ПУТЕШЕСТВИЕ. Цельданной работы – установить лингвокультурные характеристики концепта «путешествие» в китайском и русском языковом сознании.

Цельданной работы – установить лингвокультурные характеристики концепта «путешествие» в китайском и русском языковом сознании.

В китайской лингвистике концептологическое изучение языка, по нашим данным, пока еще не получило развития. Вместе с тем есть все основания утверждать, что такое изучение языка именно в китайской лингвокультуре является весьма перспективным, поскольку по способу языкового обозначения в китайском языке концепты детально зафиксированы в идеографических иероглифах. Иероглиф по своей сути представляет собой картинку, выражающую ту или иную идею, и благодаря своей иконической природе более детально характеризует внутреннюю форму концепта. Иероглиф отражает национально-культурную специфику мировидения китайцев, основные характеристики которого могут быть сформулированы как целостное, прямое и практическое отражение реальности в сознании.

Путешествие как социальный феномен играет важную роль в жизни людей. Людям свойственно уезжать из дома по разным причинам: для торговли, научных исследований, завоевания новых территорий, распространения своей религии, отдыха и т.д. Типы путешествия тесно связаны с причинами поездок. Причины путешествий в китайской и русской культурах частично совпадают и различаются.

Общими в сравниваемых лингвокультурах являются следующие причины путешествия: 1) необходимость добывать пищу, постоянно перемещаясь: кочевка / you mu (букв. Путешествие + пасти); 2) коммерция: отсутствует однословная единица в русском языке / shang lü (букв. Торговля + поездка), you gu (букв. Путешествие + продавать); 3) дипломатические связи: нет однословной единицы в русском языке / chu shi (букв. Выходить + миссия), chao pin (букв. Коленопреклонение + посещение, визит); 4) научное исследование: экспедиция / kao cha (букв. Проверять + исследовать); 5) деловые поездки: командировка, поездка / chu chai (букв. Выходить + служба); gong chu (букв. Общественный + казенный); 6) отдых: много лексических единиц в двух языках; 7) религиозный мотив: паломничество, богомолье / chao jin (букв. Коленопреклонение + поклонение); fo you (букв. Будда + путешествие), xian you (букв. Святой + путешествие), shi you (букв. Ши + путешествие, здесь Ши – сокращенное название Шакьи-Муни), yun you (букв. Облако + путешествие).

В русской культуре не типичны следующие причины путешествия, в результате чего они в русском языке однословно не обозначены: 1) инспекция императора: xun you (букв. Обходить + путешествие), xun xing (букв. Обходить + счастье), xun shou (букв. Обходить + оборонять); 2) ехать на чужбину учиться: you xue (букв. Путешествие + учеба); 3) ехать на чужбину в поисках должностей: you huan (букв. Путешествие + чиновник); 4) Странствовать по стране для пропаганды политических взглядов: you shui (букв. Путешествие + пропагандировать); 5) совершать благородные поступки и стоять на защите справедливости: you xia (букв. Путешествие + рыцарь). Вместе с тем в китайском языке нет слова, выражающему концепт «землепроходец».

Под социальными условиями путешествия в нашем исследовании понимаются места проживания путешественников, предметы личного пользования, транспортные средства, служба для путешествия (гид) и туристическая инструкция. Эти факты действительности отражают этнокультурную специфику, что в языке выражается в наличии безэквивалентной лексики, лакун, смысловых различиях эквивалентных слов в русском и китайском языке. Например, в китайском языке четко выделяется категория места проживания путешественников с определением их социального статуса: для императора – xing gong (букв. Поездка + дворец); для знатных людей – zhu hou guan (букв. Князь + здание), fan guan (букв. Иноземный + здание) и si fang guan (букв. Четыре + сторона + здание) в древнем Китае, bin guan (букв. Гости + здание), jiu dian (букв. Вино + дом), da sha (букв. Большой + многоэтажный дом) и fan dian (букв. Еда + здание) в современном Китае; для государственных служащих: yi chuan (букв. Почтовый + передавать) в древнем Китае, lü she (букв. Поездка + дом), lü guan (букв. Поездка + здание), lü dian (букв. Поездка + дом), zhao dai suo (букв. Принимать + пункт) в современном Китае; для странствующих образованных – ke she (букв. Гости + дом), ke dian (букв. Гости +дом, помещение) в древнем Китае; для простых людей – ni lü (букв. Встречать + поездка) в древнем Китае, ji mao xiao dian (букв. Петушиное перо + маленький + дом), da che dian (букв. Большой + повозка + дом). В русском языке места проживания и ночлега путешественников обозначаются следующими лексемами: гостиница, отель, номера, трактир, постоялый двор, мотель, пансионат, санаторий.

Ритуалы отправления в путешествие и возвращения домой в китайской и русской культурах своеобразны. Это объясняется тем, что нормы поведения людей в обществе обусловлены условиями их существования во времени и пространстве. В китайской культуре существуют следующие ритуалы по отношению к путешествию: 1) bu xing (букв. Гадание + поездка); 2) bai lu shen (букв. Поклоняться + дорога + дух; знач. совершать моление божеству дорог); 3) li yan (букв. Прощаться + пир; знач. устраивать прощальное угощение); 4) song xing (букв. Проводить + ходить; знач. провожать уезжающих); 5) jian yin (знач. Провожать выпивкой перед разлукой); 6) zhe liu (букв. Отломить + ива; знач. Отломить ветку ивы и подарить ее на память уезжающему); 7) zeng wu (букв. Дарить + вещь; знач. одарить прощальным подарком); 8) zhi shou (букв. Держать, зажать + рука; знач. рукопожатие); 9) ti qi (букв. Сопли + плакать); 10) jie feng (букв. Принимать + ветер; знач. устроить угощение в честь приехавшего), xi chen (букв. Стирать, мыть + пыль). В русской культуре существуют совсем другие ритуалы, связанные с путешествием. Например, верующие берут благословение на любое серьезное дело у батюшки. У русских есть традиции присесть на дорогу и выпить на посошок. В некоторых случаях русские дарят знаки, которые бы напоминали о провожающих. Кроме того, дают уезжающим амулет или талисман от всяких бед. При расставании русские троекратно целуются, а при встрече желательно дарить цветы. В течение трех дней после отъезда в доме нельзя мыть полы. Находясь на чужбине, русские бросают монету в реку, озеро, водоем – это значит, что они хотят еще раз приехать на это место.

Слово «путешествие» по определениям словарей русского языка – действие по глаголу «путешествовать», странствованье, странничанье, ходьба или езда по чужим местам (ТСД); поездка или передвижение пешком по каким-нибудь местам, странам (обычно для ознакомления или отдыха) (СО); поездка (реже – передвижение пешком), обычно куда-нибудь далеко за пределы родной местности, постоянного местопребывания (СУ); поездка или передвижение пешком куда-либо далеко за пределы постоянного местожительства с научной, общеобразовательной, спортивной и другими целями (СК). Выделяются признаки: 1) передвижение, 2) выход за пределы родной местности, собственного культурного пространства, 3) выход за пределы постоянного жительства, 4) с определёнными целями, 5) обычно на далекое расстояние, 6) образ действия – пешком или на каком-либо транспорте.

