Иезуитское государство в Парагвае (1637—1768 гг.).

// В кн.: Идеи планирования в прошлом и настоящем. Под ред. Н.А.Ковалевского. Кн. Вторая. Социальные мыслители. XVI-XIX века / Сост. Ст. Вольский. М., 1930.

Общая историческая обстановка.

В конце XVI и начале XVII века в клерикальных кругах под влия­нием общей обстановки, неблагоприятной для католицизма, зарождается смелая идея: власть Рима надо утвердить на прочной экономической базе, а для этого надо создать теократическое государство, целиком зависящее от Рима и служащее исключительно интересам этого последнего. С идеей теократического государства, — правда непохожего на папское, — носится Кампанелла, а одновременно с ним она проникает и в иезуитские круги (может быть под непосредствен­ным влиянием кампанелловской утопии). В первые же годы XVII столетия иезуиты приступают к ее практическому осуществлению на девственных территориях Южной Америки. Успеху их начинания спо­собствует целый ряд обстоятельств.

Папская власть очень благоприятно относилась к этой затее. С другой стороны, и испанские короли — отчасти под влиянием рели­гиозных соображений, отчасти по мотивам административного порядка — поддерживали планы иезуитского ордена. Кроме того, и в самой Южной Америке иезуиты имели прочную точку опоры, так как они занимались там миссионерскою деятельностью уже с половины XVI в. и пользовались большим успехом среди индейцев.

До 1602 г. иезуиты работали индивидуально и были подчинены юрисдикции местных духовных властей. В 1602 г. была созвана кон­ференция всех иезуитов, работавших в Парагвае и районе реки Ла Платы, которая и постановила обратиться к папскому престолу с просьбой о создании совершенно независимой местной иезуитской организации. В 1605 г. эта просьба была удовлетворена, и иезуиты по­лучили своего собственного начальника, назначенного непосредственно Римом. С этого времени и начинается постепенная и систематическая разработка планов административного и хозяйственного устройства в организуемых иезуитами поселениях.

В 1608 г. испанский король Филипп выдал иезуитам грамоту, пре­доставлявшую им исключительные права по части миссионерской ра­боты среди индейцев провинции Гуайра. В 1609 г. было основано первое поселение Лорето на верхнем течении реки Параны, а вскоре после этого начали основываться поселения (редукции) и в других местах. Успеху этих колонизационных попыток немало способствовал страх туземцев перед паулистами, т. е. работорговцами из португаль­ского города Сан Паоло (нынешняя Бразилия), устраивавшими воору­женные экспедиции для поимки рабов. К 1629 г. было основано уже 20 иезуитских миссий. Паулисты то и дело организовывали набеги на новооснованные редукции, и иезуитам сплошь и рядом приходилось брать на себя функции военачальников, обучать туземцев военному строю и вообще создавать постоянную и хорошо дисциплинированную армию. Иногда дело доходило до больших сражений, в которых уча­ствовала не одна тысяча человек. Часто однако и эти меры самоза­щиты оказывались недостаточными, и, чтобы избавиться от паулистов, иезуиты были вынуждены переносить редукции на новые места, отда­ленные на сотни километров от опасного соседства. Все это, разу­меется, немало тормозило хозяйственное развитие поселений, но, с другой стороны, значительно усиливало влияние иезуитов, в кото­рых туземцы видели своих единственных защитников и покровителей.

Систему административно-хозяйственной организации поселений впервые разработал провинциал (областной начальник иезуитского ордена) Диэго де Торрес, составивший подробные письменные инструк­ции (в 1609 г.), с которыми должны были сообразовывать свою работу колонизаторы-миссионеры. Окончательную форму устройство миссий получило в 1637 г., когда был выработан общий устав, утвержденный провинциальной конгрегацией и генералом ордена. В 1689 г. был издан второй дополненный регламент, остававшийся в силе вплоть до изгнания иезуитов. Предписания регламента, имевшие силу закона, были собраны в „Орденской книге“, которая хранилась в каждой деревне у заведывавшего ею священника.

