Священное сказание о Желанном Богатыре— Купце Нижнего Света, Купце Верхнего Света

На земле без дерева, на земле без травы 1 Желанному Богатырю — Купцу Нижнего Света, Купцу Верхнего Света и его супруге-гусыне, супруге-утке2 бог Торум, бог Етым3 предназначил од-ну-единственную дочь. Желанный Богатырь — Купец Нижнего Света, Верхнего Света много сотен зимних дней, много сотен летних дней ходит по своей купеческой дороге нижнего света, по своей купеческой дороге верхнего света.

Однажды его великий небесный отец, его великий небесный батюшка устроил большой праздник, посвященный небу, большой праздник, посвященный земле. Сели они за стол с неисчерпаемым пивом, сели за стол с неисчерпаемой медовухой. Выбирая вкуснейшие куски, как гусь, выбирая вкуснейшие куски, как утка» его жена говорит:

— Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света, пока ты расхаживаешь по своей купеческой дороге нижнего света, пока ты расхаживаешь по своей купеческой дороге верхнего света, ты продаешь-покупаешь дорогой товар русского человека, дорогое имущество русского человека. А ведь нам богом Торумом, богом Етымом назначена одна-единственная дочь. В будущем от богатыря с какого-нибудь края реки, от богатыря с какого-нибудь края земли приедет за ней свадебный поезд, приедет за ней войско. Ты подумай-ка, старик, если летом приедут за нашей дочерью, то в пустую лодку ее будут сажать, если зимой приедут, то в пустые сани будут ее сажать. А ее отец называется Купцом Нижнего Света, Купцом Верхнего Света. Потом все именитые с речного края, все именитые с земного края будут говорить: «Зря его называют Желанным Богатырем — Купцом Нижнего Света, зря его называют Желанным Богатырем — Купцом Верхнего Света». Ты, старик, пока ходишь да продаешь дорогое имущество русского человека, покупаешь дорогой товар русского человека, из товаров получше отложил бы для нее по куску ткани, чтобы помаленьку собрать ей сотни вещей невесты, сотни вещей девушки на выданье!

? Кто сосчитает проведенные ими ночи, кто сосчитает проведенные ими дни? В течение долгого века их жизни, пока Желанный Богатырь — Купец Нижнего Света, Купец Верхнего Света ходил по купеческой дороге нижнего света, по купеческой дороге верхнего света, бог Торум, бог Етым действительно одарил их одной-единственной дочерью. Он при случае откладывает по куску тка-пи из дорогого имущества русского человека, из дорогого товара русского человека; так и наполнил богатством шесть жердей из лиственницы, так и наполнил богатством шесть жердей из ели *.

Когда они так жили-поживали, заходящие многие вестники-мужчины, заходящие многие вестники-женщины говорят им однажды:

— Из залива Северного моря, из края Северного моря, темно-водного священного моря, темноводного благословенного моря выплыло множество лодок с берестяными бортами; с громом едут они по шести обским городам, по семи обским городам 5. У кого хорошая дочь — того покидает хорошая дочь, у кого хороший сын — того покидает хороший сын. С каждой зарей все ближе они, с каждым закатом все ближе они!

Такая весть распространилась, такой слух распространился. Пока эта песня звучала, пока эта сказка звучала, лодки дошли уже до края деревни, до края города, где проживал Желанный Богатырь — Купец Нижнего Света, Купец Верхнего Света. У кого маленькая дочь — его маленькую дочь стреляют, у кого маленький сын — его маленького сына стреляют стрелами величиной с чешую сырка 6.

Пока они ночи проводят, пока они дни проводят, им бог Торум, бог Етым предназначил одну-единственную дочь, она тоже была тронута стрелой величиной с чешую сырка. Маленькой стрелой величиною с лист дерева в нее стреляют. Родители кормят ее наваром с гусиного мяса, кормят ее наваром с утиного ияса. Все напрасно. Ее душа угасает.

Желанный Богатырь — Купец Нижнего Света, Купец Верхнего Света со своей женой-гусыней, со своей женой-уткой давятся горькими слезами, давятся печальными слезами. Ну как же, ведь бог Торум предназначил им одну-единственную дочь! Желанный Богатырь — Купец Нижнего Света, отец за свою долгую жизнь, когда он ходил по веселой купеческой дороге нижнего мира, когда он ходил по веселой купеческой дороге верхнего мира, дорогими товарами русского человека, дорогим имуществом русского человека завешал семь жердей из лиственницы, завешал семь жердей из ели. Но куда ему деть сотни вещей невесты, сотни вещей девушки на выданье? Сколько поместилось на ее тело, сколько закрыло ее тело, надели на нее. А куда увозить остальные вещи? Унесли за леса, унесли за поля 7, положили в ее могилу. Три раза плача, они сидят, три раза горюя, они сидят после того, как ее унесли за леса, за поля. Так провели семь ночей, так провели семь Дней.

Прошло много зимних дней, прошло много летних дней, и он

свою веселую купеческую дорогу верхнего света, веселую купеческую дорогу нижнего света совсем забросил.

Потом жена и муж свою стопечальную думу стали забывать, свою многогорестную мысль стали забывать. Кто сосчитает проведенные ими ночи, кто сосчитает проведенные ими дни? Однал{-ды, когда они ели еду, когда они пили воду, жена говорит:

— Мои муж, Желанный Богатырь Нижнего Света, мой муж,. Желанный Богатырь Верхнего Света, до каких пор мы будем сидеть с печальной думой, до каких пор мы будем сидеть с горестной мыслью? Что делать? Долго мы печалимся, долго мы горюем — она никогда не вернется. Может быть, мы будем жить подольше. Одного добытого зверя, одной пойманной рыбы хватит ли на сотню дней нашей жизни? Ты теперь, мой муж, Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света, разыскал бы свою веселую купеческую дорогу нижнего света, свою веселую купеческую дорогу верхнего света.

— Ну правда, жена, все мои мысли уже притупились. Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь

Верхнего Света начал готовить в дорогу двух коней. Приготовил коней, дорогой товар русского человека, дорогое имущество русского человека. Нагрузил на двое саней, придавил бастрыком, как сено. Нагрузил сани, вывел коней, запряг их, с женой они дважды прощаются, трижды прощаются, обмениваются ста крепкими поцелуями в нос, ста крепкими поцелуями в ухо. Затем Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света направился в дорогую сторону северной Оби. Заезжает в этот город, заезжает в эту деревню. «Ну, в этом городе, в этой деревне часто обманывают. Во время прежних приездов взяли у меня, а не заплатили».