Концепт «путешествие» вербализуется в русском языке с помощью достаточно широкой группы лексических единиц. В словаре синонимов русского языка сравниваются слова «путешествие», «странствие», «странствование», «вояж», «турне» (ССРЯ, 1971) и устанавливается их общее значение – поездка или пеший поход куда-либо, за пределы постоянного местожительства, местопребывания. К рассматриваемому семантическому полю путешествия также отнесены следующие существительные: экскурсия, пикник, поход, переход, вылазка, круиз, паломничество, одиссея, робинзонада, экскурсия, кругосветка, альпинизм, туризм, автотуризм, мореплавание, командировка, поездка, хождения, прогулка, гулянье, путь, дорога, скитание, променад, богомолье, погулянки. К этой группе мы отнесли и существительные, которые обозначают субъект путешествия: вояжер, аргонавты, путешественник, путник, странник, пилигрим, паломник, Робинзон, землепроходец, турист, мореплаватель, моряк, мореходец, полярник, скиталец, бродяга, богомолец, а также глаголы, квалифицирующие действия путешественников: вояжировать, путешествовать, странствовать, странничать, скитаться, прогуляться, паломничать, и просто глаголя передвижения: ходить/идти, ездить/ехать, летать/лететь, слоняться, шататься, болтаться, таскаться, шляться, шлендать, чеканить, шествовать и др.

В китайском языке именами исследуемого концепта являлись односложные слова lü и you. Иероглифическое обозначение этих концептов позволяет нам увидеть те признаки, которые были положены в основу концептуализации путешествия.

Первоначальное начертание lü показывает нам следующую ситуативную картину. В середине рисунка – древний военный флаг. На вершине флагштока висит украшение. Под знаменем три человека ведут вперёд военную колесницу. В древнем Китае цифра «три» обозначает множество, поэтому трое военных символизируют группу солдат. Итак, исходное значение идеограммы lü – множество солдат, собравшихся под знаменем и ведущих колесницу вперёд. Отметим, что в качестве армейского подразделения один lü равен 500 солдатам. Пойти на войну значит покинуть дом. Таким образом, на основе исходного значения слова lü возникли его производные значения «поездка», «путешествие», «путь», «находиться на чужбине». Это слово обладает широким ассоциативным фоном и поэтому содержит множество значений (в «Большом словаре китайских иероглифов» у иероглифа lü отмечено 18 значений).

Первоначальное начертание you изображает знаменосца, который держит в руках знамя. В первом словаре китайских иероглифов «Шовэнь Цзецзы» you трактуется следующим образом: «знамя реет в воздухе». Потом этот иероглиф превратился из пиктограммы в фоноидеографический знак в связи с тем, что к нему добавили ключи (вода) и (нога). Таким образом, первый иероглиф обозначает действие в воде, а второй – действие на суше. В «Большом словаре китайских иероглифов» you имеет 11 значений.

В современном китайском языке для обозначения концепта «путешествие» употребляются двусложные слова lü you и lü xing. В «Большом словаре китайского языка» lü xing трактуется как далекая поездка с целями зарабатывать на жизнь, выполнять служебные поручения или просто развлечения, отдыха; lü you – поездка с целью развлечения. Выделяются признаки: 1) поездка в далеком расстоянии, 2) с конкретными целями, 3) идея необходимости выхода из дома

В «Идеографическом словаре современного китайского языка» дается синонимический ряд, связанный с путешествием: you lan, lü you, you li, you xing, you guang, you wan, yuan zu, deng lin, guan guang, chu you, man you, ao you, chang you, lang you, juan you, yun you, you you, jiao you, ye you, zhou you, wo you, shen you, xun you. К рассматриваемому семантическому полю отнесены также следующие однословные единицы, смысловым ядром которых является «путешествие»: lü xing, chu xing, wai chu, xun li, ta qing, tan chun, xun shou, you xing, you huan, you xue, you fang, you xia, zi you, tan you, ping you, yong you, xiao you, zong you, huan you, chun you, you yan, you yu, you lü, you yan, yi you, you pan, chu men, gong chu, chu chai, you gu, shang lü, chao pin, xian you, shi you. Отметим, что вышеперечисленные китайские лексические единицы представляются как существительными, так и глаголами, поскольку изолированное слово в китайском языке не может иметь частеречной («основной») принадлежности.

Лексикографический материал, касающийся толкований концептов «путешествие» и «lü, you»в русском и китайском словарях, приводит нас к следующим выводам:

1. Китайские слова lü и you гораздо более многозначны, чем русское слово «путешествие».

2. Смысл, заключённый в русском слове «путешествие», гораздо более определён, ясен, чем смысл китайских lü и you.

3. В толковании русского слова «путешествие» представлен образ действия (пешком или нет), чего нет в китайском толковании.

4. В китайском языке lü и you представляют собой корни, при помощи которых образуется синонимический ряд, чьим общим ядром является концепт «путешествие». Такое явление не обнаруживается в русском языке.

Что касается толкований понятия «путешествие» и lü xing в русском и китайском словарях, то отметим, что в русском языке акцентируются образ действия, выход за пределы постоянного местожительства, а в китайском языке – конкретные цели поездки, подразумевающие идею необходимости путешествий – зарабатывать на жизнь или выполнять служебные поручения.

Таким образом, лексема «путешествие» в русском языке характеризуется пространственным действием (выход за пределы постоянного местожительства), а в китайском языке характеризуется способом жизнедеятельности (зарабатывать на жизнь, выполнять служебные поручения, развлекаться).

В работе рассматриваются лексические способы обозначения лингвокультурного концепта «путешествие». Наша модель лексического описания способов обозначения путешествия в русском и китайском языках построена на следующих признаках путешествия: 1) субъект, 2) среда, 3) скорость, 4) цель, 5) оценка, 6) дополнительные действия, связанные с путешествием.

Специфика признаков концепта «путешествие» при сопоставлении русской и китайской лингвокультур заключается в следующем:

Во-первых, в китайском языке четко выделяется категориальный класс путешественников, чего нет в русском языке. Например, император – xun shou (букв. Обходить + вассалы), you xing (букв. Путешествие + счастье), чиновник – you huan (букв. Путешествие + чиновник), монах или даос – you fang (букв. Путешествие + сторона), yun you (букв. Облако + путешествие), аристократ – zi you (букв. Произвольно + путешествие), tan you (букв. Разговаривать + путешествие), ping you (букв. Оценивать + путешествие), горожанин – ta qing (букв. Топтать + зеленый), jiao you (букв. Загород + путешествие), ye you (букв. На лоне природы + путешествие). В традиционной китайской культуре понятие «путешествие» связано с социальным статусом путешественника, а в русской культуре – с образом действия. Детальная конкретизация социального статуса человека (путешествующего и не только путешествующего) укоренена в традиционной китайской культуре, это заложено в китайской этике, построенной на принципе уважения старших по возрасту или по должности. Детализация образа действия, в свою очередь, является специфической характеристикой русской модели мира и относится не только к концепту «путешествие»

Во-вторых, в русском языке осуждается хождение без цели (слоняться, шататься, болтаться, таскаться, шляться, шлендать), т.е. плохо двигаться чересчур медленно, но плохо и «шнырять», т.е. двигаться слишком быстро, при этом данные слова также являются стилистически сниженными. В китайском языке осуждается праздное путешествие, характерны следующие комбинации компонентов соответствующих иероглифов: you yan – путешествие + пир, you pan – путешествие + обвивать что-либо, you dang –путешествие + распущенность, yi you – праздный + путешествие. Это объясняется тем, что китайцы стремятся к принципу «разумной середины», т.е. желая избежать крайностей. В шестой главе «Лунь Юй» Учитель сказал: «Такой принцип, как «золотая середина», представляет собой наивысший принцип» (Древнекитайская философия, 1972). Это принцип господствует в китайской культуре. Недаром китайская пословица гласит: ren pa chu ming, zhu pa zhuang (букв. Для свиньи опасно быть слишком жирной, для человека – чересчур прославленным).

