ОСКОРБЛЕНИЕ. Цель данной работы состоит в выявлении, описании и классификации лексико-семантических средств объективации иллокутивного концепта (ИК) «оскорбление» в

Цель данной работы состоит в выявлении, описании и классификации лексико-семантических средств объективации иллокутивного концепта (ИК) «оскорбление» в русском языке.

Всякое коммуникативное общение подразумевает соблюдение речевых конвенций. Отказ от соблюдения социальных правил в речевых конвенциях свидетельствует о том, что адресант имеет не столько коммуникативные цели для передачи информации адресату, сколько использует ситуацию коммуникативного контакта в особых прагматических целях, определяемых иллокутивным содержанием сообщения.

Иллокутивная цель речевого акта – это ментальный акт, восприятия которого добивается от слушающего говорящий, или ментальное состояние, в которое говорящий намерен привести слушающего. А так как речь социально детерминирована, коммуникативное поведение языковой личности оперирует средствами защиты, которые дают возможность скрывать свои истинные намерения и не допускать «иллокутивного самоубийства» (Вендлер 1985), т.е. прямого раскрытия замысла своих речевых намерений и прагматических целей.

В речи иллокутивную нагрузку несут иллокутивные концепты, которые не столько описывают окружающий мир или отношение к нему, сколько создают речевые условия управления коммуникативным поведением в зависимости от выбранных невербальных целей, когда обращение к речевой ситуации служит лишь предлогом для передачи скрываемой информации, которая должна домысливаться адресатом самостоятельно. Иллокутивный речевой акт как раз и инициируется для передачи основного смысла, который «закамуфлирован» в вербальной части высказывания.

Речевая форма реализации прагматического кода, заложенного в конфликтном высказывании, имеет этнокультурную специфику выражения, т.е. особенности подбора речевых и языковых средств (ср., рус. «горбатого могила исправит» и фр. «le renard mourra dans sa peau»; рус. «дурака озолоти, а он будет все то ж нести» и фр. «un â ne chargé d¢ or ne laisse pas de braire»).

Иллокутивный концепт «оскорбление» – это совокупность вербализованных этнокультурных представлений, которые в речи при адресной направленности приводят к оценочному дисбалансу между максимой социальной репрезентации языковой личности (тем, как индивид хотел бы, чтобы о нем думали другие, идентифицируя свою социальную перспективу с «идеальным социальным Я») и максимой социальной самоидентификации языковой личности (тем, как индивид воспринимает себя сам, идентифицируя свой социальный статус с определенным «коллективным Я»). В роли факторов превращения аспектов речевого воздействия в орудие совершения перлокутивного эффекта выступают культурологические универсалии, образующие систему ценностных ориентиров в обществе.

В настоящей работе под концептом понимается стереотипное преобразование индивидуального опыта социализации личности в образные речемыслительные символы, содержащие ограниченное число категорийных лингвокультурных атрибутов, которыми оперирует сознание человека при выборе речевого режима стилистического распознавания реферируемого смысла. Предложенное определение концепта исходит из понимания его природы функционирования в речевом акте и соответствует обобщенному толкованию этого термина, включающего образное (фреймовое), понятийно-дефинитивное и ценностное измерения, что было раскрыто в работах С. Г. Воркачева, Д. С. Лихачева, С. Х. Ляпина, В. И. Карасика, Е. С. Кубряковой, Ю С. Степанова, И. А. Стернина и др.

При оскорблении коммуникативное давление на личность происходит через воздействие на ее ценностную сферу, составной частью которой является социальный статус индивида, выраженный в лингвокультуре в виде авторитета и этнокультурных представлений о социальном идеале, подражанию которого стремится лицо. ИК «оскорбление» – это совокупность стереотипов речевого поведения, представляющая механизм вербализации средств негативного искажения социального «портрета» языковой личности.

Отличие иллокутивных концептов от других лингвокультурных концептов заключается в наличии субъективной оценки, инициируемой речевым актом, который передает коммуникативную ситуацию в перформативном прочтении, т.е. ситуацию, не имеющую своего перформативного глагола, выражающего субъективизм эксплицитно. Результатом использования в речи ИК является создание субъективной оценки, содержащейся в перформативном прочтении. Например, при упреке коммуникативный контакт не заканчивается передачей информации в сообщении, так как иллокутивный речевой акт функционально предназначен для создания речевых предпосылок формирования суждения об упреке, реферируемом в постречевом распознавании и представленном в виде вывода из всего речевого высказывания как прагматического целого. При оскорблении, т.е. после коммуникативной трансляции вербальной части высказывания, коммуникативный контакт между адресантом и адресатом пролонгируется детекцией высказывания, вынесением суждения об оскорблении и ожиданием применения мер ответственности за нарушение коммуникативного кодекса со стороны норм социального контроля. Речевой акт «оскорбление» преобразуется в речевое событие, имеющее в своей основе субъективную оценку осознания несоответствия исполнения социальной роли, предложенной в речи лицу, социальному статусу, на которое оно претендует на самом деле. Оскорбление инициируется претензией к адресанту, т.е. субъективной оценкой конфликтного речевого поведения. Это объединяет ИК «оскорбление» с эмоциональными концептами (Красавский 2001), определяющими модальный субъективизм ситуации, предшествующей речевому акту и поведенческими концептами (Ляпин 1997), характеризующими коммуникативное поведение в целом. Прагматика ИК предусматривает создание управляемой субъективной оценки, направленной на ожидание от адресата желаемого поведения в перспективе ближайшего будущего, и в этом состоит их отличительная черта от остальных лингвокультурных концептов.

