Глава двадцатая НИКОЛАЙ -ОН

С другой экономической подготовкой и с другими знаниями подходит к вопросу второй теоретик народнической критики – Николай -он. Один из основательнейших знатоков русских народнохозяйствен-

¹ L. с., стр. 83. Ср. «Очерки», стр. 196.

ных отношений, он уже в 1880 году привлек к себе внимание своей статьей о капитализировании сельскохозяйственного дохода (в журнале «Слово»). Тринадцать лет спустя он под влиянием большого русского голода 1891 года издал книгу под названием «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства», в которой он продолжает свое первое исследование и на основании широко набросанной и обоснованной богатым фактическим и цифровым материалом картины развития капитализма в России пытается доказать, что это развитие стало для русского народа источником всякого зла, а также голода. В основу своих взглядов на судьбы капитализма в России Николай -он кладет определенную теорию условий развития капиталистического производства вообще, и именно эта теория представляет для нас интерес.

Для капиталистического хозяйства рынок имеет решающее значение. Каждая капиталистическая нация поэтому старается обеспечить себя по возможности большим рынком. Она при этом хватается прежде всего за свой собственный внутренний рынок. Но на определенной высоте развития капиталистическая нация уже не может больше довольствоваться внутренним рынком, и вот почему. Весь новый годовой продукт общественного труда можно разделить на две части: на часть, которую рабочие получают в виде заработной платы, и на часть, которую присваивают себе капиталисты. Первая часть может извлечь из обращения лишь такое количество средств существования, которое по стоимости соответствует сумме выплаченных в стране заработных плат. Но капиталистическое хозяйство имеет явно выраженную тенденцию все больше уменьшать эту часть. Методами, которыми оно при этом пользуется, является удлинение рабочего дня, повышение интенсивности труда, повышение его производительности посредством технических усовершенствований, которые дают возможность на место мужской рабочей силы поставить женскую и детскую и отчасти совершенно вытеснить труд взрослых рабочих. Если даже заработная плата прочих занятых рабочих растет, то это повышение все же не может никогда сравниться со сбережениями капиталиста, которые обусловлены указанными изменениями. Из всего этого следует, что роль рабочего класса как покупателя на внутреннем рынке все более уменьшается. Рядом с этим идет еще другой процесс: капиталистическое производство шаг за шагом завоевывает те промыслы, которые являлись для сельскохозяйственного населения побочным занятием; оно таким образом лишает крестьянство одного источника существования за другим. Благодаря этому все более уменьшается и покупательная сила сельского населения по отношению к продуктам, промышленности, так что внутренний рынок и с этой стороны все более суживается. Но если мы обратимся к доле класса капиталистов, то и она не в состоянии реализовать весь вновь произведенный продукт, конечно, по причинам противоположного характера. Как бы широки ни были потребности этого класса, но он личным потреблением, не может потребить весь годовой прибавочный продукт, во-первых, потому, что часть его должна применяться на расширение предприятия и на технические усовершенствования, которые навязываются конкуренцией каждому отдельному капиталисту как условие существования: во-вторых, потому, что с ростом капиталистического

производства растет и та отрасль, которая занимается производством средств производства, – горное дело, машиностроение и т. д.; продукт этой отрасли благодаря своей потребительной форме заранее исключает личное потребление и предназначен функционировать как капитал; в-третьих, наконец, потому, что большая производительность труда и сбережение капитала, которое может быть достигнуто при массовом производстве дешевых товаров, все больше направляют общественное производство на производство именно таких продуктов массового потребления, которые не могут быть потреблены кучкой капиталистов.

