СВОБОДА 2 страница

Все ассоциации были поделены на следующие содержательные группы:

- Синонимичные и антонимичные реакции, смежные понятия

- Ассоциации с историческими, культурными, социальными, политическими коннотациями

- Представления о свободе

- Речевые клише и устойчивые сочетания

- Прецедентные феномены (по В. В. Красных)

- Образы

- Прочие (индивидуальные) ассоциации.

Выделенные группы были рассмотрены для анализа трехсторонней структуры концепта.

Идеи для построения смысловой составляющей концепта были выделены в группах: " Синонимичные и антонимичные реакции", " Ассоциации с историческими и пр. коннотациями" и " Представления о свободе". Ценностная составляющая отражена в рубриках " Речевые клише и устойчивые сочетания", " Представления о свободе", а также в соответствующих образах свободы. Образная составляющая концепта реконструирована на основе данных ассоциативного эксперимента, ассоциативного Интернет-исследования, анализа рекламы и образов художественных произведений русской и английской (британской и американской) лингвокультур.

Группа «Прецедентные феномены» содержит конвенционально связанные сочетания слов, относящиеся к национальной когнитивной базе. Такие реакции формируются у респондентов на " подсознательном" уровне, в ситуации, когда стимул вызывает из глубин памяти знакомый текст, являясь частью этого текста (" свобода" – Юрию Деточкину). Разного рода прецедентные феномены, встречающиеся в этой рубрике, являются так называемыми " фонетико-звуковыми" ассоциациями (по терминологии В. В. Красных), поскольку не апеллируют к смыслу прецедентной ситуации или прецедентного текста, к которому относятся. Фрейм-структуры данных прецедентных феноменов существуют в коллективных когнитивных пространствах рассматриваемых лингвокультур, но в данном случае они не актуализируются.

Наиболее частотные прецедентные феномены – статуя свободы (29 в русской части, 34 в британской и 80 в американской), Liberty Bell (2 в брит. и 31 в амер.) и прецедентное высказывание " свобода, равенство и братство " (12 рус., 11 брит., 1 амер.), что свидетельствует о том, что данные явления (кроме Liberty Bell) прочно вошли в когнитивную базу всех трех сравниваемых лингвокультур, стали такими же полноправными элементами национального ментального пространства, как и " родные" прецедентные феномены. Остальные представленные прецедентные феномены культуроспецифичны. Больше всего подобных устойчивых сочетаний приходится на имя " liberty" (GB: statue 18, diabolical 13; US: statue 47, lady 2, torch 2, monument 1, bell 12).

Ключевые идеи, по которым осуществляется семантизация концепта " свобода" в русской и английской лингвокультурах на материале прямых и обратных книг ассоциативных словарей, представлены в таблице.

Среди идей, представляющих смысловое содержание концепта нашли отражение основные значения концепта по данным толковых словарей и паремиологии.

Свобода в сравниваемых лингвокультурах противопоставляется тюрьме, заключению (неволя 17, нары, тюрьма 3 и пр.; GB: imprison, jail, prison, US: jail, prison и пр.). В русском языке данное значение актуализируется в большей степени при помощи лексемы " воля", в английском – " freedom". Свобода также понимается респондентами как отсутствие связанности, тесноты, преграды движению или дыханию (давка, заслон и пр.; GB: bondage 5, spacious, US: bondage 2, relief и пр.). Большее количество подобных реакций зафиксировано в англоязычной части.

Наиболее продуктивными для анализа оказались обратные книги ассоциативных словарей. Это объясняется, во-первых, тем, что количество стимулов, вызвавших реакцию, определялось сплошной выборкой на всем массиве словаря, а не задавалось экспериментатором (сотня ответов), как в первой части. Во-вторых, прямые словари указывают прежде всего на то, с чем ассоциируется свобода, в то время как обратные выявляют то, что является для опрашиваемых свободой. И, в-третьих, меньшая репрезентативность прямых книг объясняется достаточно большим количеством клишированных оборотов и прецедентных феноменов, содержащих имя концепта, по отношению к общему количеству реакций.