Но во второй половине XVIII столетия картина резко изменилась: „просвещенный абсолютизм" объявил поход против иезуи­тов, докатившийся в конце концов и до фанатической Испании, фео­дально-помещичьи слои и соперничающие ордена усилили свой на­тиск, местные власти поддержали их, и редукции были обречены на гибель. В 1767 г. был издан указ об изгнании иезуитов, и в 1768 г. губернатор Буэнос-Айреса, опасавшийся сопротивления, отправил в иезуитские миссии большой вооруженный отряд для приведения в действие королевского указа. Иезуиты, не оказавшие никакого про­тиводействия, в числе 78 человек были арестованы и отправлены сначала в Буэнос-Айрес, а потом в Испанию. Формально общее устрой­ство редукций осталось неприкосновенным, и произошла лишь смена миссионеров. Но с появлением на сцене новых лиц весь прежний дух сразу исчез: новые руководители оказались сплошь продажными и неспособными администраторами, дисциплина пала, хозяйство пришло в полный упадок. Индейцы стали массами покидать поселения и воз­вращаться в девственные леса. Через тридцать лет после изгнания.иезуитов в миссиях не осталось ни одного человека.

Приводимые ниже отрывки взяты главным образом из след, со­чинений иезуитских писателей:

Muгаtori L. R. II Cristianesimo felice nelle Missioni dei Padri della Compania di Jesu nel Paragvay, Venezia, 1743—49. Мы пользовались французским перево­дом; Muratori L. Я. Relations des Missions du Paragvay, Paris, 1754. Charle­voix F. X., Histoire du Paragvay, Paris, 1756.

Отрывки из сочинений: Card i el J., Daclaracion de la verdad; его же. Breve relacion de las misiones del Paragvay: Hernandez P., Organizacion social de las doctrinas guaranias de la.Compania de Jesus и др., мы цитируем главным образом по книге:

Fassbinder, Maria, Der «Jesuitenstaat“ in Paragvay, Halle, 1926.

Нечего говорить, что сочинения эти отличаются апологетическим тоном, что можно обнаружить и в приводимых отрывках.

Иезуитские „редукции"

Природные условия. Населенные племенем гварани редук­ции, т. е. отдельные округа иезуитской республики, лежали между 25 и 30° южной широты. На юге страны простирается лагунообразная равнина, к северо-востоку постепенно переходящая в красивый хол­мистый край, который заканчивается непроходимыми лесами и высо­кими горными цепями.

„Не вся земля страны, где расположены редукции, подходит для одних и тех же промыслов: в тех областях, которые наиболее близки к тропикам, как например окрестности р. Параны, собирают мед, воск, маис и хлопок; наиболее северные—доставляют шерсть, коноплю и пшеницу; здесь мы находим хорошие пастбища с многочисленными стадами быков и баранов. Леса и реки изобилуют всюду дичью и рыбой, а то, что не извлекают из земли и рек, получают путем обмена; золото и серебро употребляются здесь только для украшения алтарей" (Шарльвуа, т. I, стр. 245).

Земли, лежащие по рекам Парана и Уругвай, отличаются необы­чайным плодородием.

„Индейцы сеют на своих полях все сорта зернового хлеба и овощей, особенно маис и маниок, являющийся наиболее обыкновенной их пищей... Они не сеют риса. Значительную роль в их хозяйстве играет культура проса, батата и особенно Парагвайской травы“ (Шарльвуа). Редукции находились в расстоянии 25— 30 км друг от друга. Главные пути сообщения доставляла сильно развитая сеть рек. В 30 редукциях числилось от 20 до 30 тыс. семей или 100—140 тыс. населения. Бросающейся в глаза чертой страны была ее географическая изоляция, которая вела к хозяйственной автархии как всей иезуитской респу­блики, так и ее составных частей — редукций.

Эта естественная изолированность страны, затруднявшая сношения с внешним миром, усиливалась еще и политикой культурной изоляции, которую старались проводить иезуиты.

Политика изоляции. „Иезуиты считали своим долгом при­нимать величайшие меры предосторожности, дабы воспрепятствовать тбму, чтобы эти новые христиане вступали в какие бы то ни было сношения с испанцами. Испанцы не имели даже права входить в по­селки Гварани иначе, как в свите епископа или губернатора. Необхо­димость этой предосторожности заставляла себя чувствовать все больше и больше и, чтобы убедиться в ней, нужно только видеть разницу между неофитами и теми, в отношении кого эта мера не была принята. Твердость отцов общества, — говорит дон Антонио де-Уллоа, — с какой они воспрещали доступ в редукции испанцам, метисам и индей­цам, давала поводы к многочисленным клеветам, но основания, кото­рые у них были, чтобы действовать так, одобрялись всеми благора­зумными людьми. Достоверно, что без этого их индейцев, которые живут ныне в чрезвычайной невинности, отличаются совершенным послушанием, не признают в небесах иного владыки, кроме Бога, а на земле иного владыки кроме короля, которые убеждены, что их пастыри учат их только доброму и истинному, и которые не знают ни мести, ни несправедливости, ни какой-либо из страстей, опусто­шающих землю, — этих индейцев скоро нельзя было бы и узнать“ (Шарльвуа, т. I, стр. 239 — 240).

