История Ларса 9 страница

Рэми быстро посмотрел на меня и на Лиса. Конечно, в Айре не приходилось сомневаться. Она служит при Церкви, а значит, - под контролем. Но делить тайны с послом Шравана или со мной, занозой в его праведной заднице, было церковнику не по нраву. Только поделать он ничего не мог, судьба к нему несправедлива.

- Поклянитесь тем, что для вас дороже всего, - сказал Артур и посмотрел на брата Рэми. – Начнем с вас.

- Клянусь своей верой, - воодушевленно ответил тот, - что сохраню вашу тайну.

- Принимаю.

- Клянусь именем Милосердной Девы, - произнесла Айра.

Артур кивнул, проигнорировав гневный взгляд брата Рэми, и посмотрел на меня, в ожидании высокопарной речи. А я только и мог, что стоять и надеяться, что хоть одна светлая мысль возникнет. Как назло разум молчал. Чем поклясться, если ничего нет?

- Что для тебя самое дорогое, дитя? – мягко спросил Артур, точно перед ним и впрямь стоял растерянный маленький мальчик.

Неожиданный ответ возник внезапно, как единственно правильный. Возможно, я просто раньше не задумывался, что в действительности имеет значение.

- Клянусь памятью матери, - рука сама легла на грудь, где в потайном кармане рубахи хранился гребень, взятый в долгую дорогу как талисман.

Старик одобрительно улыбнулся мне и перевел взгляд на Лиса.

- Клянусь своей жизнью, - легко сказал тот.

Артур нахмурился, пристально изучая лицо сармантийца и протянул с сомнением:

- Не это самое важное для тебя.

- И все же оно имеет некоторую цену.

Они какое-то время смотрели друг другу в глаза и, наконец, старик уступил.

- Хорошо, клятвы прозвучали и были услышаны. А теперь вас ждет сокровищница Орлиного Гнезда – наши архивы. Пойдемте.

Он вышел в маленькую дверь. Я подождал, пока все мои спутники пройдут за ним, и сам последним ступил на землю древнего города.

Камни, по которым мы шли, были гладкими и отполированными до блеска. Трудно даже представить, сколько им столетий, сколько ног прошло этой дорогой в поиске знаний, истины, власти… Немыслимы причины, по которым людей притягивал город, где каждая песчинка была частью истории, а глухие равнодушные стены дышали вечностью. Но самым удивительным стало даже не осознание того, что мне посчастливилось очутиться в месте, столь же недоступном, как королевская сокровищница, а то, что удалось повстречать жителей Орлиного Гнезда. Здесь было тихо, не в пример столичным улицам, шум которых даже не замечаешь, прожив там всю жизнь. Прежде думалось, что город-крепость населяют исключительно суровые старцы, далекие от всего суетного, но, разумеется, все оказалось иначе. Пока Артур вел нас одному ему известной дорогой, можно было вволю разглядывать встречных прохожих. Должен признаться, что бестактно глазел на них, как на диковинных птиц, которых торговцы привозят из-за моря в доки Эйнерина. Но никто из горожан даже не обратил внимания на нас, будто мы были невидимками, бесплотными духами, которых и не существует вовсе. Даже дети. Особенно дети. У меня мурашки по спине побежали от одного взгляда на них. Спокойные и серьезные лица, в глазах мудрость, граничащая с пустотой, сжатые рты, словно не знающие смеха и улыбок. Никто из них не играл. Одни помогали взрослым, а другие – читали, просто сидя на лавочках. Совсем еще крохи и те, кто постарше, читали книги!

Артур подвел нас ко входу в одну из башен и остановился. Перед дверью стояли двое стражей, одетые, как и наш проводник, в рясы до пят. Лица их были такими же отрешенными, как и у прочих жителей Орлиного Гнезда.

- Господа, - обратился он к нам, - я прошу не счесть за оскорбление просьбу оставить оружие здесь. Вы направляетесь в храм знаний, и там вам это не понадобится.

Стражи подняли тяжелую крышку большого сундука, приставленного к стене. Рэми демонстративно снял пояс с ножнами и передал его Артуру, за поясом последовал кинжал и небольшой, длиной с ладонь, косой нож. Мой меч остался в телеге, и расстаться пришлось только с кинжалом. Но стоило отпустить рукоять, как пришло понимание собственной уязвимости. Я почувствовал себя беззащитным слепым котенком. Со слов Артура нам ничего не угрожало, да немного затруднительно верить тому, кто отравой погрузил в сон целый отряд. Айра подняла рукав и отстегнула стилет, прикрепленный к руке ремешками. Ух ты, «добрая бабушка»! К такой за пирожками не пойдешь, разве что от отчаяния. Она отдала оружие Артуру, а тот кивнул на ее сумку и сказал:

- Будет правильнее, если вы оставите это.

Ведьма не стала возражать и поступила, как он просил, хоть и не без сожаления. Последним был Лис. Он с невозмутимым видом сложил в сундук два кинжала, меч, четыре метательных ножа и, напоследок, сверху бесшумно скользнула шелковая удавка, которой он связывал волосы в «хвост». Этот заключительный жест являлся чистой воды насмешкой, но Артур не изменился в лице и уточнил:

- Это все?

Я замер, уткнувшись взглядом в собственные сапоги. Если старичок, приведший нас сюда, и вправду умеет читать мысли, то расколет меня как орех. Почему-то я только и мог думать о припрятанном ноже в сапоге Лиса. Но мне повезло, все внимание нашего проводника было приковано только к сармантийцу, а тот, в свою очередь, был воплощением спокойствия, как море в штиль.

- В таком случае вы не будете возражать, если стражи убедятся, – сказал Артур.

- Меня еще никогда не обыскивали, - нахмурился Рэми.

- Значит, вы приобретете новый опыт, - невозмутимо улыбнулся дедуля.

На лице брата Рэми отчетливо виделось твердое желание избежать подобного опыта, но ему ничего не оставалось, кроме как покорно ждать, пока два стража обыщут его. Нужно сказать, что справились они так быстро, словно всю жизнь только тем и занимались. Их прикосновения были неощутимы. Один из них, правда, дотронулся до гребня, спрятанного у меня в кармане.

- Эта вещь мне дорога, - сказал я ему. – И уж точно не оружие.

Дотошные стражники занялись Лисом, но так и не обнаружили клинок в голенище. Артур остался доволен тем, что все обошлось без неожиданностей, и повел нас в башню.

Внутри оказалось темно, а свет горящих факелов таял в густом, пропахшем пылью мраке. Мы очутились в просторном круглом зале, все стены которого были заставлены полками с книгами. Чтобы прочесть их не хватит жизни, этому следовало бы посвятить вечность. В центре зала стояли столы, за которыми сидели, обложившись манускриптами и свитками люди в рясах и простой одежде. Видимо, кому-то еще посчастливилось пройти проверку осторожных хранителей. Я поднял голову и присвистнул. Тихий звук отразился эхом от стен, и взгляды присутствующих обратились в нашу сторону. Рэми сквозь зубы произнес молитву о терпении.

Купол башни так и не удалось увидеть, он тонул во тьме где-то очень высоко. Но до самого верха уходили витки этажей, идущих по спирали и огражденных от главного зала узорными перилами. Боюсь, что одному человеку не под силу даже сосчитать хранящиеся в башни рукописи.

К нам подошла высокая женщина в светлой рясе, простоволосая с нитями седины и тусклыми глазами.

- Отведи их на шестой уровень, - обратился к ней Артур. – До утра.

Женщина кивнула.

- Идите за мной, - ее голос прозвучал сердито.

Озираясь по сторонам, как дети, впервые попавшие на ярмарку, мы пошли за новым проводником. Безмолвная женщина отвела к винтовой лестнице, скрытой в нише за книжными стеллажами. Подъем был крутой, и в абсолютной тишине башни собственное частое дыхание казалось оглушительным. Наконец, мы вышли на балкон шестого уровня. Кроме нас, здесь никого не было. Так же, как и внизу, по кругу расположились стеллажи и столы. От центра, которым являлся общий для всех уровней зал, в разные стороны лучами расходились коридоры. И что же там было? О да, книги! А также кожаные и бумажные свитки, глиняные, каменные и деревянные таблички. Бесценное сокровище прошлого. И тишина. Только трещит огонь факелов, да чуть слышны шаги хранителей в белых рясах, что, будто призраки, мелькают то тут, то там...

Рэми огляделся с восторгом и недоверием. Думаю, он изо всех сил сдерживался, чтобы не начать с радостным криком бегать вдоль полок, лобызая переплеты и свитки. Конечно, с трудом представляется подобная картина, но хотелось бы глянуть.

- Здесь вся информация о конце века Землепашца и начале века Танцующей Змеи, - сообщила женщина, сопровождающая нас. – Я вынуждена предупредить вас, что за любой ущерб, нанесенный нашим сокровищам, и за попытку вынести их за пределы башни полагается наказание.

- Смерть? – уточнил Лис.

- Это самое милосердное, - ответила женщина-хранитель. – И люди, пришедшие вместе, будут считаться единомышленниками, а потому понесут наказание как соучастники. Можете приступать и помните о времени.

Она надела капюшон и ушла в тень, став одной из многих безликих стражей порядка в храме знаний.

Рэми подошел к стеллажу и провел рукой по корешкам книг с такой нежностью, словно прикасался к бархатной коже возлюбленной.

- А здесь есть какие-нибудь подсказки? – поинтересовался я. – Например, где искать? И кстати: что искать?

- Нужно разделиться, - Рэми вернулся к нам, и от только что озарившего его лицо блаженства не осталось и следа. - Про книги и таблички пока можно забыть, сосредоточьте внимание на свитках. Последователи Лазериана и он сам использовали исключительно тонкую кожу.

- Но их здесь сотни! – шепотом воскликнула Айра, потрясенно озираясь. – Как мы узнаем, какие именно нужны?

- А вы читайте, - просто ответил тот. – Надеюсь, грамоте все обучены? Известно, что Пророк отправился на восток дорионских земель, но, куда именно? Любое упоминание местности, где он был, может помочь нам.

- Простите мою непонятливость, - с вежливой улыбкой протянул Лис, - но можно ли узнать, по какой причине это нельзя было выяснить до того, как отправляться в путь? Вы слишком заняты поимкой язычников и еретиков, чтобы проследить за собственным Пророком?

Рэми шагнул к нему и угрожающе навис над сармантийцем:

- Я не знаю, зачем тебя сюда пустили, но если так сложилось, то окажи помощь. Пожалуйста.

Он развернулся и решительно направился вдоль стеллажей, точно ведомый самим провидением. Лис остался стоять, с удивлением глядя тому в след.

- Не злите Рэми, - попросила Айра. – Это не его вина.

- А чья? – из простого любопытства спросил я.

- Попасть в Орлиное Гнездо не просто, как и получить разрешение от епископа. И сейчас не совсем подходящее время для пустой болтовни, ты так не находишь? – улыбнулась она. – Давайте сделаем то, что должно.

Легко сказать. Айра ошиблась, сказав, что здесь сотни свитков. Их тысячи, не меньше. Я остановился у входа в один из коридоров и, погрузившись в изучение свитков, утонул в чернильных завитках. О времени судить было сложно. Без окон не различить, наступила ли уже ночь или нет. Кожа гораздо прочнее бумаги, но недостаток - тусклые символы: прочесть что-то возможно, лишь поднеся как можно ближе к свету. Глаза начали слезиться, и слова расплывались. С трудом улавливая смысл написанного, я снова и снова откладывал в сторону очередной бесценный, но бесполезный свиток. «Сказания о короле-Воробье», «О девятом набеге гофов», «Пророчество Эльзы»… Я держал в руках застывшую историю. Только ничего из этого не могло подсказать, где следует продолжить поиски. Восток велик, и куда именно направил свои стопы светлый Пророк – одному Создателю известно.

Уставшие глаза скользнули по очередному заголовку: «Сказание о золотом гусе». Я собрался отложить этот свиток в сторону, но мне словно кто-то невидимый отвесил подзатыльник: нашел!! Приблизившись к факелу, чтобы различить слова, стал читать:

«Не зная усталости, с восхода солнца и до заката шел Лазериан с верными спутниками своими. «Пока солнце идет, и мы идем, - говорил он, - когда оно спит, и мы должны спать». Путь привел их в небольшую деревню. Дома там были бедные, а люди хворые и печальные. Подходит Пророк Лазериан к одной крестьянке и спрашивает: «Отчего в деревне вашей столько печали? Вы работаете и отдыхаете, на земле вашей мир, коровы доятся, а куры несутся». Отвечает ему крестьянка: «Наши коровы доятся, а куры несутся, и на земле нашей мир. Все, как ты говоришь, добрый человек, но нет нам радости. Наш барон так жаден, что отбирает у нас последнюю крошку хлеба». Пожалел Лазериан крестьян и решил наказать жадного барона…»

Я протер глаза и продолжил чтение, пропустив несколько строчек, которые вовсе невозможно было разобрать.

«…Перья гусыни посыпали золотым песком, и засияла она на солнце, будто вся была из чистого золота. Лазериан, переодевшись заморским купцом, принес золотую гусыню на рынок. Молва о чудесной птице донеслась до самого барона. Барон послал на рынок своих слуг, велел узнать, сколько стоит золотая гусыня, но Лазериан ответил, что никому не продаст ее. Тогда пришлось упрямому и жадному барону придти на рынок самому. Уж он-то сможет убедить заморского купца! Когда же барон увидел золотую гусыню, глаза его заблестели: столь велико оказалось желание заполучить удивительную птицу. «Сколько же ты хочешь за нее?» - спросил барон. «Все то, что ты получил от крестьян», - ответил Лазериан. «Ты с ума сошел! – воскликнул барон, - зачем мне это тебе отдавать?» «А затем, - сказал Лазериан, - что эта гусыня золотая, ты же сам видишь. Но если ты отберешь ее силой, она потеряет всю чудесную силу». Барон решил не рисковать. Он подумал, что золотая гусыня наверняка принесет золотые яйца, и он сможет быстро вернуть все свое богатство, еще и приумножить его. Он позвал писаря и тут же при всех заключил сделку. Лазериан потребовал за гусыню только то, что барон отобрал у крестьян, и, расставшись с этим добром, барон остался нищим. Даже камни его замка принадлежали каменщикам. Ничего у него, кроме титула и штанов, не осталось. Барон взял гусыню в руки довольный, что совершил выгодную сделку, но тут с неба полил дождь, и вода смыла с перьев золотой песок. Барон увидел, что держит в руках простую птицу. «Жадность ослепила тебя, - сказал ему Лазериан. – Дождь смыл с гусыни то, что ей не принадлежит, и вот, кто она теперь есть: простая птица, каких много. Так и ты без труда крестьян станешь голым, босым и голодным» Лазериан раздал все, что получил от барона, крестьянам. Сначала те хотели казнить жадного барона, отомстить ему за все обиды, но Лазериан воззвал к их милосердию: «Урок ценен лишь тогда, когда есть, кому его помнить».

Я зевнул во весь рот. О, это невыносимо. При всем моем почтении к Пророку, неужто его спутники не могли научиться писать разборчивей?. Как и следовало ожидать, все в поучительной истории закончилось хорошо: крестьяне простили барона, а тот раскаялся. Иначе, кроме как чудом Лазериана это объяснить нельзя, поскольку раскаявшихся баронов я в своей жизни еще не встречал. Но суть чтения была не в этом, а в названии деревни, которое с трудом можно было разобрать в одной из почти стершихся строк. Тервер. Отлично. Не знаю, насколько нам это поможет, но лучше, чем ничего. Я бегло просмотрел остальные свитки, но не нашел больше ничего стоящего. Что ж, нужно отнести это Рэми. Конечно, Эйрон Мадок не стал бы кланяться перед церковником чтобы заслужить благосклонность, но безродному Ларсу стоило попытаться сделать ненависть предводителя к себе не такой жгучей.

Рэми сидел за столом и сосредоточенно разбирал собственные находки. Я поднес ему свой свиток и на вопросительный взгляд ответил:

- Тервер.

Он кивнул и, не глядя, положил мою находку сверху на остальные, возвращаясь к изучению другого текста.

Ночь обещала быть длинной и невероятно скучной. Глаза устали, веки чесались, и желание наслаждаться древними записями испарилось, как вода из лужи в жаркий день. Своё любопытство я уже удовлетворил, Орлиное Гнездо во всей его красе увидел, теперь можно было бы перекусить и в кроватку. Но Рэми только разыгрался, и вряд ли остановится, пока не докопается до истины. Перед ним лежал лист бумаги, на котором пока значилось только два места: Гнилая Кузня и Ондалия. Как я сказал, ночь будет долгой.

Я направился вдоль стеллажей, заглядывая в коридоры. Хранители то и дело проходили мимо, освещая путь свечой. Чего они боятся? Неужели кому-то взбредет в голову что-то украсть? То есть, конечно, за каждый такой свиток на черном рынке в доках можно было бы выручить приличную сумму, а если добыть парочку, то безбедное существование в собственной хижине обеспечить. Но после тщательного отбора достойных пройти в хранилище, могли бы уж хоть каплю доверия проявить. Или хотя бы не смотреть с таким подозрением, будто я в рукав пытаюсь целый том «Житие Морхи» запихнуть.

В одном из коридоров под факелом, скрестив ноги, сидел Лис и читал какую-то толстую книгу. Судя по всему, чтение казалось ему занимательным, вот только, помнится, брат Рэми четко указал искать свитки, а не книги. Толку от сармантийца, что с воробья перьев. Зачем наместник вообще его послал? Мог бы отправить пятерых шраванцев без присмотра: они толковые, молчаливые и не доставляют хлопот.

Один из хранителей прошел мимо меня в этот коридор и медленно двинулся вдоль стеллажей. Лис посмотрел ему в спину, затем быстро достал спрятанный в сапоге нож и провел по книге острием. Прежде чем хранитель развернулся и двинулся в обратном направлении, сармантиец успел заткнуть клинок под голенище вместе со свернутыми в трубочку страницами.

Он повернул голову ко мне и задумчиво произнес:

- Знаешь, с таким умением появляться в ненужное время в ненужном месте удивительно, что ты все еще жив.

Прошедший между нами страж исторической сокровищницы, вероятно, не понял его слов, и продолжил свой путь. Я подошел к Лису и встал напротив него. Он же снова сосредоточенно изучал книгу и даже беззвучно произносил губами написанное.

- Ты ведь знаешь наш язык.

Сармантиец отвлекся от чтения и поднял озадаченный взгляд.

- То есть, ты понимаешь значение слов: «наказание» и «смерть», - уточнил я. – И когда хранитель говорила об этом, тебе не пришло в голову, что речь идет о чем-то несущественном?

Плевать, что он грозно хмурится. И дело тут не в личной антипатии, а в том, что я жаждал сохранить свою жизнь, которая то и дело пыталась выскользнуть сквозь пальцы, начиная с того самого злокозненного вечера в доках. К которому, кстати, шраванский телохранитель имеет косвенное отношение.

- Если о чем-то не говорить, то это остается тайной, - Лис приложил палец к губам и заговорщицки мне подмигнул.

Он думает, это забавно? Хранители не похожи на людей с хорошим чувством юмора, а заморский гость только что варварски поступил с одним из их сокровищ. Рэми, если узнает, конечно, будет в бешенстве. Но не долго. Потому что нас всех казнят. Видимо, череда соображений отражалась у меня на лице, потому что Лис резко поднялся и показал мне разворот книги:

- Я взял то, что предназначалось мне.

Незнакомый язык состоял из символов, напоминающих отпечатки птичьих лапок на снегу. Создатель разберет эту загадочную рукопись! Лис всучил книгу мне в руки, а сам неспешно пошел вперед. Рядом снова бесшумно проплыл хранитель, и я поспешно убрал пережившее надругательство достояние библиотеки на полку, даже не глянув, куда именно.

Сармантиец остановился возле другого стеллажа и, пробежав взглядом вдоль полки, достал одну из книг в истертом кожаном переплете с тесненными узорами. Он так хищно в нее вцепился, что напомнил Рэми, поглощающего свиток за свитком в поиске пути Пророка. Ну, хватит, это уже действительно переходит все границы! Конечно, трудно вообразить более подходящее место для проявления страсти к чтению, но всему свое время.

- Послушай, если тебе так хочется познать гнев оскорбленных библиотекарей – милости прошу! Только давай ты не будешь…

Я оборвал себя на полуслове, так и не успев произнести «… подставлять нас». А дело в том, что в открытой Лисом книге отсутствовали страницы. То есть окантовка-то осталась, как пустая рамка, а весь текст был вырезан, судя по всему, очень острым стилетом. Почему я так решил? Да потому что этот самый очень острый стилет лежал здесь в книге, с засохшей кровью на лезвии. Похоже, хранителям стоило быть осмотрительнее: у них под носом варвары глумятся над историческими ценностями! Не храм знаний, а проходной двор какой-то. Я в недоумении продолжал смотреть перед собой, а смотритель, дежуривший в этом коридоре, направился в нашу сторону. Лис поспешно убрал книгу обратно на полку и задумчиво нахмурился. Он подождал, пока человек в капюшоне пройдет, и, повернувшись ко мне, спокойно сказал:

- Нужно поискать свитки для брата Рэми, а то он вновь будет сердиться и придется делать вид, будто это меня беспокоит.

- То есть мне не стоит волноваться относительно того, что я только что увидел? – вложенный в вопрос сарказм невозможно было не заметить.

Но сармантиец без смущения с серьезным выражением лица покачал головой:

- Нисколько. В конце концов, это послание мне, а не тебе.

- А, ну тогда, конечно, все в порядке!

Нет, он издевается! Или всерьез считает меня таким глупцом, что само по себе тоже является оскорбительным. Лис, кажется, забыл о моем существовании. Погруженный в свои мысли, он обошел меня и двинулся дальше по коридору, но потом вдруг обернулся и тихо произнес:

- Впрочем… будь осторожен. Один из хранителей может оказаться вовсе не хранителем.

Сказав это, он усмехнулся и, развернувшись, пошел дальше. Меня терзало два сильных желания: врезать Лису по роже и удрать отсюда как можно скорее. К сожалению, они оба были невыполнимы по разным причинам. Разумный человек немедленно сообщил бы о тревожном происшествии предводителю отряда, но эта мысль отодвинулась в сторону. Дело не в том, что мне хотелось как-то выслужиться в глазах Лиса; откровенно говоря, до него мне не было дела, если бы не одно волнительное предположение. Раз уж сармантиец считает нужным что-то скрывать, то, скорее всего, это имеет для него достаточное значение, чтобы жизнь одного дорионца не стала слишком высокой ценой за сохранение тайны. Проклятый Лис был совершенно прав: мой талант появляться там, где не стоило б, вредит здоровью и душевному покою.

Встряхнув головой и ущипнув себя пару раз, чтобы прогнать сон, я взялся за новые свитки. «Первые следы последователей Ваарха в землях Дориона». Скучный текст изобиловал датами и ничего не говорящими несведущему читателю географическими обозначениями. Мое внимание сейчас напоминало рыболовную сеть: вся бессмысленная мелочь проскакивала сквозь плетение, оставляя в плену только крупную рыбу. «Людоеды», «жертвоприношения», «еретики»… Как много слов, и никакого отношения к поиску Пророка.

Следующий. «Белоснежная пума в Седых Холмах». Этому посвятили целых два свитка: в одном говорилось, что огромная кошка – злобный призрак, а в другом – удивительный вид, достойный изучения. Кажется, мне повезло добраться до свитков, посвященных диким лесам Дориона. Вернее, тем краям, что некогда считались дикими. Большинство из них уже превратились в деревни и даже города. А белоснежная пума если не издохла от старости, то украсила своей шкурой дом какого-нибудь удачливого охотника.

Я вернул свитки на место, и собрался уйти, но тут у меня перед глазами оказался том, надпись на корешке которого гласила: «Жизнь и деяния королевы Шарлотты».

За спиной почти бесшумно прошел хранитель, пятно света от его свечи проплыло по полке. Я быстро посмотрел на Рэми, сидящего за столом. Кажется, он достаточно увлечен изучением свитков, чтобы не обратить на меня внимание. С книжкой под мышкой юркаю в ближайший коридор. К древним бесам все эти свитки, кое-что имеет значение не меньше, чем поход, Рэми и его поиски. Расположившись в свете факела, я быстро пролистал страницы книги, встречая равнодушием ранние годы правления королевы. Хотя, несомненно, любой историк оспорил бы мое мнение, если бы только мог. Но ни одного историка, имеющего желание поспорить, рядом не было.

Вот оно. Нашел. «78 год В. З. [2] ознаменовался многочисленными войнами, в том числе и масштабным побоищем под стенами Эйнерина. Столица потеряла верных защитников, а семьи лишились своих кормильцев. Город заполонили сироты. Голодные и больные дети были зрелищем сколь печальным, столь и пугающим. Те из них, что не погибали от холода или болезней, собирались стаями, как одичавшие собаки. Подобно саранче они совершали налеты на крестьян, не зная ни жалости, ни стыда. Городская стража в те времена лишилась своего прежнего статуса: все крепкие мужчины отправились на защиту города и либо погибли, либо вернулись в виде, не подобающем для службы. Эйнерину, не покорившемуся врагу, стало грозить полное уничтожение от собственных жителей. И тогда королева Шарлотта вынесла указ: отдать поместье графа Лесли сиротам Эйнерина. Замысел Ее Величества не получил поддержки совета, но королевский указ остался прежним. Она лично выступила на площади и объявила о своем решении. Отныне каждый лишившийся дома и родительской опеки ребенок имел право жить в доме графа Лесли и работать на его земле. Удивительно, но большинство сирот приняли предложение сразу. Промышлять грабежом в те времена было тяжело: у людей не осталось ни копейки. Бесприютные дети нашли пристанище. Они работали на полях и сами зарабатывали свой хлеб. Позднее страшный пожар разрушил поместье графа до основания. Это произошло в последние годы жизни королевы Шарлотты. К тому времени столица вновь переживала расцвет, и королева издала новый указ: перенести детский приют из провинции в центр города. Детям более не пришлось работать, их могла обеспечить городская казна. Королева полагала, что главное для ребенка –обучение. Так, на улице Королевской Милости был построен Дом Послушания. После смерти королевы Шарлотты приют остался на прежнем месте и работал до 9г.в.Т.З. [3] По сведениям столичных жителей в памятную весеннюю ночь из приюта исчезли все дети и воспитатели, вместо них обнаружилась группа язычников-еретиков, занимающихся запрещенным колдовством. Задержание провел капитан стражи Рональд Мадок, впоследствии получивший звание героя Эйнерина…»

- Чем ты занимаешься?

Я вздрогнул и чуть не выронил книгу. Поднял лаза. Нависший надо мной Рэми заложил руки за спину и чуть склонил голову на бок, что означало: «Я-то и сам вижу, но мне бы хотелось узнать твою версию. Вдруг ты придумаешь что-нибудь забавное?»

- Вы следите за мной? – поинтересовался я, пытаясь успокоить скачущее в груди сердце.

- Конечно. Ведь у меня нет других, действительно существенных дел, - каждое слово было пропитано совершенно искренней неприязнью, от которой становилось неуютно. – Что же, позволь узнать, оказалось настолько важным, чтобы отвлечь тебя от поисков свитков?

Я молча продемонстрировал ему книгу. Рэми поднял брови, изображая удивление:

- Похвально. Правда, несвоевременно, но ведь это бессмертная история нашей светлой родины. Хотя, постой, ты так быстро добрался до конца?

Он нагнулся и взял тяжелый том у меня из рук. Пробежав взглядом по открытым страницам, церковник ухмыльнулся:

- Ах, ну да, в самом деле. Самое главное - что напишут о твоем отце. Видимо, судьба избалованного ребенка, выросшего в тени известного на всю столицу человека, не дает тебе покоя до сих пор.

Я прикусил язык. Впервые встречаю такую искреннюю неприязнь к моему родителю. Отцом неизменно восхищались, начиная от заслуг перед городом и заканчивая отношениями с принцем. Кто-то любил и жалел меня, кто-то сравнивал со старшим Мадоком, но еще никто не злился за его поступок.

- Надеюсь, ты все же сделаешь милость, оторвешься от столь увлекательного чтения и вернешься к нашим никчемным делишкам? – приторно произнес он.

- Для многих Роналд Мадок – герой, - я поднялся и посмотрел ему в глаза. – Уж попытайтесь понять. Вы же восхищаетесь Пророком!

-Ты сравниваешь Светлого Лазериана со своим отцом? – вкрадчиво поинтересовался Рэми.

Если бы он умел убивать взглядом, я бы умер уже раз десять. Благо, инквизитор такого дара был лишен.

- Я не перетягиваю на себя его заслуги. Но восхищаюсь и горжусь им.

Рэми хотел что-то сказать, но вместо этого плотнее сжал губы.

Ветру не сдвинуть скалу, но ветер может пройти сквозь скалу. Старый учитель фехтования любил повторять эту, приписанную лютеанам, мудрость. Сомневаюсь, что моя пламенная речь проникла в сердце инквизитора, но он хотя бы не стал спорить.

Рэми опустил взгляд на книгу и бережно провел длинными пальцами по странице. Готов поклясться, он видел там гораздо больше, чем слова. Возможно, он вспоминал о днях, проведенных в приюте или о своих товарищах, пропавших весенней ночью двадцать три года назад, или еще о чем угодно.

- Верни ее на место, - Рэми захлопнул книгу. – И займись делом. У нас осталось мало времени.

Меня, сидящего в свете факела, обложенного свитками, обнаружила Айра. Я как раз задремал, и в своих грезах очутился далеко-далеко отсюда, на улице Семи Песен.

- Вид у тебя слишком уж довольный, - с добродушной улыбкой сказала Айра, присаживаясь рядом со мной.

Глаза у нее покраснели и слезились. Слишком уж в библиотеке темно. Хранители опасаются пожара и принуждают посетителей водить носом по бумагам, чтобы те могли хоть что-то разобрать. Айра зевнула, прикрыв рот ладонью, встряхнула головой:

- Рассвет близится. Скоро уже сможем уйти.

- А что, раньше срока не выпускают? – уточнил я.

- Да кому какое дело? - отмахнулась она. – Но разве мы смогли бы увести отсюда Рэми? Боюсь, он ухватится за стол зубами, когда придет время уходить.

Мимо нас прошел хранитель. Не понимаю, как они могут так всю ночь ходить туда-сюда, не уставая, не засыпая на ходу…

И тут вспомнились слова Лиса о том, что среди хранителей скрывается самозванец. А еще он назвал окровавленный нож «посланием».