Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 6. Когда плотник закончил возведение стойки, какая‑то сказочность ушла из бара






 

Когда плотник закончил возведение стойки, какая‑ то сказочность ушла из бара. За стойкой Мадам Кото расположила стул, пластиковые чашки для мелкой сдачи, ведро с супом и большие тыквины вина. Она была очень деловитой. Плотнику было заплачено частично деньгами, а частично вином. Он был уже изрядно пьян, и когда я появился, Мадам Кото старалась его прогнать. Он не двигался с места и продолжал требовать вина. Он говорил, что для него важно напиться как следует по окончании работы. Мадам Кото укоряла его за то, что он постоянно пил во время работы, что стойка слегка скособочена на сторону и производит впечатление неустойчивости.

Но плотник был непроницаем для критики. Мадам Кото продолжала подзуживать его, а плотник продолжал пить. Голубая муха утонула в его стакане, и он флегматично пил, цедя вино сквозь зубы, бормоча свои ответы Мадам Кото и жалуясь на то, как мало она ему заплатила. Стойка заняла много места. В баре приятно пахло свежей древесиной. На полу валялись гвозди и стружки, которые плотник не захотел подметать. Мадам Кото отказалась принести ему еще вина. Тогда он попросил меня сбегать за водой.

– Я пьянею и от воды, – сказал он.

– Не приноси ему воды, – распорядилась Мадам Кото.

Она села за свою только что выстроенную стойку, и ее массивное тело как клин втиснулось между стенкой и деревом. Она обозревала все хозяйским глазом. Плотник уснул. Она обмахнула стол метлой. Плотник поднялся, прошел во двор, и вскоре мы услышали, как он мочится и пукает. Мадам Кото выскочила за ним, я – за ней, и мы увидели, что он писает прямо на горящие дрова. Она тут же схватила стоявшую рядом метлу и стала дубасить его по шее, и он побежал, продолжая писать и безумно хохоча. Она преследовала его по всей улице. Я вошел вовнутрь и сел в угол, а через какое‑ то время вернулась Мадам Кото, с капельками пота над верхней губой. Она бросила метлу возле глиняного котла и сказала:

– Я пойду прилягу. Если кто‑ нибудь придет, зови меня.

Она вышла. Я слышал, как она расправляется с мокрыми дровами, ругая плотника. Затем я перестал ее слышать. В баре стояла жара, но запах свежеобструганного дерева был сладкий и успокаивающий. Мухи спиралями кружились в воздухе. Я заметил на стене плакат с рекламой кока‑ колы. Это была картинка с полуобнаженной белой женщиной с большими грудями. Вбежали ящерицы, остановились на полу посредине бара, поприветствовали меня, кивнув, и когда я им ответил, побежали дальше. Я лег на скамейку и начал отходить ко сну.

Я проснулся, когда мужчина в грязной одежде забежал в бар, неся в руке один тапок. Он ринулся в дверь на задний двор, потом обратно, и в панике встал посреди бара, мечась из стороны в сторону. Затем он вытащил носовой платок, вытер лицо, и умоляюще на меня посмотрел.

– Где я могу спрятаться?

– Зачем?

– Меня ищут люди.

– Почему?

– Из‑ за политики.

– А вы политик?

Он смутился.

– Из этого дома можно выйти на дорогу через задние дворы?

– Я не знаю.

– Если я дам тебе денег, ты поможешь мне?

– Зачем?

– Ты что, болван, что ли? Ты что, хочешь, чтобы они убили меня?

– Нет.

Он опять что‑ то сказал, но тут мы услышали грубые голоса, приближающиеся с улицы. Голоса толпы. Они шли прямиком к бару. Мужчина потер руки, зажав тапок между ладоней, побежал в одну сторону, потом в другую, сказал «Боже, спаси меня» и взял меня за руку. Я указал ему на заднюю дверь. В благодарность он отдал мне свой платок и исчез. Я никак не мог понять, что это был за платок. Он был отвратительный и такого цвета, каких не бывает на земле. Я пошел и выбросил его на заднем дворе.