Свобода, противопоставляемая рабству, является особенностью британского и американского языкового сознания (GB: chains, slavery 2, US: slavery 7 и пр.). Корни этого следует, по-видимому, искать в колониальном прошлом Великобритании. Свобода для респондентов также и возможность выйти или уйти откуда-либо (выпустить; GB: release 6, escape 7, away 2, out of, US: release 2, escape 5, flee 2 и пр.), причем британцы и американцы акцентируют важность личных усилий человека по достижению свободы. Свобода в сознании многих людей ассоциируется с правами и демократическими ценностями, правосудием и независимостью государства (демократия 11, независимость 3, республика 3, берлинская стена и пр.; GB: democracy, democratic, independent, independence, justice 5, rights 2, vote, US: democracy 19, independent 7, justice 24, rights 14, и пр.). Подобное понимание свободы является доминирующим во всех трех сравниваемых лингвокультурах, больше всего в американской. Чтобы человек обрел свободу, часто необходимо, чтобы государство обрело независимость. Вообще, государство, воплощающее свободу, по мнению британцев, россиян и самих американцев, – это Соединенные Штаты Америки (Нью-Йорк, США 7, Америка 2; GB: America 3, july 2, states, NewYork, US: America 34, USA 51, New York 3, july и пр.).

Помимо политической и социально-правовой свободы большое количество опрашиваемых актуализировало в своих ответах свободу " бытовую", т.е. ту, которая чаще всего воссоздается в обыденном дискурсе. Именно такое понимание свободы было широко представлено в обратных словарях. Для обычного человека свобода – это прежде всего отсутствие обязанностей (учеба, работа, семья) и отдых (увольнение 5, звонок, перемена, с лекции, безделье, пиво, лето, погулять и пр.; GB: holidays 2, holiday, leisure 2, vacation 2, weekend, US: fun, summer, outdoors и пр.). Такое понимание свободы характерно в большей степени для россиян (процентное соотношение соответствующих реакций в русской части в 2 раза больше, чем в британской и почти в 3 раза больше, чем в американской).

Британские и американские респонденты кроме того выделили совершеннолетие и возможность отдельного проживания от родителей как свободу (GB: twenty-one 2, adults, apartment, bedsit, US: adult, apartment 7 и пр.). В русской культуре подобное понимание не актуально.

В англоязычной части присутствует понимание свободы как отсутствие предопределенности, возможность выбора: GB: chose 2, choose, determination, determine, US: choose 2.

Свобода – это также отсутствие запрета, наличие денег и, иногда, мир и покой. Англоязычные респонденты, кроме того, назвали свободу анархией и вольностью (cheek). В русской лингвокультуре подобное понимание, по данным ассоциативных словарей, не представлено.

Таким образом, среди смысловых реакций нашли свое выражение два взгляда на свободу – так называемый либеральный – общественно-ориентированная свобода (права и свободы) и " обывательский ", когда речь идет о личном, индивидуалистическом, гедонистическом, эгоистическом понимании свободы. Эти два типа свободы связаны с разными потребностями: самореализации, самоактуализации – в либеральном понимании, и потребностями нижних уровней (утилитарными, субутилитарными) – в обывательском понимании. В случае общественно-ориентированной либеральной позиции человек (соотносимо с феноменологической свободой по Сартру) осознает положительную альтернативу существующему порядку вещей и себя в качестве того, кто может его изменить – через существующую систему прав и свобод повлиять на принятые в обществе нормы и правила, расширить рамки своей свободы, т.е., уменьшить ограничения и увеличить возможности.

Во втором случае, человек также осознает альтернативу несвободе, такой, как, например, работа или учеба в виде отдыха, каникул и пр., но, по разными причинам признает, что он не в состоянии это изменить (или не считает для себя нужным это делать, признает это правильным). Т.е. в данный конкретный момент он не может, он должен работать или учиться (что в целом оценивается им правильно), но ему хочется (хоть это и неправильно, нерационально, глупо и т.п.) пойти погулять, выпить пива и т.п.