В-третьих, в китайском языке выделенные в данной работе дополнительные признаки в составе концепта «путешествие» раскрываются более детально, чем в русском, поскольку эти признаки прямо выражают культурно-исторические традиции, и поэтому их можно понять в более глубоком историко-культурном смысле, не обращаясь к специальной энциклопедической литературе. Например, с лексемой ta qing связаны обычаи посещать кладбище, сжигать жертвенные предметы из золотой и серебряной бумаги, ломать ветки ивы и носить их. Такие обычаи зародились во время династии Тан. На третье число марта по лунному календарю император Гаочжун совершал весеннюю прогулку в Вэйян. Тогда он подарил венок из ивы каждому любимому подчиненному и сказал, что ива избавит их от всяких бед. С тех пор на праздник Цинмин люди стали ломать ветки ивы и носить их. В этот день празднично одетые люди совершали загородную прогулку с ветками ивы в руках. Такой обычай был популярен во время династий Тан и Сун. Известная картина «Праздник Цинмин на реке Бяньхэ» художника Чжан Цзедуаня отражает этот день в Кайфэне – столице Северной Сун. Кроме того, в этот день люди пускали бумажных змеев, устраивали петушиные бои, играли в мяч, качались на качелях (Чан Цзинюй, 1995).

В-четвертых, в китайской лингвокультуре подчеркивается необходимость путешествий, в основе этой необходимости лежит чувство долга, в то время как в русской лингвокультуре необходимость путешествий осмысливается в неразрывной связи с оценкой этих путешествий, т.е., на первый план выдвигается мотивация. Например, you huan (букв. Путешествие + чиновник), you xue (букв. Путешествие + учеба). В период династии Суй была учреждена система государственных экзаменов, которые требовалось сдать для того, чтобы занимать государственные должности. Чиновники по назначению императора отправлялись на службу и через каждые три года посылались на новое место назначения. Таким образом, чиновники ездили по стране в поисках должностей (Се Гуйань, Хуа Голян, 1999). Есть стихотворение Ван Бо «Провожаю Ду, уезжающего в Шучжоу на должность шофу – помощника уезда», описывающее поездку для поиска должности.

В-пятых, признак удовольствия от путешествия выдвинулся на первый план при осмыслении данного концепта в сравниваемых культурах относительно недавно. По всей видимости, такое оценочное изменение концепта «путешествие» связано с возрастанием значимости идеи досуга, отдыха, развлечений в современной жизни, что объясняется высоким уровнем развития производства, сокращением числа работающих в сфере непосредственного производства материальных благ, и переключением значительной части населения к занятости в сфере досуга. Эта тенденция носит всеобщий характер и соответствует идеям глобализации.

Проанализированный материал дает основания считать, что в китайской лингвокультуре концепт «путешествие» более значим, чем в русской. Это подтверждается его более многочисленной репрезентацией в языке и его глубоким историко-культурным содержанием, зафиксированным в семантике соответствующих лексических и паремиологических единиц.

Будучи культурным концептом, путешествие обладает ценностными характеристиками. Ценностные характеристики путешествия как культурного концепта можно установить, обратившись к анализу выраженных в языке оценочных суждений по поводу данного концепта. Эти суждения выражаются в паремиологическом фонде – пословицах и поговорках, которые являются одним из предметов изучения лингвокультурологии.

Моральные и утилитарные нормы характеризуются определенным сходством и различием как внутри одной и той же этнокультуры, так и в разных этнокультурах. Культурные доминанты могут быть выделены при сравнении этнокультур по количественным отношениям ценностно-маркированных суждений. Значительное число паремиологических единиц на определенную тему свидетельствует об актуальности этой темы для ценностной картины мира данного этноса.

В русском и китайском языках можно найти много пословиц и поговорок, значение которых связано с концептом «путешествие». Ценностная сторона данного концепта конкретизируется в виде различных норм поведения, выводимых из паремий на тему «путешествие». Эти нормы поведения в нашей работе сгруппированы в нормативные комплексы (аксиомы поведения). Наша классификация уточняет классификацию аксиом поведения, предложенную В.И. Карасиком (2002), применительно к рассматриваемому в работе концепту. В работе установлено шесть аксиом поведения в путешествии:

1. Аксиомы взаимодействия: надо иметь хорошего спутника в поездке [ В дороге и ворога назовешь родным отцом; Xing yao hao ban, zhu yao hao lin (букв. Ходить – нужен хороший спутник; жить – нужен хороший сосед)]; надо быть смелым (Распутья бояться, так и в путь не ходить; Xian shan bu jue xing lu ke, e shui ye you bai du ren (букв. < И> в труднопроходимых горах есть прохожие, в отвратительной воде – паромщики)].

2. Аксиомы жизнеобеспечения: надо узнавать дорогу во время путешествия [ Не ищут дороги, а спрашивают; Chu men zui shi lu (букв. Выходишь из дома, рот – дорога)]; не надо часто останавливаться в поездке (Плохая стоянка лучше доброго похода; Bu pa man, jiu pa zhan, zhan yi zhan, liang li ban (букв. Не бойся медленно идти, бойся только останавливаться; остановишься – два с половиной ли)]; надо получить информацию в пути у опытного путника (Xiang zhi hai shang shi, dang wen lao shao gong (букв. Хочешь узнать дело на море, спроси старого паромщика)].

3. Аксиомы контакта: надо любить родной дом [ В гостях хорошо, а дома лучше; jin wo, yin wo, bu ru zi jia de qiong wo (букв. Золотое гнездо, серебряное гнездо – хуже, чем свое бедное гнездо)]; надо быть скромным (Chu men san bei xiao (букв. Отправляешься в путь, становишься младше на три поколения)].

4. Аксиомы ответственности: надо ответственно относиться к поездке [ Не хвались отъездом, хвались приездом; Ping an shi fu (букв. Безопасность < в пути> есть счастье)].

5. Аксиомы безопасности: не надо спешить, организуя путешествие [ Тише едешь, дальше будешь; ji xing wu hao bu, ji shui nan mo yu (букв. Быстро идешь – нет спокойных шагов, в быстрой воде не поймешь рыбы)]; надобыть осторожным [ Дома рука и нога спит, в дороге и головушка не дремли; Xing chuan yao shi jiao, yang fan yao kan feng (букв. Едешь на лодке, надо знать подводные камни; распускаешь паруса, надо смотреть на ветер)]; надо бытьпредусмотрительным [ Иди в море на неделю, а хлеба бери на год; Jiang hu zou de lao, liu yue dai mian ao (букв. Опытные бродяги даже в июне берут с собой ватное пальто)]; надо вести себя так, как принято в чужих местах [ Chu men wen lu, ru xiang wen su (букв. Отправляешься в дальний путь – узнай дорогу; придешь на новое место – узнай обычай)]; надо избегать трудности иопасности в поездке[ Говорила мне своячинка, что на дороге бывает всячинка; Xing chuan zou ma san fen ming (букв. Ехать на лодке и ехать верхом – < лишь> треть судьбы < в руках путника>).