Хотя прибавочная стоимость одного капиталиста может быть реализована в прибавочном продукте другого капиталиста, и наоборот, но это относится все-таки лишь к продуктам определенной отрасли, именно к отрасли, производящей средства потребления. Но главный мотив капиталистического производства состоит не в удовлетворении личных потребностей. Это проявляется в том, что производство средств существования в целом все больше сокращалось по сравнению с производством средств производства. «Таким образом как продукт каждой фабрики далеко превосходит потребность в нем всего работающего фабричного населения и владельца фабрики, точно так же продукт капиталистической нации далеко превосходит потребность в нем всего занятого рабочего населения и превосходит именно потому, что нация эта капиталистическая, разделение общественных сил которой направлено не на удовлетворение действительных потребностей населения, а на удовлетворение потребления платящего. Поэтому как отдельный фабрикант, как капиталист не может просуществовать и дня, если его рынок ограничится только пределами потребностей его рабочих и его собственных, точно так же не может удовлетвориться одним своим собственным внутренним рынком и развившаяся капиталистическая нация».

Таким образом капиталистическое развитие имеет тенденцию на известной ступени чинить самому себе препятствия. Эти препятствия в последнем счете происходят оттого, что прогрессирующая производительность труда при условии отделения непосредственных производителей от средств производства идет на пользу не всему обществу, а лишь отдельным предпринимателям, причем благодаря этому процессу «освобождается» масса рабочих сил и рабочего времени, которые становятся излишними и не только пропадают для общества, но и становятся для него обузой. Действительные потребности народных масс лишь постольку могут быть лучше удовлетворены, поскольку получает преобладание «народный» способ производства, основанный на соединении производителей со средствами производства. Но капитализм имеет тенденцию завоевывать как раз эти сферы производства и таким образом уничтожать главный фактор своего собственного расцвета. Ведь были же, например, периодические голодовки в Индии, наступавшие каждые десять-один­над­цать лет, одной из причин периодичности промышленных кризисов в Англии. К этому противоречию рано или поздно приходит всякая нация, вступившая на путь капиталистического развития, ибо оно кроется в самом этом способе производства. Но чем позже нация вступает на путь капитализма, тем острее дает себя чувствовать это

противоречие, ибо она после насыщения внутреннего рынка не может найти себе места на иностранном рынке по той причине, что он уже завоеван более старыми конкурирующими странами.

Из всего этого следует, что пределы капитализма даны возрастающей нищетой, обусловливающей его собственное развитие, что они даны возрастающим числом избыточных рабочих, не обладающих ровно никакой покупательной силой. Увеличивающейся производительности труда, которая необыкновенно быстро удовлетворяет всякую платежеспособную потребность общества, соответствует увеличивающаяся неспособность растущей народной массы удовлетворять свои самые насущные потребности; излишку не поддающихся сбыту товаров соответствует нужда широких масс в самом необходимом.

Таковы общие взгляды Николая -она¹. Мы видим, что Николай -он знаком с Марксом и что оба первых тома «Капитала» ему весьма пригодились. И все-таки вся его аргументация совершенно сисмондистская: капитализм ведет сам к сужению внутреннего рынка вследствие обнищания масс; всякое зло современного общества происходит от разрушения «народного» производства, т. е. мелких предприятий, таковы его лейтмотивы. Восхваление всеспасающего мелкого производства как основной тон всей критики Николая -она находит у него даже более отчетливое и ясное выражение, чем у Сисмонди². В конечном итоге реализация совокупного капиталистического продукта в пределах данного общества невозможна, она может быть достигнута только благодаря внешним рынкам. Несмотря на различие теоретических исходных точек, Николай -он приходит здесь к тому же выводу, что и Воронцов, – к выводу, мораль которого в применении к России состоит в экономическом обосновании скептицизма в отношении к капитализму. В России капиталистическое развитие, заранее отрезанное от внешних рынков, вызвало только теневые стороны, только обнищание народных масс, а потому поощрение капитализма в России было роковой «ошибкой».

Подойдя к этому, Николай -он, подобно ветхозаветному пророку, мечет громы и молнии: «Вместо того, чтобы твердо держаться наших вековых традиций; вместо того, чтобы развивать принцип тесной связи средств производства с непосредственным производителем, унаследованный нами; вместо того, чтобы воспользоваться приобретениями западноевропейской науки и приложить их для развития формы промышленности, основанной на владении крестьянством орудиями производства; вместо того, чтобы увеличивать производительность его труда сосредоточением средств производства в его руках; вместо того, чтобы воспользоваться не формою производства, а самою его организациею, какою она является в Западной Европе, с его сильно развитым сотрудничеством, разделением и сочетанием труда, машинами и пр. и пр.; вместо того, чтобы развить тот принцип, который лежит в основе крестьянского землевладения, и приложить его в области

¹ Ср. «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства», особенно стр. 202-205 и 338-341.

