Наказание. Целью данной работы является исследование концепта punishment – наказание посредством анализа его языковых репрезентаций в современном английском языке.

Целью данной работы является исследование концепта PUNISHMENT – НАКАЗАНИЕ посредством анализа его языковых репрезентаций в современном английском языке.

Проблема наказания изучается многими науками, в фокусе которых находится человек. Каждая наука – философия, социология, психология – рассматривает наказание со своих позиций, обращая внимание на разные стороны этого сложного явления, но рассматривается оно всегда в оппозиции с преступлением.

Такие концепты как «вина», «ответственность», «преступление», «наказание» могут быть отнесены к концептам, обеспечивающим связь Человек – Социум. Они не могут возникнуть в индивидуальном сознании самостоятельно, не опираясь на социальный фон – обобщенные знания социума.

Указанные концепты играют основную роль в создании ценностной картины мира. Они несут в себе коллективное знание: результат воздействия того или иного события на человека, положительная или отрицательная оценка этих событий и т.д. Основной единицей нашего исследования является концепт как многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны (Карасик 2004). Мы считаем концепт «PUNISHMENT» социо-оценочным, т.е. требующим для своего формирования определенных условий, а именно: во-первых, наличия системы конвенциональных правил; во-вторых, оценки социумом поведения человека относительно той или другой системы норм; в-третьих, реакции человека на эту оценку (Арутюнова 2000).

Феномен наказания, как социо-оценочный (или аксиологический) концепт, безусловно, присутствует в любом человеческом сообществе и представляет ценность как универсально, культурно и социально значимое явление, а ценностный аспект является одним из важнейших измерений зрелости любого человеческого сообщества. Концепты являются более глубоким уровнем бытия, и по отношению к ним традиционно понимаемые понятия, образы, поведенческие стереотипы выступают проективными и редуцированными формами (Слышкин 2000: 3-4). При подходе к концепту «PUNISHMENT» как к социо-оценочному подчеркивается связь формирующегося в сознании индивида концепта с усвоенными ценностями данного социума, т.е. связь индивидуального и общественного опыта.

Понятие «наказание», по данным тезауруса Роже, обозначено в современном английском языке с помощью более чем пятидесяти лексем. В это число включены лексемы, конкретизирующие наказание по способу, степени и цели причинения страдания. В нашем исследовании в роли лексемы-репрезентанта выступает лексема punishment, являясь, наиболее нейтральной, однозначной и не несущей в себе сниженных или разговорно-бытовых коннотаций (Плотникова 2000). Исходя из анализа энциклопедических и толковых словарей, мы выделили признаки наказания: (1) следствие вины; (2) страдание (ядерные) и (3) возмещение, (4) статусные отношения, (5) градация, (6) средство сдерживания (неядерные).

Для построения прототипической ситуации наказания и для выявления его концептуальных признаков важна «сегментация сцены (scene partitioning), т.е. принципиальное членение обозначаемой сцены на эпизоды и участников» (Талми 1998: 102). Прототипическая ситуация наказания выглядит следующим образом: субъект наказания – тот, кто наказывает, делает что-то плохое объекту наказания (тому, кого наказывают) в ответ на что-то плохое, совершенное объектом наказания. Следовательно, наказание невозможно без оценивания субъектом наказания поступка объекта наказания.

Возможно совпадение субъектов оценки и наказания – тот, кто выносит негативное суждение, определяет и последствия. Но объектом оценки выступает действие человека, а объектом наказания – тот, кто совершил действие. Под субъектом наказания и оценки подразумевается представитель социума: лицо, часть социума или социум в целом. Общество является носителем нравственных норм, в нарушении которых проявляется индивидуализм, стремление выделиться. Социум порождает системы социальных ценностей, определяет категории добра и зла, хорошего и плохого. Эти категории, берущие начало в опыте многих поколений людей, обусловлены биосоциально. Поведение каждого участника социального образования находится под контролем общества, а наказание как феномен, основанный на социальном опыте, выступает неким «приведением к общему знаменателю», возвращает к нарушенным правилам, которые предназначены для успешного функционирования общественной системы как объединения индивидов.