Так он едет семь ночей, едет семь дней. Вот миновал беловод-ную питающую Обь, где поднимается рыба, вот миновал беловод-ную многорыбную Обь, где поднимается рыба. В устье черновод-ного благословенного моря, где поднимается рыба, он приехал. По пути находит след мыши — выслеживает ее, находит след ласки — выслеживает ее. Вот и кончилось черноводное священное море, где поднимается рыба, вот и кончилось благословенное море, где поднимается рыба. Забрался в такую даль, где рассвет как. осенняя ночь, а на закате совсем темно. Остановил он коней:

— До каких пор мне идти? Куда ведет теперь моя дорога? Туда повернется, сюда повернется:

— Кто будет плакать обо мне? Где-нибудь так и погибну. Затем дальше погнал коней. Пока ехал долгий век, пока ехал

короткий век, видит: как будто кто-то мелькает там. Видит, приближается оленья упряжка, уже очень близко подъехала.. Запряжены два холощеных быка, белых, как небесный лед, два холощеных быка, белых, как небесный снег. Сидит на нарте человек в парке, белой, как небесный лед, белой, как небесный снег. Съехались они. Тот остановил оленью упряжку, а этот остановил коней.

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света; Желанный Богатырь Верхнего Света, — говорит оленпый человек, — что за сила тебя сюда пригнала, что за сила тебя принесла, здравствуй!

— А, не говори, друг, я не знаю дорогу. Пытаюсь вернуться, да не найду обратную дорогу.

— Ну чего ты идешь-то, что везешь-то?

— А что я везу? Дорогой товар русского человека, дорогое имущество русского человека я везу.

— Давай поменяемся на твой дорогой товар русского человека, на твое дорогое имущество русского человека.

— Давай поменяемся. Твои шкурки красного зверя, твои шкурки черного зверя где?

— Мои шкурки красного зверя, мои шкурки черного зверя дома. Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, давай поедем в мою землю. Смотри, там кони отдохнут и ты отдохпешь. Моя земля рядом, не очень далеко.

Он думает: «Забрался на далекую землю, недоступную даже лосю, где моя земля, где она осталась? Ну, если идти, то идти».

И погнался за человеком. Олени, белые, как небесный лед, белые, как небесный снег, выбивают снежные комья величиной с черпак, снежные комья величиной с чашку. Пока они ехали долгий век, пока они ехали короткий век, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света слышит: кто-то приближается, деревья с корнями выдергивая, и слышно, как несет с собой; если попадается дерево с твердой сердцевиной, то слышно, как ломается пополам, если попадается дерево с мягкой сердцевиной, то шумит-изгибается, как на ветру. Раз крикнет — и уже здесь, раз свистнет — и уже тут. Его проводник остановил оленей и так говорит:

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, встань-ка быстрее под подгрудок моих оленей. Он остановился, еле успел спрятаться под подгрудок оленей, как подскочило что-то. Оказывается, это длинный мертвец с края кладбища, это тонкий мертвец с края кладбища. Засмеялся мертвец:

— Эге-ге-ге, милый Желанный Богатырь, странник по рекам, странник по землям. Странствуя по рекам, странствуя но землям, ты принес мне свежее мясо, свежую кровь8.

Оленный человек говорит тихим голосом:

— Ага, в место, назначенное богом, я везу, а в не назначенное богом место чего я повезу? Дорогое имущество русского человека, дорогой товар русского человека я везу сзади, если надо, то возьми.

Длинный мертвец с края кладбища, тонкий мертвец с края кладбища перегнулся, туда заглядывает, сюда заглядывает:

— Нет, это мне не нужно.

Повернулся и ушел в ту сторону с криками, с воплями, выдергивая деревья с корнями, деревья с ветвями. Человек, сидящий на оленьей нарте, говорит:

— Ну, иди, иди, садись на свои сани.

Что ему делать: ейли сядет, то беда, и не сядет, то беда. Думу думающего человека он думает: «Разве я могу вечно носить свою душу?»9 Сел в сани.

Побежали олени, белые, как небесный лед, белые, как небесный снег. Пока они едут долгий век, пока они едут короткий век, снова что-то кричит — и вот уж здесь, снова что-то свистит — и вот уж тут. Снова слышно, как, выдергивая деревья с корнями, выдергивая деревья с ветвями, кто-то идет. Ехавший впереди человек остановил оленей, говорит неохотно:

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, вставай скорее, опять на нас идут, встань под животом моих оленей.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света встал под животом оленей. Снова подскочил длинный мертвец с края кладбища, тонкий мертвец с края кладбища и засмеялся:

— Эге-ге-ге, милый Желанный Богатырь, странник по рекам, странник по землям. Странствуя по рекам, странствуя по землям, ты принес мне свежее мясо, свежую кровь.

Оленный человек говорит тихим голосом:

— Ага, в место, назначенное богом, я везу, а в не назначенное богом место чего я повезу? Дорогое имущество русского человека, дорогой товар русского человека я везу сзади, если надо, то возьми.

Длинный мертвец с края кладбища, тонкий мертвец с края кладбища перегнулся, туда-сюда заглядывает:

— Нет, это мне не нужно.

Повернулся и ушел в том же направлении, выдергивая деревья с корнями, выдергивая деревья с ветвями. Закричит — и вот уж там, засвистит — и вот уж далеко. Говорит человек, сидящий на оленьих нартах:

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, садись на конные сани.

Он сел в сани. Побежали олени, и сзади бегут кони. Едут они долгий век, едут они короткий век, снова слышится, как кто-то идет; закричит — и вот уж здесь, засвистит — и вот уж туг. Едущий впереди человек снова остановил оленей, говорит тихо:

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света, встань скорее на выступы копыт моих оленей.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света влез на выступы копыт оленей. Так же, выдергивая деревья с корпями, выдергивая деревья с ветвями, подскочил мертвец, засмеялся:

— Эге-ге-ге, милый Желапный Богатырь, странник по рекам, странник по землям. Странствуя по рекам, странствуя по землям, ты принес мне свежее мясо, свежую кровь.

Оленный человек говорит тихим голосом:

— Ага, в место, назначенное богом, я везу, а в не назначенное богом место чего я повезу? Дорогое имущество русского человека, дорогой товар русского человека я везу сзади, если надо, то возьми.

Длинный мертвец с края кладбища, тонкий мертвец с края кладбища перегнулся, туда-сюда заглядывает:

— Нет, это мне не нужно.

Повернулся и пошел, выдергивая деревья с корнями, выдергивая деревья с ветвями, закричит — и все дальше, засвистит — и все дальше. Человек, сидящий па оленьей нарте, говорит:

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света, садись в сани, поедем.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света сел в сани, олени побежали.

Не так уж долго они ехали. Подъехали к дому с амбаром.

— Ну, Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света, — говорит оленный человек, — вставай и заходи.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света слез с саней и зашел. Оказывается, в переднем углу сидит старик, его волосы стали белыми, стали желтыми. На той стороне, где полки, сидит женщина. Зашел Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света и приостановился у дверей. Говорит старик, сидящий в переднем углу:

— Ну, странник по рекам, странник по землям, разве ты пришел, чтобы стоять у дверей? Заходи, заходи, садись впереди.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света зашел, сел. Пока он так сидит, старик говорит:

— Этому страннику по рекам, этому страннику по землям до каких пор сушить пот? 10

Женщина тут же взялась за дело с водой, за дело с едой, ходит туда, ходит сюда. Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света оглядывает женщину с головы до ног. Ему с женой, пока ЖИЛИ на своей земле, бог Торум, бог Етым предназначил одну-единственную дочь. По женской фигуре, по женскому телосложению и по надетой одежде и по надетым нарядам это как будто его дочь. Зашел человек, который привез его. Женщина закончила дело с водой, закончила дело с едой. Поставили самобраный стол с пивом, самобраный стол с медовухой.