6. Аксиомы благоразумия: надо путешествовать [ Печка нежит, а дорога учит; Du wan juan shu, xing wan li lu (букв. Прочитать десять тысяч книг, пройти дорогу за тысячу ли)]; нельзя понять жизнь, не испытываятрудностей в дороге[ Кто в море не бывал, тот горя не видел; Zai jia bu zhi chu men de ku (букв. Люди, которые дома сидят, не знают мучений людей в дальней поездке)].

Анализ китайских и русских паремиологических единиц показывает, что в традиционной китайской культуре путешествие ассоциативно связано с идеей трудностей и мучений, в то время как русской культуре на первый план выходит идея испытания себя в путешествии, в противоборстве с природной стихией (в частности это прослеживается в том, что путешествие по морю практически не представлено в языковой репрезентации исследуемого концепта в китайской лингвокультуре и вариативно представлено в соответствующей репрезентации этого концепта в русской лингвокультуре). В общем плане это связано с тем, что в китайской культурной традиции нет жесткого противопоставления человека и природы, человек мыслится как органичная часть природы (tian ren he yi – буквально: небо и человек объединяются в одно). Кроме того, различие в нормативных комплексах по отношению к путешествию в русской и китайской лингвокультурах на основании анализа паремиологических единиц состоит в том, что в китайской культуре подчеркивается “скромность путешественника в пути”, “старость как опытность”, “настойчивость и неуклонность путешественника в пути”, чего нет в русской лингвокультуре.

Для выявления специфики концепта «путешествие» в китайской и русской лингвокультурах мы проанализировали также тексты записок путешественников и путеводителей. В записках путешественников можно найти все составляющие «картины путешествия», отвечающие на вопросы: «кто/что», «где», «зачем», «когда», «как».

Проведенный анализ показывает, что записки русского и китайского путешественников по смысловому содержанию частично совпадают и частично различаются. Общим для всех путевых записок является описание увиденного и услышанного во время поездок. Во всех проанализированных записках путешественников конкретизируется концепт «путешествие», уточняясь по следующим параметрам: 1) цель поездки; 2) субъект путешествия; 3) среда и условия путешествия; 4) подготовка к путешествию; 5) опасности путешествия; 6) социальные условия путешествия; 7) отношение местных жителей к путешественникам; 8) описание процесса путешествия и его длительности; 9) описание увиденных стран и краев, связанной с ними природы, населения, экономики, культуры, обычаев народов и т.д.

Различия между китайскими и русскими записками путешественников заключаются в следующем: 1) записки русских послов более объективно, детально передают сценарии путешествий, чем китайских послов; 2) в записках китайского географа внимание уделяется как описанию географического исследования, так и описанию древних памятников, древних легенд и воспоминаний, связанных с ним; 3) в записках русского паломника внимание акцентируется на описании церковных чинов и святых мест, а в записках китайского паломника – на описании посещенных стран и особенностей буддизма в тех местах.

Следует отметить, что записки путешественников предназначены для сравнительно узкого круга читателей. Их цель – рассказать о том, что было, т.е. дать объективную картину увиденного. А для универсального читателя существует путеводитель, цель которого – дать представление о главных достопримечательностях; привлечь туристов возможностью интересных новых впечатлений, т.е. убедить людей совершить путешествие, побывать на новом месте. Иными словами, в путеводителе содержится оценка. Проанализированный материал показывает, что русские и китайские путеводители имеют как совпадающие, так и различающиеся части. Совпадением для них является описание общего представления о городе и достопримечательностях. Различие состоит в том, что в русских путеводителях обычно отсутствует описание культуры, традиции и быта народа конкретной посещаемой страны, в китайских путеводителях такая информация содержится. Приведём пример из путеводителя «Шанхай»:

В китайском языке существует пословица: qian li song e mao, li qing qing yi zhong (букв. За тысячу ли нести гусиный пух; мал подарок, да дорого внимание). Люди любят отмечать подарками многие события: свадьбу, похороны, рождение ребёнка, постройку дома, новоселье). Кроме того, принято дарить подарок при первом знакомстве, деньги детям по случаю Нового года и т.п. Подарки разнообразны: принять дарить пампушку или пирожное по случаю строительства нового дома, на рождение ребёнка принято приносить курицу, яйца, питательное и укрепляющее средство; на похоронах принято дарить шёлковый верх на одеяло … (Цзян Бинхуэй, 2002).

Для проверки полученных результатов был проведен экспериментальный опрос информантов, цель которого заключалась в выявлении характеристик путешествия в современном языковом сознании. Основные респонденты – русские и китайские преподаватели (по 50 человек), русские и китайские студенты (по 50 человек). Возрастные категории опрошенных составлены в процентном отношении следующим образом: русские, от 17 до 25 лет – 50%, от 25 до 45 лет – 32%, более 45 лет – 18%; китайцы, от 17 до 25 лет -50%, от 25 до 45 лет – 30%, более 45 лет – 20%. По половому признаку русские респонденты поделись следующим образом: женщины составили 72% от числа опрошенных, мужчины – 28%; женщины китаянки – 46%, мужчины китайцы – 54%. Вероятно, что возраст, социальный статус и половой признак респондентов определяет во многом их реакцию на вопросы анкеты. Однако некоторые общие тенденции все-таки могут быть выделены.

В результате проведенного эксперимента было выявлено значительное совпадение и частичное несовпадение в отношении к путешествию в китайской и русской культурах. Совпадение реакций представителей китайской и русской культур появилось при ответе на одиннадцать вопросов из пятнадцати. Различия выявились в ответах, затрагивающих общую оценку путешествий как таковых (путешествие – это необходимость либо развлечение), касающихся выбора транспорта во время путешествия, объектов посещения, связанных с необходимостью получить образование далеко от дома (за рубежом). В частности, при ответе на вопрос «Что лучше – получить образование в своем городе или уехать далеко от дома (за рубежом)?» 61% русских респондентов считают, что лучше в своем городе получить образование, а 57% китайских информантов считают, что надо поехать на учебу в учебное заведение с мировым именем.

Данные, полученные в результате социолингвистического эксперимента, в основном подтвердили и в некоторых аспектах частично уточнили выявленные ранее характеристики концепта «путешествие» в русской и китайской лингвокультурах.

В результате выполненной работы мы приходим к следующим выводам.

Лингвокультурный концепт «путешествие» представляет собой сложное ментальное образование сценарного типа, в состав которого входят следующие компоненты: образный – человек, покидающий дом, с ношей в руке или за спиной; расставание с близкими при отъезде и встреча с ними при возвращении; удивление, радость и усталость на лице путешественника; понятийный – поездка или передвижение пешком куда-либо, обычно далеко за пределы постоянного местожительства, с научной, образовательной, деловой, религиозной, спортивной и другими целями; ценностный – понимание необходимости поездки, положительная оценка увиденного и пережитого в путешествии, отрицательная оценка трудностей и опасностей в пути.

Модель лексического описания способов путешествия в китайском и русском языках может быть построена на следующих признаках путешествия: 1) субъект, 2) цель, 3) среда и условия, 4) скорость, 5) оценка, 6) дополнительные действия. В пословицах и поговорках на первый план выдвигается оценка путешествия; в текстах, раскрывающих этот концепт, детально характеризуются субъект, цель и среда путешествия.