Так, в приведенной ниже ситуации субъектом оценки действий монахини является церковь – выразитель общественного мнения. Церковь – совокупность лиц – образует некий «социум с общими стереотипами» (Вольф 2000: 69). Общественное мнение выражено с помощью фразы с пропозициональным глаголом the church regards, которая прямо указывает на субъекта и относит оценку к религиозному когнитивному пространству. Церковь выступает и в роли субъекта наказания, она налагает на провинившуюся наказание – обет молчания:

We shall pray together, but we will not be allowed to talk. The Church regards what I have done as murder. It’s a time-honored way of exacting penance. Unlike your civil authorities, no time is set. I shall serve in silence until someone designated by the Church believes I have seen the error of my ways and have been sufficiently punished for my transgressions (Coughlin, 338).

Субъект и объект оценки, так же как субъект и объект наказания, находятся в отношениях иерархии или статусных отношениях: Бог – человек, большинство (общество) – меньшинство (индивид) и т.д. Значение социального статуса велико, так как это естественное явление, возникшее в процессе филогенеза: В истории развития человеческого общества выбор предводителя служил целям обеспечения интересов группы. Важной ролью социального статуса в общественной жизни объясняется широкая представленность этого явления в языке. В ситуации, предшествующей наказанию, субъект оценки при вынесении оценки подчеркивает свой статус, так как ценности имеют общественную значимость и, давая оценку, индивид тем самым присваивает себе право представлять общество:

Punishments are common, obvious elements in our lives; we take punishments for granted. Parents punish children by yelling, scolding, taking away candy or toys, ‘grounding’, revoking privileges (Friedman, 9).

В оппозиции parents / children изначально заложен признак «статусные отношения», так же как он заложен и в лексеме punish. Можно сказать, что во фразе parents punish children признак «статусные отношения» присутствует в избытке. В приведенном примере перечисление видов наказаний и фраза we take punishments for granted характеризуют феномен наказания как повседневное явление общественной жизни людей.

Если деяние человека названо преступлением, значит, высказана негативная оценка. Следовательно, вина – это основной элемент ядерного признака рассматриваемого концепта «следствие вины», который связан с оцениванием поступка человека им самим или окружающими. Вина является элементом сознания и самосознания личности, т.е. представляет собой обвинение себя самого с точки зрения своей социальной группы. Так, в романе А. Хейли «Airport» имеет место констатация человеком своей вины. Кит – диспетчер аэропорта – винит себя в том, что не оправдал доверия друга и стал косвенной причиной авиакатастрофы. Однако это внутреннее признание, и никто, кроме самого Кита, не знает об этом. Тем более не знают об этом власти аэропорта, которые наказали Перри – диспетчера, замещавшего Кита в момент катастрофы. Несмотря на то, что признание не произнесено вслух, мы не сомневаемся, что диспетчер виноват:

Keith knew – as others did not – that the real responsibility for the Redfern tragedy was his own, not Perry Yount’s. Perry had been Keith’s friend, had trusted Keith that day to be conscientious, to come back to the control room as quickly as he could. Yet Keith, though knowing his friend was standing double duty, aware of the extra pressures on him, had been twice as long as he needed to be, and had let Perry down; so in the end, Perry Yount stood accused and convicted in Keith’s place. Perry for Keith – a sacrificial goat (Hailey a, 65).

Такие концепты как «вина», «ответственность», «преступление», «наказание» могут быть отнесены к концептам, обеспечивающим связь Человек – Социум. В определении этих феноменов играет важную роль фактор Другого (Бахтин 2000: 234). Вне Социума нет Человека. Общество формирует человека как личность, передавая ему знания, опыт поколений. В обществе человек научается сравнивать, сопоставлять свой индивидуальный опыт с общественным, объективированным опытом и знанием, переданным ему в языке и с помощью языка.