³ Поразительное сходство в позиции русских народников с концепцией Сисмонди детально показал Владимир Ильин своей статье «К характеристике экономического романтизма».

крестьянского землепользования; вместо того, чтобы для достижения этого открыть крестьянству широкий доступ к овладению научным знанием и его приложением; вместо всего этого мы стали на путь совершенно противоположный. Мы не только не воспрепятствовали развитию капиталистических форм производства, несмотря на то, что они основаны на экспроприации крестьянства, но, напротив того, всеми силами постарались содействовать коренной ломке всей нашей хозяйственной жизни, ломке, приведшей к голоду 1891 года». Зло распространилось уже далеко, но поправить дело еще не поздно, напротив того, в виду угрожающей пролетаризации и гибели, коренная реформа экономической политики является для России такой же настоятельной необходимостью, как в свое время реформы Александра II после Крымской войны. Но социальная реформа, предлагаемая Николаем -оном, совершенно утопична и еще резче, чем у Сисмонди, обнаруживается мелкобуржуазная и реакционная сторона его концепции: ведь русский народник писал 70 лет спустя после Сисмонди. По мнению Николая -она, единственным якорем спасения России от капиталистического наводнения является деревенская община, покоящаяся на общем владении землёй. Общине следует привить, – каким образом, это осталось, конечно, секретом Николая -она, – достижения современной крупной промышленности и современной научной техники, дабы она могла послужить основой «обобществленной», высшей формы производства. У России нет другого выбора, кроме следующей альтернативы: либо оставить путь капиталистического развития, либо смерть¹.

¹ L. с. стр. 322 и сл. Иначе оценивал положение в России Фр. Энгельс. Он многократно пытался объяснить Николаю -ону, что для России развитие крупной промышленности неизбежно и что страдания России являются лишь типичными противоречиями капитализма. В письме от 22 сентября 1892 года он пишет: «Так вот, я утверждаю теперь, что промышленное производство означает в настоящее время непременно крупную промышленность с приложением пара, электричества, самодействующих прядильных и ткацких станков и, наконец, с машинным производством самих машин. С того момента как Россия ввела у себя железные дороги, введение всех этих новейших средств производства стало для нее предрешенным вопросом. Вы должны и м е т ь возможность исправлять и чинить ваши собственные локомотивы, вагоны, железные дороги и пр., а чтобы делать это дешево, вы должны быть способны с т р о ­и т ь дома все те вещи, которые вам придется исправлять и чинить. С того момента как военное дело стало одной из отраслей крупной промышленности (броненосцы, нарезная артиллерия, скорострельные и магазинные ружья, пули со стальной оболочкою, бездымный порох и пр.), крупная промышленность, без которой все эти вещи не могут изготовляться, стала и для вас политической необходимостью. Все эти вещи не могут быть изготовляемы без высокоразвитого металлургического производства, а металлургическое производство не может развиваться без соответствующего развития всех других отраслей мануфактуры, и в особенности текстильной».

И далее в том же письме: «Пока русская промышленность ограничена только своим внутренним рынком, ее продукты могут покрывать только внутреннее потребление. А это последнее может возрастать лишь очень медленно: и мне даже кажется, что при нынешних условиях русской жизни оно должно скорее уменьшаться. Потому что одно из необходимых последствий развития крупной промышленности заключается именно в том, что она разрушает свой собственный внутренний рынок путем того самого процесса, которым она создала его. Она создает его, разрушая основу домашней промышленности крестьянства. Но без домашней промышленности крестьянство не может жить. Крестьяне разоряются как к р е с т ь ­я н е; их покупательная сила сводится до минимума,