Когда я вернулся, голоса были уже около занавеси. Некоторые из людей ушли дальше по улице, крича и пререкаясь. Затем двое мужчин с голыми торсами и крепкими мускулами, вошли в бар. Они направились прямо ко мне. Я уже где‑ то их видел. Один из них приходил к нам в комнату вместе с лендлордом. А другой был из тех громил, что бессмысленно дрались на нашей улице. У него была перевязана голова. Оба они возвышались надо мной. У того, что с повязкой на голове, были грубые и страшные ноздри, которые расширялись и дергались, когда он дышал. У другого были большие губы и маленькие глаза.

– Где мадам? – спросил тот, что с повязкой.

– Я не знаю.

– А ты кто?

– Я мальчик.

Оба они уставились на меня с устращающими лицами. Запах их пота наполнил бар. Они внесли с собой дикую угрозу, и их могучие груди вздымались и опадали. Затем внезапно они припали к полу, и один из них стал заглядывать под скамейки и столы, а другой – под стойку и за дверь. Они вернулись и опять встали передо мной. Затем, словно у них был один мозг на двоих, они снова пригнулись, и один прошел через заднюю дверь, а другой через входную. Вернулись они также из разных дверей. Затем они уселись напротив меня.

– Есть ли в баре пальмовое вино? – спросил мужчина с маленькими глазами.

– Нет.

– Почему нет?

– Разносчик еще не принес его.

– А вода?

– Нет.

– Почему нет?

– Колодец пересох.

Они недоверчиво на меня поглядели. Тот, что с повязкой, сказал:

– Есть ли перечный суп?

– Нет.

– Когда он поспеет?

– Мадам еще не приготовила его.

Мужчина с маленькими глазами пошел к глиняному котлу, поднял крышку и заглянул туда.

– А это разве не вода?

– Вода, но туда пописал сумасшедший.

– Откуда ты знаешь?

– Не знаю. Но мадам сказала, что он сумасшедший.

– Почему же ты не вылил ее?

– Мне не поднять котел.

Он поставил крышку на место и опять сел на скамейку. Мухи кружились над мужчинами.

– Ты что, дурачишь нас?

– Нет.

Мужчина с перевязанной головой вынул из кармана брюк ножик. Он начал что‑ то вырезать на столе, состругивая дерево.

– Не делайте этого, – сказал я.

– Почему?

– Мадам будет сердиться.

– Не будет. Она наш друг. Наша партия любит ее.

Какое‑ то время они молчали. Один из них поймал муху, убил ее, сдул с ладони и засмеялся.

– Я убил муху, – сказал он своему компаньону, который кивнул, но промолчал.

Затем тот, что с повязкой, искоса бросил на меня угрожающий взгляд и сказал:

– Никто сюда не заходил?

– Нет, – ответил я.

Они немного успокоились. Затем, словно у них были уши снаружи бара, словно их ноздри почувствовали что‑ то на далеком расстоянии, они оба встали и ринулись к двери на задний двор. Мухи жужжали в тишине. Я пошел на двор и посмотрел по сторонам. Они ушли.

Позже я услышал голоса. Двое мужчин кричали, а кто‑ то тонким голоском доказывал свою невиновность. Голоса приближались, становились громче, а затем стали удаляться. Потом со двора голоса зазвучали снова, их было много. Казалось, множество людей были вовлечены в какой‑ то спор. Тонкий голосок тонул в многоголосьи. Я поспешил наружу и увидел, что громилы поймали того человека. Они тащили его по коридору на задний двор. Громилы держали его за руки – он позволил‑ таки им схватить себя. Некоторые люди из толпы спрашивали, что сделал этот человек. Мадам Кото вышла из своей комнаты, увидела громил и этого несчастливца, и поспешила обратно к себе.

Толпа и громилы устроили сутолоку. Голос человека становился все тоньше, его протесты все слабее, его взволнованное лицо дергалось, словно он хотел, чтобы мир узнал, что он принимает свой жребий.