„Почти до настоящего времени им не позволялось также говорить на испанском языке. Довольствовались тем, что детей учили читать и писать на этом языке. Тех, кого предназначали петь в церквях, учили также читать и писать по латыни. Миссионеры поступали так для того, чтобы индейцы не уходили из своих селений; в случае, если их призывали на какую-либо военную экспедицию или пользовались ими для государственной работы, их должен был сопровождать мис­сионер, служивший им в одно и то же время священником и пере­водчиком. Миссионеры считали, что общение с испанцами предста­вляло для них большую опасность. Однако Филипп V, боясь как бы эга предосторожность не дала повод заподозрить чистоту намерений иезуитов, предписал декретом от 28 декабря 1743 г., чтобы всех индейцев учили говорить по-испански. Но индейцы чувствуют к этому крайнее обращение, так что если только их не будут принуждать, никогда не удастся их склонить к этому, а применять здесь меры строгости будет очень трудно" (Шарльвуа, т. I, стр, 240).

Правовое положение и налоги. При основании поселе­ний иезуитам важно было устранить из жизни редукций все те влия­ния частно-правового и административного характера, которые могли бы подрывать их влияние и нарушать стройность созданной ими системы. Поэтому они добились от испанской короны: 1) признания индейцев лично свободными и навсегда изъятыми из-под действия норм, регу­лирующих личную и крепостную зависимость; 2) упрощения податной системы (устранения сборщиков податей и откупщиков, которые в условиях того времени, особенно в колониях, нередко совершенно разоряли земледельческие хозяйства). Это исключительное положение давало организаторам редукций полную свободу действий.

„Все индейцы, принявшие католическую веру и добровольно под­чинившиеся короне, являются непосредственными подданными короля, и ни их страна, ни их личность не могут быть когда бы то ни было переданы в феод ¹ или в комменду, как это практикуется в отно­шении других индейцев, подчиненных испанцам, ни зависеть в какой бы то ни было форме от частного лица.

„Все они платят подать в размере лишь одного пиастра в год с человека, в то время как прочие индейцы уплачивают в 5 раз больше и подвергаются еще многим другим притеснениям. Обратившиеся в христианство до 20 лет вовсе не облагаются, так же как и старики, принявшие католическую веру, и женщины и вообще лица, которым исполнилось более 50 лет. Точно так же в качестве дворян освобо­ждены от этого налога все кацики и 12 других индейцев, состоящих в каждой редукции на службе при церквах.

„Индейцы сами вносят свои деньги в столице провинции в руки королевских чиновников, которые немедленно выдают им письменные в том удостоверения. На должностных лицах редукций вкупе с мис­сионерами лежит обязанность заботиться, чтобы подать исправно уплачивалась, и это никогда не вызывает каких бы то ни было за­труднений. Таким образом в этой стране не имеют, как в Европе, дела со сборщиком податей, являющимся иногда большим бременем, чем сами налоги, которые они уполномочены взимать". (Муратори, стр. 175 —177). Подать (пиастр) иногда получалась от индейца в форме работы на общественном поле: каждый из них должен был засевать маисом 60 кв. футов земли (Фассбиндер, стр. 85).

Возникновение редукций. Муратори так изображает исто­рию индейских поселений: „После того как иезуиты собрали индейцев в довольно большом количестве, они научили их строить дома, име­ющие некоторый вид чистоты и симметрии. Эго стоило немного труда, так как эти дома или скорее хижины делались лишь из не­скольких кусков дерева, кое-как соединенных, и из ветвей деревьев, скрепленных бамбуковым тростником. В хижинах имелись цыновки. Все это было большим шагом вперед по сравнению с их прежними жилищами.

„С большим трудом им внушили мысль о необходимости обраба­тывать землю. Миссионеры не только снабжали их нужным количеством зерна для засева полей, но и давали им хлеб до времени сбора урожая... Жатва была изобильной, успех сделал их еще более прилеж­ными к работе.

