Никаких «не хочу»! Открывай рот. Надо кушать!..

И он, давясь, глотал эту ненавистную, ненужную ему кашу. И проглотив ложку, делал еще глоток, другой – просто, чтобы заглушить желание вывернуть эту кашу наружу. И головой качал несогласно, отстраняясь от очередной ложки.

Но каждый раз, когда он пытался ей противоречить, с чем-то не соглашался, отстаивая себя, свое желание – он видел это недовольство, жесткость во взгляде. И взгляд этот жесткий – как будто останавливал его, как будто что-то обрезал в нем, ограничивал его чистую детскую сущность.

Хочу - не хочу» – не тебе решать, - говорила ему мама.

Или:

Мало ли что ты хочешь? Хотеть не вредно!

И этим как приговор ставила его желанию.

И сколько раз он оставался в недоумении оттого, что его «хочу» или «не хочу» – вызывали такую непонятную мамину реакцию, как будто что-то плохое он делал уже только тем, что хотел чего-то или – не хотел.

Так было, когда он, с замиранием в сердце держал на ладони маленького лягушонка, заглядывая ему в маленькие глазки-бусинки, в которых отражался сам, и тот, казалось, тоже с замиранием сердца смотрел на него с таким же удивлением – вот это встреча!

Но мамин крик был резким, и движение рук ее жестким, и боль от удара по ладони была неожиданной и сильной. И лягушонок этот, сброшенный ударом маминой руки куда-то в траву – не шевелился, тоже испугался, наверное, как и он сам. А может быть, ему тоже было больно, даже больнее, чем ему, он же такой маленький!

И пока мама тащила его к крыльцу, выговаривая на ходу, что он бестолочь, что он непослушный, что он всякую дрянь в руки берет, что будет теперь с головы до ног в бородавках ходить – он, несмотря на боль в ладошке, несмотря на полное свое непонимание – почему нельзя ему было с лягушонком этим маленьким познакомиться, - все головой вертел, чтобы высмотреть, увидеть – где он, лягушонок этот, ускакал, или так и лежит в траве, оглушенный ударом, и жаль ему было лягушонка, и маму он не понимал.

Понял он только одно – так делать нельзя. А почему нельзя? Он, чистое Божье создание, еще соединенный с природой в одно целое, искренне любящий все, с чем встречался, это понять не мог. Мог только маме подчиниться - а что ему еще оставалось делать?

Он и подчинялся – и одно ограничение следовало за другим. Одно правило за следующим. И от детскости его светлой, от легкости и свободы его Божественной – не оставалось ничего…

…Это был бесконечный процесс - появление новых легких, круглых, свободных людей с Божественными душами. Процесс, задуманный Им, Творцом, как бесконечное пополнение планеты любовью и светом.

Но ни легкости, ни света, ни любви на планете как не бывало.