— Ну, гость, раздевайся, садись есть-пить, — говорит старик.

Желанцый Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света разделся, приготовился. Сели они есть и пить. Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света берет кусочек и все смотрит на женщину, берет два куска и все глаз не отводит от нее. Пока эпп так едят, говорит человек, который привез его.

— Ну, — говорит, — странник до рекам, странник но землям, что ты смотришь на мою жену?

— Как мне не смотреть, — говорит, — кажется, что бог создал похожих людей. Нам с женой, цока мы жили на своей земле, бог Торум, бог Етым предназначил одну-единствеиную дочь. По ез надетой одежде, по надетым нарядам, по ее женской фигуре, по женскому телосложению это как будто ючно она.

Говорит человек, который его привез; А по-твоему, кто она?

— Это она и есть, — говорит он.

Подскочили друг к другу, обнимаются, целуются. Тройным плачем плачут, тройными слезами обливаются, плачут да ревут. Поплакали-поплакали, человек, который привез, и его отец-ста-рнк говорят:

— Ну, хватит, хватит, сколько вы плачете, ревете. Тесть паш", Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света, теперь слушай. Когда появится мальчик на свете, когда появится девочка на свете, пусть они держат это в памяти. Человек, имеющий дочь, сотни вещей невесты заранее пусть не готовит, сотни вещей девушки на выданье заранее пусть не готовит; человек, имеющий сына, сотни вещей жениха, сотни вещей искателя невесты тоже пусть не готовит — это не нравится богу. Когда ты жил на своей земле и был Богатырем-Странником Нижнего Света, Богатырем-Странником Верхнего Света, ты объехал веселую купеческую дорогу нижнего света, веселую купеческую дорогу верхнего света, покупая-продавая нескончаемое дорогое богатство русского человека, нескончаемый дорогой товар русского человека, ты приготовил для своей дочери сотню вещей невесты, сотню вещей девушки на выданье. Вы со своей женой говорили так: «В будущем приедет свадебный поезд от какого-то богатыря из-за рек, богатыря пз-за земель. Если летом приедет свадебный поезд, то нашу дочь поставят на борт пустой лодки; если зимой приедет свадебный поезд, ее посадят в пустые сани». Я услышал этот разговор и приготовил множество лодок с берестяными бортами. С многочисленным войском, отмеченным зарубками на всей счетной палке, мы сели в многие лодки с берестяными бортами, по многим городам на берегу Оби, по многим городам на берегу сора, с шумом-громом начинающейся грозы, с шумом-громом идущей грозы мы поплыли вверх по Оби. У кого дочь была хорошая — хорошую дочь у него забирали, у кого сын был хороший — хорошего сына забирали. Так посадили и твою дочь в глубокую выемку лодки. А вы говорите, что свою дочь схоронили за лесами, за полями вместе с сотней вещей невесты, вместе с сотней вещей девушки на выданье. Мы потом на своих многочисленных лодках с берестяными бортами повернули назад. Отныне, мой зять, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, человек, имеющий дочь, человек, имеющий сына, пусть совсем не готовит сотню вещей невесты, сотню вещей девушки на выданье.

После этого они сидели с хмельной от пива головой, с хмельной от медовухи головой. Мясных семь дней они блаженствовали, мясных шесть дней они блаженствовали.

Потом стали жить-поживать. Кто сосчитает проведенные ими ночи, кто сосчитает проведенные ими дни? Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света мясную неделю прояшл будто один день, две мясные недели прожил будто два дня. Валяется и катается у своей дочери в гостях. Со своими сватами нескончаемое пиво, нескончаемую медовуху принимают. Пока они так живут, пока они так поживают, целое мясное полугодие прошло, целый костный год12 прошел. Раз говорит? Келанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света:

— Ну, сваты и доченька моя! Долгий век живем, короткий век живем, с вами жить мне не скучно. А кто у меня есть на оставленной земле, на оставленной стороне моей? Хотя у меня есть там дорогое имущество русского человека, дорогой товар русского человека, об этом я не горюю. Бог Торум, бог Етым определил нам с женой вместе быть, а она живой век живет или нет — не знаю. Я человек, имеющий свою землю, я человек, имеющий свою реку, начинаю скучать по своей земле, начииаю скучать по своей реке. Теперь, доченька, в виде живущей женщины, в облике живущей женщины я тебя узнал. Теперь мне нужна земля, чтоб возвратиться, где я возьму землю, чтоб возвратиться? Если приеду домой, я обязательно расскажу эту весть, расскажу эту новость.

Пока его старый сват так стоит, так сидит, старик говорит:

— Ну-ка, родственник-свойственник, одним лишь воспоминанием об этой далекой земле, недоступной и лосю, как мог бы ты отправиться, как мог бы ты поехать? Среди этих злых духов как ты пробьешься? Проведи-ка еще ночь, проведи-ка еще день, а мы подумаем так и эдак, как увезти тебя на твою землю.

Вот он провел ночь, вот он провел день, и его зять говорит;

— Ну, мой тесть, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, как ты поедешь на своих конях? Я надумал запрячь тебе объезжающих реки моих желанных оленей, объезжающих земли моих желанных оленей. Если они довезут тебя до твоей земли, то довезут, а если не довезут, то не довезут.

Говорит его сват-старик:

— Родственник-свойственник, ты валяйся-катайся, а мне-то что тебе подарить? Сейчас найду тебе что-нибудь.

Его сват ходил, пока блюдо остынет, ходил, пока котел сварится. Зашел, принес сапоги с семислойной медной подошвой.

— Ну, родственник-свойственник, что хорошего у меня, чтобы тебе дать? Надень эти сапоги, надень эту шапку, окаймленную мехом черного зверя, в подарок и возьми еще семисустав-ную палку. Теперь я пойду готовить тебе оленей.

Запряг он оленей.

— Ну, свойственник-родственник, я закончил.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света оделся-нарядился, со своей дочерью обменялись ста креикими поцелуями в нос, ста крепкими поцелуями в ухо. Со своими свойственниками тоже расстались с добрыми пожеланиями вперед, расстались с добрыми пожеланиями назад13. Вышел на площадь дерев-пи; там уже запряжены олени, белые, как небесный лед, белые, как небесный снег. У них привязано семь кожаных вожжей.

— Свойствениик-родственник, — говорит ему старик, — если столкнешься с какой-нибудь могучей силой, то шесть вожжей ты

разорви, а если седьмую разорвешь, то мы тебя больше не знаем. На этом делают они два прощания, делают три прощания.

— Не горюй о конях, я увезу их на твою землю.