Вина как признак концепта «PUNISHMENT» может быть имплицирована в высказывании уже самим употреблением лексемы punish или ее дериватов. Рассмотрим примеры, взятые нами из газетной статьи. В высказывании не объясняется, что случилось в банке. Но употребление лексемы punish активизирует ту часть нашего опыта, которая позволяет понять, что наказание – следствие некоторого негативного поступка, и это, в свою очередь, позволяет сделать вывод о какой-то вине служащих банка:

The Beijing Youth Daily, a state run newspaper, quoted a spokesman for the Construction Bank as saying that 474 people at the bank had been punished this year. He did not describe what forms of punishment were used (FT, June 30 2003).

Подтверждение своему выводу мы находим уже в следующем высказывании:

The action by the bank comes after the National Audit Office checked the books of dozens of Construction Bank branches and found illegal loans, fictional profit-and-loss figures, secret accounts run by individual loan officers and other problems (там же).

Здесь вина эксплицирована словосочетаниями, несущими негативную оценку (illegal loans, fictional profit-and-loss figures, secret accounts, other problems), которую дали аудиторы и управление банка его служащим.

Интересно рассмотреть в качестве примера эпиграф к роману Г. Гришема «The Chamber»: Between the сrime and the punishment is the truth… Истиной, лежащей между преступлением и наказанием, тем, что призвано уравновесить эти феномены, является, по-видимому, вина преступника, которая должна быть озвучена в течение судебного процесса, чтобы каждый человек мог быть уверен в справедливости наказания и всей судебной системы. Вина также должна быть осмыслена тем, кто совершил преступление, для осознания справедливости понесенной кары, что, в идеале, является конечной целью любого наказания.

Исходя из анализа элемента вина, представляется целесообразным обратиться к феномену оценки. Оценочные структуры характеризуют отношение между действительным миром и его идеализированной моделью. Отмечается прагматический характер оценки, она предназначена для воздействия на адресата и имеет своей целью вызвать у адресата определенное психологическое состояние (Stevenson 1963: 153). Оценочное отношение человека к действительности выражается в том, что: оценка не может существовать вне предметной ситуации; она отражает нормы, существующие в конкретный исторический период и в конкретной социальной среде; оценка корректирует действие или поведение индивида; действие всегда рационально детерминировано.

Концепт «PUNISHMENT» возникает как результат оценочной деятельности, когда объекты и события окружающего мира по-разному воздействуют на человека, вызывая у него субъективную оценку. В связи с этим можно говорить об оценочной концептуализации и категоризации. Указанные процессы играют основную роль в создании ценностной картины мира.

Если вина выделяется как основной признак этого понятия, то можно считать концепт «PUNISHMENT» оценочным. Под оценочным концептом мы, вслед за Н.Н. Болдыревым, понимаем единицы, которые определяют содержание оценочных категорий и служат основой для их формирования. Н.Д. Арутюнова углубляет понятие оценочного концепта, определяя его как социо-оценочный. Такие концепты требуют для своего формирования определенных условий: 1) наличия системы конвенциональных правил; 2) оценки Другим поступка, поведения или облика Эго относительно некоторой системы норм; 3) реакции Эго на оценку Другого. Вероятнее всего, следует говорить о внешней и внутренней системах конвенциональных правил в каждом конкретном случае, так как каждый индивид в процессе онтогенеза приобретает знание подобных ценностей не путем считывания их словарных определений, а в результате личного опыта, возникающего из взаимодействия со средой и социальным опытом предшествующих поколений.

Социо-оценочные концепты принимают участие в координации сознания как органа, предназначенного для вынесения суждений, и воли как действенного начала человека. Помимо феноменов воли и совести, тем, что возвращает поведение человека к норме, является и феномен наказания. Но наказание есть уже следствие неразумного поведения как результат оценки этого поведения и сравнения его с нормой.

Если концепт«PUNISHMENT» относится к социо-оценочным концептам, то именно ценностная составляющая этого концепта является определяющей для каждого человека. Основанием для отнесения концепта «PUNISHMENT» к социо-оценочным концептам могут служить нормы и законы англоязычного общества.

