Из книги лидера германской социал-демократии Карла Каутского Диктатура пролетариата. 1918 г.

Демократия есть необходимое условие создания социалистического способа производства. И только при влиянии се пролетариат достигает той зрелости, которая необходима ему для введения социализма. Демократия является, наконец, самым верным измерителем его зрелости. Между двумя периодами, для которых в одинаковой мере необходима демократия, – периодом подготовки и периодом осуществления социализма – находится период переходного состояния, когда политическая власть пролетариатом завоевана, а социализм экономически еще не проведен. В этот-то промежуточный период демократия, как говорят, не только не нужна, но даже вредна.
Это мнение не ново. Мы встречались с ним у Вейтлинга. Но оно стремится опереться на слова Карла Маркса. В своем письме, посвященном критике готской партийной программы, написанном в мае 1875 г. (напечатано в “Die Neue Zeit” (XI, I, стр. 52), он говорит:
“Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения одного в другое. Ему соответствует также политический переходный период, государственный строй которого ни что иное, как р е в о л ю ц и о н н а я д и к т а т у р а п р о л е т а р и а т а”.
К сожалению, Маркс недостаточно выяснил, что он понимал под диктатурой. Буквально это слово означает уничтожение демократии. Но при таком буквальном понимании оно означает также и единовластие одного лица, не связанного никакими законами, одновластие (самодержавие), которое отличается от деспотизма лишь тем, что оно не постоянное государственное учреждение, но средство преходящее, вызванное обстоятельствами.

Выражение “диктатура пролетариата”, следовательно, диктатура не единоличная, но класса, не позволяет заключить, что Маркс понимал диктатуру в буквальном смысле этого слова.
Он говорит в этом месте не о форме правления, но о состоянии, которое неизбежно должно наступить повсюду, где пролетариат завоюет политическую власть. Что он не имел здесь в виду форму правительства, доказывается его взглядом, что в Англии и Америке переход может совершиться мирным, следовательно демократическим путем.
Конечно, демократия не гарантирует еще мирного перехода, но последний без демократии невозможен.
Парижская Коммуна, как решительно установил это Энгельс в своем предисловии к третьему изданию работы Маркса, была диктатурой пролетариата.
Но одновременно она не была уничтожением демократии, но широчайшим применением ее на основе всеобщего избирательного права. Правительственная власть должна была быть подчинена избирательному праву.
“Коммуна образовалась из городских советов, избранных в различных округах Парижа на основе в с е о б щ е г о и з б и р а т е л ь н о г о п р а в а… В с е о б щ е е и з б и р а т е л ь н о е п р а в о должно было служить народу, объединенному в коммунах так же, как индивидуальное право служит каждому работодателю для выбора себе рабочих”.
Здесь Маркс все время говорит о всеобщем избирательном праве, о праве всего народа, а не об избирательном праве одного какого-нибудь привилегированного класса. Диктатура пролетариата была для него состоянием, которое необходимо вытекает из чистой демократии при преобладающем положении пролетариата.
Следовательно, тот, кто высказывается за диктатуру, а не за демократию, не смеет ссылаться на Маркса.
При исследовании этого вопроса нужно остерегаться смешения диктатуры как состояния с диктатурой как формой правления. Такое стремление к последней является спорным вопросом в наших рядах. Диктатура как форма правления равнозначна с лишением прав оппозиции. У нее отменяется избирательное право, свобода печати, коалиций. Следовательно, вопрос ставится так: нужны ли для победоносного пролетариата все эти меры и достигается ли социализм всего лучше при помощи или исключительно только при применении их.
Но прежде всего следует заметить, что если мы говорим о диктатуре как о форме правления, мы не можем говорить о диктатуре класса, ибо, как мы уже отметили, класс может господствовать, а не управлять. Следовательно, если под диктатурой понимать не состояние господства, но определенную форму правления, тогда можно говорить только о диктатуре одного лица или организации. Следовательно – не о диктатуре пролетариата, а диктатуре пролетарской партии.

Но тогда проблема тотчас же усложняется, так как сам пролетариат распадается на различные партии. Диктатура одной из них отнюдь уже не будет диктатурой пролетариата, но диктатурой одной части пролетариата над другой.