С этим он сел на оленью нарту. Олени побежали. Пока они так шли долгий век, шли короткий век, начали приближаться к тому месту, где последний раз останавливались. Кто-то раз крикнет — и уж здесь, раз свистнет — и уж тут. Идет, выдергивая деревья с корнями, идет, выдергивая деревья с ветвями. Хватая за один волос, начинает догонять, хватая за два волоса, начинает догонять.

— Распроклятый твой отец, распроклятый твой предок, прошлый раз ты вырвался, а теперь для тебя нет лестницы, чтобы подняться на небо, нет дырки, чтобы спуститься в землю.

Четыре вожжи хоть и разрывает, тот не отстает от него, так ощупывает, так хватается за него. Разорвал пятую вожжу, тог отвязался от него.

— Ну, распроклятый твой отец, распроклятый твой предок, тебе, наверно, какой-нибудь любящий тебя человек зарряг двух оленей, объезжающих реки, объезжающих земли, если бы не он, то я бы тебя съел-испил.

С этой вестью, с этим слухом он и отстал от него. Олени, успокоясь, побежали. Бежали они долгий век, бежали они короткий век, начали приближаться ко второму месту, где они тогда останавливались. Снова слышно стало, как кто-то выдергивает деревья с корнями, выдергивает деревья с ветвями. Раз крикнет — и уж здесь, раз свистнет — и уж тут.

— Ну, распроклятый твой отец, распроклятый твой предок, прошлый раз ты вырвался, а теперь я тебя тут же съем. Захочешь подняться в небо — лестницы нет, захочешь залезть в землю — дыры нет.

Хватая за один волос, начинает догонять, хватая за два волоса, начинает догонять. Хотя он пять вожжей разрывает, тог не отстает от него, так ощупывает, так царапает. Разорвал шестую вожжу, и тот отвязался.

— Ну, распроклятый твой отец, распроклятый твой предок, ты нашел себе любящего человека, который запряг тебе двух оленей, объезжающих реки, двух оленей, объезжающих земли.

С этой вестью, с этим слухом он и отстал от него. Олени, успокоясь, побежали тише. Бежали долгий век, бежали короткий век, начали приближаться к тому месту, где тогда первый раз останавливались. Там кто-то выдергивает деревья с корнями, выдергивает деревья с ветвями. Раз крикнет — и уж здесь, раз засмеется — и уж тут. Начинает догонять его, хватая за один волос, начинает догонять, хватая за два волоса.

— Ну, распроклятый твой отец, распроклятый твой предок, от тех двух ты вырвался, а от меня захочешь подняться в небо — нет лестницы, захочешь залезть в землю — пет дыры.

Он начал разрывать вожжи. Пять вожжей разорвал, шестую, вожжу хотя и разрывает, тот все не отстает от него. Вот поймает его, сейчас поймает его. Хотя сват и не разрешал разрывать седьмую вожжу, он разорвал ее. Разорвал, и небо на глазах исчезло, земля на глазах исчезла.

Было так с ним долгий век, было так с ним короткий век. Потом очнулся, открыл глаза, оказывается — такой же лунный мир, такой же солнечный мир 14. Темный мир, через который ехал, остался позади. Олени, оказывается, стоят, тыча носами в снег. Как он ни погоняет их, олени говорят устами хантыйского человека, говорят языком хантыйского человека:

— Чего ты нас погоняешь, Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света? Силы рук15, чтобы дальше идти, у нас нет, силы ног, чтобы дальше идти, у нас нет. Твой сват не разрешал разрывать седьмую вожжу, а ты разорвал. Сила наших рук вот и разорвалась, сила наших ног вот и разорвалась. Там дальше стоит семь берез, выросших из одного' пня, ты их обойди. За это время мы что-нибудь придумаем. Может быть, мы станем сильными в руках, может быть, мы станет сильными в ногах.

Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света думает: «Ну как же я обойду эти семь берез, выросших из одного пня?»

Взял он семисуставную палку, подаренную сватом, и пошел. Семь ночей идет, семь дней идет. Когда идет снег, ему вспоминается зима; когда идет дон? дь, ему вспоминается лето. Наконец он так устал, что если на его нос навесить прутик, то он не удержится, если навесить травинку, то она не удержится |6.

— Ну, поищу-ка я место отдохнуть, сколько я еще буду идти-то?

Видит, недалеко стоит гнилой березовый пень. Пошел туда, откуда-то выскочила старуха, белая, как заячья шкура. Обожженным тупым топором как снизу махнет — он прыгает вверх, как сверху махнет — бросается вниз.

— Остановись, остановись, убьешь меня! Разве не ходят люди мимо тебя?

— Распроклятый твой отец, распроклятый твой предок, ты пришел со злым намерением, разрушил трубу чувала.

— Ну и забавная труба у вас, откуда я мог знать?!

— Ну, тогда иди, тогда заходи.

Зашли они. Оказывается, дом у старухи, белой, как заячья шкура, такой: в него черные звери заходят, красные звери заходят 17.

— Ну, раздевайся, раздевайся, гость.

Посадила она его на место, куда гостей сажают, поставила его на место, куда гостей ставят. Он снял сапоги с семислойной медной подошвой, подаренные сватом. Оказывается, они продырявились. Взглянул тут на семисуставную палку, подаренную сватом. Оказывается, только рукоятка ее осталась, настолько она износилась. Поставила самобраный стол с пивом, самобраный Стол с медовухой. Пока они блаженствуют, пока они наслаждаются изобилием, старуха, белая, как заячья шкура, говорит:

— Знаменитый богатырь с края рек, знаменитый богатырь с края земель, куда ты идешь?

— А, свояченица-родственница '8, куда я иду — это дело моей жизни, моего существования. Пока я шел многие дни жизни, пока я шел многие дни века, так и шло дело моей жизни.

— Ну, свойственник-родственник, проведи ночь, проведи день, я пока какую-нибудь одежду сошью тебе.

Старуха села, взялась за дело с иголкой, взялась за дело с наперстком, сшила ему меховую обувь из камусов хора. Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света расслабил сустав руки, пришедшей из далекой земли, расслабил сустав ноги, пришедшей из далекой земли. Вышел, освежился и охладился, снова вошел. Сидят они у самобраного стола с пивом, сидят они у самобраного стола с медовухой. Старуха говорит:

— Свойственник-родственник, ты по какой нужде ходишь по этой далекой земле, недоступной и лосю?

— По какой нужде хожу, сейчас расскажу тебе. Дорога моей жизни, дорога моего существования задержалась. Как ни погоняю своих двух оленей, объезжающих реки, моих двух оленей, объезжающих земли, устами хантыйского человека они говорят, языком хантыйского человека они говорят. «У нас, — говорят, — силы рук, чтобы идти дальше, не стало, силы ног, чтобы идти дальше, не стало. Ты, — говорят они, — обойди эти семь берез, выросших из одного пня, мы за это время немного подумаем, может быть, станем сильными в руках, может быть, станем сильными в ногах».

Старуха говорит:

— М-м-м, что за семь берез, выросших из одного пня? Как будто не знаешь, что всю эту священную землю, изогнутую в виде круга, с края неба ты обходил 1Э. Ну, сейчас уже большее расстояние прошел, меньшее расстояние еще осталось.