Специфика концепта «путешествие» при сопоставлении русской и китайской лингвокультур заключается в следующем: 1) в китайском языке выделяется категориальный класс путешественников с четким определением их социального статуса, чего нет в русском языке; 2) в китайском языке осуждается праздная прогулка, подчеркивается необходимость путешествия, в то время как в русском языке – осуждаются медлительность и бесцельность действия; 3) в китайском языке дополнительные признаки в составе концепта «путешествие» имеют, в основном, ритуальный характер и представлены более детально, чем в русском; 4) в китайской лингвокультуре путешествие преимущественно связано с трудностями и опасностями в пути, в русской – с отдыхом и развлечением.

Образно-понятийная специфика обозначения концепта «путешествие» в китайском языке в значительной мере обусловлена иероглифическим способом закрепления этого концепта, его детальным и метафорическим осмыслением; ценностная специфика выражения данного концепта в китайском языке определяется традиционной конфуцианской философией, в основе которой лежит идея о необходимости соблюдения установленных в обществе норм; в русской лингвокультуре ценностное осмысление путешествия носит в основном утилитарный обиходный характер.

Литература

Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.

Карасик В.И., Лю Цзюань. Аспекты языковой картины мира // Речевая структура русского общества XVII-XXI веков (проблемы риторики и стилистики): Материалы междунар. науч. конф. Астрахань, 2002. С. 127-128.

Лю Цзюань. Концепт «путешествие» в русском и китайском языках // Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания. Сб. науч. тр. Волгоград: Колледж, 2002. С. 104-113.

Лю Цзюань. Концепт «путешествие» в китайской и русской паремиологии // Речевая деятельность: содержательные и операционные аспекты: Сб. науч. тр. Часть I. Краснодар, 2002. С. 118-129.

Лю Цзюань. Способы выражения концепта «путешествие» в китайской и русской лингвокультурах // Язык, культура, менталитет: проблемы изучения русского языка в иностранной аудитории: Материалы междунар. науч.-практ. конф. СПб., 2003. С. 146-150.

Лю Цзюань. Иероглиф как способ закрепления концепта // Обучение иностранцев на современном этапе: проблемы и перспективы: Материалы международной научно-практической конференции. Волгоград, 2003. С. 144-146.

Лю Цзюань. Концепт путешествия в русской и китайской лингвокультурах // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста: Материалы междунар. симпозиума. Ч.2. Тез. докл.. Волгоград: Перемена, 2003. С. 135-136.

Лю Цзюань. Обозначение концепта «путешествие» в русской и китайской лингвокультурах // Антропологическая лингвистика: изучение культурных концептов и гендера. Вып. 1. Сб. науч. тр. Волгоград: Колледж, 2003. С. 53-64.

Лю Цзюань. Концепт «путешествие» в тексте путеводителя // Проблемы лингвокультурологии и теории дискурса: Сб. науч. тр. – Волгоград: Перемена, 2003. С. 38-43.

Лю Цзюань. Иероглиф как способ закрепления концепта: Учеб. пособие. Волгоград: Перемена, 2003. 32 с.

Лю Цзюань. Концепт «путешествие» в китайской и русской лингвокультурах: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2004. 20 с.

Н.Н. Ефимова (Иркутск)

РИСК

В данной работе рассматриваются английские идиомы, репрезентирующие концепт «риск».

Центральная посылка настоящего исследования распадается на два взаимосвязанных аспекта: во-первых, знание критериев и моделей онтологизации концепта позволяет вывести ряд принципов категоризации объектов и явлений (в том числе и языковых), так или иначе с ним связанных (индукция); во-вторых, языковые явления, в нашем случае – фразеологические единицы со значением риска, объединенные в группы на основе наличия наборов повторяющихся признаков, могут быть использованы в процессе когнитивного моделирования (дедукция).

Термин “онтологизация знания”, допускающий весьма широкую трактовку, используется в данной работе в значении “регистрация знания в языковой структуре” (Баранов, Добровольский 1996: 410). Концепт есть специфическая репрезентация индивидуального представления о предмете или явлении, в отличие от понятия – обобщенной характеристики предметов и явлений действительности и связей между ними. В фокусе исследования находится концепт “риска”, лежащий в основе идиом, входящих во фразеологический фонд современного английского языка и послуживших объектом настоящего исследования.

Согласно А. Вежбицкой (Вежбицка 1990), информация энциклопедического порядка не может претендовать на исчерпывающее толкование понятия и, бесспорно, не в состоянии описать способы его концептуализации. Наивная картина мира строится на определенных, именно ей свойственных, логических принципах – в терминах Аристотеля – “особой логике практических рассуждений” (Фил. словарь 1983), имеющих аксиологическую направленность, что и отличает ее от формальной логики. Аксиологический компонент логики практических рассуждений есть обобщенное знание о критериях оценки ситуации, которая является определяющим фактором при выборе практического решения.

Не претендуя на исчерпывающее определение, мы интерпретируем риск как вид деятельности в ситуации неопределенности и необходимости выбора, результат которого не полностью предсказуем. Такой подход подводит к необходимости выявления критериев, позволяющих охарактеризовать конкретную ситуацию как ситуацию риска и описания закономерностей, обусловливающих выбор тех или иных практических действий.

Итогом аксиологической деятельности является заключение о наличии у предмета некоего признака, позволяющего дать ему определенную оценку на основе накопленных о нем знаний и прототипической модели исследуемой ситуации, и осуществление действий в соответствии с ним.

При исследовании ситуации риска представляется уместным говорить о решении субъекта принять или не принять ситуацию риска: acceptance or rejection of risk (4), want to take a maximum risk (5), a personal assessment of danger... upon which we you may or may not act to achieve some reward.

Концептуализация понятия информантами ориентирована на принятие ситуации риска, т.е. на своего рода согласие оказаться в ней. Такое положение иллюстрируется примером, где речь идет о прыжке с парашютом – субъект находится буквально в подвешенном состоянии, превратившись из агенса в пациенса:

Reward is the other side of the coin from risk. This is the reason we might tend to put ourselves in harm’s way. As we assess our understanding of the risk involved in any particular action we also weigh the reward of undertaking a “risky” action. So the following matrix evolves which underlies the importance of the human factors of risk

Another example using the matrix:

I went and jumped from an aeroplane a few years ago, these were the decision points as I remember them.

Thoughts I had against jumping:

1. Parachute might not open

2. I might land on a Cactus or in a lake

3. My shoes might fall off (ha ha)

4. I could break my leg when I land

5. The plane might crash

6. Another plane might run into me

7. It cost 80$ which was a lot for me then

Thoughts I had for jumping:

1. It might be fun.

2. It might be fun.

3. It might be fun.

4. I didn’t have anything else to do.

In theory my assessment of risk here would suggest that I don’t jump from any plane because I risk killing myself for amusement purposes only. But my personality (not experience in this example) dictated that I would do it anyway.

Приведенное эссе представляет собой фрагмент опроса информантов, предшествующий эксперименту с носителями языка, посвященному непосредственной интерпретации идиом риска. Такая последовательность, на наш взгляд, оправдана идеей Эдмунда Гуссерля о том, что при любом исследовании далекой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать “горизонт”, “жизненный мир этой культуры, в соответствии с которым мы только и можем понять смысл ее отдельных памятников” (Фил. словарь 1983: 719).