Затем он начал умолять громил. Он умолял их оставить его в покое, что он никогда не будет идти им наперекор, что тогда он был слепым. Потом он стал просить толпу помочь ему. Толпа разделилась, решая его судьбу, но внезапно мужчина вырвался и стал пробивать себе дорогу через толпу, отпихнув женщину с ребенком и случайно локтем ударив в живот беременную женщину. Он наскочил на меня с такой силой, что я упал и ударился головой о полено.

– Хватай его, хватай, – кричали громилы.

– Держи, держи предателя!

– Вор! Вор!

Они пустились бежать за ним, и громила с маленькими глазками в отчаянном прыжке вцепился убегавшему в ногу. Мужчина свалился, и громилы бросились его избивать. Он встал на колени, и двое мужчин стали осыпать его градом ударов и пинков. Он свернулся в клубок, но они продолжали дубасить его, изобретая всё новые формы избиения – удары в поддых, зажимы и локтевые атаки, радуясь своим изобретениям.

– Хватит с него, – сказала из толпы Мадам Кото, впрочем, не очень убедительно.

Громилы не обратили на нее внимания. Они, все еще неудовлетворенные, продолжали его бить. Затем подняли на ноги. Он весь дрожал и плакал, из его носа текла кровь, рот скривился, кровь текла и из одного глаза, лицо было все в синяках, в семи местах были видны порезы, и люди из толпы то и дело отводили от него глаза. Затем какая‑ то женщина стала просить за него. Она говорила о милосердии, доброте, любви Бога и милости Аллаха. Двое громил, чтобы угодить толпе, сказали, что этот мужчина – низкая тварь, он до бесчувствия избивал свою жену и бросил троих детей. Что дети голодали, а жена лежала в госпитале семь дней. Громилы сказали, что жена этой твари приходится одному из них сестрой. Толпа пришла в ярость от такого злодейства. И пока громилы тащили его, все женщины били его по голове и осыпали градом проклятий за трусость и жестокость.

Громилы повели его в лес. Его одежда была порвана. Голова низко свисала. Он шел как обессиленный, обреченный человек, который скоро должен умереть.

Когда громилы с мужчиной исчезли, толпа разошлась, но поселковые люди оставались на месте. На их лицах была написана жестокая правда их жизней, их боль и голод, и в своих бедных одеждах они стояли возле бара и смотрели в лес, словно вот‑ вот он подаст угрожающий знак или откроет свои страшные тайны.

Они не двинулись с места, даже когда услышали крик мужчины, эхом прокатившийся над деревьями.

Первой тишину нарушила Мадам Кото. Она пошла к складу дров и стала разводить огонь, словно показывая, что на свете есть очень немного вещей, которые могут остановить течение ее жизни.

Женщины смотрели на нее, пока она разводила огонь. Я смотрел на них всех. Мадам Кото с ее деловитостью, казалось, находилась вне остальных, она была другой, далекой от их страстей. Густая стая птиц, напоминавшая быстро меняющиеся геометрические фигуры, описала в небе круг, отбросив тени на горячую землю. Соседи разошлись по комнатам, чтобы заняться своими делами.

Я пошел в бар и лег на скамейку. Закрыв глаза, я услышал как вошла Мадам Кото. Она сказала:

– Если ты будешь себя плохо вести, то же самое случится с тобой.

– Что?

– Лес проглотит тебя.

– Тогда я стану деревом, – ответил я.

– Вот они и срубят тебя, чтобы проложить дорогу.

– Тогда я превращусь в дорогу.

– Машины будут ездить по тебе, коровы будут гадить на тебя, люди будут совершать жертвоприношения на твоем лице.

– А я буду кричать по ночам. И тогда люди будут вспоминать про лес.

Она замолкла. Я не открывал глаз. Я слышал, как она подняла глиняный котел, как вылила из него воду, а потом ушла.

Мне казалось, что жара поменяла все цвета. Лежа на скамейке в баре и слыша птиц, которые пели призывными голосами, я почувствовал, как во мне открывается бескрайнее пространство мира и покоя. Оно углублялось и расширялось. Оно овевало прохладой мою кожу.