Они сидели с хмельной от пива головой, с хмельной от медовухи головой. Старуха подбросила ему меховую обувь из камусов хора:

— На!

Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света надел обувь из камусов хора. Встал на задний конец дощатого пола, многие вещи одетого человека надел. Со старухой начали они расставаться с добрыми пожеланиями вперед, с добрыми пожеланиями назад. Дважды прощались, трижды прощались. Вышел оп на площадь деревни, вышел он на площадь города и пошел вперед. Семь ночей идет, семь дней идет. Долго шел, коротко шел, пришел к оленям, прикинул, насколько они повеселели. Сел на оленью нарту, вожжами поддал. Олени бегут вперед, выбивая снежные комья величиной с черпак, снеж-иые комья величиной с чашку.

ШЛИ ОНИ долгий век, шли они короткий век. Вот он смотрит вперед, видит: весь белый свет целиком светится. Олени остановились на бегу, перешли на шаг, потом совсем стали. Как он пя погоняет оленей, говорят они устами хантыйского человека, говорят они языком хантыйского человека:

— Чего ты нас погоняешь, смотри вперед, что там светится?

— Я не знаю, что там светится.

— Если не знаешь, то знай, это город из красной меди 20. Теперь наша дорога ведет к этому городу. Потом поедем через этот медный город, потом побеншм по улице медного города, придем к середине медного города, и из медного дома три медных человека выйдут. Потом скажет человек, стоящий в середине: «Поймайте, поймайте оленей, распроклятый их отец, распроклятый их предок! Какие легкие ноги принесли их сюда?»21 Когда нас поймают эти три медных человека, нас разрубят на куски величиной с кусочки обуви, нас разрубят на куски величиной с кусочки рукавиц. А ты, если мы нужны тебе, возьми кончики наших носов, достань кончики наших ушей. Обними ноги стоящего в середине человека. Если он простит нас, то простит, если не простит, го не простит.

Он погнал оленей, те побежали вперед. Долго шли, коротко шли, и взаправду их дорога ведет к медному городу. По улице медного города бегут олени. Приехали к середине медного города. Знаменитый дом деревни куда может деться? Знаменитый дом города куда может деться? Из знаменитого дома деревни, из знаменитого дома города вышли три медных человека. Стоящий в середине человек просит:

— Поймайте, поймайте оленей, распроклятый их отец, распроклятый их предок! Какие легкие руки, какие легкие ноги их принесли сюда?!

Схватили их, разрубили в пух, разрубили в прах. Он взял кончики их носов, взял кончики их ушей. Обнял ноги в середине стоящего человека. Тот туда-сюда волочит его, сюда-туда волочит его. Вот говорит стоящий в середине человек:

— Погодите, погодите, люди, остановитесь! А ты встань. Кто тебя напел сюда, кто тебя насказал сюда? 22

— Ха, невинных моих оленей вы разрубили в пух, разрубили в прах, а теперь куда лежит моя дорога?

— Ну, если у тебя есть какая-нибудь хитрость, какой-нибудь фокус, то сделай что-пибудь с рожденными без отца, без матери оленями.

Вот он осмотрелся, занес кончики ушей и носоз за голову, опустил сзади. И вот во весь рост рослого оленя, во всю высоту высокого оленя они встали. Стоящий в середине человек подошел, спинкой своей дорогой сабли, истекающей пивом, зарубил им на носу: как зарубка — то три зарубки, как зарубка — то четыре зарубки23.

— Распроклятый ваш отец, распроклятый ваш предок, слушайте хорошенько. В дальнейшем настанет на свете кукольный век, настанет на свете кукольное время, потом с темноводного священного моря, с темноводного благословенного моря, где вы живете, выедет множество лодок с берестяными бортами. Соберут души-тени девочек с косами, соберут души-тени красивых мальчиков из семи городов на берегу Оби, из шести городов на берегу сора. Назначенных нами сажайте в глубокие зарубки в середине лодки, не назначенных нами не сажайте 24.

Потом дважды они прощались, трижды они прощались:

— Ну, иди, иди на ту реку, куда идешь, на ту землю, куда едешь, а вам, олени, распроклятый ваш отец, распроклятый ваш предок, хорошо, что такой человек попался, а то здесь мы бы закончили вашу песню, закончили вашу сказку.

Он сел на оленью нарту. Олени побежали вперед. Едут через медный город, олени выбивают снежные комья величиной с черпак, снежные комья величиной с чашку. Долго ехали, коротко ехали, он смотрит вперед: как раньше светилось, еще больше светится. Олени бегут-бегут, переходят на шаг и совсем останавливаются. Как он ни погоняет их, они говорят устами хантыйского человека, языком хантыйского человека:

— Что нас гонишь, что нас погоняешь, посмотри вперед, что там светится?

— Откуда я знаю, что там светится.

— Если не знаешь, то знай: там виднеется серебряный город. Дальше наша дорога ведет в серебряный город и идет по улице серебряного города. В середине серебряного города из серебряного дома выйдут три серебряных человека. Стоящий в середине человек тоже начнет просить: «Поймайте, поймайте этих оленей, распроклятый их отец, распроклятый их предок». Нас потом схватят. Так же разрубят в пух, так же разрубят в прах, а ты потом, если мы нужны тебе, так же возьми кончики наших носов, кончики наших ушей, опять сделай так, как раньше делал.

С этим подались вперед и бегут. Выбивают снежные комья величиной с черпак, выбивают снежные комья величиной с чашку. Приехали в серебряный город, бегут по улице серебряного города. Приехали в середину серебряного города. Знаменитый дом деревни куда может деться, знаменитый дом города куда может деться? Из серебряного дома вышли три серебряных человека. Стоящий в середине человек говорит:

— Поймайте, поймайте оленей, распроклятый ваш отец, распроклятый ваш предок! Какие легкие руки принесли вас сюда, какие легкие ноги принесли вас сюда?

Три серебряных человека схватили их, разрубили в пух, разрубили в прах.

— А, распроклятый ваш отец, распроклятый вага предок, какие легкие руки вас принесли сюда, какие легкие ноги вас принесли сюда?

Он взял кончики их носов, кончики их ушей. Обнял ноги стоящего в середипе человека. Тот туда-сюда волочит его, сюда-туда волочит его. Стоящий в середине человек говорит:

— Погодите, погодите, люди, остановитесь! Ну, вставай, вставай! Кто тебя напел сюда, кто тебя насказал сюда?

Сказали они друг другу привет вперед, сказали они друг другу привет назад.

— Ха, невинных моих оленей во что превратили? А теперь куда лежит моя дорога?

— Ну, если у тебя есть какая-нибудь хитрость, какой-нибудь фокус, то сделай что-нибудь с рожденными без отца, без матери оленями.

Он осмотрелся, занес кончики ушей и носов за голову и опустил сзади. И вот во весь рост рослого оленя, во всю высоту высокого оленя они встали. Стоящий в середине человек подошел, спинкой своей дорогой сабли, истекающей пивом, зарубил им на носу: как зарубка — то три зарубки, как зарубка — то четыре зарубки.