„Миссионеры бесплатно снабжали их крючками для удочек, ножами, топорами, ножницами, иглами для шитья и другими подоб­ными вещами, которых индейцы чрезвычайно добиваются. Впослед­ствии миссионеры научили их делать кирпичи и известку" (Муратори, стр. 223). „Их первыми учителями были отцы иезуиты, ко­торых пригласили с этим намерением. Иногда даже миссионеры вы­нуждены были управлять плугом и брать в руки лопату, чтобы посвятить их в приемы земледелия и чтобы своим примером побудить их обрабатывать землю, сеять и собирать урожай" (Шарльвуа т. I, стр. 242 — 243).

Внешний вид поселений. „Редукции довольно велики, улицы прямы, как струна, дома однообразны. Общественная площадь, на которую выходит церковь, находится посередине, также как и арсенал, где хранится все оружие и боевые припасы" (Шарльвуа, т. I, стр. 245 — 246).

„Христианские поселки построены с большой простотой. Наиболее замечательным зданием является церковь, возле находится жилище миссионеров. Около них расположены все магазины и общественные житницы, где хранятся в общем фонде все хлеба, Парагвайская трава, хлопок и другие запасы, которые затем распределяются в течение года среди индейцев, согласно их потребностям. Лавки и мастерские всех ремесленников находятся в том же месте, самые дома индейцев расположены приблизительно так же, как лавки на рынке" (Мура- тори, стр. 191—192).

Система земельных отношений. Л. Земледелие. Система земельных отношений в иезуитской республике характеризовалась своеобразным сочетанием индиви^ального и общественного хозяйства. Личные нужды семьи (по крайней мере в эпоху расцвета иезуитской республики) должны были удовлетворяться за счет отводимого ей инди­видуального участка, общественные нужды — за счет общественного земельного фонда (общественные запашки).

Индивидуальное землепользование. „ Многие думают, — пишет Шарльвуа, — что в этой республике никто не владеет ничем в качестве собственности и что еженедельно каждая семья получает то, что ей нужно для питания и время от времени для других надоб­ностей. Нечто подобное могло иметь место тогда, когда индейцы, только, что соединенные вместе, совсем еще не были в состоянии обеспечить свои нужды собственным трудом, и когда они не были еще приучены к оседлому образу жизни и хорошо устроены, в надежных местах. Но позже, особенно, когда они уже перестали бояться того, что им придется менять свое местопребывание, каждой семье отвели участок земли, который может, — если его обрабатывать так, как их научили, — доставить им все необходимое. По характеру, какой им свойствен, они вовсе еще не знают излишества и, судя по манере, в какой их воспитывают, вероятно никогда и не будут его знать. Впрочем, все, что они извлекают из своей земли, известно; точно так же обстоит дело и с результатом их торговли, которая может производиться только на глазах тех, кто наиболее заинтересован в том, чтобы не­отступно заботиться о них" (т. I, стр. 244 — 245).

„Каждый из жителей располагает участком земли, который ему ссужается республикой; он имеет на него право пользования, никому не будучи за это что-либо должным, кроме одного пиастр ежегодной подати государю. Он богат соразмерно своему прилежанию к труду" (Муратори, стр. 188).

Участки, предоставляемые семье в индивидуальное пользование, носят имя Яхамбаэ (Ahambae)— „владение индейцев", хотя настоящим собственником и этих земель является община. Но так как держатели семейных участков владеют ими на пожизненном праве пользования и не платят за эту землю никаких налогов, они смотрят на нее, как на свою собственность. Весь доход с семейного надела юридически составляет частную собственность владельца и идет на содержание семьи. Остаток может быть использован для меновой торговли, что фактически бывает очень редко; в одном случае говорится о мулате, который занимался такой торговлей: „приходили индейцы и удивлялись изобилию, которое у него было; однако никто не стал подражать ему“.

Когда умирает глава семьи, надел возвращается к общине, а дети получают другие участки, одинакового качества с отцовским.

На индивидуальных участках возделывались главным образом хлебные злаки, технические же растения культивировались на обще­ственных землях. Это вызывалось отсутствием у индейцев хозяйствен­ных традиций. „В начале у каждого было свое поле хлопчатника, но так как индейские женщины собирали хлопок лишь в тот момент, когда они в нем нуждались, а остальному давали пропадать, то в конце концов хлопок стали разводить на общественных полях, — в некоторых редукциях частью, в большинстве целиком. Для сбора хлопка привлекали детей, так как на них можно было более поло­житься, чем на взрослых (Муратори).