В основе концепта «оскорбление» лежит устойчивый этнический стереотип, который аккумулирует совокупность этнокультурных представлений о путях видоизменения социального «портрета» языковой личности в негативную сторону. Таким образом, ИК «оскорбление» – это набор речевых и языковых тактических средств, описывающих негативную речевую модель лица, противоположную этносоциальному идеалу, представленному в лингвокультуре как образец для подражания. Иначе говоря, оскорбление – это воссозданная речевая картина социального «антиобразца», формируемая из выработанного в процессе социализации личности набора средств лингвокультуры: 1) через создание негативного образа; 2) через умаление положительных качеств лица.

Речевой акт имеет характерные признаки комбинаторной обусловленности, подразделяемой на три типа компонентного выражения признака социального статуса в лексической семантике: 1) собственно статусный признак; 2) статусно-нейтральный признак; 3) статусно-связанный признак. В квалификационной оценке речевого акта «оскорбление» наиболее важным является статусно-связанный признак, так как именно он характеризует нарушение статусного баланса языковой личности, которое в обществе маркировано как асоциальный тип речевого поведения (Карасик 2002).

Таким образом, речевой акт «оскорбление» – это такой статусно-связанный иллокутивный акт, который приводит к модели поведения, при которой происходит сдвиг сложившегося в процессе социализации гармоничного баланса отношений между максимой социальной репрезентации языковой личности и максимой социальной самоидентификации языковой личности. Речевой дисбаланс статусного значения, выделяемый из сообщения, при статичной функции максимы социальной самоидентификации языковой личности: 1) по восходящему вектору для максимы социальной репрезентации воспринимается в обществе как хвастовство, лесть и мифоподражание (для 1, 2 и 3 лица соответственно); 2) по нисходящему вектору для максимы социальной репрезентации воспринимается как самоуничижение, оскорбление и клевета (для 1, 2 и 3 лица соответственно). Попытки изменения дистанции между этими максимами при статичной функции максимы социальной репрезентации по восходящему или нисходящему социальному статусному вектору для занимающего высокий социальный статус лица, т.е. уже достигшего уровня наивысшей социальной привлекательности, в обществе приводят к социальной «смерти» или ее карнавальному, смеховому обыгрыванию.

В речи человека конвенциональность далеко не всегда эксплицируется вербально. Кроме того, правила коммуникативного поведения или коммуникативного кодекса языковой личности предусматривают, что говорящий прямо не манифестирует своих намерений, а следует установленным правилам, воплощенным в готовых формулах речевого общения, которые зафиксированы в языковом сознании.

Коммуникативный кодекс представляет собой сложную систему принципов, регулирующих речевое поведение обеих сторон в ходе коммуникативного акта. Базовыми категориями, регулирующими речевое общение и формирующими коммуникативный кодекс, являются коммуникативная цель и коммуникативное намерение, где цель определяется речевой стратегией, а намерение – тактикой.

Оскорбление – это такой иллокутивный речевой акт, при котором, вследствие речевой агрессии, происходит понижение социального статуса адресата путем использования приемов коммуникативного давления. Выявлению прагматических задач оскорбления помогает раскрытие иллокутивных сил при косвенных функциях оскорбления: совет – оскорбительно отсутствие возможности парировать неподходящие доводы адресанта, иначе диалог превращается в спор; угроза – оскорбительно незаслуженное подавление интеллектуальной составляющей сознания адресата; шантаж – оскорбительно незаслуженное лишение реализации своего права на свободу выбора действий; хамство – оскорбителен не сам факт нарушения правил общественного поведения, а направленность на пренебрежение их общественной значимостью; недоверие – оскорбительно осознание недооценки и необоснованный отказ в возложении обязанностей.

При оскорблении воздействие осуществляется при помощи пяти способов: 1) посредством представления интересов институционального носителя более высокого социального статуса (совет); 2) посредством маскировки или неоправданного возложения на себя полномочий институционального носителя приоритетного социального статуса (хамство); 3) посредством средств аргументации (шантаж); 4) посредством применения физического или психического насилия (угроза); 5) посредством отказа от предоставления должного внимания и заботы, на которые рассчитывало лицо, или вообще безразличным к нему отношением (недоверие).

Таким образом, иллокутивная цель оскорбления заключается в совершении социально значимых поступков, хотя и маркированных негативно с точки зрения системы общественных социальных ценностей, но которые влияют на выбор поведения объекта оскорбления, осуществляя его вербальную социальную «казнь», вербальное социальное «наказание» или коммуникативную поведенческую превенцию, в силу того, что они вторгаются в ментальную сферу человека посредством ценностной составляющей ИК «оскорбление».