Основополагающей посылкой теории интенциональности стало представление о том, что сознание не есть абстрактный механизм, перерабатывающий сырые данные, его внутренняя структура коррелирует с воспринимаемыми объектами и явлениями и потому зависит от них. Это подтверждает невозможность описания сознания отдельно от воспринимаемых феноменов.

Э. Гуссерль интерпретировал интенциональность как способ существования явлений в сознании, полагая, что акт придания феномену смысла не есть осознанное действие, равно как интенциональность не есть желание, “поскольку мы уже помещены внутри сознания в момент его анализа” (Гуссерль 1991: 19).

Для нашего исследования очень важно то положение, что интенциональность исследует явления в центре сознания, в его фокусе. На периферии сознания в этом момент находится то, что Э. Гуссерль назвал горизонтом, фоном, создающим условия для понимания явлений. И горизонт, и само интенциональное состояние постепенно меняются, и феномен из области горизонта может быть легко перемещен в фокус сознания. Явления же в фокусе интенциональности одной области образуют часть горизонта интенциональности другой области. Таким образом, каждое явление (в том числе и языковое) в каждый момент времени может быть в фокусе одной области и на периферии другой в зависимости от направленности сознания.

Прослеживается глубокая аналогия между положением о пересечении и наложении областей интенциональности и соотнесенности фреймов, имеющих общие терминалы. Например, такие идиомы как to ride for a fall, to lead a losing battle можно представить как находящиеся на периферии базового фрейма ситуации риска, но в центре фрейма поражения.

Признание метафоричности всей концептуальной системы привело к отказу от рассмотрения метафоры только как стилистической фигуры или тропа: очевидно, она существует не только и даже не столько в области языка, сколько в области мысли и действия.

Идиомообразование можно рассматривать как специфическое средство концептуализации объектов действительности на глубинном семантическом уровне и как особый тип номинации на поверхностном уровне. В.Н. Телия предлагает рассматривать идиомы как микротексты, “в номинативное основание которых, связанное с ситуативным характером обозначаемого, втягиваются при его концептуализации все виды информации, характерной для отображения ситуации в тексте, но представленной во фразеологизмах в виде “свертки”, готовой к употреблению как текст в тексте” (Телия 1996: 125).

В основе идиомообразования лежит процесс метафоризации, в ходе которого субъект речи (в более широком смысле – субъект мыслительной деятельности) устанавливает отношения подобия между сущностью, уже имеющей имя в языке, и сущностью, на которую направлен его номинативный замысел.

Предлагаемая нами систематизация идиом риска по ключевым метафорам иллюстрирует положение Лакоффа и Джонсона о том, что избранный метафорический концепт обеспечивает лишь частичное понимание рассматриваемой сущности и сам выбор одной из метафор в качестве центральной для конкретной идиомы высвечивает один из ее аспектов, отодвигая остальные на периферию области исследования. Иными словами, для удобства анализа лишь часть концепта представляется метафорически. Если бы метафорическое структурирование было полным, правомерно было бы говорить о тождестве, а не подобии. Как бы глубоко ни укоренились метафорические концепты “время – деньги” и “спор – война”, первый компонент каждой пары может интерпретироваться и через другой метафорический концепт. То же можно сказать и об интересующих нас ключевых метафорах. Например, выбор метафоры “риск – борьба со стихией” в целях интерпретации конкретной идиомы не постулирует этот концепт как единственно возможный.

Восприятие метафорического образа происходит в пределах некоего ситуативного фрейма как совокупного объема знаний о ситуации, которое в сочетании с представлением о буквальном значении образа порождает фрейм контекстного употребления метафоры. Так происходит реализация прагматического замысла говорящего.

Употребление метафоры вместо использования непереосмысленных выражений указывает на наличие у субъекта речи особой номинативно-прагматической интенции. Идиомообразование как частный случай метафоризации есть средство достижения определенной иллокутивной цели, на которую направлена интенция говорящего.

В зависимости от типов последней варьируют способы реализации модуса фиктивности и проявление антропометричности, что позволило В.Н. Телия положить типы интенций говорящего в основу функционально-номинативной классификации метафор. Отмечая свойство метафоры адаптироваться к различным способам представления знаний, В.Н. Телия подчеркивает возможность выделения сфер доминации одной из функций.

Идентифицирующая (индикативная) метафора порождает идиомы, в основе которых лежит подобие именуемых сущностей предметам материального мира и артефактам. На наш взгляд, к этому классу относятся следующие идиомы риска: with one’s back to the wall, behind the eight ball, be at bay, be on one’s beam ends, stand in the breach, see breakers ahead, throw the helve after the hatchet, skate on thin ice, swim against the stream, stick one’s neck out. Эти идиомы были предложены для интерпретации носителям языка.

Интенционально данные идиомы направлены на наименование уже существующей реалии, а не на создание нового объекта в мире идеального. Разумеется, значение идиом риска этого типа не сводится к сумме переосмысленных значений их составляющих.

В основе второго базового класса – концептуальных метафор – лежит создание нового идеального объекта, формирование абстрактного значения, носители которого “заполняют лакуны в номинативном инвентаре”. Различие между двумя классами во многом определяется аспектом проявления модуса фиктивности: в идентифицирующих метафорах он присутствует неизменно, т.е. постоянно прослеживается отсылка к предмету подобия; в концептуальной метафоре эта референция исчезает, реализовав функцию сравнения двух концептов на образно-ассоциативном уровне. Еще одна характерная черта идиом этого класса – образная насыщенность: “образ мешает формированию абстрактного значения, затемняет его”. Действительно, наличием идиом риска библейского происхождения английский язык обязан подчеркнуто религиозной ориентации традиционного западного мировоззрения с акцентом на энциклопедическое знание ветхозаветных сюжетов. В русском языке их идиоматические эквиваленты практически не встречаются. С другой стороны, идиомы, восходящие к древнегреческой мифологии, с полным правом могут быть признаны интернациональными: under the sword of Damocles, between Scylla and Charybdis, Procrustean bed.

Постулируя метафоричность всей концептуальной системы, следует учитывать, что все метафоры находятся в отношениях систематической корреляции с опытом, который может быть представлен в виде идеализированных когнитивных моделей.

Три направления когнитивного моделирования – теория ментальных пространств Фоконье, семантика фреймов Филлмора, семантика прототипов Лакоффа и Джонсона, общей лингвофилософской основой которых является теория интенциональных состояний, – объединены общим подходом к категоризации: границы их центральных понятий размыты, что позволяет категориям пресекаться и проникать друг в друга.

Положение о размытости границ категорий крайне важно для нашего исследования: оно позволяет установить механизмы когнитивных связей, благодаря которым человеческий разум осуществляет категоризацию явлений. В нашем случае это критерии отнесения конкретных идиом к группе идиом риска.

Критерием принадлежности сущности к определенной категории является ее соотнесенность с прототипом – та или иная степень корреляции между ними.

Идиомы отражают действительность в рамках общей фразеологической картины мира, причем их значение является результатом акта номинации, имеющего основу в некоторой реальной ситуации, зафиксированной в сознании носителей языка в виде сцены и играющей роль связующего звена между двумя картинами мира – актуальной языковой картиной мира и картиной мира говорящего.