Та же бесхозяйственность вынудила иезуитов заменить индивиду­альный рабочий инвентарь (главным образом рабочий скот) инвен­тарем общественным. Таким образом индивидуальное хозяйство стало в прямую техническо-про изводственную зависимость от общественного хозяйства.

Общественный рабочий инвентарь (рабочий скот). „Каждой семье для обработки ее поля ссужают одну или две пары быков. Этот скот, если бы он принадлежал индейцам на праве собственности, скоро оказался бы негодным к употреблению. Ибо часто наблюдали, что индейцы, желая избавиться от труда снимать ежедневно ярмо с этих животных, все время оставляли их в запряжке. Другие убивали их и затем съедали в очень короткий срок и были не в состоянии, когда их в этом упрекали, объяснить это другой при­чиной, кроме того, что они голодны. Ныне они сохраняют скот и очень о нем заботятся, потому что обязаны по истечении некоторого вре­мени вернуть его в добром состоянии" (Муратори, стр. 197).

Регулирование индивидуального хозяйства. „А вот меры, какие принимаются мудрыми служителями Евангелия с целью поддержать в редукциях изобилие и вырвагь индейцев из их беспеч­ности и природной лени. Отведя каждой семье участок земли, более чем достаточный для ее пропитания, ей дают количество зе(на, необ­ходимое для посева, но на у'ловии, что после жатвы она принесет в общественные склады то же количество, которое она получила, с тем, чтобы эти общественные фонды, предназначенные для обсе­менения земель, никогда не терпе; и убытка. При этсм однако сбср урожая индейцы должны были хранить не у себя, а на общественных складах: „У Гварани оставляли из жатвы необходимое на 2 — 3 ме­сяца, остальное же помещали в мешках, на которых ставились их имена, в склад, куда время от времени они могли являться за попол­нением своих запасов" (Кардиэль). „Нельзя сомневаться, чго без этой предосторожноои индейцы съели бы все и лишили бы себя даже надежды на новую жатву". (Муратори, стр. 196).

Общинный земельный фонд. „Какие меры предосторож­ности ни принимаются, всегда многим нехватает съестных припасов к середине года, потому ли, что они были бедны или их постигло какое-либо особое бедствие, или же потому, что они повинны в не­исправимой небрежности, или же в безрассудной расточительюсти. В редукциях не хотят терпеть никакого нищенства, а еще менее поставить бедняков в необходимость воровать; чтобы устранить оба эти затруднения, поступили следующим образом:

„Кроме участков, передаваемых отдельным семьям, около каждого поселения имеется очень обширное пространство лучшей и наиболее плодородной земли, какую только можно найти и которую индейцы называют Тупамбаэ (Тирашаё), т. е. „владение бога". Управление ею поручется кому-либо из смышленных и трудолюбивых индейцев. Эта земля обрабатывается согласно указаниям миссионеров детьми редукции, которые употребляются для этой работы до 15 летнего возраста и воз­мещают количеством недостаток в силах". (Муратори, стр. 197 — 198).

„Продукты с земель, принадлежащих общине, складываются в об­щественные магазины для непредвиденных надобностей, для содер­жания церкеей и всего относящегося к богопочитгнию, для вд^гв, сирот, немощных, для тех, кто занят службой при церкви, кто отгра- влен на войну или на работы для короля, а также для кациков, коррехидоров и иных должностных лиц, пекущихся о добром порядке и благочинии; далее, для тех, кто находится в нужде, кякова бы ни была бы ее причина, а также для пополнения запасов в случае дурных урожаев В этом последнем случае помошь оказывается даже другим поселкам, которым помогают, поскольку возможно, в их нуждах. Излишек, когда он имеется, поступает в торговый фонд, из ко­торого уплачивают подать, покупают все нужное для войны, а также припасы, которых не доставляет король; наконец, из этого же фонда покупают золото, серебро, железо, медь, сталь, чтобы изготовлять оружие и украшения для алтарей" (Шарпьвуа, т. I, стр. 245).

К этой в собственном смысле обшинной земле, предназначав­шейся для «облегчения индейцев", принадлежала большая часть земли, расположенной вблизи редукции.

За исключением кациков, должностных лиц и ремесленников, все мужчины редукции должны были два дня в неделю (в субботу и понедельник) работать на общественной земле. С раннего возраста к различным вспомогательным работам привлекаются дети; работами, которые доступны их силам и способностям, занимаются также жен­щины (Шарльвуа т. I, стр. 243). Они работают в поле главным об­разом по сбору хлопка.