Нормы – это «экстракт» наиболее полезных поведенческих ситуаций, выделенных в процессе онтогенеза, они относятся к особо важным типам знания, их социальная функция – обобщать и регулировать множество конкретных ситуаций общения. Поскольку стандарт не возбуждает ни интереса, ни эмоций, нормы имеют слабый выход в лексику и актуализируются, прежде всего, тогда, когда возникает выбор между той или иной поведенческой стратегией, поскольку большинство норм настолько вошло в жизнь, что люди не осознают их, пока не обнаружится какое-то нарушение или недопонимание. Функцией наказания является ограничение деятельности, служащей интересам отдельных индивидов, которое основано на социальных нормах, следовательно, наказание служит социокультурной эволюции – сохранению и движению общества вперед.

С социальной позиции нормы можно определить как «негенетически передаваемую информацию о мире» (Чернейко 1997), т.е. как культуру. Понятие нормы (ее нарушение) и наказания (последующие определенные социумом действия) всегда составляют причинно-следственную цепочку, которая прослеживается наблюдателем в ситуации оценки. Например, в романе А. Хейли “The Moneychangers” идет речь о буднях крупного американского банка. Полицейский (Innes) и сотрудник службы безопасности банка обсуждают кражу крупной суммы денег. Использование метафорического выражения (to nail) сотрудником безопасности банка показывает его негативное отношение к преступнику. Когнитивное пространство, в рамках которого выражена оценка, – это сфера отношений банковских служащих. Полицейский рассматривает ситуацию несколько шире, выражает возможную точку зрения судьи и общественности: за первое преступление Истен получит условный приговор, а сумма денег не будет приниматься в расчет, так как в банке денег много, и они все равно застрахованы:

‘Okay, we’ve enough to nail Easten on a larceny rap. Let’s say the amount stolen is eight thousand dollars, more or less. What do you think a judge will give him? ’

‘For a first offence he’ll draw a suspended sentence ‘, Innes said. ‘The court won’t worry about the money involved. They’ll figure the banks have lots and it’s insured anyway’ (Hailey b, 112).

Интересно проследить градацию нормы в приведенном примере. В профессиональной области банка норма – абсолютная честность, а большая сумма пропавших денег – отягчающее вину обстоятельство. С точки зрения полицейского, кража не является тяжким преступлением, а то, что деньги украдены в банке, не является важным обстоятельством. При таком подходе негативная оценка действий Истена явно ослабляется, а границы нормы очень размыты. Однако по мере развития разговора актуализируются общечеловеческие моральные нормы, и возможные последствия поступка Истена отягчаются. Если будет доказано, что Истен пытался свалить свою вину на девушку-кассира, то его деяния будут рассматриваться так, что он осознанно шел на преступление и пытался уйти от ответственности, подставив невиновного человека. Здесь уже здравый смысл, т.е. универсальные нормы общества, требуют реального наказания:

‘But if we can prove he [Easten] took that other cash – the six thousand last Wednesday; if we can show he aimed to throw the blame on the girl, and damn near did… ‘

Innes grunted understanding. ‘If you could show that any reasonable judge would send him straight to jail. But can you? ’ (Hailey b, 112)

Когнитивные области наблюдателей совпадают, поэтому совпадают суждения разных людей. Это позволяет сделать вывод об одной консенсуальной области взаимодействий – языковой области, имеющей в своем основании совпадающие ценности различных групп общества, что позволяет индивидам успешно взаимодействовать друг с другом, а именно: наказание достигает своей цели, например, преступник раскаивается в том, что сделал.

Важно подчеркнуть, что невозможно вычленить «чистые» нормы, которые бы встречались только в определенном сообществе, поскольку каждый индивид входит в малые и большие группы, и коллективное пространство в его сознании является «лоскутным» образованием. Нормы сообщества являются тем, к чему «возвращает» наказание. Они играют роль «границ» человеческого поведения, сдерживают его. Следовательно, концептуальный признак наказание – средство сдерживания постоянно имплицирован в языковых репрезентациях концепта «PUNISHMENT». Он лежит в основе утилитаристской теории наказания в философии: в идеале одна лишь мысль о наказании должна удержать человека от правонарушения.