В судебной практике диагностика оскорбления требует проведения независимой экспертизы, задачами которой являются: определение формы номинации лица, т.е. отнесенность конфликтных высказываний к конкретному лицу; определение формы оценки лица (дана ли негативная оценка или же поставлена под сомнение позитивная характеристика лица); определение формы передачи искажения или перверсивности текста (лат. perverto – губить, портить).

Проблема нарушения правил коммуникативного общения, ведущая к возникновению речевой ситуации, квалифицируемой как «оскорбление», имеет два взгляда – социальный и лингвистический:

1) оскорбление – это сознательное нарушение конвенциональных правил, так как согласно коммуникативному кодексу личность обязана соблюдать коммуникативные обязанности: выполнять обещания, не лгать, выбирать сопоставимые с социальными нормами способы общения, т.е. уважать коммуникативные права остальных участников коммуникации и т. д.;

2) оскорбление – это самостоятельный речевой акт, обладающий конвенциональными правилами особого свойства, где конвенциональность направлена на достижение определенной прагматической цели, т.е. это средства языка, обслуживающие коммуникативные цели и представляющие собой часть языковой компетенции человека, часть его коммуникативных умений и навыков, а квалификация речевого акта как «оскорбление» – это его социальная расшифровка, осуществляемая на основании норм права и морали.

Подобное двойственное понимание оскорбления исходит из самого конфликта индивидуального и общественного в человеке, так как внутри речевого акта «оскорбление» идет иллокутивная борьба нескольких сил – констатативной (использующей конкретную коммуникативную ситуацию), перформативной (убеждающей адресата в соблюдении отправителем норм коммуникативного поведения) и перверсивной (снижающей социальную значимость адресата на самом деле). Поэтому возникает необходимость рассматривать оскорбление через призму коммуникативных прав и коммуникативных обязанностей, которые в совокупности и составляют основу коммуникативного кодекса личности. В коммуникативном кодексе при оскорблении коммуникативные права адресата коррелируют с коммуникативной стратегией речевого акта (достигнуть прагматической цели без нарушения прав адресата), а коммуникативные обязанности адресанта – с коммуникативной тактикой (не выдать своих намерений).

Итак, ИК «оскорбление» – это совокупность этнокультурных стереотипных представлений лингвокультуры об управляемом речевом событии, результатом которого является вербальная агрессия против личности, пресекаемая в рамках установленных норм социального контроля.

Из признания концепта планом содержания языкового знака следует, что он включает в себя, помимо предметной отнесенности, всю коммуникативно значимую информацию (Воркачев 2000). Прежде всего, это указания на место, занимаемое этим знаком в системе языка: его парадигматические, синтагматические и словообразовательные связи.

В семантический состав концепта входит также и вся прагматическая информация языкового знака, соотносимая с его экспрессивной и иллокутивной функциями, что вполне согласуется с «переживаемостью» и «интенсивностью» духовных ценностей, которые связаны с национальным менталитетом и всей системой миропонимания носителей определенного социолекта, опирающегося на весь предыдущий культурологический опыт, возникший в рамках магической функции языка и фидеистического отношения к слову.

Эффективность, реализуемая при использовании в речи инвективов, объясняется древностью этого лексического слоя и его относительной стойкостью в сознании человека. Оскорбление как социальное явление возникло в недрах индоевропейской мифологической традиции и индоевропейского языческого пантеона ввиду освящения жизни и привнесения в нее религиозного символизма и системы религиозных соответствий норм деонтического кодекса.

Оскорбление – это вербальная агрессия, осуществляемая с помощью обвинения оппонента в нарушении им норм национально-культурного поведения, пренебрежении определенными культурными ценностями. Но если инвективный узус определяется как когнитивная модель поведения человека, то оскорбление – это речевая номинация самого действия, обусловленного прагматическими задачами, имеющими целью изменить межличностные отношения обозначенным намерением. Иначе говоря, оскорбление – это речевой акт, при помощи которого достигается доминирующее положение личности.

Произнесение священного слова в мирской обстановке – это и есть оскорбление, оскорбление религиозных чувств социума. Хотя первоначально такой акт не имел персонально-оценочного оттенка, но тем не менее был окрашен антиродовыми, антирелигиозными, святотатственными чертами, так как общим смыслом был направлен против всех и, собственно говоря, произнесение в обыденной обстановке священного слова – это угроза всему социуму, так как частое упоминание священного слова может ослабить его силу и погубить весь род, племя: в критический момент оно не сможет более защитить. Поэтому изначально оскорбление – это обыкновенное использование в обиходной речи сакральных понятий религиозного мировоззрения.

Богохульство, брань – злоупотребление божественным, так как священное слово используется на «бытовом» уровне в сугубо личных, «корыстных» целях, причем в неотведенное ритуальным актом, обычаем время на упоминание священного имени. Брань-божба подкрепляется силой взламывания временного отрезка на уместность словоупотребления, и, кроме того, брань открыто эксплуатирует семасиологический смысл божественного, который был заложен или, точнее, установлен предшествующим религиозным опытом и который приобрел в сознании сверхсилу. Естественно, что отрицательный эффект бранного словоупотребления утраивается в случае его использования в общественном, публичном месте, так как в совокупности: 1) происходит собственно само злоупотребление верховным словом; 2) взламывается временной отрезок на уместность употребления; 3) взламывается пространство – слышат все или некоторая часть социума. Поэтому для некогда религиозного человека оскорблением стало использование в речи сакральных категорий религиозного мировоззрения, выражающих принижение божественной роли в жизни верующего человека.