Ситуация еще больше осложняется, если и в социалистических партиях, в их отношении к пролетарским слоям произошел раскол, когда, например, одна партия достигает власти путем объединения городских пролетариев и крестьян. Тогда диктатура пролетариата превращается не только в диктатуру пролетариев над пролетариями, но также в диктатуру пролетариев и крестьян над пролетариями. Тогда диктатура пролетариата принимает поистине удивительные формы.
Следовательно, диктатура как уничтожение демократии могла бы возникнуть только в исключительных случаях, если необыкновенное стечение благоприятных обстоятельств даст пролетарской партии возможность захватить политическую власть, хотя большинство населения не только не на ее стороне, но даже враждебно ей.
Ну, а если всеобщее избирательное право выскажется против социалистического правительства, должно ли оно будет склониться перед волей народа, как это мы требуем от всякого правительства и продолжить борьбу за государственную власть на основе демократии, или же свергнуть демократию, чтобы укрепиться самому.
Какими средствами диктатура может удержаться у власти вопреки воле большинства народа?
Два пути имеются для этого: путь иезуитизма и путь бонапартизма. Мы уже говорили о государстве иезуитов в Парагвае [о государстве иезуитов в Парагвае см. текст в конце всего задания - В.П. ]. Колоссальное духовное превосходство над организованными ими беспомощными туземцами – вот средство, при помощи которого иезуиты утвердили свою диктатуру.

Социалистическое производство немыслимо без интеллигенции или вопреки ее желанию. То, что можно сказать о большинстве населения, недоверчиво или отрицательно настроенного к пролетарской партии, с равным правом относится и к интеллигенции.
Тогда победоносная пролетарская партия не будет интеллектуально превосходить остальное население, наоборот, она будет стоять даже ниже своих противников, хотя в социальном отношении ее теоретическая позиция в общем должна быть высшей.
Следовательно, путь Парагвая для Европы непригоден. Остается путь другой, путь, который избрал Наполеон 1-й 18 Брюмера и его племянник Наполеон 3-й, 2-го декабря 1852 г. Путь управления при помощи превосходства централизованной организации над неорганизованной народной массой и превосходства военной силы, противопоставленной безоружной или утомленной борьбой народной массе.
Может ли быть построено на таком основании социалистическое производство? Этот способ производства означает общественную организацию производства, требующего экономического самоуправления всей народной массы. Государственная организация производства при помощи бюрократии или диктатуры одного народного слоя не означает социализма. Для него нужно, чтобы широкие народные массы прошли школу организационных навыков, нужны многочисленные организации экономического и политического характера и неограниченная свобода их. Социалистическая организация труда не может быть казарменной.

Гражданская война становится постоянным состоянием диктатуры, так как ей всегда грозит опасность быть свергнутой.
Но нет большего препятствия для создания социалистического общества, чем внутренняя война. При современной стадии широкого географического разделения труда индустриальное крупное производство повсюду находится в сильнейшей зависимости от правильности путей сообщения и обеспеченности договорных отношений.

С полным правом русские социалисты всех направлений во время нынешней революции могли отметить необходимость мира для воссоздания общества. Но значительно пагубнее, чем внешняя война, для общественного хозяйства гражданская война, неизбежно разыгрывающаяся внутри страны, и не менее, чем вражеское вторжение, опустошающая ее, к тому же еще и более жестокая.
В гражданской войне каждая партия борется за свое существование и грозит побежденному полным уничтожением. Сознание этого легко делает ее чрезвычайно жестокой.
Надлежит различать с о ц и а л ь н у ю р е в о л ю ц и ю, п о л и т и ч е с к у ю р е в о л ю ц и ю и г р а ж д а н с к у ю в о й н у.
Социальная революция есть глубокое изменение всей общественной системы, изменение, проистекающее из нового способа производства. Это длительный процесс, длящийся иногда целые десятилетия, границы которого установить невозможно. Успешность его находится в прямой зависимости от мирных форм, в которых он протекает. Как внешняя, так и внутренняя война – его смертельные враги.

Вопрос о демократии и диктатуре, об их противоречии, приобрел злободневное значение в современной русской революции.
Русские социалисты вступили в нее в состоянии полного раскола. Они распадались на социалистов-революционеров и марксистов. Первые представляют главным образом крестьянство, которое в России в противоположность всему европейскому крестьянству есть революционный фактор и идет рука об руку с социалистическим пролетариатом. Им противостоят марксисты, представители промышленного пролетариата. Они снова распадаются на два направления: меньшевиков, полагающих, что при данных экономических условиях России революция может быть только буржуазной, если она не совпадает с европейской социалистической, и большевиков, верящих во всемогущество воли и силы и стремящихся, несмотря на отсталость России, провести теперь же социалистическую революцию. В течение революции противоречия углубились, меньшевики считали своей задачей до созыва национального учредительного собрания и установления последним окончательной формы правления участвовать во временном коалиционном правительстве. Большевики же желали еще до созыва учредительного собрания свергнуть это временное правительство и заменить его партийным.
К этому присоединилось еще глубокое разногласие в вопросах о мире. Меньшевики, так же как и большевики, желали немедленного мира, и те и другие желали его на основе Циммервальда – никаких аннексий, никаких контрибуций. Оба направления были представлены в Циммервальде. Меньшевики имели там большинство и хотели всеобщего мира, добиваясь принятия всеми воюющими сторонами лозунга: без аннексий и контрибуций. Пока это не достигнуто, русская армия должна оставаться под ружьем.