Возможно, это разделение весьма условно, если принять в качестве непреложного факта, что общественно-ориентированное понимание прочно вошло в индивидуальное понимание свободы, стало его неотъемлемой частью (даже в России, где человек, даже если не собирается свои права реализовывать, знает об их существовании, и это для него важно).

Таким образом, в сознании человека свобода выступает и как гедонистическая реализация потребностей и желаний (любых) и как общественно-значимая возможность реализации одобряемых / разрешаемых / допускаемых обществом потребностей и желаний.

Образное представление свободы довольно разнообразно и включает в себя как динамичные, так и статичные образы. В английском сознании доминируют динамичные образы, в русском равнопредставлены оба типа. Имя " воля" порождает, в основном, статичные образы. Имя " liberty" не является образопорождающим.

Динамичные образы: climbing, flying, running, train, bird, falcon, with the wind, glide, sailing, cart, jump, sprinted, animals, deer, lions, wind, wild (GB); bird, gull 2, seagull, sail, sailing, wind, flying, flight, car, jeep 2, vehicle, hike, freeway (US); птица, в море, ураган, яхта, парус, падать, парить, порхать, веет, стихия, в воздухе 2, скакать, шустрый. Статичные образы свободы: spur, countryside, mountains, plains, oxygen (GB); field, space, ocean 2, iceberg, pasture, room, wilderness (US); берег моря во время восхода, природа, раздолье, степь 2, открытость, степная, небо, простор 7, просторы, растения, равнина. Динамичность как характеристика свободы численно представлена примерно одинаково в сравниваемых лингвокультурах: 17 в британской части, 15 – в американской и 14 – в русской. Статичные образы преобладают в русской части: 18 против 5 в британской и 8 в американской. Таким образом, британское и американское сознание в большей степени воспринимает свободу как движение (17 динамичных против 5 статичных образов в британской части, 15 динамичных против 8 статичных в американской), а для русского равновозможно как динамичное (14), так и статичное (18) воплощение свободы.

При использовании имени свобода для апелляции к образам концепта в русском языке нет преобладания динамичных (10) или статичных (8) характеристик. В то время как воля в большей степени воспринимается как широкое, неподвижное пространство (4 динамичных, 10 статичных образов).

Образы свободы были рассмотрены на материале ассоциативного эксперимента, ассоциативного Интернет-исследования, образов визуальной рекламы и образов художественной литературы. Были проанализированы образы свободы в поэтических и прозаических произведениях британских, американских и русских авторов XVI–XX вв., воплощенные в метафорах и сравнениях, а также в контекстах приложения эпитета " свободный", " вольный", " free". Было рассмотрено около 8000 страниц англоязычных и 10000 русскоязычных текстов. Для анализа было выбрано 70 англоязычных (британских и американских) образов и 140 образов из русской литературы (по 70 на имена " свобода" и " воля", включая их дериваты).

В произведениях русских писателей и поэтов имена " свобода" и " воля" и их производные представлены примерно одинаково. В произведениях англоговорящих авторов лексема " liberty" является неплодотворной в плане создания художественных образов.