Мифологическая традиция объединила под древнеевропейским понятием архетипа «оскорбление» этимон «м-т» (ср., тох. мат – обижать, оскорблять), который зафиксировал «телеономную» природу этого социального явления в следующих понятиях: 1) рыба (божество), обычай; 2) рука (палец), вещее слово; 3) сакральный акт (огонь), рубить (наказывать); 4) дом, могила; 5) земля, род; 6) плоть, профанные проявления.

В этнокультурной основе традиция «поругания» своим происхождением восходит к культу бога Огня индоевропейского языческого пантеона: ср., рус. Сварог – бог Огня славянского пантеона, белорус. сварыцца – ругаться, рус. ругаться и польск. uragania – ругаться, лат. rogus – огонь, погребальный костер; кельт. Белтан – обрядовый костер на горе, праздник огня; белорус. «Белобог», «Белун», кельт. «Belenus», нем. beleidigen – обижать, оскорблять, польск. obelga – оскорбление и др.-англ. bel – огонь, нем. диал. boli – огонь, костер; ит. diabolо (deus+bolе) – хулитель имени божества. Связь огня с солнцем и с духами умерших предков по индоевропейским представлениям осуществлялась ввиду мифических представлений об огне как переносчике умерших предков богам. Современный язык до сих пор в своей семантике не может преодолеть психологическое воздействие исторического архетипа «огня». Идея огня, заложенная в основу современного понимания концепта «оскорбление», отображает древнюю «идею пожирательства» (Нойманн 1998). Архетипы как психологические символы не только предшествовали появлению понятий, концептов, но и стали базой для их образования, отображая в вербальной форме динамику формирования культуры.

Двойственная природа оскорбления в языческом сознании определяется через игровое преподнесение архаического культа в виде отправления на «тот свет» субъекта («погружение» в скорбь) и инвокацией освященного знака предка, трансформированного со временем в вербализованную символизацию «умерщвления» личности посредством обыгрывания церемониальных действий архаического культа, который и стал этнокультурной мифологической формулой концепта «оскорбление».

Со временем религиозный опыт становится более заземленным, более связанным с жизнью, более светским. Поэтому оскорбление в таком понимании определяется как причинение вреда самолюбию личности, выраженное в ее сравнении с непристойными понятиями, которые вступают в противоречие с установившимися нормами светской морали. А с переходом к светскому образу жизни под оскорблением стали понимать нанесение обиды чувствам самокритичной личности, не допускающей определения ее социальной значимости ниже порога восприятия общепринятых форм приличия.

Возникнув в глубинах языческого сознания, «богохульство», т.е. оскорбление богов (ср., ит. diabolо) как речевое поведение противопоставлено нормативному, с христианской точки зрения, поведению, но подобное антиповедение, выражающееся в сознательном отказе от принятия новых норм, наоборот, является подтверждением того, что когда-то оно было единственно возможным ввиду существования деонтической мононормы (религиозной, социальной, этической и речевой) – обезопасить себя можно, упомянув вслух имя родового охранного божества. Широкое употребление в речи формул с табуированной лексикой, которая когда-то такой не являлась, свидетельствует лишь о существенной смене ценностной парадигмы, но не о забвении языкового наследия народа.

В современном русском языке имя концепта «оскорбление» приобрело широкое узуальное толкование ввиду особой прагматичности своего семантического смысла и социальной ориентации речевой агрессии.

Для целей выделения слов и выражений, которые являются оскорбительными и/или клеветническими или которые могут быть квалифицированы как таковые в конфликтных ситуациях, в лингвистике был введен термин инвективная лексика и фразеология. Корпус инвективной лексики в русском языке составляют: 1) бранный тезаурус, входящий в состав литературного языка и относящийся к разговорной речи: например, девка, сволочь, скотина; 2) тезаурус разговорно-обиходной лексики, содержащей в семантическом значении констатирующую резко негативную оценку человека, его поведения, действий: негодяй, подлец, гад; 3) тезаурус общеупотребительной и книжной лексики: бандит, вор, мошенник, палач.

Критерии оскорбительности зависят от качества «лексических» оценок, содержащихся в высказывании, и от стилистических средств их доставки, так как стилистические характеристики слова тесно связаны с эмоциональными и входят в качестве особого компонента в структуру значения слова.