Приятные голоса звучали из буша. Я прислушивался к муэдзину и одновременно слышал, как я сам легко похрапывал. Внезапно в моем мозгу возникла странная фигура, какое‑ то тело мифического зверя, гниющее на дороге. Я сел. Мои ноги не касались земли. Я осмотрелся и увидел, что на меня смотрит ящерица, как будто я собираюсь пропеть ей песню. Птицы выводили свои мелодии, которые я не мог расшифровать.

Я снова прилег, прислушиваясь к голосам школьников, звонким от радости игр и общения. Я слышал в себе множество голосов. Скамейка поддерживала мою спину. Я опять закрыл глаза, и внутри меня стало темно. На черном фоне разворачивалась еще более глубокая темень. Меня потащило в водоворот. Я не сопротивлялся; и тогда тьма стала светом. И пока я плыл, пронзенный, похищенный, передо мной предстало лицо – сверкающее изумрудами, с глубокими глазами каменной голубизны, с улыбкой того несчастного, который только что погиб. Был ли он воплощением великого короля мира духов? Он смотрел на меня, и пока я старался глубже проникнуть взглядом в таинство его лица, я почувствовал, как падаю в свет. Мои глаза раскрылись от его слишком сильной яркости.

Я снова закрыл глаза. Я услышал неожиданный звук. Странный ужас, похожий на руки, вытаскивающие из уже привычной темноты, сковал меня. Я не двигался и не чувствовал страха. Затем я увидел вытягивающиеся лица духов, из их глаз текла кровь. Я открыл рот, чтобы закричать, но лица вдруг изменились. Вокруг меня стала вращаться какая‑ то лысая голова. На ней было множество печальнейших глаз. Голова, лишенная тела, наклонилась ко мне, и на ее лысине оказался рот, раскрывшийся в экстатической, эластичной улыбке. Я внезапно проснулся. Прежде чем ко мне подступило лицо Мадам Кото, я увидел во вспышке отсветы мудрых духов. Она схватила меня за обвисшие руки и сказала:

– Вставай. Посетители уже здесь!

Когда я встал и посмотрел вокруг, я понял, что мы оказались на водоразделе между прошлым и будущим. Новый круг только начался, старый замкнулся, трагедия одних и процветание других предчувствовались во всем, что я видел, и я знал, что бар уже никогда не будет таким, как прежде.

Вечерело. Сквозь полоски занавески я мог видеть, как птицы чертят круги в воздухе, летая, словно по указке, вокруг центра этих кругов, куда только что спланировал их вожак. Солнце окрасилось в насыщенный оранжевый цвет, словно его переплавили, и было сложно представить, как оно связано с прохладным ветерком этого вечера. Лицо Мадам Кото таяло в улыбке, которую она обычно припасала для посетителей, тративших деньги больше других.

Снаружи собралось много людей. Многие были одеты очень элегантно, в шелковые рубахи, агбада и сафари. Люди смеялись и говорили возбужденными голосами. Среди них было много женщин. Сильный запах парфюмерии тяжело повис в вечернем воздухе.

Двое громил, которые только что увели мужчину, вошли в бар. Они осматривали его, прикидывая, достаточно ли здесь места для празднования, которое они наметили. Теперь они не были похожи на громил. Несмотря на повязки и звериное выражение лиц, они выглядели как современные бизнесмены, поставщики, экспортеры или политики. Одетые в элегантные наряды, к которым подходили их шляпы, громилы находились в приподнятом настроении. Они вышли, потом опять зашли, походили рядом с Мадам Кото с важностью почтенных мошенников и сказали:

– Будет сделано. Мы хотим праздновать здесь. Вы наш друг и соратник. Раз вы отнеслись к нам с добротой, мы поможем вашему бизнесу.

Мужчина с повязкой вышел, и я слышал, как он сказал:

– Заходите, люди мои. Добро пожаловать.

Он шел впереди, напевая бодрый мотив. Мужчина с маленькими глазами стоял в центре бара и возбужденно жестикулировал. Оба они были совершенно не похожи на тех людей, которыми они были раньше. Я был в изумлении от их перевоплощения.