Среди образов свободы наиболее частотны образы воздуха (ассоциативный эксперимент: oxygen, в воздухе 2, глоток, вздохнуть; художественные тексты: gave it a blazing air of freedom and defiance. (H. B. Stowe. Uncle Tom's Cabin); Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха (А. П. Чехов. Крыжовник), … как волен и свеж воздух! (Н. В. Гоголь. Вечера на хуторе…), ветра (wind 3, with the wind, веет, ураган, стихия; Thou shalt be free / As mountain winds: but then exactly do / All points of my command (W. Shakespeare. The Tempest); Будьте свободны как ветер (А. П. Чехов. Вишневый сад); Меня б не тронул рай / На вольном ветерочке (Б. Пастернак. Путевые записки), птицы (полета) (flying 2, flight, glide, bird, falcon, gull, seagull, птица, парить, порхать; In feeling I was but a child, / When first we met – one year ago, / As free and guileless as the bird, / That roams the dreary woodland through (A. I. Menken. One year ago); Самодержавный / Русский гнет / Сжимал все лучшее за горло, / Его мы кончили – / И вот / Свобода крылья распростерла (С. Есенин. Поэтам Грузии); […] ласточкой вольно летела дева в трико – так высоко над блестящим бассейном, что он казался не больше блюдца (В. Набоков. Приглашение на казнь), моря (океана и пр.) (ocean 2, iceberg, sail, sailing 2, в море, яхта, парус, берег моря во время восхода; Thine is the heritage of simple things, / The untasked liberty of sea and air (S. W. Mitchell (Silas Weir). The Sea-gull); Суда летучие, торговлей окриленны, / Кормами рассекут свободный океан (А. С. Пушкин. На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году); Ты, волна моя, волна! / Ты гульлива и вольна; / Плещешь ты, куда захочешь (А. С. Пушкин. Сказка о царе Салтане). Образ простора (степи, равнины и пр.) в большей степени характерен для русской лингвокультуры, чем для английской. Хотя подобные образы и встречаются среди ассоциативных реакций и в рекламе, для произведений британской и американской художественной литературы они не типичны (field, space, pasture, plains, room, freeway, простор 7, просторы, раздолье, равнина, степь 2, открытость, степная, небо; В Праге, куда мы заехали показать нашего сына моей матери, он играл в Стромовке, где за боскетами пленяла взгляд необыкновенно свободная даль (В. Набоков. Другие берега.); Нигде не попадались им деревья, все та же бесконечная, вольная, прекрасная степь (Н. В. Гоголь. Тарас Бульба).

Сравнивая образы представленных лингвокультур, мы видим, что основные воплощения свободы в сознании людей совпадают. Прежде всего, это воздух или ветер (22 англ. и 26 русс.= 13 воля + 13 свобода), некая субстанция – жидкость, воздух (16 англ. и 15=8+7 русс.), полет (11 англ. и 28=11+17 русс.), море, реки и т.п. (9 англ., 14=7+7 русс.), природа – растения (6 англ. – в основном, цветы, 7=4+3 русс.), животные (2 англ. и 3=2+1 русс.), человек (4 англ. и 2=2+0 русс.), детство (6 англ.) или юность (4=0+4 русс.). Национально-специфичный образ свободы в русской культуре – это простор (21=8+13).

Довольно часто авторы не ограничиваются каким-либо одним образом свободы, создавая сложные, многокомпонентные, часто описательные образы. Синкретичность образа усиливает художественную выразительность, помогая глубже воспринять авторский замысел. Например: " А он уже не мог выговорить ни слова, ничего не понимал, и представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек, идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может идти, куда угодно! " (А. П. Чехов. Архиерей). Thy cage is open'd, bird! too well I love thee / To bar the sunny things of earth from thee; / A whole broad heaven of blue lies calm above thee, / The green-wood waves beneath, and thou art free; / These slender wires shall prison thee no more – / Up, bird! and 'mid the clouds thy thrilling music pour (A. B. Welby. The Freed Bird).

Образы свободы, подавляющее большинство которых несут положительную эмоциональную оценку, часто встречаются в так называемой " эмоциональной" (ассоциативной) зрительной рекламе. Рекламы, связанные с концептом " свобода", можно условно поделить на две группы: 1) рекламы, в которых акцентируется какая-либо смысловая составляющая концепта (использование товара освобождает потребителя от неких связывающих факторов, воплощаемых в типичных образах/символах несвободы или дает невиданную ранее свободу), 2) рекламы, содержащие " несмысловые" образы свободы.

В произведениях визуального искусства свобода представлена в женском образе (картины Э. Делакруа " Свобода, ведущая народ", Н. Валлена " Свобода", и Ж.-Б. Ренье " Свобода или смерть", американская статуя свободы, статуя свободы в Сан-Марино и пр.). Все образы свободы глубоко позитивны.

" Мирная" свобода ассоциируется со спокойным синим цветом, революционная " свобода бунта" – с красным.