В русской лингвокультуре сформировалась модель негативной оценки языковой личности, которая в речи функционально отождествляется с иллокутивным содержанием оскорбления: 1) использование в качестве характеристики лица нецензурных, инвективных слов и выражений; 2) сравнение лица с отходами жизнедеятельности (дерьмо, мусор, падаль, гниль); 3) использование слов и выражений, обозначающих антиобщественную, социально вредную деятельность (вор, мошенник, проститутка, взяточник); 4) использование зоосемантических метафор, отсылающих к названиям животных и подчеркивающих какие-либо отрицательные свойства человека (свинья – нечистоплотность; неблагодарность, собака – злой, грубый человек; осел – глупость; корова – неповоротливость); 5) использование слов с ярко выраженной негативной оценкой, выражающих социально осуждаемое поведение (расист, предатель, трус); 6) номинация непрестижных или «жестоких», «грубых» профессий (палач, бракодел, сатрап, живодер); 7) использование слов, содержащих экспрессивную негативную оценку поведения человека, свойств его личности без указания на конкретную деятельность (хам, негодяй, изверг); 8) использование для характеристики лица эвфемизмов слов, обозначающих осуждаемую антиобщественную деятельность, имеющих негативно-оценочный характер (женщина легкого поведения, представительница самой древней профессии, да не отсохнет рука берущего); 9) использование негативно-оценочных каламбурных образований и негативных обыгрываний имен общественных деятелей или широко известных персонажей (коммуняки, дерьмократы, Е.Б.Н., Х.И.М. (Хакамада), телеПутин, Жирик или Жир, Грефон, БАБ, «Гриша-пустозвон», «из ворюг в греки» о Г. Попове, «мочильщик» страны, Блэрбуш и т. д.); 10) использование пренебрежительной лексики дискриминирующей человека по признаку принадлежности к определенной национальности или расе (чукча, пигмей, узкоглазый, чурка, турок); 11) использование пренебрежительной дискриминирующей лексики идентификации лица по профессиональному признаку (мент, мусор, легавый); 12) отождествление с одиозными личностями современности, литературными, сказочными и мифологическими героями, библейскими персонажами (Гитлер, Саддам; Яга, Цербер, Иуда; Собакевич, Хлестаков); 13) использование лексики, обозначающей грехопадение, аморальное поведение с христианской точки зрения (антихрист, сатана, черт, ренегат); 14) использование лексики, обозначающей предметы домашнего быта и обихода (чайник, швабра, тюфяк, шкаф); 15) негативная характеристика деятельности путем использования глаголов с осуждающим значением или прямой негативной оценкой (хапнуть, воровать, обмануть); 16) использование устойчивых выражений разговорного языка с негативной, неуважительной оценкой (в гробу я его видел, видел я его в белых тапочках, квазиморда); 17) использование медицинской терминологии (истеричка, дебил, психопат, заморыш, шизик); 18) использование лексики идеологического противостояния (валютчик, несун, спекулянт; воротила от бизнеса); 19) использование дискриминирующей лексики, определяющей личные деловые качества человека, его умственные способности, недостатки строения тела (делец, демагог, писака, деятель, мастак, дилетант); 20) использование негативно-оценочных прилагательных, адресованных конкретной личности (чокнутый, больной, ненормальный, отмороженный); 21) использование «приращенного смысла» к нейтральной лексике (узколобый ковбой со своим послушным островным пуделем – о руководителях США и Великобритании, где нейтральные «ковбой» и «пудель» приобретают негативный оттенок благодаря прилагательному «узколобый» и приращенному качеству к слову «пудель» – в смысле несамостоятельности при выборе важных решений; 22) использование суффиксов субъективной (негативной) оценки, сопровождающих сообщение особыми оттенками ироничности, пренебрежения, уничижения, грубости (работник – работничек; дитя – деточка, детина, например, пара сытых детинушек); 23) прямая негативная оценка (умом не пышут и не блещут, наглый, в приправе жуткого апломба, красно говорить не обучен); 24) выделение негативного оттенка на письме при помощи графических знаков оценки (не васнецовские «защитники земли русской»); 25) использование идиоматических выражений с негативной семантикой, преподносимые как народная мудрость (черного кобеля не отмоешь добела); 26) использование в качестве характеристики лица архаизмов, воспринимаемых в современном языке с определенной долей иронии (царь-батюшка, барин, глашатай, батрак).

По данным фразеологического словаря Федорова, корпус идиоматических и фразеологических выражений русского языка, касающихся негативной оценки человека (461 пример) составляет: 1) негативная оценка речевой деятельности (22, 1 %); 2) высмеивание пороков и физических недостатков человека (19 %); 3) высмеивание глупости, умственной несостоятельности (прирожденный дурак, дурак-псих, дурак в учении, дурак в разговоре, дурак-неумеха, дурак-лентяй, необразованный дурак, медлительный дурак, дурак-маразматик от старости, дурак-неудачник, второсортный дурак, нерешительный дурак, наивный дурак, дурак от любви или счастья) (13, 9 %); 4) религиозная тематика (10, 4 %); 5) отрицательная характеристика деятельности (6, 5 %); 6) вводить в заблуждение, представляя кого-то в лучшем свете (6 %); 7) высмеивание женских пороков (5, 2 %); 8) жизнь как воплощение театра (5 %); 9) подчеркивание низкого социального статуса (4, 8 %); 10) прерывание неоконченного дела (3, 7 %); 11) выступать в роли моралиста (2, 4 %); 12) сказочные и фольклорные персонажи (1 %).