Регулирование рабочего времени. Главный рабочий период продолжался от праздника тела господня до Рождества, зна­чит, приблизительно б месяцев. Но для фактически выполнявшейся за то время работы европейцам понадобилось бы всего 4 недели. Все остальные занятия в течение этого времени откладывались по воз­можности в сторону. Между прочим, в сезон посева и жатвы прекра­щаются все работы в мастерских (Кардиэль). Священник назначал дни для начала посева и жатвы и давал кацикам и кабильдантам (должностным лицам общины) каждое утро точные указания, что делать в течение данного дня.

Муратори дает описание рабочего дня детей редукции. „Ежедневно, как только начинает светать, все дети идут в церковь, где мальчики помещаются на одной стороне, а девочки на другой. Здесь они поют в два хора утренние молитвы до тех пор, пока не взойдет солнце. Тогда служится месса, присутствовать на которой должны все обитатели редукции, если только у них нет законных оснований быть освобожденными от нее“ (Муратори стр. 102). „После мессы каждый из взрослых и детей отправляется на работу. Дети отправля­ются на Тупамбаэ, за исключением тех, кто остается в школах или мастерских. Здесь они проводят весь день, занимаясь, в зависимости от времени года, тем, что срезают маис, очищают его зерна, снимают овощи и ухаживают за хлопчатником. Все это требует наибольшего усердия. За два часа до захода солнца дети оставляют работу и идут в цер овь, где миссионеры учат их катехизису" (Мурагоря, стр. 198—299). „Колокол зовет всех верующих в церковь, и они все вместе молятся по четкам и поюг вечерние молитвы" (Муратори, стр. 102). „По выходе из церкви девочки собираются на площади, а мальчики во дворе миссионера. Среди тех и других распределяют говядину, которую они съедают у себя дома, прежде чем отправиться спать" (Муратори, стр. 199).

Г. Трудовая дисциплина. Как мы уже видели из предыдущего, трудовая дисциплина внедрялась путем непосредственного вмешатель­ства священника во все трудовые процессы, протекавшие в хозяйстве редукций, а также с помощью специальных лиц, надзиравших за работами в мастерских. Этой же цели служили и средства религиоз­ного воздействия, к которым примитивные индейцы были особенно восприимчивы. Но, несмотря на похвалы, с которыми иезуиты обычно отзывались о послушании и прилежании индейцев, средства эти ока­зывались недостаточными, и в редукциях практиковалась целая система надзора за индивидуальными работами и репрессий по отно­шению к ленивым. „Миссионеры избирают среди индейцев наиболее деятельных и бдительных, надсмотрщиков, которым они поручают обходить деревню и наблюдать, работают ли жители, засевают ли хлеб и собирают ли жатву во-время, принимают ли меры, чтобы собранных запасов хлеба хватило до следующего года, наконец хорошо ли заботятся о скоте. Все те, кто оказывается виновным, сурово наказываются. И общественный интерес, и интерес частных лиц требует, чтобы каждый выполнил свое задание, и чтобы ленивые не жили за счет тех, которые более прилежны к труду“ (Муратори, стр. 197).

„Нужно было дать им (Гварани) надзирателей, которые явля­ются всюду, чтобы посмотреть, работают ли они, и находится ли их скот в добром состоянии; эти надзиратели имеют право наказывать индейцев, когда находят их виновными, что ныне бывает довольно редко.

„Однако, несмотря на все предосторожности, о которых я гово­рил, часто приходится еще прибегать к особым средствам, чтобы дать просуществовать многим семьям до конца года, ибо в этой республике не терпят ни одного нищего, дабы не появились воровство и леность. Самое действительное средство исправить последний недостаток — это присуждение ленивых к работам на запас­ных полях, о которых мы говорили и которые носят имя божьего владения; но так как не следует очень рассчитывать на подобных работников, то их соединяют с другими, в которых более уверены.

„Отцов семейств заставляют также присылать сюда с ранних пор своих детей, чтобы воспитывать их и приучать к труду. Их урок со­образуется с их силами, и они всегда подвергаются наказанию, если не выполняют его“ (Шарльвуа, т. 1, стр. 247).

Д. Распределение. В каждой редукции весь урожай посту­пает в склад — „великую житницу для всей общины“ (Сепп), который находится при здании коллегии. Во главе склада стоит мажордом с подчиненными ему должностными лицами— счетоводом (contador) и фискалом (fiscal). Ключ от склада находится у священника. С его позволения и под его руководством должностные лица склада рас­пределяют запасы и продают излишки.