Большевики же требовали немедленного мира во что бы то ни стало и были готовы, если нужно, заключить сепаратный мир; они старались добиться его всеми силами, увеличивая уже и без того наступившую дезорганизацию армии.
Им содействовала усталость от войны войска и народа, а также и кажущаяся бездеятельность временного правительства, которое в политических и социальных реформах сделало значительно больше, чем какое либо буржуазное правительство за тот же период времени, но во всяком случае не столько, сколько ожидалось от революционного правительства.

Созыв учредительного собрания нельзя было провести так быстро, как желали. Прежде всего надлежало обновить старый чиновничий аппарат и создать демократические городские и земские правительства.
Выставление списков избирателей в таком колоссальном государстве, в котором последняя народная перепись была в 1897 г., натолкнулось на непреодолимые трудности. Вследствие этого созыв учредительного собрания снова отодвигался. Но прежде всего заключение мира не налаживалось.

Большевистская революция базировалась на предпосылке, что она станет исходным пунктом всеобщей европейской революции, что отважная инициатива России вызовет восстание европейского пролетариата.
Все это было логично и достаточно обосновано, как скоро принята предпосылка, что русская революция неизбежно вызовет европейскую. А что же тогда, когда последняя не наступит?
Предпосылка пока еще не подтвердилась. И европейские пролетарии обвиняются в измене русской революции, но это ни что иное, как обвинение неизвестного, ибо кого же можно сделать ответственным за поведение европейского пролетариата?
Наши большевистские товарищи поставили все на карту всеобщей европейской революции. Когда карта была бита, они должны были пойти по пути, который ставил перед ними неразрешимые задачи.
Без армии они должны были защищать Россию от могущественного и беспощадного врага; создать режим благосостояния для всех при всеобщем разложении и обеднении. Чем меньше было материальных и интеллектуальных условий для того, к чему они стремились, тем больше они вынуждались заменить недостающее применением голой силы диктатуры, и тем скорее, чем больше росла оппозиция против них в народных массах. Отсюда с неизбежностью диктатура вместо демократии.
Но если большевики ошиблись в своих расчетах, что, став правительством, им удастся развязать европейскую революцию, то не в меньшей мере ошиблись они и в другом ожидании, что достаточно им захватить в свои руки бразды правления, как ликующее большинство народа пойдет за ними. Правда, при создавшихся в России условиях они как оппозиция могли, как было уже отмечено, развить громадную пропагандистскую силу. Ничтожная кучка в начале революции, они стали настолько сильны, что могли захватить в свои руки власть. Но имели ли они за собой массы населения?
Это должно было установить учредительное собрание, созыва которого требовали как другие революционеры, так и сами большевики. Последние особенно бурно требовали некоторое время созыва учредительного собрания на основе всеобщего равного прямого и тайного избирательного права.

Конфликт с учредительным собранием сделался неизбежным. Он кончился победой советов, диктатура которых была провозглашена постоянной формой правительства России.
Советская организация – продукт русской революции 1905 г. Тогда происходили массовые выступления, для которых пролетариату необходима была особая массовая организация. Тайные организации социал-демократов, как и социалистов-революционеров, охватывали только сотни членов, влиявших на несколько тысяч рабочих.. Советы 1905 г. были местными организациями, ограниченными несколькими отдельными городами. Советы же 1917 г. были не только многочисленнее, но они иступили в тесную связь и соединились в большие союзы, которые снова слились в одну организацию, охватившую все государство, органом которой стал всероссийский съезд советов, – учреждение, созываемое время от времени, и центральный исполнительный комитет – учреждение постоянное.
Следовательно, советская организация – одно из важнейших явлений нашего времени. Она должна приобрести решающее значение в великой и решительной борьбе труда с капиталом.
Но можем ли мы теперь требовать большего от советов? Большевики, получившие вместе с левыми социалистами-революционерами после ноябрьской революции 1917 г. большинство в советах, после разгона учредительного собрания решили из совета, который до сих пор был б о е в ой о р г а н и з а ц и е й, сделать г о с у д а р с т в е н н у ю организацию. Они уничтожили демократию, которую народ завоевал в мартовскую революцию. Соответственно с этим большевики перестали называть себя социал-демократами, а приняли название коммунистов.

Советская республика должна быть организацией диктатуры пролетариата, которая, как говорит Ленин, должна сделать “возможным безболезненный переход к социализму”. Этот переход должен начаться тем, что “все не представленное в советах население делается политически бесправным”.
Мы изложили все, что нужно было сказать об идее диктатуры пролетариата.

1. Почему, по вашему мнению, большевики не закрепили в Конституции РСФСР 1918 г. предоставление политических прав всем гражданам России.

2. В чем Каутский видит главные различия между демократией и диктатурой в советской России и как характеризует советскую республику после разгона большевиками Учредительного собрания.

3. В чем, по вашему мнению, основная причина расхождений между Каутским и Лениным.

4.