По количественной представленности негативная лексика «поведения» и «морально-этических качеств» человека имеет самые большие разряды слов, что объясняется их социальной значимостью, так как негативное эмоционально-оценочное значение имеют единицы, которые обозначают социально значимые признаки, представляющиеся коллективу отклонением от некоторой социальной нормы. При этом маркируется отклонение только в одну сторону – в сторону отрицательных с точки зрения коллектива качеств и свойств поведения.

Семантический корпус лексических единиц, использующих в прагматических целях оценочный компонент ИК «оскорбление», включает следующие типы номинации искажений действительности: 1) создание субъективной оценки социальной привлекательности личности по месту в этносоциальной системе ценностей при помощи обращения к лексике «социального статуса» (педик); 2) вербальная дискриминация по национальной, религиозной и половой принадлежности (чурка, еретик, блядь); 3) констатация качества исполнения социальных ролей при помощи лексики, которая не связана с описанием общественной деятельности человека (тряпка).

Оскорбление речевым поступком, не имеющим прозрачных инвектированных лексических признаков (ср., «единственным плюсом рецензируемой книги является ее красивая обложка», Карасик 2002), происходит на уровне диверсификации между обидой и оскорблением, заключающейся в социальном подходе к пониманию этих понятий. Оскорбление возникает тогда, когда задета честь, обида – задето чувство. Русское обыденное сознание больше реагирует на соотнесенность чувств с окружающей действительностью, чем на непонятное и запутанное понятие чести. В квалификации «оскорбления» участвуют социальные факторы, в обиде – индивидуальные; оскорбление – это социальный проступок, обида – состояние чувств, души.

Через семантическую связь «оскорбительно – обидно» определяются контуры использования семантики «оскорбительности» в русской лингвокультуре: 1) обидно ввиду того, что сообщение содержит признаки оскорбления, при котором дана негативная оценка личности, т.е. ход событий принял самый негативный оттенок; субъект выступает как носитель сугубо социальных отношений; 2) обидно в виду того, что сообщение содержит признаки оскорбления, при котором поставлена под сомнение позитивная оценка личности, т.е. позитивный ход события не состоялся, лучшие качества не были представлены; субъект выступает как носитель сугубо индивидуальных отношений.

В зависимости от открытости намерений осуществить коммуникативное давление концепт «оскорбление» включает и специфические приемы вербального поведения, которые подразделяются на: 1) прямое оскорбление – характеристика лица, выраженная в резко негативной форме при помощи резко сниженной, резко негативной лексики: брани, мата, обсценной и инвективной лексики, когда оскорбление достигается путем использования прямой негативной номинации субъекта оскорбления или путем заведомо ложного обвинения оппонента в преступной или аморальной деятельности; 2) косвенное оскорбление – оскорбительная характеристика лица наносится завуалированно, что делает акт речевой агрессии ничуть не менее, а иногда еще более действенным, так как в большинстве случаев воспринимается не на «лексически-осмысленном», а на «синтаксически-связывающем» уровне, т.е. под «объединенным» синтаксическим единством; 3) скрытое оскорбление – оскорбление как бы вытекает из всего контекста сказанного, является выводом, умозаключением из всей фразы.

В русском языке сложился следующий этнокультурный тематический стереотип оскорбительности: 1) оскорбить словом – ругать, охаивать, выговаривать недовольство, говорить на повышенных тонах, орать, хулить, склонять по всем падежам, грубить; 2) причинить моральную боль – обидеть, огорчить, унизить; 3) отправлять в мифологический низ; отправлять в человеческий низ; противопоставлять богам – богохульствовать, злословить, упоминать всуе; 4) сравнивать с животными – облаивать, гавкать, брехать; 5) выставлять что-то личное на всеобщее обозрение – позорить, порочить, доносить; 6) преподносить мнение о ком-то как приготовление некачественной пищи – стряпать, предоставлять жареные факты; 7) затронуть социальный образ – затронуть в разговоре важную для человека тему, причинить душевные страдания, задеть честь человека, задеть достоинство человека, испортить имидж человека и его репутацию в обществе; 8) прикосновение – задеть, уколоть; 9) изменение первоначальной чистоты цвета – замарать, чернить, запятнать, бросить тень, облить грязью; 10) использовать мифологическое толкование «воды» – подмочить репутацию, обдать, окатить; 11) покушаться на честь и достоинство – бесчестить, дискредитировать, клеймить; 12) бросить вызов – бросить перчатку, плюнуть в лицо; 13) оскорблять невербально – показать кукиш, показать дулю, показать неприличный жест; 14) поставить в неловкое положение – ошарашить, огорошить; 15) использовать прием нетрадиционного хода мысли(т.е. окказионализмы) – отпиарить.