Признак концепта «PUNISHMENT» наказание – возмещение является существенным в представлении концепта. Это отзвук философской концепции ретрибьютивизма. В одних случаях наказание как возмещение воспринимается на основе рациональной оценки и безо всяких эмоций. В других случаях невозмещенная вина ощущается человеком как неудовлетворение, пустота, боль. Возмещение этих ощущений наказанием является важным в психике человека, в его самооценке, в ощущении себя как личности. В приведенной ниже ситуации адвокат убеждает человека, чья семья пострадала от террористического акта, что смертная казнь для террориста не вернет ему родственников, и, следовательно, нецелесообразна. Однако этот человек убежден, что ему будет легче перенести свое горе, если убийцу казнят, его психическое состояние выражено в его ответе:

– But killing Sam will not bring them back.

– No, it won’t. But it’ll make us feel a helluva lot better. It’ll ease a lot of pain. I’ve prayed a million times that I’ll live long enough to see him dead (Grisham, 403).

На основании изложенного можно считать наказание естественной потребностью как общества в целом, так и каждого отдельного индивида как члена этого общества.

Ретрибьютивистский характер наказания требует того, чтобы следствие поступка уравновешивало нанесенный им вред. Это означает, что «PUNISHMENT» – концепт, которому изначально свойственна градация.

Постоянное соседство в языке понятий «преступление» и «наказание» является, по-видимому, отражением объединения этих феноменов в сознании человека:

Crime and punishment < …> are unique social indicators, mirrors of society – distorted mirrors; but even the distortions are symptomatic and systematic (Friedman, 254).

Соответствие наказания преступлению является нормой как в научной, так и в наивной картине мира, и в следующем примере принимается самим осужденным как справедливое и освобождающее от вины искупление:

But I might be further from God than I am from the devil. Which is not a good thing. It seems that I know evil more intimately than I know goodness and that’s not a good thing either. I want to get even, to be made even, whole my debts paid (whatever it may take!) to have no blemish, no reason to feel guilt or fear. I hope this ain’t corny, but I’d like to stand in the sight of God. To know that I’m just and right and clean (Mailer, 305).

Несоответствие наказания преступлению всегда отмечается. Это может быть слишком суровое или слишком мягкое наказание. В приведенной ниже ситуации мужчина оплакивает погибших близких и считает смертную казнь недостаточным наказанием, так как убийца его внуков будет недостаточно страдать и будет морально готов к смерти:

I don’t buy that crap. The death penalty is too good for these people. It’s too clean and sterile. They know they’re about to die, so they have time to say their prayers and say ‘good bye’. What about the victims? How much time did they have to prepare? (Grisham1995, 275)

Языковые репрезентации наказания чаще выделяют качественный признак. Признаки quite enough, grossly disproportionate, even, how high, far past the point в своем прямом значении выражают скорее количество, чем качество. Но в языковых репрезентациях концепта «PUNISHMENT» эти выражения выступают в роли качественных признаков наказания, указывающих, насколько человек удовлетворен / неудовлетворен последствиями некоторого действия. Следовательно, качественные характеристики наказания являются более важными для носителей наивной языковой картины мира, так как они более наглядны и выразительны.

Все метафоры, определяющие наши моральные концепты, базируются на представлении людей о благе. Установка Благо Есть Богатство является основой для метафорической системы, с помощью которой люди понимают свои нравственные взаимоотношения. Значительная часть метафор наказания входит в концептуальную метафору Moral Accounting. Наказание, являясь сложным психическим феноменом, соотносится в сознании с более простым и понятным опытом, встречающемся в обыденной жизни каждый день, независимо от психологического состояния и настроения человека, а именно – со сферой финансовых отношений. Преступление или проступок обозначаются как нечто «взятое в долг» у общества или определенного человека. На преступнике лежит моральное обязательство выплатить долг. То, что он его выплатил, в данном случае отбыл свое наказание в тюрьме, расценивается обществом как положительное деяние:

When she heard that Gary didn’t know how to meet people and could hardly take care of himself, Lu Ann felt ready to befriend him. “Why not”, she said. “He is lonely. He’s paid a terrible debt”. Maybe a friend could explain things that a family couldn’t (Mailer, 38).

