Происхождение языка

Итак, первобытный язык нельзя исследовать и опытно про­верить.

Однако этот вопрос интересовал человечество с самых дав­них времен.

Еще в библейских легендах мы находим два противоречивых решения вопроса о происхождении языка, отражающих различ­ные исторические эпохи воззрений на эту проблему. В I главе книги Бытия сказано, что бог творил словесным заклинанием и сам человек был сотворен силой слова, а во II главе той же кни­ги рассказывается, что бог творил “молчком”, а потом привел к Адаму (т. е. к первому человеку) всех тварей, чтобы человек дал им имена, и как он назовет, так чтобы и было впредь.

В этих наивных легендах уже обозначились две точки зрения на происхождение языка:

1) язык н е от человека и 2) язык о т человека. В различные периоды исторического развития человечества этот вопрос решался по-разному.

Внечеловеческое происхождение языка первоначально объ­яснялось как “божественный дар”, но не только античные мыс­лители дали иные объяснения этому вопросу, но и “отцы цер­кви” в раннем средневековье, готовые признать, что все исходит от бога, в том числе и дар речи, сомневались, чтобы бог мог превратиться в “школьного учителя”, который бы обучал людей словарю и грамматике, откуда возникла формула: бог дал чело­веку дар речи, но не открыл людям названия предметов (Григо­рий Нисский, IV в. н. э.)[371].

Со времен античности сложилось много теорий происхожде­ния языка.

1.Теория звукоподражания идет от стоиков и получила поддержку в XIX и даже XX в. Суть этой теории состо­ит в том, что “безъязычный человек”, слыша звуки природы (жур­чание ручья, пение птиц и т. д.), старался подражать этим звукам своим речевым аппаратом. В любом языке, конечно, есть неко­торое количество звукоподражательных слов типа ку-ку, от них типа куковать, кукушка, гавкать, хрюкать, хрюшка, ха-ханъки и т. п. Но, во-первых, таких слов очень немного, во-вто­рых, “звукоподражать” можно только “звучащему”, а как же тог­да назвать “безгласное”: камни, дома, треугольники и квадраты и многое другое?

Отрицать звукоподражательные слова в языке нельзя, но ду­мать, что таким механическим и пассивным образом возник язык, было бы совершенно неправильно. Язык возникает и развивает­ся у человека совместно с мышлением, а при звукоподражании мышление сводится к фотографии. Наблюдение над языками показывает, что звукоподражательных слов больше в новых, раз­витых языках, чем в языках более примитивных народов. Это объясняется тем, что, для того чтобы “звукоподражать”, надо в совершенстве уметь управлять речевым аппаратом, чем перво­бытный человек с неразвитой гортанью не мог владеть.

2.Теория междометий идет от эпикурейцев, про­тивников стоиков, и заключается в том, что первобытные люди инстинктивные животные вопли превратили в “естественные зву­ки” — междометия, сопровождающие эмоции, откуда якобы про­изошли и все иные слова. Эту точку зрения поддерживал в XVIII в. Ж.-Ж. Руссо.

Междометия входят в словарный состав любого языка и могут иметь производные слова, как в русском языке: ax, ox и ахать, охать и т. п. Но опять же таких слов очень немного в языках и даже меньше, чем звукоподражательных. Кроме того, причина возникновения языка сторонниками этой теории сводится к экспрессивной функции. Не отрицая наличия этой функции, сле­дует сказать, что в языке есть очень многое, не связанное с экс­прессией, и эти стороны языка являются самыми важными, ради чего и мог возникнуть язык, а не только ради эмоций и желаний, чего не лишены и животные, однако языком они не обладают. Кроме того, данная теория предполагает наличие “человека без языка”, который пришел к языку через страсти и эмоции.

3.Теория “трудовых выкриков” на первый взгляд кажется настоящей материалистической теорией происхождения языка. Эта теория возникла в XIX в. в трудах вульгарных мате­риалистов (Л. Нуаре, К. Бюхер) и сводилась к тому, что язык возник из выкриков, сопровождавших коллективный труд. Но эти “трудовые выкрики” только средство ритмизации труда, они ничего не выражают, даже эмоций, а являются только внешним, техническим средством при работе. Ни одной функции, характе­ризующей язык, в этих “трудовых выкриках” обнаружить нельзя, так как они и не коммуникативны, и не номинативны, и не экс­прессивны.