По данным ассоциативного анализа, который проводился на основе ответов информантов на вопросы (выборка из 100 ответов), был сделан вывод, что в обыденном сознании представителей русскоязычной лингвокультуры присутствует смешанный тип представлений об оскорблении. Самая большая интерпретационная группа толкования оскорбления с оскорблением связывает вмешательство в приватную сферу жизни человека (43 %): оскорбление – это «унижение собственного Я», «ущемление чувств собственного достоинства», «унижение в любом виде»; вид асоциального речевого поведения (27 %): оскорбление – это «словесное унижение», «высказывание неприличных слов», «унижение посредством речевого контакта», «ненависть выраженная устно», «сообщение лицу фактов в резкой форме»; нанесение обиды или причинение морального вреда (12 %): оскорбление – это «преднамеренная обида, насмешка», «попытка обидеть», «нанесение обиды, задевающей самолюбие»; вид агрессивного поведения (6 %) оскорбление – это «негативное воздействие одной личности на другую»; проявление негативных чувств и ненависти (3 %): оскорбление – это «выражение чувств человеку, который тебе не нравится»; ассоциативные связи, находящиеся на периферии оскорбления (9 %); например, реакция на несправедливость – «обвинение человека в том, что он не делал, кем не является»; индивидуальная интерпретация-сравнение – «дуэль, пощечина» или противопоставление «Пушкин – Дантес, Лермонтов – Мартынов, Жириновский – Немцов», «поступок который может поставить человека в неловкое положение», «публичное уничтожение» и т. д.

Оценочно-статусное значение лексемы языка, связанное с перформативными условиями речевого словоупотребления, представляет собой конкретизацию норм аксиологического кодекса, сложившегося в лингвокультуре. Таким образом, в языке существуют разряды слов, которые способны в речи отображать в своем словоупотребительном значении негативные социально-оценочные смыслы.

Иллокутивный концепт «оскорбление» имеет следующие социально значимые признаки, влияющие на семантический статут правовой нормы: 1) социальная направленность речевого акта; 2) табуированность используемой лексемы; 3) умышленное взламывание табу; 4) персональная адресность речевого высказывания; 5) направленность на понижение социального статуса адресата; 6) предпочтительное использование приемов скрытого воздействия; 7) публичность; 8) психологическая готовность перейти порог оскорбительности (табу); 9) ожидание правовой ответственности или морального осуждения.

Юридические свойства ИК «оскорбление» заключаются в его способности представлять некий объем правовой информации, символизм которой отражен в языковых формулах в виде понятийной, семантической и аксиологической составляющей.

В речи ИК «оскорбление» приводит к этической дисфункции вежливости, что делает высказывание социально конфликтным. Но если в обыденном сознании детекция оскорбления строится на анализе намерений адресанта как оценке справедливости, то в праве диагностика оскорбления должна иметь процессуальное соответствие обоснования, так как она служит процессуальным средством доказывания.

Расхождение в интерпретации оскорбления в праве и в обыденном сознании – это следствие меняющейся парадигмы общественных отношений, когда при совершении преступлений с формальным составом (оскорбление, клевета) предметом намерений виновного являются действия, которые по своим объективным свойствам уже обладают признаком противоправности и общественной опасности независимо от факта наступления/ненаступления вредных последствий или желения/нежелания их наступления. Поэтому для правовой квалификации «оскорбления» существенным является определение способа нанесения вреда общественным социальным отношениям, а не психическое отношение виновного к речевому событию в виде коммуникативного намерения причинить вред/не причинять вреда.

Для характеристики юридических свойств ИК «оскорбление» в настоящей работе был принят термин коммуникативной перверсии, который означает речевое решение, подчиненное выбору речевых тактических ходов, приводящих к нарушению социокультурной нормы и наносящих вред социальной привлекательности языковой личности путем использования маркеров такой речевой модели социальной стратификации, с которой лицо не может согласиться ввиду потери прежнего авторитета или самоуважения (lat. рerverto – губить, портить). Использование в речи перверсивных единиц означает, что выражение отношения или вынесение оценки лицу в вербальной части высказывания прямо или косвенно влияет на общую картину его социальной репрезентативности как личности. Например, подчеркивание в речи физических или умственных недостатков личности снижает ее социальную привлекательность для окружающих и, следовательно, наносит урон ее социальному статусу (ср., «клевета как уголь – не обожжет, так измажет»).

Для выявления коммуникативной перверсии в конфликтном высказывании предназначена судебная лингвистическая экспертиза, задачи которой сводятся к следующим функциям: 1) констатация события достоверности коммуникативной перверсии конфликтного высказывания, преподносимого в виде мнения или утверждения; 2) установление факта нарушения правила легитимности (Муравьева 2002) в коммуникативном взаимодействии: соответствует ли способ и канал коммуникативной трансляции языкового кода уровню порога стилистической оправданности; 3) установление юридического события перверсивной достаточности: а) уголовно-правовая норма – неприличная форма, гражданско-правовая норма – порочащий характер сведений (правовой критерий); б) определение степени коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности (лингвистический критерий), т.е. способности информации влиять на искажение социальной привлекательности лица, подвергшегося вербальной агрессии.

Коммуникативная прозрачность речевого портрета языковой личности – это вывод из прагматики содержания текста, выражающего речевое намерение автора высказывания создать восприятие образа лица на основе системы вербализованных субъективных социальных оценок.

При анализе коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности мотивы речевого намерения автора высказывания не имеют значения, так как влияние на социальную привлекательность оказывает степень коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности (т.е. степень «коммуникативной нечистоты» текста). Так, русским глаголам «пожурить», «упрекнуть», отражающим семантические признаки вербальной перверсии без цели нанесения вреда имиджу человека, соответствует более высокая степень коммуникативной прозрачности в плане причинения/непричинения вреда социальной привлекательности, чем глаголам «осрамить», «опорочить», «опозорить», «оклеветать».