Стоит подробнее пояснить ситуацию употребления концептуальной метафоры Moral Accounting в следующем примере. Сэм – человек, осужденный на смертную казнь в газовой камере. Пакер – служащий тюрьмы, где содержатся осужденные на смертную казнь. Среди заключенных и служащих тюрьмы действует негласное соглашение: если заключенный не нарушает дисциплину, ему стараются не говорить ничего, что может напомнить о его казни или о способе ее совершения. Шутка Пакера (Take a deep breath – Вздохни глубже, что означает «успокойся»), принимая во внимание способ грядущей казни Сэма, приобретает зловещий смысл. Поэтому Сэм угрожает ему наказанием – эта шутка будет дорого стоить Пакеру:

“Take a deep breath, Sam”, Packer drawled, and winked at the driver. “That’ll cost you, Packer. You’ll wish you hadn’t said that” (Grisham b, 240). Концептуальная метафора Moral Accounting включает в себя и другие лексемы и словосочетания из сферы финансовых отношений.

Концептуальная Метафора Strict Father Family Model является одним из основных средств актуализации моральных концептов. Эта Модель формируется в форме реакции на восприятие жизни как сложной и опасной, и понимается следующим образом: это семья, где отец несет основную ответственность за ее обеспечение и защиту. Он обладает правом «нравственной власти» (moral authority), которая обеспечивает подчинение его указаниям. Отец учит детей различать добро и зло, определяя строгие правила поведения при помощи поощрений и наказаний.

Физические наказания служат еще одной областью-источником для выражения идеи наказания, так как они связаны с сильными эмоциями – переживаниями боли, унижения, обиды. Указанный домен, в свою очередь, может быть включен в более широкую область, основанную на описанной выше модели семьи. Перспектива такого наказания, которое неотвратимо, наглядно, ощутимо физически, может предотвратить какие-то поступки, заставив задуматься о последствиях. Впервые ребенок сталкивается с ними в своей семье. Например, Люк в романе Г. Гришема «А Painted House», твердо знает, что можно делать, а что нельзя. Наказание, которое налагается отцом, нередко подкрепляется осознанием того, что он совершил грех и впоследствии будет наказан богом тоже – I might even be stricken blind on the spot:

Now that I was no longer a novice on the subject of female anatomy, I was anxious to have a look at a pregnant girl. But she sounded too close to the window, and if I got caught peeking in, my father would beat me for a week. An unauthorized view of a woman in labor was undoubtedly a sin of the greatest magnitude. I might even be stricken blind on the spot (Grisham c, 187).

Об экономических и социальных санкциях против компании, незаконно уволившей женщину, говорится в приведенной ниже ситуации. Значение наказания, выраженное при помощи метафоры физического дискомфорта – головной боли (I’ll be more than a headache) – расширяется перечислением различных способов наказания, которые могут быть предприняты по отношению к компании и ее руководству, и в довершение опять приводится метафора физического дискомфорта, на этот раз это «потеря сна»:

I’ll be more than a headache, I promise. … I promise your legal costs on this lawsuit will run five times that much. I’ll obtain access to your personnel records. I’ll take the depositions of other female employees. I’ll open up your financial books. I’ll subpoena all your records. And if I see anything the least bit improper, I’ll notify the Equal Employment Opportunity Commission, the National Labor Relations Board, the IRS, OSHA, and anybody else who might be interested. I’ll make you lose sleep, Chester (Grisham a, 222).

Исходя из изложенного, мы полагаем, что метафора физического наказания является одной из наиболее распространенных концептуальных метафор актуализации концепта «PUNISHMENT».