Ценность свободы проявляется в том, что она нужна всем: всем, для всех, навсегда, необходимость; everyone. Кроме того, свободу как нечто весьма ценное и жизненно необходимое можно и нужно требовать (вероятно, от тех, кто наделен большей властью, и, соответственно, большей свободой): дайте 12, и, иногда, весьма успешно: дарить, даруется, гарантировать 8. Свобода – это то, чего стоит ждать и к чему стоит стремиться: дождаться, стремление, наконец-то. Свобода не дается просто так, часто за нее приходится бороться: баррикады, бороться, добиться, завоевать, на баррикадах, завоевание, бороться, борьба, борец 2, победа; GB – more, fighter 4, fighters 2, fight, attain, victory; US – struggle 2, fighter 8, bravery. Когда же мы получили столь желанную (желанная 2, счастливая, отлично, прекрасно, радость; ура, ура!, GB – good 2, lovely; US – good 2, great 2, yes 2, forever 3), ею стоит дорожить (дорожить 2, дорожи), и, даже, возможно, придется ее защищать (GB – defend 2, defender; US – shelter). C другой стороны, свобода не всегда возможна, и, в принципе, относительна: ограниченная, редкая, нам и не снилась; относительность, взаимозависимость, не верить, не вижу, никакой, GB – impossible, nothing, nowhere; US – mutual, ideal, responsibility. Британцы и американцы несколько " свободнее" русских, или ощущают себя таковыми.

Свобода иногда оценивается как обуза: ills, бремя 2, чушь, опасность.

Впрочем, положительные оценки преобладают, и в целом свобода воспринимается как нечто позитивное, связана со многими другими позитивными концептами: harmony, betterment. Более того, в сравниваемых лингвокультурах наблюдается пересечение положительных характеристик на уровне слов: жизнь, живет, life, alive (GB), life (US); счастье 4, счастливая; happiness 2 (GB), happiness 2 (US); надежда, hope 2 (GB); молодость, юность, молодежь, youth (GB); love (GB), love 2 (US). Положительная оценка людьми свободы также четко видна при рассмотрении типичных образов свободы.

Ассоциативный опрос подтвердил, что свобода, несомненно, является одной из ключевых ценностей для человека, хотя ее ценность в рассматриваемых лингвокультурах актуализируется по-разному. В то время как русские респонденты терпеливо ждут, когда им даруют свободу (24 реакции в русской части при отсутствии подобных реакций в англоязычной), и которой они затем будут дорожить (3 реакции), которая в общем-то, желанная (2), необходимость, отлично, прекрасно, радость и вообще " ура " (2), британцы и американцы готовы свою свободу защищать (4). И те, и другие осознают необходимость борьбы за нее (8 рус. – 9 брит.+11 амер.), однако по количеству клишированных оборотов (2 в русской части против 8+8 в англоязычной) можно судить о том, что для англоязычных респондентов борьба скорее является фактом истории, в то время как для россиян мотив борьбы в некоторой степени еще актуален. Возможно, причины этого кроются в том, что российский опрос проводился в перестроечный и постперестроечный период. Не следует однако думать, что это коренным образом изменило результаты. Как видим, вера в доброго царя или благожелательное правительство, которое подарит народу свободу, все же сильнее.

Что касается количественных (численных) характеристик того или иного стимула, то важным для концептуального анализа, по нашему мнению, являются два основных показателя – энтропия (мера неопределенности) структуры реакций на стимул и коэффициент смысловой корреляции имен концепта.

Чем выше энтропия реакций на стимул, тем выше его способность порождать разнообразные смыслы в сознании людей. Наиболее смыслопорождающими именами концепта являются freedom (GB и US) и свобода. Имя liberty апеллирует к различным устойчивым сочетаниям национальной когнитивной базы и не отражает все богатство смыслов концепта.

Наиболее высокая смысловая корреляция наблюдается между именами freedom US и liberty US за счет сильного совпадения в группе " права и свободы". Имена концепта в парах " свобода – freedom GB" и " свобода – freedom US" и " freedom GB – freedom US" также хорошо коррелируют, что подтверждает функционирование этих слов как основных имен концепта. При межкультурном сопоставлении видно, что наибольшая корреляция наблюдается между британским и американским концептом, а русский концепт свободы коррелирует с британским и американским примерно одинаково.