Определение лингвистической экспертизой степени (шкалы) коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности позволит обосновать юридические доводы доказывания по конфликтному высказыванию и, тем самым, установить чистоту «коммуникативных помыслов» речи, степень ее агрессивности, соблюдение принципов уважения и основных коммуникативных правил общения. Эксперт должен лишь показать, какими приемами, с использованием каких языковых и речевых средств было достигнуто оскорбление, как были задеты честь и достоинство личности, а не подменять юридическую квалификацию правовой нормы.

Коммуникативная перверсия имеет следующие основные типы стратегий речевого поведения: 1) диффамация – публичное распространение сведений, порочащих кого-либо; 2) вербальная дискриминация – выражение в речи своего отличия и превосходства по расовым, национальным, имущественным или иным признакам; 3) вербальная дискредитация – подрыв авторитета, умаление значения кого-либо, подрыв доверия; 4) вербальная инсинуация – создание предпосылок негативного восприятия социального имиджа кого-либо.

Развитие терминологического аппарата коммуникативной перверсии и коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности в рамках теории судебной лингвистической экспертизы позволяет равномерно учитывать баланс интересов как уровня развития права, связанного с необходимостью принятия решений по спорам о квалификации вреда, причиненного оскорблениями или распространением порочащих сведений, так и состояния научного поиска в современной лингвистической прагматике и лингвокогнитологии.

Выполненное исследование дает возможность сделать следующие выводы.

Оскорбление является иллокутивным концептом, представляющим собой ментально-вербальную единицу, универсальные признаки которой проявляются в общении, раскрывающем этнокультурные, социальные и прагматические аспекты иллокутивного речевого акта.

Негативная модель оценки личности строится на основе норм аксиологического кодекса языка, так как в коммуникативном общении речевой акт «оскорбление» социально детерминирован правилами речевого поведения, которые фиксируют фрагменты действительности в зависимости от их важности для общественных отношений этноса.

Правовая норма «оскорбление» отображает элементы лингвокультуры не зеркально, а фрагментарно, в соответствии с коммуникативными нормами, отвечающими за сохранение социальной стабильности в обществе.

Способы лингвистической детекции и правовой диагностики оскорбления диверсифицированы по способу описания действительности.

Литература

Кусов Г.В. Использование семантических характеристик «клеветы» и «оскорбления» как языковых категорий юридической ответственности // Инновационные процессы в высшей школе / Материалы V Всерос. науч.-практ. конф.: В 2-х ч. Ч. 2. Краснодар: Кубан. гос. технол. ун-т, 1999. С. 126.

Кусов Г.В. Суггестивная функция языка судебного разбирательства // Единство системного и функционального анализа языковых единиц / Материалы междунар. науч. конф. Белгород: БГУ, 1999. С. 47.

Кусов Г.В. Мифоэпическая языковая картина мира как этнокультурная основа современного инвективного словоупотребления // Языковые и культурные контакты различных народов / Материалы Всерос. науч.-метод. конф.. Пенза: Пензенский гос. пед. ун-т, Приволжский Дом знаний, 2000. С. 69–72.

Воркачев С.Г., Кусов Г.В. Концепт «Оскорбление» и его этимологическая память // Теоретическая и прикладная лингвистика / Вып. 2. Язык и социальная среда. Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. С. 90–102.

Кусов Г.В. Оскорбление: вербальная агрессия, как социально-правовая категория // Язык в мире и мир в языке / Материалы междунар. науч. конф. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2001. С. 100–101.

Кусов Г.В. Концепт «Оскорбление»: трансформационная модель инвективного ряда // Языковые и культурные контакты различных народов / Материалы Всерос. науч.-метод. конф. В 2-х ч. Ч. 1. Пенза: Пензенский гос. пед. ун-т, Приволжский Дом знаний, 2002. С. 115–118.

Кусов Г.В. Правовая и языковая диверсификация «Оскорбления» // Эколингвистика: теория, проблемы, методы. Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. А.М. Молодкина. Саратов: Научная книга, 2003. С. 106–115.

Кусов Г.В. Модель негативной оценки языковой личности // Единство системного и функционального анализа языковых единиц. Сборник материалов Всерос. науч.-метод. конф. Вып. 7. Часть II. Белгород: БГУ, 2003. С. 48–50.

Кусов Г.В. Диагностика понятия «оскорбление» в лингвистической экспертизе // Тез. XXXI науч. конф. студентов и молодых ученых вузов Южного федерального округа. Краснодар: КубГУФКСТ, 2004. С. 227.

Кусов Г.В. Коммуникативная перверсия как способ правовой диагностики оскорбления // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы: Тез. докл. междунар. науч. конф. / Под ред. Н.А.Красавского. Волгоград: Колледж, 2004. С.73-74.

Кусов Г.В. Оскорбление как иллокутивный лингвокультурный концепт: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2004. 26 с.

Ю.Г. Евтушок (Иркутск)