Ошибочное мнение о том, что эта теория близка трудовой теории Ф. Энгельса, просто опровергается тем, что у Энгельса ничего о “трудовых выкриках” не говорится, а возникнове­ние языка связано с совершенно иными потребностями и ус­ловиями.

4.С середины XVIII в. появилась “теория социаль­ного договора”. Эта теория опиралась на некоторые мне­ния античности (мысли Демокрита в передаче Диодора Сици­лийского, некоторые места из диалога Платона “Кратил” и т. п.)¹ и во многом отвечала рационализму самого XVIII в.

Адам Смит провозгласил ее первой возможностью образова­ния языка. У Руссо было иное толкование в связи с его теорией двух периодов в жизни человечества: первого — “природного”, когда люди были частью природы и язык “происходил” от чувств (passions), и второго — “цивилизованного”, когда язык мог быть продуктом “социальной договоренности”.

В этих рассуждениях зерно истины состоит в том, что в позд­нейшие эпохи развития языков возможно “договориться” о тех или иных словах, особенно в области терминологии; например, система международной химической номенклатуры была выра­ботана на международном съезде химиков разных стран в Жене­ве в 1892 г.

Но совершенно ясно и то, что для объяснения первобытного языка эта теория ничего не дает, так как прежде всего для того, чтобы “договориться” о языке, надо уже иметь язык, на котором “договариваются”. Кроме того, данная теория предполагает со­знательность у человека до становления этой сознательности, развивающейся вместе с языком (см. ниже о понимании этого вопроса у Ф. Энгельса).

Беда всех изложенных теорий состоит в том, что вопрос о возникновении языка берется изолированно, вне связи с проис­хождением самого человека и образованием первичных челове­ческих коллективов.

Как мы уже говорили выше (гл. I), нет языка вне общества и нет общества вне языка.

Существовавшие на протяжении долгого времени различные теории происхождения языка (имеется в виду звуковой язык) и з жестов также ничего не объясняют и являются несостоятель­ными (Л. Гейгер, В. Вундт — в XIX в., Я. Ван-Гиннекен, Н. Я. Марр — в XX в.). Все ссылки на наличие якобы чисто “жестовых языков” не могут быть подтверждены фактами; жесты всегда вы­ступают как нечто вторичное для людей, имеющих звуковой язык: такова жестикуляция шаманов, межплеменные сношения насе­ления с разными языками, случаи употребления жестов в перио­ды запрета пользования звуковым языком для женщин у некото­рых племен, стоящих на низкой ступени развития, и т. п.

Среди жестов нет “слов”, и жесты не связаны с понятиями. Жесты могут быть указательными, экспрессивными, но сами по себе не могут называть и выражать понятия, а лишь сопровожда­ют язык слов, обладающий этими функциями[372].

Так же неправомерно выводить происхождение языка из ана­логии с брачными песнями птиц как проявления инстинкта самосо­хранения (Ч. Дарвин) и тем более из пения человеческого (Ж.-Ж. Рус­со—в XVIII в., О. Есперсен — в XX в.) или даже “забавы” (О. Есперсен).

Все подобные теории игнорируют язык как общественное явление.

Иное толкование вопроса о происхождении языка мы нахо­дим у Ф. Энгельса в его незаконченной работе “Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека”, которая стала до­стоянием науки в XX в.

Исходя из материалистического понимания истории общест­ва и человека, Ф. Энгельс в “Введении” к “Диалектике природы” так разъясняет условия появления языка:

“Когда после тысячелетней борьбы рука, наконец, диффе­ренцировалась от ноги и установилась прямая походка, то чело­век отделился от обезьяны, и была заложена основа для развития членораздельной речи... ”[373].

О роли вертикального положения для развития речи писал еще В. фон Гумбольдт: “Речевому звуку соответствует и верти­кальное положение человека (в чем отказано животному)”[374], а также X. Штейнталь[375] и И. А. Бодуэн де Куртенэ[376].

Вертикальная походка была в развитии человека и предпо­сылкой возникновения речи, и предпосылкой расширения и раз­вития сознания.

Революция, которую человек вносит в природу, состоит прежде всего в том, что труд человека иной, чем у животных, — это труд с применением орудий, и притом изготовляемых теми, кто ими должен владеть, а тем самым труд прогрессирующий и общест­венный. Какими бы искусными архитекторами мы ни считали муравьев и пчел, но они “не ведают, что творят”: их труд ин­стинктивный, их искусство не сознательное, и они работают всем организмом, чисто биологически, не применяя орудий, а потому никакого прогресса в их труде нет: и 10, и 20 тысяч лет назад они работали так же, как работают и сейчас.

Первым орудием человека была освободившаяся рука, иные орудия развились далее как добавления к руке (палка, мотыга, грабли и т. п.); еще позднее человек перекладывает тяжесть на слона, верблюда, вола, лошадь, а сам лишь управляет ими, нако­нец, появляется технический двигатель и заменяет животных.

Одновременно с ролью первого орудия труда рука могла иногда выступать и в качестве орудий сообщения (жест), но, как мы видели выше, это не связано с “вочеловечением”.

“Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. По­требность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно науча­лись произносить один членораздельный звук за другим”'.

Таким образом, не передразнивание природы (теория “зву­коподражания”), не аффективное выражение экспрессии (тео­рия “междометий”), не бессмысленное “уханье” за работой (тео­рия “трудовых выкриков”), а потребность в разумном сообще­нии (отнюдь не в “общественном договоре”), где осуществляется сразу и коммуникативная, и семасиологическая, и номинатив­ная (а притом и экспрессивная) функция языка — главные функ­ции, без которых язык не может быть языком, — вызвала появ­ление языка. И язык мог возникнуть только как коллективное достояние, необходимое для взаимопонимания, но не как инди­видуальное свойство той или иной вочеловечившейся особи.

Общий процесс развития человека Ф. Энгельс представляет как взаимодействие труда, сознания и языка: “Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием ко­торых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг...”² “Развитие мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению оказывало обратное действие на труд и на язык, давая обоим все новые и новые толчки к дальнейшему разви­тию”³. “Благодаря совместной деятельности руки, органов речи и мозга не только у каждого в отдельности, но также и в обще­стве, люди приобрели способность выполнять все более слож­ные операции, ставить себе все более высокие цели и достигать их”[377].

Главные положения, вытекающие из учения Энгельса о про­исхождении языка, состоят в следующем:

1) Нельзя рассматривать вопрос о происхождении языка вне происхождения человека.

2) Происхождение языка научно нельзя доказать, а можно только построить более или менее вероятные гипотезы.

3) Одни лингвисты этот вопрос решить не могут; тем самым этот вопрос, подлежащий разрешению многих наук (языковеде­ния, этнографии, антропологии, археологии, палеонтологии и общей истории).

4) Если язык “родился” вместе с человеком, то не могло быть “безъязычного человека”.

5) Язык появился как одна из первых “примет” человека; без языка человек не мог бы быть человеком.

6) Если “язык есть важнейшее средство человеческого обще­ния” (Л е н и н), то он и появился тогда, когда возникла потреб­ность “человеческого общения”. Энгельс так и говорит: “когда появилась потребность что-то сказать друг другу”.

7) Язык призван выражать понятия, которых нет у животных, но именно наличие понятий наряду с языком и отличает челове­ка от животных.

8) Факты языка в разной мере с самого начала должны обла­дать всеми функциями настоящего языка: язык должен сооб­щать, называть вещи и явления действительности, выражать по­нятия, выражать чувства и желания; без этого язык не “язык”.

9) Язык появился как звуковой язык.

Об этом говорится и у Энгельса в труде “Происхождение се­мьи, частной собственности и государства” (Введение) и в рабо­те “Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека”.

Следовательно, вопрос о происхождении языка может быть решен, но отнюдь не на основании только языковедческих данных.

Эти решения носят гипотетический характер и вряд ли могут превратиться в теорию. Тем не менее только так можно решать вопрос о происхождении языка, если основываться на реальных данных языков и на общей теории развития общества в марк­систской науке.