Семенной хлеб и Парагвайская трава распределяются между всеми жителями; большинство получает также хлопок, табак и сахар, потому что этих продуктов почти не производится на индивидуальных участках.

Часто приходится выдавать из общественного склада маис и струч­ковые растения — главное средство питания индейцев, — когда запасы этих продуктов, хотя и возделываемых на индивидуальных участках, приходят к концу. Урожай плодов в принадлежащих общине лесах точно так же распределяется среди всего населения (Фассбиндер).

Огромную роль в жизни редукций играл мясной паек, распре­делявшийся среди всех жителей. Вначале иезуиты пробовали выдавать отдельным семьям для пищи целых животных, но такой порядок ока­зался неудобным.

Сепп пишет: „Если сегодня я дал одному отцу семейства с его домочадцами в пищу корову на три дня, то сегодня же до заката солнца его сородичи начисто ее съедят, и завтра рано утром он придет ко мне и скажет: „отец, у меня нет мяса, мне очень голодно". Поэтому отцам-миссионерам приходится ежедневно выдавать отцу, матери, дочерям и сыновьям по куску мяса, иногда даже два раза в день“. В каждой редукции имеются общинные мясники, которые отправляют свое ремесло во дворе коллегии”.

Кардиэль пишет: „Лишь немногие деревни могут выдавать мясо ежедневно, некоторые распределяют его 3-4 раза в неделю, другие два раза; я был в одной деревне, где мясо выдавалось только один раз в неделю" (цит. у Фассбиндер, стр. 101).

Собираемые в общественных складах продукты и изделия давали возможность создать ряд учреждений общей полезности. В каждом селении был приют для женщин, мужья которых находи­лись в отсутствии и которые не имели грудных детей, а также приют для вдов, стариков и калек. Их кормили и одевали, и им давали работу, соответственно их способностям (Фунес).

Муратори говорит, что в редукциях „имеются фонды, учрежденные для поддержки бедняков. Несовершеннолетние дети после смерти отца содержались на общественный счет.

„Если обитатели одного поселения получили плохой урожай хлеба, соседние редукции спешат им на помощь и облегчают их нужду. Редукции дают им возможность как следует просуществовать до следующего года и засеять свои земли и не требуют в вознагражде­ние за такую услугу ничего иного, кроме такой же помощи в случае подобной нужды" (Муратори, стр. 116-117,).

Наконец, „в центре Парагвая имеется аптека, содержимая на общественный счет и доставляющая во все редукции медикаменты, в которых они имеют нужду, а также библиотека, общая для всех миссионеров" (Муратори, стр. 202).

Регулирование торговых операций. „Индейцы не способны вести торговлю сами, и поэтому с ними должно обращаться как с несовершеннолетними, которые нуждаются в опекуне" (Эрнан­дес, цит. у Фассбиндер, стр. 108). Согласно „законам Индии^» акты купли- продажи, производившейся между индейцами и между ними и путе­шественниками, действительны только в том случае, если они совер­шены в присутствии протектора или его заместителя — священника.

Чтобы облегчить контроль и не допустить возникновения в ре­дукциях торгового сословия, которое могло эксплоотировать туземцев и поставить их в экономическую от себя зависимость, иезуиты воспре­тили постоянное или длительное пребывание в индейских деревнях испанцам, мулатам, метисам и неграм, т. е. всем тем элементам, из среды которых при тогдашних условиях только и могли выходить торговцы. Иностранцы-путешественники могли останавливаться в де­ревнях на два, а проезжие купцы —на три дня; при этом они были обязаны проживать в общественных гостиницах и получали содержа­ние за счет деревни.

Инструкция, изданная еще в 1610 г., предписывала: „Когда к нам в редукцию приезжают испанцы, принимайте их с любовью и при­глашайте к себе, как только они появятся, однако не позволяйте им оставаться много дней, или чинить обиды, или дурно себя вести и отнюдь не давайте им грабить индейцев" (Фассбиндер, стр. 121).