Основные результаты нашего исследования сводятся к следующим положениям:

Концепт «свобода» относится к числу базовых концептов-регулятивов, он часто представлен в виде символа, его сущность состоит в бинарном противопоставлении свободы и несвободы, он актуализируется в ситуациях перехода человека из состояния свободы в состояние несвободы (или из состояния большей свободы в состояние меньшей свободы) и наоборот.

Концепт «свобода» характеризуется следующими признаками: а) образная составляющая – синкретичные образы ветра, моря, птицы, полета, дыхания, открытого пространства и др., б) понятийная составляющая – возможность поступать по своему желанию, отсутствие ограничений, противопоставление связанности, плену, заключению, рабству, в) ценностная составляющая – одна из приоритетных ценностей жизни, подразумевающая возможную угрозу / потерю свободы и необходимость борьбы за свободу, защиты свободы.

Важнейшие лингвокультурные отличия концепта «свобода» в англоязычном мире сводятся к следующим признакам: соотношение концептов «свобода» и «право», противопоставление концепту «рабство», актуализация личных усилий как способа достижения свободы, в русской ментальности – соотношение концептов «свобода» и «счастье», противопоставление концепту «заключение», актуализация получения свободы как дара. Определенная лингвокультурная специфика наблюдается в рамках молодежной возрастной группы: у англоговорящей молодежи свобода ассоциируется с совершеннолетием и началом самостоятельной жизни, у русской молодежи – преимущественно с отдыхом.

Важнейшее отличие в философской традиции понимания концепта «свобода» по сравнению с бытовым его пониманием – акцент на свободе воли, а не свободе как условии деятельности. Англоязычное философское понимание свободы связано с осознанием индивидуальной свободы и закона как условия свободы, русские философы ставят на первое место соотношение свободы и высших религиозно-моральных ценностей.

Литература

Солохина А. С. О культурном концепте " свобода" // Языковая личность: проблемы межкультурного общения: Тез. науч. конф., посв. 50-летию ф-та иностр. яз. Волгоград: Перемена, 2000. С. 60- 61.

Солохина А. С. Некоторые характеристики концепта " свобода" в русской и английской лингвокультурах // Основное высшее и дополнительное образование: проблемы дидактики и лингвистики. Вып. 2. Волгоград: Политехник, 2002. С. 181-186.

Солохина А. С. Номинативное и ассоциативное в структуре концепта " свобода" (на материале русского и английского языков) // Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания. Волгоград: Колледж, 2002. С. 76-83.

Солохина А. С. " Свобода" как универсальный концепт русской и англоязычной культур // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста. Материалы междунар. симпозиума. Волгоград, 22-24 мая 2003 г. Ч. 2. Тез. докл. Волгоград: Перемена, 2003. С. 156-158.

Солохина А. С. Отношение к свободе в русской паремиологии // Проблемы современной лингвистики. Сб. науч. тр. / Под ред. Н.А. Красавского. Волгоград: Колледж, 2003. С. 37-42.

Солохина А. С. Ассоциативные характеристики концепта " свобода" в русской и английской лингвокультурах // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы. Тез. докл. междунар. науч. конф. 27 апреля 2004 года / Под. ред. Н. А. Красавского. Волгоград: Колледж, 2004. С. 98-100.

Солохина А.С. Концепт «свобода» в английской и русской лингвокультурах: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2004. 24 с.

С.В. Зайкина (Волгоград)

СТРАХ

Цель данной работы заключается в выявлении и сопоставлении лексико-фразеологических средств, номинирующих и описывающих страх и различные его проявления, на материале английского и русского языков с последующим выделением общих и культуроспецифических характеристик этого концепта.

Мы рассматриваем эмоциональный концепт (далее – ЭК) «страх» как многоаспектное явление, имеющее отношение к психологии, к социологии и к лингвистике.

Определяя место страха в системе человеческих эмоций, мы придерживаемся понимания эмоции как психического процесса, отражающего отношение человека к самому себе и окружающему миру, характеризующегося мимическими, психосоматическими, поведенческими изменениями и находящего отражение в языке.