некому тебя выслушать». Это мое суждение вероятно предполагает, что я не видела рядом слушателя. У меня нет к себе жалости. Просто это то, что я помню. Видимо поэтому я и находила выход для моих наблюдений в письме. Вероятно поэтому всё это казалось мне таким чудесным.

И, кроме того, мы не можем требовать, чтобы кто-то слушал нас всегда, когда нам захотелось что-то сказать. Так, у меня усиливалась зависимость от того, чтобы при мне были перо и бумага, которые бы выслушивали поток слов моего внутреннего голоса, для моего самовыражения посредством письма.