– Добро пожаловать, мои самые уважаемые посетители! – сказала Мадам Кото таким елейным голосом, что я повернулся и удивленно на нее посмотрел.

Ее лицо блестело. Она потирала руки. Двое мужчин сели. С улицы вошли люди, принеся с собой густые облака парфюмерии, хрустящие кружева, звенящие браслеты и безделушки, странные украшения и запах новых денег.

– Больше света, – крикнул один из мужчин.

– И побольше вашего лучшего пальмового вина! – сказал другой.

Мадам Кото, казавшаяся мне самим бесстрашием под этими небесами, двигалась с таким рвением, что мне показалось, она боится не угодить этим людям. Она выбежала, быстро переоделась в чистое платье и принялась вытирать скамейки перед тем, как на них садились мужчины и женщины. Она вытерла до блеска столы и раскрыла шире занавески. Потом снова выскочила, прибежала обратно, удостоила меня суровым взглядом и впервые прикрикнула, как будто я был ее слуга.

– Пошевеливайся, гнусный ребенок. Поднимайся и принеси воды для посетителей!

Я был слишком ошарашен, чтобы двигаться. Она схватила меня за загривок и вышвырнула из бара. Сбитый с толку и рассвирепевший от такого обращения, я схватил полено. Я долго стоял в таком положении. В поисках меня пришла Мадам Кото. Я высоко поднял полено, готовый им воспользоваться.

– Что с водой? – спросила она.

Я ничего не ответил и только крепче сжал свою дубинку. Я выдерживал металл ее глаз. Она приближалась. Я стал отступать в буш. Она улыбалась, ее грудь вздымалась. Когда она, раскинув руки, подошла ближе, я бросился на нее с поленом и промахнулся, полено выпало у меня из рук, и я занозил себе ладони. Она остановилась. Новое выражение появилось у нее на лице. Затем она сказала:

– Ладно, ладно.

Она сама набрала воду в ведро, а я стоял возле буша и наблюдал, как она носится туда‑ сюда, изо всех сил стараясь угодить посетителям. Она выходила с каменным лицом, а возвращалась с фальшивой улыбкой. Я пошел к входу и смотрел, как громилы и их друзья стекаются в бар. Они громко смеялись и говорили о деньгах. Они говорили о политике, контрактах, женщинах и о выборах. Я подглядывал за ними и увидел потную Мадам Кото, сидящую за стойкой. Она прислушивалась ко всему, уставившись широко открытыми глазами, и, когда что‑ то требовалось, с пластиковой улыбкой подскакивала, как на пружинах. Она казалась мне совершенно незнакомой.

– Мадам, – сказал один из мужчин, – а почему бы вам не переоборудовать это место в отель? На этом вы сможете заработать приличные деньги.

– И почему бы вам не нанять женскую прислугу вместо этого странного ребенка?

Мадам Кото ответила репликой, которую я прослушал, но которая вызвала смех. Они продолжали пить суп чашками и вино большими тыквинами. Я стоял снаружи, пока вечер не пошел в небо, постепенно заволакивая его. Мадам Кото вышла поискать меня, но, увидев ее, я побежал.

– Почему ты убегаешь? – спросила она более мягким голосом.

Затем она попросила меня вернуться обратно, сказав, что это ее особые посетители, и я должен хорошо вести себя с ними. Она пообещала мне кое‑ какие деньги и большую порцию супа. Я осторожно вернулся в бар. Но к тому времени мужчины изрядно напились и стали кричать и хвастаться. Двое из них были так пьяны, что танцевали без музыки, шатаясь и потея перечным супом. Один из них залез на стол и стал танцевать на нем под мелодию партийной песни. Стол закачался. Он пел и топал ногами. Другой мужчина пытался взобраться на скамейку, но не мог. Громилы старались заставить спуститься танцующего мужчину. Тот, что с повязкой, полез через стол, чтобы схватить его, но мужчина бросился прыгать по столам и в конце концов прыгнул с такой силой, что проломил стол и оказался в ловушке. Но никто не стал доставать его оттуда.