Приезжим запрещалось какое бы то ни было непосредственное общение с обитателями редукции. Они должны были выставлять свои товары в гостинице, куда и направлялись гварани, н-елавшие что-либо купить в обмен на свои сельскохозяйственные или промыш­ленные продукты. В эту же гостиницу шел и управляющий складами, которому надо было что-либо приобрести для общины. Сделки со­вершались обязательно в присутствии патера. Запрещения свободной торговли постоянно вызывали нарекания со стороны испанцев

Система твердых цен. „Цены на все товары, — пишет Му- ратори, —фиксированы и не мсгут быть изменяемы ни под каким пред­логом. Таким образом корыстолюбие не находит никакого доступа к новообращенным" (Муратори, стр. 213-214). „Эти цены, — замечает Кардиэль, — никогда не изменяются и остаются одинаковыми незави­симо от того, имеется ли большая нужда в продуктах или изобилие" (Фассбиндер, стр. 111).

Твердые цены на все товары по примеру города Асунсионэ орден­ские власти установили в pesos huecos (в противоположность pesofuerte peso hueco равнялся шести реалам или трем-четырем сереб­ряным пиастрам).

Списки товаров с ценами на них хранились у священника. Со­гласно этим спискам одна арроба (11, 5 кг) Парагвайской травы стоила 2 пиастра, 1 арроба табаку 4 пиастра, 1 арроба хлопка 2 пиастра, 1 фанега (55, 5 литров) маиса 1 пиастр, 1 арр'ба сала 4 реала, 1 локоть кедрового дерева в поллоктя ширины и 4 пальца толщины— 2 реала, свинья или овца — 4 реала, осел — 4 пиастра, племенной осел — 8 пиастров и т. д.

Денежная система. Отсутствие в стране благородных метал­лов, так же как и сознательно проводимая политика, привели к тому, что в поселениях не было металлического обращения. Peso hueco являлся только единицей счета для определения и фиксации цен, но не средством обмена и фактических оплат. Для этих последних целей служили определенные туземные продукты, так называемые monedas de la tierra (монеты страны).

„Главной монетой, которая обращается подобно серебру, является Парагвайская трава" (Монтойя, цит. у Фассбинаер, стр. 112). Муриель называет еще табак, мед, маис (там же). Средством обращения слу­жила тачже хлопчатобумажная ткань, один локоть которой прирав­нивался к одному пиастру. Эта „четырехвалюгная" система (Параг­вайская трава, табак, маис, мед) была признана официально, и вхо­дившие в нее товары считались законным платежным средством.

„Не существовало в редукциях металлических денег и для торговли с колониальными городами вне Парагвая: гвардии продавали там свои товары и на вырученные деньги покупали другие, в которых имели нужду" (Шарльвуа, т. I).

Монополия внешней торговли. Благодаря системе скла­дов и точному счетоводству можно было в каждый момент устано­вить, каких товаров нехватает в деревне и какие имеются в из­бытке. Главные массы товарного фонда направлялись в Буэнос-Айрес и Санта-Фе. Обширная и сильно разветвленная система вод­ных путей чр звьнайно облегчала транспорт.

Для перевозок употреблялись бальсы (balsa — род плота), на ко­торых из леса, тростника и кож возводили домик для „патера", иногда сопровождавшего транспорт (чаще „ехали вовсе без патера") (Кардиэль\ а также для приема товаров. По Паране товары отпра­влялись на более крупных баржах с веслами и парусами.

Товары сопровождались наиболее надежными из гварани. Их встречал в городе прокуратор, который заботился о помещении и содержании для них. Они вручали ему письма миссионеров, а также списки товаров, привезенных для продажи, вместе со списками това­ров, подпе жащих покупке.

„Все эти вещи передаются в руки генерального прокуратора иезу­итских миссионеров. Последний продает или обменивает их с наи­большей возможной выгодой. После того как он вычтет из дохода от торговых операций уплачиваемую королю подать, он составляет для редукции точный отчет обо всем. Остаток он употребляет на по­купку вещей, которые, как ему известно, полезны или необходимы индейцам, ничего не удерживая для себя самого" (Муратори, стр. 264 - 270).

Если не было возможности продать продукты немедленно, то то­вары, снабженные надписями, с названием каждой деревни, клались на хранение, а прокуратор выдавал деньги на покупку необходимых вещей, чтобы гварани не оставались долго вдали от своих семейств. Если же в распоряжении прокуратора денег не было, то индейцам приходилось ждать, пока он не уладит их дела. Иной раз оказыва­лось, что привезенных из одной деревни товаров не достаточно для оплаты того, что ей требуется, или что они превышают общую стои­мость необходимых покупок. В этих случаях точно определенная раз­ница вносилась прокуратором в книги и зачитывалась на счет буду­щего года (Фассбиндер).