Метафора «to teach somebody a lesson» это еще одно направление развития общей метафоры Strict Father Family. Целью любого урока является получение нового знания. Наблюдения над употреблением указанной метафоры показали, что это словосочетание в значении «наказать» используется тогда, когда ясна дальнейшая перспектива. Например, представитель властей объясняет, что осознание нарушителями закона своей вины с помощью наказания поможет им воздержаться в дальнейшем от противоправных действий:

Here’s what happens now. They go to jail. Why? They’ve broken the law, and we’re going to teach them a lesson. They’ll realize it’s bad, and they’ll stop (NYT, February, 10 2002). Указанная метафора согласуется с важной целью, стоящей перед наказанием – вынести из наказания положительное знание, которое поможет предотвратить негативные действия в дальнейшем.

Нередки примеры, когда событие, не имеющее интенции наказания, расценивается человеком как таковое. И хотя логический субъект наказания отсутствует, в таких случаях люди считают, что субъектом их наказания является Бог. Иными словами, давая негативную самооценку своим поступкам, они осознают неотвратимость негативных последствий как наказание.

Если в анализе подобных случаев применить концептуальную метафору Strict Father Family, становится понятным, насколько важна роль «отца». Следует заметить, что в подобных случаях человеку практически не составляет труда проследить причинно-следственные связи. В следующем примере такая связь эксплицирована фразой punished for smoking. Череда неприятных событий в жизни мальчика заставляет его задуматься об их первопричине. Он начинает последовательно вспоминать предыдущие события и понимает, что наказан за курение – нанесение вреда своему здоровью, за непослушание. А так как об этом поступке никто не знал, он делает вывод, что наказан Богом:

Smoking. That was the answer. Hazardous to your health. You could say that again. He has been punished by God for smoking and harming his body (Grisham, 266).

На основании вышеизложенного можно предположить, что наказание – это не только внешнее следствие определенного поступка, но результат некоторых процессов в психике отдельного человека. Последовательное совпадение внешних событий с внутренним настроем актуализирует концепт как феномен сознания индивида независимо от того, как к этим событиям относятся остальные члены социума.

Помимо крупных концептуальных метафор, о которых мы заявили выше, существует ряд метафорических выражений, составляющих «кластер морального концепта» (Lakoff 1999). Например, метафора Immorality is Darkness, которая является суженным вариантом более общей метафоры Moral Strength. Необходимым условием моральных действий является сила воли, без которой невозможно осознание и поддержание моральных ценностей. Поэтому любая система ценностей отводит ей центральное место. Концептуальная метафора Moral Strength состоит из более мелких метафор, таких как Being Moral Is Being Upright, Being Good Is Being Balanced.

Часто действие, правильное в нравственном отношении рассматривается как действие ограниченное, действие в разрешенной области. Соответственно, действия, не отвечающие представлениям о морали, рассматриваются как нарушающие границы, т.е. в рамках концептуальной метафоры Moral Bounds. В роли границ выступают нормы определенной общественной группы: член движения Ку-клукс-клан объясняет, почему он участвовал в организации террористического акта против адвоката Марвина Крамера. Он считает, что люди, подобные Крамеру, нарушают нормы поведения в американском обществе, так как способствуют тому, чтобы это общество стало равноправным для представителей всех рас и национальностей. А это идет вразрез со взглядами и ценностями, которых придерживаются сторонники Ку-клукс-клана. Отрицательное отношение к Крамеру эксплицировано фразой son of a bitch, а то, что он обязан придерживаться рамок принятых норм, репрезентировано метафорой be kept in line. Следующая за этим фраза – вывод о справедливости наказания Крамера:

Jews like Marvin Kramer were promoting an interracial society and stirring up the Africans. Son of a bitch needed to be kept in line… He got what he deserved (Grisham: 184). Проанализировав языковые средства, с помощью которых имплицированы нормы, мы видим, что они являются достаточно жесткими. Фразы to keep in line, to keep in their place являются структурными пространственными метафорами, задающими жесткие границы жизненного пространства, т.е. характеризуют «некий пространственный предел как сферу нормального, с точки зрения наблюдателя, положения дел, относительно которого характеризуется то или иное отклонение» (Кравченко 2004: 70).

Наблюдения над языковыми репрезентациями концепта «PUNISHMENT» в разных контекстуальных ситуациях позволяют сделать следующее заключение. С первых дней жизни человека концепт «PUNISHMENT», навязанный индивиду общественной системой, развивается, обогащается за счет знаний, полученных в течение онтогенеза, и перестраивается во внутренний феномен психики человека. Однако концепт сохраняет первоначальную структуру – постоянный набор существенных признаков, определенный потребностями социума. Различие концептов у разных индивидуумов обусловлено различиями онтогенеза каждого организма, вынужденного приспосабливаться к собственной нише и собственным условиям существования.

Основные результаты выполненного исследования сводятся к следующим положениям.

Концепт «PUNISHMENT» имеет сложную структуру, в которой выделяются шесть концептуальных признаков: (1) страдание, (2) следствие вины, (3) статусные отношения субъекта и объекта наказания, (4) возмещение, (5) градация наказания, (6) средство сдерживания. Ядерными концептуальными признаками являются признаки (1) страдание и (2) следствие вины – отрицательная оценка некоторого поступка социумом.

Концепт «PUNISHMENT» является структурой с постоянным набором существенных признаков, что согласуется с функцией этого концепта – он призван ограничивать креативность составляющих организмов в интересах социума как организма иного порядка.

Концепт «PUNISHMENT» является социо-оценочным концептом и соотносится в сознании с нормами, которые определяют различные социальные слои и группы.

Концепт «PUNISHMENT» является продуктом психики человека – «внутренним» феноменом сознания.

Метафоры, служащие средством формирования концепта «PUNISHMENT», непроизвольны и определяются концептуальными признаками наказания.

Фрагмент научной картины мира, обозначаемый языковым концептом «PUNISHMENT», не совпадает с одноименным фрагментом наивной картины мира носителей английского языка.

Литература

Арутюнова Н.Д. О стыде и совести // Логический анализ языка: языки этики. М.: Языки русской культуры, 2000. С.54-78.

Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. 336 с.

Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Едиториал УРСС, 2000. 280 с.

Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004. 390 с.

Контримович А.А. К вопросу об экспертном значении слова punishment //Лингвистические парадигмы и лингводидактика: Материалы VII междунар. науч.-практ. конф. Иркутск: БГУЭП, 2002. С. 67-68.

Контримович А.А. Метафоризация концепта в современном английском языке как показатель функциональной грамотности // Лингвистические парадигмы и лингводидактика: Материалы VIII междунар. науч.-практ. конф. Иркутск: БГУЭП, 2003. С. 51-59.

Контримович А.А. Языковые средства выражения концепта «PUNISHMENT» как фрагмента ценностной картины мира англоязычного общества // Проблемы систематики языка и речевой деятельности: Вестник ИГЛУ. Сер. 3. Материалы конф. Иркутск: ИГЛУ, 2003. Вып. 2. С.118-124.

Контримович А.А. Оценка и ее основные компоненты субъект и объект как концептуальный признак концепта «PUNISHMENT» // Образ человека и человеческий фактор в языке: словарь, грамматика, текст: Материалы расширенного заседания теоретического семинара «Русский глагол». Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2004. С. 122-123.

Контримович А.А. Нормы как основания этических оценок в языковых репрезентациях концепта «PUNISHMENT» // Актуальные проблемы гуманитарного знания: материалы регион. науч.-практ. конф. молодых ученых. Барнаул: БГПУ, 2004. С.124-132.

Кравченко А.В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во Иркутск. ун-та, 2004. 206 с.

Плотникова С.Н. Неискренний дискурс (в когнитивном и структурно-функциональном аспектах): Монография. Иркутск: ИГЛУ, 2000. 244 с.

Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М.: Academia, 2000. 128 с.

Талми Л. Отношение грамматики к познанию // Вестник Моск. ун-та. 1998. Сер. 9. Филология. №4. С.76-104.

Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1997. 320 с.

Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh: The Embodied Mind and its Challenge to Western Thought. N.Y.: Basic Books, 1999. 624 p.

Stevenson Ch. Facts and Values (Studies in Ethical Analysis). New Haven: Yale University Press, 1963. 365 p.

Г.В. Кусов (Краснодар)