Очевидно, ситуация риска предполагает отсутствие четко программируемой развязки, а также полного контроля над происходящим со стороны субъекта, и, однако, допускает возможность разрешения ситуации в его пользу, либо благодаря его собственным своевременным действиям, либо в результате вмешательства некоей внешней силы. В любом случае, ситуация риска всегда характеризуется некоей ограниченностью во времени, критичностью, необходимостью по возможности скорейшего разрешения в ту или иную сторону.

Основываясь на положении о том, что риск не является объективным понятием, а обретает традиционно приписываемое ему значение только в человеческом восприятии (наивная картина мира), попробуем осуществить толкование концепта “риск” в терминах лексических универсалий, предложенных А. Вежбицкой (Вежбицка 1996):

- Х находится в некоей ситуации;

- Люди обычно считают такие ситуации плохими;

- Люди считают, что Х должен что-то сделать;

- Х что-то делает, чтобы сделать ситуацию хорошей.

Наивная картина мира представляет ситуацию риска как ситуацию потенциальной угрозы субъекту, что дает основание говорить о наиболее общих метафорах риска:

- риск – война (be up in arms, to have the chink in one’s armour, stand in the breach, throw the helve after the hatchet);

- риск – азартная игра (behind the eight ball, pass the buck, be in the cards, play one’s (last) trump, gamble with death);

- риск – охота (be at bay, draw a bid on, hold a wolf by the ears, put one’s head into a lion’s mouth);

- риск – борьба со стихией, часто морской (be on one’s beam ends, see breakers ahead, swim against the stream, between wind and water, to go through fire and water);

- риск – выход из убежища навстречу опасности (stick one’s neck out, go off the beaten track).

Рассмотрим, как приведенные выше метафоры вписываются в обобщенную прототипическую модель ситуации риска, которую можно представить в виде прототипического сценария, состоящего из нескольких этапов.

Этап 1. Сила F каузирует ситуацию, опасную для субъекта S.

Имеется некая сила, действие которой каузирует ситуацию, чреватую нежелательными последствиями для S с точки зрения стандартного мировосприятия, вписывающегося в наивную картину мира. S сталкивается с необходимостью разрешить эту ситуацию, причем возникающие у него эмоции тяготеют к одному из двух практически исключающих друг друга типов, описанных выше: despair или hope (challenge), каждый из которых ведет к определенной модели поведения.

Этап 2. Эмоциональная реакция S – E.

Реакция S на действие F может рассматриваться как мера интенсивности последней, причем реакция может также варьировать в пределах шкалы интенсивности от нулевой, когда S либо не осознает серьезности ситуации, либо сознательно отказывается от борьбы, в любом случае оказываясь в роли пациенса (например, float with the stream), до максимальной, когда S предпринимает все возможное, чтобы разрешить ситуацию в свою пользу (например, swim against the stream).

Этап 3. Деятельная реакция S – A

В случае, если S идет вторым путем, он тем самым сознательно дает согласие на разрешение ситуации с двумя контрастными вариантами развязки (конструкция или деструкция): make or break, sink or swim, hit or miss, neck or nothing, feast or famine, double or quits, win the horse or lose the saddle, win the mare or lose the halter. Идиомы этого типа отражают активную позицию S, признание им необходимости действия.

Этап 4. Потенциальная развязка D

Описываемая ситуация разворачивается последовательно, и поскольку интенсивность действия силы F равна или превосходит интенсивность потенциального противодействия ей, на определенной стадии она достигает кульминации. Важно отметить, что при нулевом действии А со стороны S разрешение ситуации весьма вероятно не в его пользу, что иллюстрируется идиомами типа ride for a fall, lead a losing battle, которые могут быть представлены и как периферийный фрагмент фрейма риска, и как фокус смежного фрейма поражения и проигрыша. Однако, даже при активной позиции S идиомы, вписывающиеся в данную когнитивную модель, будучи формально завершенными, не описывают развязки, итога ситуации, оставляя ее как бы на грани разрешения.

Утверждая, что именно предложенный сценарий является прототипическим, мы имеем в виду, что в соответствии с наивной картиной мира именно описываемый им ход событий является нормальным, но не единственно возможным.

Основные итоги этой части исследования могут быть кратко сформулированы следующим образом:

- идиоматическое выражение риска восходит к архетипам античной мифологии;

- словарные дефиниции риска объединены архисемой (эйдосом) опасности;

- метаоценочные суждения носителей английского языка о ситуации риска имеют прототипический характер;

- интенциональные состояния говорящего коррелируют с базовыми типами эмоций, определяющими модус прототипической ситуации;

- образная составляющая идиом риска выполняет двоякую функцию: позволяет объединить исследуемые идиомы в группы и определить типы связей между ними;

- интерпретация идиом по типу образной составляющей позволила выделить следующие базовые метафоры риска: война, азартная игра, борьба со стихией, охота, выход из убежища навстречу опасности;

- разработанный прототипический сценарий ситуации риска может быть взят за основу онтологизации концепта “риска” носителями английского языка.

В качестве исследовательского конструкта, схематически отображающего концепт «риск», в работе предложена идеализированная когнитивная модель ситуации риска. Фундаментом построения этой модели стали теория дискурса М.Хэллидея, теория интенциональных состояний Дж. Серля, исследования когнитивной структуры эмоций и разработанный нами прототипический сценарий ситуации риска. Общефилософской базой является признание бинарности структуры человеческого мировоззрения.

Поскольку дуальность есть одна из основных характеристик нашего мышления, можно говорить о большой значимости (а возможно, и основополагающей роли) дуальных пар в человеческом мировоззрении. В известном смысле вся человеческая жизнь построена на интервалах между двумя полюсами. Ситуация риска как нельзя лучше отражает эту идею нестабильного равновесия, временного баланса между двумя антагонистическими началами.

Предлагаемая идеализированная когнитивная модель ситуации риска как система бинарных оппозиций представляет собой развернутый прототипический сценарий, описанный в работе. В ней учтены контекст культуры (в нашем случае традиционной западной культуры), на фоне которого описан контекст конкретной ситуации, заключающий событие – воздействие силы F, инициирующее дальнейшее развитие ситуации. Каждый из последующих этапов сценария – валентная эмоциональная реакция Е, оценка последствий в перспективе, а также деятельная реакция А – представлены как пары антиномий, взаимоисключающих альтернатив. В наши задачи не входило исследование причин выбора субъектом той или иной альтернативы, а также степени осознанности этого выбора, это область психологии. Отметим лишь так называемый эффект маятника – его свойство, ненадолго задержавшись в одной точке, тут же устремляться к противоположной. Так, если образно представить ось маятника закрепленной в точке модели Воздействие силы F, активация которой приводит его в движение, можно пронаблюдать неизмеримо большое число качаний от одной противоположности к другой – их количество, а значит и временная протяженность этапа не имеют для нас значения. Важен лишь конечный результат – выбор одной из них, а также эффект экстраполяции выбора, сделанного на предшествующем этапе, на последующий этап. Так, выбор эмоции группы “надежда” влечет за собой перспективную оценку ситуации с ориентацией на успех и, как правило, деятельную реакцию принятия ситуации риска.

Поскольку речь идет о прототипической ситуации риска, следует отметить, что модель не претендует на схематизацию всей многообразной палитры человеческих эмоций, оценок и деятельных реакций, нередко иррациональных; мы используем ее, пытаясь увидеть единство в многообразии, как возможное средство категоризации многочисленных идиом, так или иначе связанных с ситуацией риска.