— Распроклятый ваш отец, распроклятый ваш предок, слушайте хорошенько. В дальнейшем настанет на свете кукольный век, настанет на свете кукольное время, до окончания песни, до окончания сказки 25, с темноводного священного моря, с темно-водного благословенного моря выплывет множество лодок с берестяными бортами, соберут души-тени девочек с косами, соберут души-тени красивых мальчиков из семи городов на берегу Оби, из шести городов на берегу сора. Назначенных нами сажайте, не назначенных нами не сажайте.

После этого расстаются они с добрыми пожеланиями вперед, с добрыми пожеланиями назад. Дважды прощались, трижды прощались.

С этим он сел на оленью нарту, олени побежали. Серебряный город кончился. Олени выбивают снежные комья величиной с черпак, снежные комья величиной с чашку. Пока они шли долгий век, пока они шли короткий век, как раньше светилось — еще больше светится. Олени бежали-бежали, перешли на шаг и совсем остановились. Как он ни пошевеливает их, говорят они устами хантыйского человека, говорят они языком хантыйского человека;

— Чего нас пошевеливаешь, чего нас погоняешь? Смотри туда вперед, что там светится?

— Откуда я знаю, что там светится.

— Теперь на двух местах нас простили, а на третьем — кто его знает. Если не знаешь, то знай: это золотой город. Наша дорога ведет в золотой город. Когда мы побежим по улице золотого города, так же приедем к середине золотого города, из золотого дома выйдут три золотых человека. Потом так же скажет стоящий в середине человек: «Поймайте, поймайте оленей, распроклятый их отец, распроклятый их предок». Потом схватят нас, так же разрубят в пух, разрубят в прах. Как раньше делал, то же сделай теперь.

С этим побежали вперед. Выбивают снежные комья величиной с черпак, выбивают снежные комья величиной с чашку. Приехали в золотой город, поднялись на возвышенность золотого города. Бегут по улице золотого города. Знаменитый дом деревни куда может деться, знаменитый дом города куда может деться? Из золотого дома вышли три золотых человека. Говорит стоящий в середине человек:

— Поймайте, поймайте, люди, распроклятый их отец, распроклятый их предок! Какие легкие руки принесли их сюда, какие легкие ноги принесли их сюда?

Схватили их, разрубили в пух, разрубили в прах. Он взял кончпки их носов, кончики их ушей. Пал к ногам стоящего в середине человека, обнял. Тот туда-сюда волочит его, сюда-туда волочит его. Стоящий в середине человек говорит:

— Постойте, постойте, люди, остановитесь! Кто тебя напел сюда, кто тебя наговорил сюда?

Сказали они друг другу привет вперед, сказали они друг другу привет назад.

— Ха, дорогие люди, моих безвинных оленей вы уничтожили, погубили, теперь куда лежит моя дорога?

— Ну, если у тебя есть какая-нибудь хитрость, какой-яибудь фокус, го сделай что-нибудь с рожденными без отца, без матери оленями.

Он поднял кончики их носов, кончики их ушей, занес за голову, опустил сзади, и вот во весь рост рослого оленя, во всю высоту высокого оленя встали они там. Стоящий в середине человек подошел, спинкой своей дорогой сабли, истекающей пивом, зарубил им на носу: как зарубка — то три зарубки, как зарубка — то четыре зарубки.

— Распроклятый ваш отец, распроклятый ваш предок, слушайте хорошенько. С темноводного священного моря, с темновод-ного благословенного моря, где вы живете, в дальнейшем, когда настанет на свете кукольный век, настанет на свете кукольное время, выплывет с моря множество лодок с берестяными бортами, начнут собирать души-тени маленьких девочек с косами, пач-нут собирать красивые души-тени маленьких мальчиков из семя городов на берегу Оби, из шести городов на берегу сора. Это высказанное мною железом зарубленное священное слово, медью зарубленное священное слово не говори, что не слышал. Назначенных мной сажайте, не назначенных не сажайте.

Еще стоящий в середине человек говорит:

— Ну-ка, постои немного.

Супул руку в карман, выпул золотой бумажный лист, вынул золотой карандаш, положил на колено, пачал писать. Писал-писал, бумага кончилась. Сложил пополам, положил в конверт.

— На, возьми эту бумагу. Потом, когда приедешь на край твоей реки, когда приедешь на край твоей земли, и наступит какой-нибудь священный день, священный день на все небо, священный день на всю землю, и с живущими в деревне многими мужчинами, с живущими в деревне многими женщинами вы будете его праздновать, с каким-нибудь напитком будете праздновать, с какой-нибудь едой будете праздновать. В это время ты прочитай эту бумагу.

Дважды они прощались, трижды они прощались. Сел он на оленью нарту, олени побежали вперед. Они несли его через золотой город. Золотой город кончился. Олени выбивают снежные комья величиной с черпак, снежные комья величиной с чашку. Шли они долгий век, шли они короткий век, приехали к двум мужчинам. Один пришел к другому, они говорят и говорят о чем-то. У того, кто дома, есть струг, а с пришедшим человеком вдруг что-то сделалось, он придавил хозяина, схватил струг и давай его стругать. Стругал-стругал, от того ничего не осталось.

— Ха, — говорит Желанный Богатырь Нижнего Света, Желанный Богатырь Верхнего Света, это что за фокус?

Олени снова говорят устами хантыйского человека:

— А что, ты не знаешь?

— Откуда я знаю?

— Если не знаешь, то знай: это последнее место, куда мы пришли, это мы идем из возвеличенного золотого города, где живет наш светлый отец, имеющий в доме золотое дымовое отверстие26. Пока мы шли долгий век, пока мы шли короткий век, из твоего мира, где ты живешь, попали в нижний мир. Вот этим мужчинам приговор такой: в светлом человеческом мире, где и ты жил, этот исструганный человек имел струг. У пришедшего человека струга не было. Оп пришел, о каком-то деле они разговаривают, беседуют: «Ну, друг, есть у тебя струг? Дай-ка мне, то-се постругать».— «Ха, ты, рожденный без отца, без матери! Когда я доставал этот струг, где же ты был?» Второй человек ни с чем пошел домой. И вот в этом мире приговор исполнился.

Олени подняли головы, побежали дальше. Шли долгий век, шли короткий век, пришли еще в одно место. Там человек что-то делает. У него есть круглое точило. Издали пришел другой человек, о чем-то говорят. С пришедшим человеком вдруг что-то сделалось, он придавил хозяина, положил на точило и начал точить, только куски мяса, как в котле, кипят. Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света сидит на своих оленьих нартах:

— Ха, это что за фокус?

Олени говорят устами хантыйского человека, языком хантыйского человека:

— Если не знаешь, то знай: в светлом мире, где ты жил, при своей жизнн этот пришедший человек принялся за какое-то дело, но оказалось, что его топор тупой, нож тупой. Пришел к другому, говорит: «Ну, друг, дай мне точило, чтобы точить».—? «Ха, когда я доставал точило, где же ты был? Разве не знал, что его надо доставать?» В этом мире ему приговор таков: кладут на его точило и истачивают до конца.