– Не беспокойтесь, мадам, – сказал громила, – мы заплатим вам за стол.

Мадам Кото оставалась за стойкой. Нижняя часть ее лица дрожала. Я чувствовал ее неописуемую ярость. Но она удержала на лице улыбку радушия.

– Спасибо, мои самые уважаемые посетители.

Две женщины встали и помогли мужчине выбраться из стола. Кровь текла у него по бедрам, но он уже ничего не замечал. Он лег на скамейку рядом со мной и заснул. Его ботинки воняли. Его невыносимая парфюмерия смешивалась с запахом пота от перечного супа. Я отсел от него на две скамейки. Остальные продолжали пьянствовать и буйно веселиться. Мадам Кото наблюдала за ними с приклеенной улыбкой на лице. Она была спокойна и ничего не предпринимала, даже когда громила в повязке и его друзья с криками прогоняли новых посетителей, появлявшихся у дверей.

– Иди и пей в другом месте. Сегодня это наш бар, – говорили они, смеясь.

Они продолжали прогонять людей, и на все Мадам Кото отвечала улыбкой.

– Эта мадам скоро станет моей женой! – объявил громила в повязке.

Он встал, качаясь из стороны в сторону, вытащил ее из‑ за стойки и станцевал с ней.

– Эта мадам, – сказал кто‑ то, – проглотит тебя целиком.

Все засмеялись. Мадам Кото прекратила танцевать, вышла и принесла с собой метлу.

– Убегай! Убегай‑ ай! – пропел пьяный хор.

Но мужчина, когда она настигла его, был уже к тому времени на улице,

– Смети мои печали, – вывел он проникновенную мелодию, обнимая ее сзади.

Она стряхнула его с себя, и он сказал с глазами, полными страсти и искренности:

– Мадам, если вы выйдете за меня замуж, в вашей кровати будет полным‑ полно денег!

И в доказательство он вынул из кармана хрустящий бумажник с фунтовыми банкнотами и стал прилеплять банкноту за банкнотой на ее вспотевший лоб. Она реагировала с удивительной сноровкой, представляя из себя тип отъявленного мага, и деньги исчезали в ее бюстгальтере. Она не прекращала танец. Мужчина, казалось, был в восхищении от ее жадности. Покачиваясь, он открывал и закрывал глаза, ведя себя так, как будто ничего не замечал. Потом внезапно спрятал бумажник, и, пританцовывая, стал отходить от Мадам Кото, лицо его при этом сверкало в экстазе силы и власти.

Темнота снаружи прокрадывалась вовнутрь. Мухи еще больше оживились. Стало довольно темно. Мадам Кото внесла лампы, зажгла их и расставила по столам.

– Мадам, – невнятно произнес громила с маленькими глазками, – мы проведем вам электричество, и скоро вы поставите нам музыку, а мы все спляшем.

В этот момент занавесь распахнулась, и плотник с широко раскрытыми глазами, в грязной одежде, вошел в бар.

– Иди и пей в другом месте! – сказал один из мужчин.

– Почему?

– А почему бы и нет?

– Потому что я строил этот бар.

– Ну и что?

– А то, что никто не может прогнать меня отсюда.

– Ты так думаешь?

– Да.

Мужчина с повязкой, который весь вечер искал какой‑ нибудь повод подраться, устроил шоу – картинно срывая с себя агбада, он без лишних разговоров прыгнул на плотника. Оба они свалились на скамейку. Лампа закачалась на столе. Они принялись бороться, катаясь по полу. Лампа упала, разбилась и подожгла стол. Женщины закричали, похватали свои сумочки и поспешили к выходу. Мадам Кото схватила свою метлу и стала тушить огонь. Метла загорелась. Мужчины продолжали драться. Плотник сорвал с громилы повязку. Громила попытался задушить плотника. Остальные принялись бить плотника ногами, по ребрам, по голове, но при этом кричал только громила. Затем в одну секунду столы и скамейки оказались перевернутыми, стаканы и тарелки разбитыми, калабаши треснули, разлитое вино тут и там вспыхнуло пламенем, и дым наполнил воздух. Я не двигался. Я слышал, как один из громил закричал от боли. Загорелось его агбада. Он выбежал в голубую ночь, и его одеяние развевалось над ним в языках пламени. Полосы занавесок также разгорались как нельзя лучше. Казалось, что загорелось все. Мадам Кото вбежала с соседями, неся в руках ведра с водой, которые они выливали на стены и столы, на борющихся мужчин и разбитые калабаши, на занавески и на того спящего, который провалился в стол. Вскоре пожар был потушен, и люди на полу перестали драться. Они были мокрые с головы до пят. Они поднимались, израненные осколками стекла, едва держались на ногах и громко стенали.