Развернутый прототипический сценарий содержит те же этапы, что и краткий обобщенный сценарий, описанный в параграфе 1.4.1, однако он осложнен дополнительными компонентами, представленными в виде бинарных оппозиций.

Этапы 1 (Действие силы F) и 2 (Валентная эмоциональная реакция Е) разворачиваются в контексте конкретной ситуации, которая становится возможной в определенном культурном контексте.

Этап 1. Сила F, которая может быть представлена как сознательное действие одушевленного противника субъекта, либо как стихийная иррациональная сила, каузирует ситуацию, опасную для субъекта либо с его точки зрения, либо с точки зрения наблюдателя, чья оценка предсказуема в силу соотнесенности со стандартной наивной картиной мира, отраженной в контексте культуры.

Этот этап иллюстрируется следующими идиомами: to get into/deep hot water, to be between the devil and the deep blue sea, to be between wind and water, to be under the sword of Damocles, to be between the rock and a hard place и др.

Этап 2. Действие силы F вызывает у субъекта эмоциональную реакцию, обусловленную особенностями его индивидуального мировосприятия, а также его социальными пресуппозициями. Категоризация эмоциональных реакций сложна и в строгом смысле едва ли возможна, но, на наш взгляд, допустимо отнесение той или иной реакции к одному из членов бинарной оппозиции – Отчаяние или Надежда, каждый из которых представляет собой субфрейм.

Субфрейм “надежда” иллюстрируется идиомами: to hope against hope, to keep one’s fingers crossed, to look for silver lining и др.

Субфрейм “отчаяние” иллюстрируется идиомами: to ride for a fall, to look for a needle in a haystack, to be on the wrong side of the tracks и др.

Этап 3. Оценка последствий в перспективе. Субъект предпринимает попытку дать рациональную оценку ситуации, что логически предшествует принятию решения. Он пытается инкорпорировать конкретную ситуацию в шкалу соответствия происходящего глобальной цели – сохранению важного для него ресурса. Подробно этап оценки описан ниже. Возможные оценки распадаются на антагонистические группы “поражение” и “успех”.

Субфрейм “поражение” иллюстрируется следующими идиомами: to ride for a fall, to have a chink in one’s armour, to have a rift in one’s lute, try to sweep back the Atlantic with a broom, to have a Chinaman’s chance, not to have a dog’s chance, to fight a losing battle и др.

Субфрейм “успех” иллюстрируется следующими идиомами: to have all the trumps, to have the game in one’s hands и др.

Этап 4. Деятельная реакция А. Субъект принимает решение о действии. Он либо сознательно принимает ситуацию риска и дает согласие действовать в ее рамках, либо уходит от нее.

Субфрейм “отказ от ситуации риска” иллюстрируется следующими идиомами: to pass the buck, to desert a sinking ship, to play for safety, go with the tide, float with the stream, flee from the wrath to come, to take the line of least resistance, to draw in one’s horns и др.

Субфрейм “принятие ситуации риска” иллюстрируется следующими идиомами: to step in the breach, to stick one’s neck out, to swim against the stream, to beard the lion in his den, to put something at stake, to walk a tightrope, to rush where angels fear to tread и др.

Этап 5. Потенциальная развязка D. Итог ситуации может быть кратко описан либо как поражение, либо как победа субъекта.

Фрейм “поражение” иллюстрируется идиомами to bite the dust, to eat dirt, to be knocked off one’s perch, to be put out of step, to kiss the rod и др.

Фрейм “победа” описывается идиомами to trump smb’s ace, to add a feather to one’s cap, to find a pot of gold at the end of the rainbow и др.

Обратимся к анализу комментариев информантов по поводу идиомы to stick one’s neck out и рассмотрим, как исследуемая идиома вписывается в предлагаемую идеализированную когнитивную модель ситуации риска.

1. Say something that risks your status with superiors. Risk an opinion that might prejudice yourself. Make a statement that you are not absolutely sure of and may have to answer for later. I would be “sticking my neck out” if I said all women should stay home to cook and look after children for their husbands.

2. Someone taking the risk of incurring criticism, anger or danger by acting or speaking boldly would be sticking his/her neck out.

3. Scott had an idea of where more gold may occur in the Natalka Gold deposit, but his idea was pretty far out of context with present understanding of the deposit. When they drilled his idea and found gold there, the workers were heard to say " Boy, he really stuck his neck out and it paid off big time." to me it means to put yourself at risk in supporting ones ideas or beliefs.

4. This means that you are doing something which is possibly very significant but you are taking some risks in doing so. You could have some problems and your action may fail (that is, you are taking a chance!) but you could also potentially achieve a lot. I often use it with regard to climbing (one of my hobbies). When you do a hard, dangerous climb, you are sticking your neck out.

5. To take a risk in order to accomplish something. One sticks his neck out making a risky investment, although there may be only a slim chance of success he still hopes to make some money.

6. To take a risk (literally the risk is that your head is chopped off, maybe by someone who has just thrown the helve after his hatchet).

Ситуация, приводимая информантом 1 в качестве примера употребления идиомы – “I would be sticking my neck out if I said all women should stay home to cook and look after children for their husbands”, – становится возможной только в контексте современной культурной парадигмы запада, пронизанной феминистскими настроениями. Весьма маловероятно, чтобы носитель английского языка предшествующих эпох привел подобный пример: идея такого рода просто не могла бы возникнуть на фоне патриархального уклада жизни и соответствующего мировоззрения. Однако в наше время тот, кто постулирует роль домашней хозяйки в качестве жизненной доминанты современной женщины, неминуемо рискует выйти за рамки общей мыслительной парадигмы современности, понимаемой как контейнер. Интересно, что ситуации, описанные информантами 2 и 3, тоже подразумевают высказывание, идущее вразрез с общепринятым мнением.

Применение идеализированной когнитивной модели делает возможным взгляд на использование языка с учетом аспектов, не принимаемых во внимание другими подходами к его изучению. Преимуществом, но и ограничивающей характеристикой модели является ее селективность, в ней высвечиваются только некоторые аспекты языка, другие намеренно игнорируются.

Смещение фокуса интенциональности делает возможным взаимопроникновение ряда элементов модели. Так, например, идиома nail one’s colors to the mast может быть отнесена и к ключевой метафоре “риск – война”, и к метафоре “риск – борьба со стихией”, идиомы between wind and water, between Scylla and Charybdis – и к метафоре “риск – борьба со стихией” и к метафоре “риск – выход из убежища навстречу опасности”.

Лингвистическая проблема онтологизации знания как регистрации его в языковой структуре чрезвычайно многопланова. Описание онтологического измерения концептов действительного мира, так же как и фрагментов языковой картины мира, одним из которых является ситуация риска, требует “метаязыков, не проводящих разграничения между языковыми и неязыковыми феноменами” (Баранов, Добровольский 1996: 53). Чисто лингвистические подходы оказываются значительно менее эффективными с точки зрения объяснительного потенциала.

Применение аппарата когнитивного моделирования к описанию закономерностей онтологизации концепта “риск” позволило разработать когнитивную модель, включающую фрагмент структуры знаний и совокупность когнитивных операций, лежащих в основе активизации взаимосвязей между ее элементами и смещения фокуса интенциональности.

Идиоматические выражения, послужившие объектом исследования, были подобраны по