Олени подняли головы, побежали дальше. Пока они шли долгий век, пока они шли короткий век, приехали еще в одно место. Оказывается, жена и муж из-за чего-то ругаются и ругаются. У них большой тулуп. Приходит время ложиться спать, они закрываются этим тулупом. Если жена захватит тулуп, то зад мужа торчит, если муж захватит тулуп, то зад жены торчит, тулупа им не хватает. Желанный Богатырь Нижнего Света, Верхнего Света говорит, сидя на нарте:

— Ха, это что за фокус?

Олени говорят устами хантыйского человека, языком хантыйского человека:

— Не знаешь это дело?

— Откуда мне знать?

— Если не знаешь, то знай: в светлом мире, где ты жил, при жизни они жили так недружно. Семь ночей они ругались, семь дней они ругались. Когда наш великий небесный отец сделал малоснежную осень для собачьих ног, для человеческих ног27, этот человек отправился в лес по желанной тропинке белок. Пока муж ходил, жена смотрит: какой-то красивый мужчина ходит. «А ну-ка, я пощекочу его». Пощекотала, пришли к одной мысли, к одной думе. Ее муж долгий век ходит, короткий век ходит, приходит домой, а жене не до блюд, не до котла. Живут они долгий век, живут они короткий век, наступает лето, шиповник для сбора, черемуха для сбора поспевает. Жена отправляется по желапной тропинке собираемой черемухи, собираемого шиповника, ее муж остается дома. «Ха, распроклятый ее отец, распроклятая ее мать, она ушла». Тоже смотрит: какая-то красивая женщина ходит. «Ну-ка, я пощекочу ее». Пощекотал там, пощекотал тут, пришли к одной мысли, к одной думе. Женщина долгий век ходила, короткий век ходила. «Ты пе запасла дров».— «Не до того мне, я и так пе справляюсь». Опять из-за дров спорят, из-за травы спорят. Так они поступали, когда жили в светлом человеческом мире, а теперь им приговор таков: в таких же мучениях, в таких же страданиях их обдувает ветром, их омывает течением. Олени подняли головы, побежали дальше. Идут короткий век, идут долгий век, пришли еще в одно место. Там тоже жена и муж, у них плохонькая шуба длиной с куртку, о чем-то говорят, говорят. Когда придет время ложиться спать, своей шубкой длиной с куртку они укрываются.

— Ха, это что за фокус?

Олени говорят устами хантыйского человека, языком хантыйского человека:

— Ха, ты не знаешь это дело? Эти женщина и мужчина, когда они жили в светлом человеческом мире, где ты жил, они п таком согласии и жили. Если жена говорит, муж слушает целую ночь, целый день. Если муж говорит, жена слушает целую ночь, целый день. Когда опи ложатся спать и укрываются шубкой длиной с куртку, их рук не видно, их ног не видно. Когда наш великий небесный отец сделал малоснежную осень для собачьих ног, малоснежную осень для человеческих ног, муж отправился в лес по желанпой тропипке белок. После того как он ушел, с улицы заходит женщина. «Ну, подружка, ты почему не ходишь в мой дом?» — «Как бы я пошла, муж ушел на охоту, дом останется один».—«Ну, подружка, заходи потом».—«Ну, иди, иди, я зайду». Когда та ушла, опа говорит себе: «Ну, я пойду к тебе, но моему мужичку-то каково ходится в это время?» Муж ходил долгий век, ходил короткий век, приходит домой, дальше живут-поживают. Живут-живут, наступает лето, шиповник для сбора, черемуха для сбора поспевает. Жена собирается на желанную тропинку собираемой черемухи, собираемого шиповника. «Ну, муж, ты оставайся-ка дома, пока я хожу». Жена уходит на желанную тропинку собираемого шиповника, собираемой черемухи. С улицы заходит человек. «Ну, друг, один остался хозяином, что ли?» — «А как же, жена пошла по какой-то тропинке собираемого шиповника, собираемой черемухи. Дом остался один, я никуда не собираюсь».— «А ну, зайдем-ка, зайдем ко мне».—«Ну, иди, иди, может быть, потом зайду». Когда тот ушел, он говорит: «Ну, я пойду к тебе, а моей женушке каково там ходится, хорошо или плохо?» Жена ходила долгий век, ходила короткий век, приходит домой. Они беседуют вперед, они беседуют назад, садятся за еду с пивом, за еду с медовухой. Сделанная ими еда так насыщает, сделанный ими напиток так насыщает! Вот какова была их жизнь в светлом лунном человеческом мире. Теперь они попали в этот мир, их несет гладко, как по ветру, как по течению.

Олени подняли головы, побежали вперед. Шли они долгий век, шли они короткий век, пришли в какое-то место. Оказывается, там один человек таскает связку ушей, с плеча почти до земли свисает.

— Ха, что это за фокус?

Олени снова говорят устами хантыйского человека, языком хантыйского человека:

— Что за фокус? Это когда в светлом человеческом мире, где ты живешь, настанет кукольный век, настанет кукольное время, тогда мальчику, рожденному какой-нибудь красавицей, девочке, рожденной какой-нибудь красавицей, если попадет одно ухо из этой связки, то они будут слышать на расстоянии семи дней, на расстоянии шести дней — такие у них будут способности, такая у них будет сила.

Олени подняли головы, побежали дальше. Выбивают снежные комья величиной с черпак, снежные комья величиной с чашку. Долгий век шли, короткий век шли, снова приехали в одно место. Оказывается, человек носит на спине связку глаз.

— Ха, что это за фокус?

Олени говорят устами хантыйского человека, языком хантыйского человека:

— Что это за фокус? Когда настанет на свете кукольный век, настанет на свете кукольное время, тогда в светлом человеческом мире, где ты живешь, рожденной в будущем маленькой девочке, рожденному в будущем маленькому мальчику если попадет один глаз из этой связки, то они будут видеть на расстоянии семи дней, на расстоянии шести дней. Связка глаз для этого.

Олени подняли голову и побежали дальше. Выбивают снежные комья величиной с черпак, выбивают снежные комья величиной с чашку. Пока шли долгий век, пока шли короткий век, попали в лунный мир, где живут люди, попали в солнечный мир, где живут люди.

Шли долгий век, шли короткий век, приехал он на край своего города с богатыршей, приехал он на край своего города с богатырем 28. Подъехал к дверям, встал с оленьих нарт, оленей повернул назад.

— Ну, объезжающие реки дорогие олени, объезжающие земли милые олени, поищите край своей реки, поищите край своей земли!

Погнал их мерзлым прутом, потом зашел в дом. Его жена, оказывается, сидит на нарах и что-то делает.

— Ну, жена, здравствуй!

? Кена сидит, большого внимания не обращает, малого внимания не обращает на него. Он подошел ближе и говорит:

— Жена, здравствуй!