Мадам Кото принесла новую метлу, набросилась на толпу и принялась бить всех и каждого с таким остервенением, что все от испуга сбились в кучу. Она хлестала громил и их гостей, сгоняя их к дверям, она колотила плотника и преследовала его по всему бару, затем набросилась на соседей, которые пришли ей помочь и теперь убегали с криками, что она сошла с ума, она и меня стукнула по спине и по шее, и я тоже выбежал за дверь. Она продолжала размахивать своей метлой, когда уже никого из людей не осталось.

Внезапно она возникла у входной двери, и ее появление заставило и женщин, и мужчин тревожно вскрикнуть. Она погналась за громилами и их друзьями, нанося женщинам удары по спинам, а мужчинам по лодыжкам, преследуя толпу по дороге к лесу. На время мы потеряли ее из виду. Затем, тяжело дыша, она неожиданно материализовалась среди нас и набросилась на нас с проворством, необычным для ее веса. Проявив редкостное искусство быть в нескольких местах сразу, она хлестала всех, кто убегал на север или на юг, на запад или восток, зло свистя в воздухе своей новой метлой, проклиная все на свете, поднимая за собой клубы пыли и швыряя в нас камни, носясь вихрем и ругаясь, гоня нас в буш, на задний двор и дальше по коридорам. Люди бежали во все стороны. Я спрятался в вонючей ванной и долго оставался там, я вышел, только когда заслышал другие голоса, робко перешептывающиеся из потайных мест. Я пополз в бар.

Мадам Кото сидела за столом. В комнате осталась только одна лампа. Все было в полном хаосе. Одни столы были сломаны, другие обгорели, везде валялись разбитые стаканы, куриные кости, разбитые чашки, переломанные ложки, треснутые калабаши, разорванные одежды, а пол залит вином и супом. Один из столов был испачкан рвотой, календарь с кока‑ колой расстелился по полу, и груди белой женщины были испачканы жирными следами перечного супа. Скамейки валялись ножками кверху. На одном из столов лежали сгоревшие банкноты и одна стена была забрызгана кровью. Мадам Кото сидела в густой темноте, и ее груди чуть вздымались. Ее лицо превратилось в маску. Она сидела в своем баре одна, окруженная смятением и ночными мухами. Ее руки дрожали.

Тяжелым печальным взглядом она смотрела далеко перед собой, не пытаясь обозреть урон, нанесенный ее владениям. Она закусила нижнюю губу. Затем, к моему изумлению, она стада дрожать еще сильнее, чем прежде, сидя с прямой, как стрела, спиной. Ее глаза смело глядели вдаль, но в них застыло поражение. Она дрожала и плакала, и слезы текли по ее щекам и падали на стол. Затем она остановилась, сглотнула, вытерла лицо набедренной повязкой и пошла запирать бар на ночь. Она тоже пересекла водораздел между прошлым и будущим. Она должна была понимать, что начинается новый круг. Внезапно обернувшись, она увидела меня, застыла как вкопанная и, застигнутая врасплох, широко раскрыла глаза от ужаса. Затем сказала, довольно грубо:

– На что ты смотришь?

– Ни на что.

– Ты раньше видел, как плачет взрослая женщина?

Я молчал.

– Иди домой! – скомандовала она.

Я не двигался. Ни Мадам Кото, ни этот бар никогда уже не будут такими, как прежде.

– Иди домой! – приказала она.

Я ушел.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.02 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал