Ценности креативного класса

Подъем креативного класса отражается в значительных сдвигах в ценно­стях, нормах и подходах. Несмотря на то, что процесс данных перемен еще далек от завершения, ряд явных тенденций уже обратил на себя внимание исследователей, изучающих общественные ценности, и мне также приходи­лось наблюдать их по всей территории США. Не все эти тенденции означа­ют полный разрыв с прошлым: часть из них представляет собой смесь тра­диционных ценностей с новыми. Некоторые ценности давно принято считать принадлежностью творческих людей с высоким уровнем образова­ния. На основе своих интервью и фокус-групп, дополненных изучением статистических опросов, проведенных другими, я объединяю эти ценности по трем основным направлениям.

Индивидуальность. Представители креативного класса демонстрируют стойкую приверженность индивидуальному своеобразию и самоутвержде­нию. Они не желают подчиняться инструкциям со стороны организаций и институтов и сопротивляются традиционным групповым нормам. Это всегда было характерно для творческих людей — от артистов " со странно­стями" до " эксцентричных" ученых. Однако сейчас эта черта получила ку­да более широкое распространение. В этом смысле растущее несогласие с организационными нормами можно считать новым общепринятым принципом. Представители креативного класса делают попытки создать индивидуальную тождественность, отражающую их личный творческий потенциал. Следствием иногда бывает сочетание нескольких креативных идентичностей.

Меритократия. В кредитном классе высоко ценятся личные способности и заслуги, что отличает также " организационного человека" Уайта. Здесь большое значение имеют напряженная работа, ответственные задачи и творческая стимуляция. Члены этого класса имеют склонность ставить пе­ред собой определенные цели и добиваться их осуществления. Они стремят­ся двигаться вперед, поскольку знают свое дело.

Креативные профессионалы перестали определять себя преимуществен­но по количеству денег, которые они зарабатывают, или по своему финансо­вому положению в общественной иерархии. Хотя деньги могут рассматри­ваться в качестве показателя профессиональных достижений, одного этого мало. При проведении интервью и фокус-групп я постоянно сталкивался с людьми, героически пренебрегавшими рамками экономического класса, к которому они принадлежали по рождению. Особенно заметно это на при­мере молодых отпрысков богатых семей — класса капиталистов, — которые часто изображают себя " простыми" представителями креативных профес­сий, занимающимися музыкой, кино или интеллектуальной деятельностью

того или иного сорта. Усвоив характерное для креативного класса уважение к личным успехам, они уже не придают статусного значения состоянию и потому стараются не выдвигать его на передний план.

Личные качества и успехи так высоко ценятся по многим причинам. Креативный класс образуют люди амбициозные, для которых важен про­фессиональный рост, обеспеченный собственными усилиями и способнос­тями. Людям креативных профессий признание со стороны им подобных всегда служило дополнительным стимулом для творчества. Компании, ко­торые их нанимают, часто работают в условиях ожесточенной конкуренции, и потому не могут позволить себе держать в штате много балласта: каждый должен вносить свой вклад. Сейчас как никогда ранее конкурентная ситуа­ция такова, что работодатели приглашают лучших специалистов, невзирая на их расовую или религиозную принадлежность, сексуальную ориентацию или другие факторы.

Однако меритократия тоже имеет свои недостатки. Приобретение и раз­витие особо ценных качеств — таких как технические знания или интеллек­туальная дисциплина — имеет социально обусловленную природу. Тем не менее люди, которым свойственны подобные качества, с легкостью забыва­ют об этом, считая, что обладают своими преимуществами с рождения, или видят в них исключительно собственную заслугу, или полагают, что другим " этого просто не дано". Оставляя без внимания причины культурного или образовательного превосходства, меритократия может исподволь способст­вовать сохранению тех самых предрассудков, против которых она выступает. При этом несомненным плюсом меритократии является ее связь с много­численными принципами и убеждениями, которые всеми воспринимаются как положительные — от веры в то, что заслуги требуют вознаграждения, до акцента на независимости и отрицания жестких кастовых систем. Исследо­вания показывают, что такого рода ценности популярны сегодня не только среди представителей креативного класса США, но и на других уровнях на­шего общества, равно как и в других обществах.

Разнообразие и открытость. " Разнообразие" превратилось у нас в модный термин с политической окраской. Для одних это идеал и боевой лозунг, для других — идеологический троянский конь, с которым в нашу жизнь вошли " политика равных возможностей" и прочая либеральная скверна. По моим наблюдениям, представители креативного класса постоянно используют это слово, однако без особого политического подтекста. Для них просто важны любые проявления разнообразия. О нем говорят так много и с такой непринужденностью, что я принимаю его за основной признак ценностей креативного класса. Как показывают мои интервью и фокус-группы, члены этого класса безусловно предпочитают окружение и организации, в которых есть место для каждого и где каждый может преуспеть.

Такое отношение к разнообразию вызвано, в первую очередь, личными интересами. Оно может дать представление о том, как работают

меритократические нормы. К талантам не применимы классификации по при­знаку расы, этнической принадлежности, пола, сексуальной ориентации или внешности. Об уважении к разнообразию свидетельствует тот факт, что многие креативные профессионалы — не обязательно гомосексуалис­ты — говорят мне, что во время собеседований при приеме на работу они иногда спрашивают, обеспечивает ли компания льготы партнерам одного пола. В этом проявляется желание найти атмосферу терпимости. Творчес­кие люди, независимо от национальности или сексуальной ориентации, часто еще в школе чувствуют себя чужими, в чем-то не похожими на боль­шинство одноклассников. Они отличаются, скажем, странными привыч­ками или особой манерой одеваться. Кроме того, для креативного класса характерна мобильность; его представители то и дело переезжают, и даже многие из тех, что родились в США, живут не там, где они выросли. Оце­нивая новую компанию и новое сообщество, они воспринимают терпи­мость к разнообразию и в особенности к гомосексуализму как знак того, что " здесь рады видеть нестандартных людей". Эта тенденция отражается также в изменении поведения и порядков, принятых в организациях. На­пример, в таких креативных центрах, как Силиконовая долина или Остин, традиционная офисная рождественская вечеринка все чаще уступает место более секулярным, универсальным праздникам. Во многих фирмах боль­шую вечеринку теперь устраивают на Хэллоуин: практически кто угодно может быть своим на празднике, куда люди приходят в маскарадных кос­тюмах.

При всей склонности креативного класса к открытости и разнообразию, до некоторой степени это элитарное разнообразие, распространяющееся на творческих людей с высоким уровнем образования. Несмотря на то, что подъем креативного класса открыл для женщин и представителей этниче­ских меньшинств новые возможности карьерного роста, он, безусловно, оказался не в состоянии устранить существующие издавна расовые и тен­дерные барьеры. Особенно заметно это в высокотехнологичных индустриях. В креативном мире высоких технологий мало афроамериканцев. Не­сколько моих собеседников заметили, что типичная высокотехнологичная компания " выглядит как ООН, только без черных лиц". Это печально, но неудивительно. По ряду причин афроамериканцы недостаточно представ­лены во многих профессиях, и сейчас эта ситуация осложняется вдобавок так называемым " цифровым разрывом": доходы черных семей в США обычно ниже среднего уровня, и дети в таких семьях не всегда имеют доступ к компьютеру. Мои собственные исследования демонстрируют отрица­тельную статистическую корреляцию между концентрацией высокотехно­логичных фирм в регионе и процентом небелого населения, что выглядит неутешительно на фоне данных относительно позитивной связи между вы­сокими технологиями и другими видами различий — от людей иностранно­го происхождения до гомосексуалистов.

С разнообразием, привлекающим людей креативного класса, тоже не все так просто. Один специалист по высоким технологиям из Индии сказал о небольшой фирме по разработке программного обеспечения со стандарт­ным штатом сотрудников индийского, китайского, арабского и т. п. проис­хождения: " Никакого разнообразия здесь нет. Все они программисты". Од­нако, при всех упомянутых недостатках изменения в ценностях идут полным ходом, что ясно подтверждается и другими авторами.

Эффект " постдефицита"

Рональд Инглхарт, профессор политологии Мичиганского университета, по­святил два с лишним десятилетия тщательных исследований документиро­ванию тех коренных ценностных сдвигов, что происходят в современном мире. Трижды за последние двадцать лет исследователи, принимавшие учас­тие во Всемирном обзоре ценностей Инглхарта, проводили подробные опро­сы взрослого населения разных стран по методу случайной выборки¹⁰". К 1995—1998 годам, последнему периоду обзора, число охваченных опросами стран выросло до шестидесяти пяти, с обшим количеством населения около 75% от мирового. Наряду с такими конкретными проблемами, как развод, аборты и самоубийство, опрос затрагивал и менее определенные предметы: уважение к авторитетам и самостоятельные решения, открытость и изоляци­онизм (можно ли доверять незнакомым людям?), и что в жизни в конечном счете имеет значение. С помощью коллег Инглхарт подверг полученные дан­ные внимательному анализу, стараясь установить внутренние корреляции (т. е. какие ценности обычно фигурируют вместе) и связи с такими социаль­ными и экономическими факторами, как уровень экономического развития страны, форма правления и религиозное наследие. Исследователи сравнива­ли страны между собой, выявляя различные черты сходства и различия, а также наблюдали за изменениями, происходящими стечением времени.

Помимо прочего, Инглхарт обнаружил, что по всему миру происходит сдвиг от проблем экономического роста к ценностям, относящимся к обра­зу жизни, который он иногда называет переходом от " выживания" к ценно­стям " самовыражения". При этом, в тех странах, где проблематика образа жизни постепенно выдвигается на передний план или уже доминирует, как в США и в большинстве европейских обществ, люди склонны проявлять больше терпимости к представителям других групп и признавать равенство полов. Это абсолютно совпадает с принципами креативного класса. В самых разных вопросах, от сексуальных норм и гендерных ролей до экологии, Инглхарт свидетельствует об устойчивом движении от традиционных норм и правил к более прогрессивным. Более того, по мере экономического разви­тия повышается уровень жизни, и люди все меньше зависят от больших ин­ститутов, становятся более открытыми и терпимыми во взглядах наличные

Отношения. Инглхарт полагает, что новая система ценностей отражает " изменения в том, чего люди хотят от жизни, которые воздействуют на базовые принципы, определяющие политику, работу, религию, семейную жизнь и сексуальное поведение".

В книге " Творцы культуры" (2000) социолог Пол X. Рэй и психолог Рут Андерсон делают сходные выводы. По их подсчетам, около 50 млн. амери­канцев попадают в категорию " творцов культуры", для которых не свойственна приверженность ни " традиционным", ни, условно говоря, " совре­менным" ценностям. Как правило, они занимают активную общественную позицию по важным для себя вопросам, выступают в защиту окружающей среды и тендерного равноправия. Многие из них имеют серьезные духовные интересы, отказываясь при этом от общепринятых религиозных представлений. Членам этой группы в большей степени, чем другим, свойственны эклектичные вкусы, забота о саморазвитии и межличностных связях, по­требность в путешествиях и экзотических впечатлениях, а также склонность не считать себя " материалистами в финансовом смысле" 11. Короче говоря, ценности этих " творцов культуры" совпадают с теми, которые Инглхарт на­зывает " постматериалистическими".

Данная смена ценностей и общих установок, по мнению Инглхарта, обусловлена изменением материальных условий жизни. В земледельческих обществах и даже значительную часть индустриальной эпохи люди жили, как правило, в условиях постоянного дефицита. Работа обеспечивала эле­ментарное выживание. Развитие экономики изобилия или " постдефицита" означает, что мы уже не отдаем всю свою энергию на борьбу за выживание, а обладаем деньгами, временем и возможностями для того, чтобы получать удовольствие от жизни в ее различных аспектах. В свою очередь, это дает нам альтернативы, каких не было раньше. " Именно за счет высокого уров­ня экономической стабильности, — пишет Инглхарт, — в западных общест­вах, прошедших первыми через процесс индустриализации, акценты со вре­менем переместились на постматериалистические ценности, и качество жизни получило приоритет над экономическим ростом. В этом отношении усиление роли постматериалистических ценностей прямо противополож­но становлению протестантской этики" ¹². Ведущая тенденция состоит

в смещении приоритетов с экономической и физической безопасности в сторону самовыражения, личного благополучия и качества жизни, отража­ющем разрыв между поколениями... Этот культурный сдвиг наблюдается повсеместно в развитых промышленных странах; по-видимому, он возни­кает среди представителей тех поколений, которые воспринимают выжи­вание как нечто гарантированное¹³.

Лауреат Нобелевской премии по экономике Роберт Фогель высказывает аналогичное мнение: " В наши дни люди все больше внимания уделяют

жизни как таковой, чего не скажешь об обычном человеке в 1885 году, каждый день которого почти целиком уходил на то, чтобы обеспечить насущные по­требности: еду, одежду и жилище" ¹⁴. Хотя многие консервативные идеологи оплакивают эти изменения как гедонистические, нарциссические и вред­ные для общества, креативный класс достаточно далек от радикальных или диссидентских взглядов. С одной стороны, eго члены придали ценностям, которые считались альтернативными, общепринятый характер. С другой, многие из этих ценностей — такие как вера из меритократию и упорный труд — вполне традиционны и выгодны для системы. В наших интервью креативные профессионалы избегают таких характеристик, как " альтерна­тивный" или " богемный". Подобные ярлыки предполагают позицию вне преобладающей культуры или даже враждебную ей, тогда как они настаива­ют на своей принадлежности этой культуре и стараются работать и жить в ее рамках. В данном отношении креативный класс сделал некоторые символы нонконформизма приемлемыми — и даже конформистскими. Как раз по­этому его представители составляют не альтернативную группу, а новую влиятельную социальную силу, чьи взгляды и ценности постепенно стано­вятся нормой для всего общества.

Возможно, мы на самом деле являемся свидетелями формирования homo creativus, о котором говорит Мокир. Наша жизнь и наши предпочтения в об­разе жизни отличаются от принятых прежде, поскольку мы считаем себя людьми нового типа. Мы более терпимы и либеральны, потому что это до­пускают наши материальные условия, а еще потому, что новая креативная эпоха требует этого от нас. За последние два десятилетия новый обществен­ный класс достиг господствующего положения, и этот сдвиг коренным об­разом преобразовал экономику и общество, причем данный процесс все еще продолжается. Далее мы рассмотрим, каким образом текущие измене­ния в экономике и обществе, в классовой структуре, а также в ценностях и индивидуальных особенностях проявляются в том, как мы работаем и жи­вем в эту новую эпоху.