Жена ничего не слышит, продолжает работать. Подошел к.коленям жены:

— Здравствуй, жена! Слышишь или нет?

Жена не вздохнула и не икнула. Он рассердился:

— Ну, рожденная без отца, без матери, человек и трех дней не ездил, а ты уже пришла к другой мысли, к другой думе!

Подошел и стукнул ее. Жена качнулась в одну сторону, начала ковырять в ухе.

— А-а-а, — говорит, — многие мои предки, ушедшие вперед, немногие мои предки, ушедшие вперед, покойники кричат и ухо 29.

— Это, наверно, я говорю так, как ушедшие в нижний мир покойники.

Вышел повесив голову, туда-сюда шагает, горюя. Видит, что у дверей загона стоят его кони. Подошел. Оказывается, они нагружены, придавлены шкурами черного зверя, шкурами красного зверя. Пришло ему в голову: «Это мне мешает шапка, окаймленная мехом черного зверя, подаренная моим сватом». Сиял шапку с головы и снова зашел. Жена увидела. Меньшее расстояние он шел, большее расстояние жена бежала. Обняла его за шею.

— Ходил ты долгий век, ходил ты короткий век, наконец появился откуда-то.

Целуются-обпимаются. Муж разделся. Присел к столу с пивом, к столу с медовухой, чтобы есть-пить. Взялись за разговор.

— Я недавно заходил, три раза здоровался, ты и большого внимания не обратила, и малого внимания пе обратила. Я рассердился, подошел и стукнул тебя. Ты качнулась в одну сторону, чуть не упала, потом начала ковырять в ухе, говоря: «А-а-а, многие мои предки, ушедшие вперед, немногие мои предки, ушедшие вперед, покойники кричат в ухо».

— А действительно, как-то недавно у меня звенело в ушах. О пройденной дороге весть, о пройденной далекой земле слух

два дня, три дня он рассказывает и рассказывает. Как живет его дочь, как ухаживали за ним сваты, как ухаживал за ним зять. И эта весть кончилась, и этот слух кончился.

Пока они так ншли, пока они так проживали, настал большой священный день на все небо, настал большой священный день на всю землю. Живущих в деревне многих женщин, живущих в деревне многих мужчин они собрали к себе, созвали к себе, к столу с напитком, к столу с медовухой, чтобы посидеть с хмельной от пива головой, с хмельной от медовухи головой.

— Ну, дети, пока я ходил по краям рек, пока я ходил по краям земель, мне дали бумагу. Живущим в деревне многим женщинам, живущим в деревне многим мужчинам прочту.

Вынул из кармана лист золотой бумаги, развернул: оказывается, светлым отцом, имеющим в доме золотое дымовое отверстие, три ветки золотой писанины там написайо: «Где-то на берегу беловодной питающей Оби, где рыба поднимается, беловод-ной многорыбной Оби говорят о земле, обросшей обской травой, о земле, обросшей соровой муравой, назначен ему священный мыс, где весенний глухарь роняет перо, священный мыс, где осенний глухарь роняет перо»30.

Светлый отец, имеющий в доме золотое дымовое отверстие, светлый батюшка, имеющий в доме золотое дымовое отверстие, когда-то открыл на свете кукольный век, когда-то открыл на свете кукольное время. Светлым отцом, имеющим в доме золотое дымовое отверстие, он назначен на священный мыс, где весенний глухарь роняет перо, на священный мыс, где осенний глухарь роняет перо, чтобы нескончаемую кровавую жертву со стрелы принимать, нескончаемую кровавую жертву с лука принимать.

После того как кончился стол с пивом, после того как кончился стол с медовухой, после того как многие живущие в деревне женщины разошлись, после того как многие живущие в деревне мужчины разошлись, он говорит жене:

— Ну, пойдем-ка поищем уголок нашей реки, поищем уголок нашей земли.

Как и назначил им великий отец Торум, великий батюшка Торум, они превратились в речных гусей с выступающей грудью и отправились в путь с криком тён-тён, с криком гал-гал. К дорогому верхнему течению по беловодной питающей Оби, где поднимается рыба, по беловодной многорыбной Оби, где поднимается рыба, с криком тён-тён, с криком гал-гал они прилетели к восхваленной земле, обросшей обской травой, к земле, обросшей соровой муравой. Своими большими, как луна, священными глазами, своими большими, как солнце, священными глазами они видят: вправду, на мыс, выходящий к сору, на мыс, выходящий к озеру, светлый отец, имеющий в доме золотое дымовое отверстие, спустил священную лиственницу с золотыми корнями, священную лиственницу с золотыми ветвями. На вершину этой лиственницы он спустил город, похожий на журавля с головой, похожий на журавля с шеей. На вершине города, покрытого белым войлоком, города, покрытого золотым ковром, спущен священный копчик железной кисти, священный кончик медной кисти, а над ней — дорогой кончик золотой цепи31. Необъятный большой дом, где у него вход — неизвестно, где у него дверь — неизвестно; как подует северный ветер — качнет его к семи краям юга; как подует южный ветер — качнет его к шести краям севера. Семь раз по ходу солнца обходят, шесть раз по ходу солнца обходят, непопятно, где у него дверь, где у него дымовое отверстие. Когда нашелся железный крючок, тогда открылась дверь, тогда открылось дымовое отверстие.

Зашли они в священный дом с неизвестной дверью, в священный дом с неизвестным дымовым отверстием. Оказывается, это дом с сотней слуг, дом с сотней прислужников. Там стоит их самобраный стол с пивом, их самобраный стол с медовухой. В заднем углу дома, в переднем углу дома лежит много бумаг с золотыми ветвями писания. С домочадцами, с черноголовыми слугами, с сотней неженатых прислужников они обмениваются добрыми пожеланиями вперед, они обмениваются добрыми пожеланиями назад. Сто слуг неженатых, сто прислужников неженатых радостными руками радуются, радостными ногами радуются 32. Он открыл бумагу с золотыми ветвями писания, из заднего угла дома, из переднего угла дома смотрит большими, как луна, глазами, смотрит большими, как солнце, глазами. Оказывается, три ветви золотого писания таким образом написаны: «Он назначается царем с данью весенней белки, он назначается царем с данью осенней белки33, его зовут золотой косей восходящего солнца, его зовут золотой красотой встающего солнца. На всей священной земле, изогнутой в виде круга, добрым высоким голосом к нему обращаются, добрым низким голосом к нему обращаются. Великим отцом Торумом, великим батюшкой Торумом в угол его дома, в сени его дома, где стоят лошади, назначены желанные олени, объезжающие реки, желанные олени, объезжающие земли, священные животные с шерстью летнего бурундука, священные животные с шерстью летней белки 34.

Потом со своими черноголовыми слугами, черноголовыми прислужниками они сели за самобраный стол с пивом, за самобраный стол с медовухой. Три дня сидели с хмельной от пива головой, четыре дня сидели с хмельной от медовухи головой. В этом счастье, в этом благополучии начали жить, до сих пор живут.