Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Парадокс самонастаивания ⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 5
Феномен ультраячества отсылает к вопросу, поставленному Ж.Лаканом: «Почему происходит тем большее отчуждение субъекта, чем сильнее он утверждается в качестве собственного Я?»[21]. Отвечая на вопрос, Лакан указывает на проблему асимметрии в субъекте. Генезис этой асимметрии связан с тем, что в современной социологии называют «социализацией». В терминологии Лакана – это процесс освоения субъектом символического пространства других, благодаря которому он становится способным означить собственное желание, а именно, – посредством проекции на себя артикулированного в речи желания Другого [22]. «…Желания ребенка, – пишет Лакан, – сперва проходят через зримого другого. Именно здесь они бывают одобрены или же получают осуждение, принимаются или отвергаются. Вот посредством чего ребенок привыкает к символическому порядку и получает доступ к его основанию – закону»[23]. «Именно в другом, посредством другого именуется желание»[24]. Когда другие формулируют запрос, обращенный к субъекту, окликают его, они ждут от него соответствующей ответной реакции. Однако любая символизация желания Другого вступает в противоречие с собственным желанием. Таким образом, в той мере, в какой субъект движим символическим объектом своего желания и его реальным измерением, он раздвоен. Эта раздвоенность является следствием того, что желание как таковое появляется раньше, чем к нему посредством речи Другого присоединяется объект[25]. Будучи расщепленным и пытаясь противопоставить собственное желание тому, что означено в качестве «собственного» (т.е. желанного), субъект вступает в борьбу с другими по принципу «кошелек или жизнь». Отдав «кошелек» (реальное своего желания) и получив взамен символический объект желания, субъект отчуждается от чего-то подлинного в себе, что и служит причиной асимметрии между Я (je) и «собственным Я» (moi). «…Это ситуация вынужденного выбора: субъект либо откажется от удовлетворения своих сокровенных желаний («отдаст кошелек») и тогда он сможет продолжить жизнь как член культурного сообщества, либо он не отдаст «кошелька», но тогда он будет исторгнут из жизни и его желания все равно останутся не удовлетворены < …>. Отдавая «кошелек», субъект отдается на милость Другого, а именно, он вынужден принять тот смысл, который другие люди припишут его призывам»[26]. Проблема, таким образом, состоит в том, что подспудное и перманентное удовлетворение запроса, идущего со стороны Другого, вводит субъекта в символические отношения с другими, становится важнейшим стимулом в формировании системы «собственного Я», а утверждение себя в символическом порядке – «главным» и необходимым делом жизни. Признание Другим, означающее включение субъекта в символический универсум, требует от последнего артикуляции знаков, достойных такого признания. Это обстоятельство, на наш взгляд, является главной причиной самоиндульгирования как стратегии утверждения собственной значимости в глазах Другого. Потакание себе является не чем иным, как потаканием Другому. Оно означает скрытое признание верховенства Другого в сфере «собственного Я». Потакая себе, субъект на самом деле угождает Другому и через это утверждается в заданном им символическом порядке. Однако, не будучи способным полностью распознать (символизировать) и соответствующим образом удовлетворить запросы Другого, субъект испытывает чувство вины. Самооправдание – это эффект вины, которую субъект испытывает, оказавшись под взглядом Другого. Инстанция вины двояка, а ее чувство амбивалентно. Вину испытывают за себя (перед собой) перед другими. Сартр даже находит в виновности (как одном из проявлений тревоги) две экзистенциальные модальности: с одной стороны, – это феномен бытия-для-другого, а с другой, – это способ существования для-себя. В стилистике «Бытия и ничто» указанная амбивалентность должна бы формулироваться следующим образом: вина – это способ бытия для-себя в присутствии другого [27]. В феноменологии Сартра другой оказывается нечаянным посредником или агентом перехода от бытия-в-себе (вещное бытие) к бытию-для-себя (бытие сознания). С целью анализа этого перехода Сартр предпринимает феноменологию взгляда. Взгляд другого задевает мою субъективность самим актом ее отрицания. Он отсылает к ней именно тем, что крадет ее, объективируя меня в качестве наличного, т.е. тела, инициируя тем самым обратное стремление к возвращению субъективности, точно так же, как попытка отчуждения собственности регенерирует акт ее присвоения: «не тронь, это мое»! Именно благодаря присутствию другого происходит разгерметизация и декомпрессия целостного бытия-в-себе, в силу которого, собственно, и «образуется» бытие-для-себя. Сам же опыт для-себя Сартр характеризует как опыт негативности, как опыт сознания фундаментальной нехватки в бытии. Собственно говоря, бытие-для-себя есть не что иное, как бытие нехваткой, как преследуемое образом полноты «несчастное сознание». Из Сартра следует, что сознание собственной негативности конститутивно для субъекта, а это значит, что всякий акт презентации себя в качестве самодостаточного и наличного сущего обречен на неудачу (поражение). Мы полагаем, что попытка учредить на месте «дыры» в означаемом (Я) некую семантическую твердыню сродни тому метафизическому жесту, благодаря которому в европейской культуре со времен Парменида и Платона на тему небытия было наложено заклятье, а опыт негативности был принесен в жертву идее полноты и совершенства. Такую попытку в отношении «собственного Я» следует понимать как жест бессилия перед лицом того обстоятельства, что Я в определенном смысле есть ничто или, по крайней мере, отмечено нехваткой. Как уже было сказано, нехватка в субъекте обнаруживается на фоне его избыточной саморепрезентации, что парадоксально, ибо чем больше субъект вовлечен в символическую деятельность по поводу «собственного Я» (ячество), тем явственнее это указывает на кризис эго-идентичности. Избыточная символизация служит указанием на нехватку в означаемой реальности и одновременное присутствие замещающего нехватку фантазма. «Заскоки» воображаемого в сферу символического можно проследить на примере того, как в психоаналитической традиции описывается комплекс кастрации. Кастрация – это воображаемый сценарий, запущенный и поддерживаемый «фаллическим означающим». Так как последнее есть по существу означающее без означаемого (пустое означающее), то любой прокол в цепочке означающих, где оно является узловым моментом, дезавуируя нехватку, запускает фантазм кастрации. Этим по случаю умело пользуются женщины, когда хотят «поставить на место» мужчин. Их наигранное или действительное сомнение в маскулинности запускает кастрацию как такой сценарий самооправдания, «в соответствии» с которым мужчина «должен» доказать свою состоятельность путем производства фаллических знаков. При этом замечено, что чем более активно артикулируются эти знаки, тем острее симптомы нехватки (в конечном счете, пустоты) означаемого. Аналогичная зависимость может быть выявлена и в других видах саморепрезентации. Так, например, чем активнее защищается национальная, расовая или гендерная идентичность, тем острее признаки кризиса и, следовательно, травматического опыта, связанного с невозможностью удерживать полноту идентичности на символическом уровне. Такое проявление уязвленного бытия на знаковом уровне хорошо иллюстрирует русская пословица «На воре шапка горит». Словом, речь идет о следующем парадоксе: символический избыток является проявлением реального недостатка. На подобное превращение избытка в недостаток мимоходом указывал Гегель в диалектике раба и господина. Гегель говорил об обратной зависимости господина от своего раба, которая возникает в силу того, что именно от него господин получает подтверждение своего господства: «Ты мой господин, я твой раб!». Отсутствие такого подтверждения – угроза господской идентичности, причина символической кастрации господина как господина. Но если в данной диалектике Гегель находит снятое противоречие (снятие происходит через взаимное признание друг в друге), то противоречие в системе «собственного Я» неустранимо, ибо до конца не известно, кому принадлежит ведущая партия, и кто хозяин положения. Преодолеть отчуждение в себе самом не удается, ибо субъект – это тот, кто, хотя и отозвался на интерпелляцию Другого, но так и не нашел абсолютного ответа, а потому остался «при себе». В некотором смысле субъекта производит сама необходимость ответа на оклик при невозможности дать исчерпывающий ответ, т.е. субъекта следует искать там, где образуется некая трещина в символическом порядке. Это значит, что тотальное растворение в мире Другого в равной степени исключает субъекта, как и полная символическая невменяемость.
[1] См.: Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. От Эдипа к Нарциссу: Беседы. – СПб.: Алетейя, 2001. [2] Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974. – С.294. [3] Оставляя в стороне нюансы переводческой проблемы, как не имеющей решающего значения для данной работы, мы в целях упрощения восприятия текста в ряде случаев обходимся без дублирования термина «Присутствие» (перевод В.Бибихина) термином«Dasein». [4] Хайдеггер М. Бытие и время. – М.: Ad marginem, 1997. – С.322. [5] Там же. – С.322-323. [6] В докладе «Что такое метафизика» Хайдеггер пишет: «Сплошная пронизанность нашего бытия ничтожащим поведением – свидетельство постоянной и, разумеется, затененной распахнутости в Ничто, в своей исходности раскрываемого только ужасом. Но именно благодаря этому постоянно скрытому присутствию исходный ужас в нашем бытии большей частью подавлен. Ужас с нами. Он только спит». – Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. – М.: Республика, 1993. – С.24. [7] Хайдеггер М. Бытие и время. – С.177. [8] Хайдеггер пишет: «Успокоенно-освоившееся бытие-в-мире есть модус жути присутствия, не наоборот». – Бытие и время. – С.189. [9] Ультра (манифест молодых писателей) // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западно-европейской литературы XX в. – М.: Прогресс, 1986. – С.236-237. [10] Скандально известный манифест виртуальной «Организации Полного Уничтожения Мужчин» американской феминистски В.Саланс. [11] Реплика Лакана на заседании Французского философского общества в Колледж де Франс в ходе дискуссии при обсуждении доклада М.Фуко «Что такое автор?». См.: Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности: Работы разных лет. – М.: Касталь, 1996. – С.46. [12] Де-Торре Г. Ультраманифесты // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западно-европейской литературы XX в. – М.: Прогресс, 1986. – С.237-238. [13] Имеется в виду определение М.Фуко: «Трансгрессия – это жест, который обращен на предел». – Фуко М. О трансгрессии // Танатография эроса. – С.117. [14] М.К.Мамардашвили в этой связи говорил: «Мы бережем себя как самое драгоценное сокровище. < …> Если ты не готов расстаться с самим собой, самым большим для себя возлюбленным, то ничего не произойдет». – Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. – 2-е изд. – М.: Прогресс; Культура, 1992. – С.19. [15] М.Фуко говорит об этом следующее: «Трансгрессия доводит предел до предела его бытия; она будит в нем сознание неминуемого исчезновения, необходимости найти себя в том, что исключается им < …>, необходимости испытания своей позитивной истины в движении самоутраты». – Фуко М. О трансгрессии. – С.121. [16] М.К.Мамардашвили пишет: «Невозможно принимать всерьез ситуацию, когда человек ищет истину так, как ищет уборную, и наоборот, ищет на деле всего-навсего уборную, а ему кажется, что это истина или даже справедливость…». – Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. – С.113. [17] Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: Добросвет, 2000. – С.209. [18] Мюллер В.К. Новый англо-русский словарь. – 8-е изд. – М.: Русский язык, 2001. [19] Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. Указ. соч. – С.12. [20] Кундера М. Бессмертие: Роман. – СПб.: Азбука, 1999. – С.27-28. [21] Лакан Ж. Семинары, Книга I: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). – М.: Гнозис; Логос, 1998. – С.70. [22] Другой (с большой буквы) у Лакана – означающее символического порядка. Везде, где термин Другой пишется нами с большой буквы, он употребляется преимущественно в лакановском смысле. [23] Лакан Ж Семинары, Книга I.– С.237. [24] Там же. – С.235. [25] Такое желание А.Кожев называл антропогенным – изначальным, чистым, не имеющим объекта желанием. См.: Кожев А. Источник права: антропогенное желание признания как исток идеи справедливости // Вопросы философии. – 2002, № 12. – С.154-157. [26] Качалов П.В. Лакан: заблуждение тех, кто не считает себя обманутыми // Логос. – 1992, № 3. – С.179-180. [27] См.: Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. – М.: ТЕРРА–Книжный клуб; Республика, 2002. – С.276-376.
|