Итак, Николай -он после уничтожающей критики капитализма приходит к тому же всеисцеляющему средству народничества, которое уже в 50-х годах – и тогда, конечно, с гораздо большим правом – прославлялось, как «специфически русский» залог высшего социального развития, но реакционный характер которого как нежизнеспособного пережитка первобытных учреждений был выяснен уже Энгельсом в 1875 г. в «Volks­sta­at'e», в статье о «литературе эмигрантов». «Развитие России в направлении к буржуазному общественному строю, – писал тогда Энгельс, – постепенно уничтожило бы и здесь общинное

и пока они не обоснуются в новых условиях существования в качестве п р о ­л е ­т а ­р и ­е в, они будут представлять лишь очень жалкий рынок для вновь возникших фабрик и заводов.

Капиталистическое производство, будучи переходною экономическою базою, преисполнено внутренних противоречий, которые развиваются и становятся очевидными лишь по мере его собственного развития. Это стремление – создавать себе рынок и в то же самое время разрушать его – представляет как раз одно из таких противоречий. Другое такое противоречие, это – то «безвыходное положение», к которому оно ведет и которое наступает скорее в стране без внешнего рынка, какова Россия, чем в странах более или менее способных к соперничеству с другими на мировом рынке. Это положение без всякого видимого исхода находит однако себе исход у последних стран в героических средствах торговой политики, т. е. в насильственном открытии себе новых рынков. Последний новый рынок, открывшийся этим путем для английской торговли и оказавшийся способным вызвать временное оживление в благосостоянии, это – Китай. Поэтому-то английский капитал так настаивает на постройке китайских железных дорог. Но китайские железные дороги означают разрушение всей основы мелкого китайского земледелия и домашней промышленности, причем здесь это зло не будет даже уравновешено хотя бы в некоторой мере развитием собственной крупной промышленности, а потому сотни миллионов народа будут поставлены тут в полную невозможность жить. Последствием этого будет такая массовая эмиграция, какой свет еще не видывал раньше и которая затопит Америку, Азию и Европу ненавистными китайцами. Этот новый соперник в области труда начнет соперничать с американским, австралийским и европейским трудом на основе китайских понятий об удовлетворительном уровне жизни, а, как известно, китайский уровень жизни есть самый низший из всех существующих в мире уровней. И вот, если вся система производства в Европе не успеет перемениться ранее наступления этого момента, то ей придется приступить тогда к этой перемене». («Письма Карла Маркса и Фридриха Энгельса к Николаю -ону». Перевод г. Лопатина. СПБ. 1908 г., стр. 79). – Хотя Энгельс так внимательно следил за развитием России и проявил к этому огромный интерес, но он умышленно отказался от всякого вмешательства в русский спор. Он сам высказался по этому поводу в своем письме от 24 ноября 1894 г., следовательно, незадолго до смерти, в следующих словах: «Мои русские друзья чуть не ежедневно и еженедельно пристают ко мне с просьбами выступить с моими возражениями против русских журналов и книг, в которых слова нашего автора (так именовался в переписке Маркс. – Р. Л.) подвергаются не только ложным истолкованиям, но и неправильной передаче, причем эти друзья уверяют, что моего вмешательства будет достаточно, чтобы привести дело в надлежащий порядок. Но я постоянно и неизменно отклоняю все такие предложения потому, что не могу я, не покидая настоящего и серьезного труда, дозволить втянуть себя в полемику, происходящую в отдаленной стране, на языке, на котором я все еще не могу читать так легко и свободно, как на лучше известных мне западных языках, и в литературе, о которой в лучшем разе доходят до меня лишь кой-какие случайные отрывки, и где мне решительно невозможно следить за спором сколько-нибудь настойчиво и близко во всех его фазах и подробностях. Повсюду имеются люди, которые, заняв однажды известную позицию, ничуть не стесняются ради ее защиты прибегать к искажению чужих мыслей и ко всяким нечестным уловкам, и если это имело место по отношению к трудам нашего автора, то я боюсь, что и со мною обойдутся не лучше и таким образом принудят меня в конце концов вмешаться в спор ради защиты сначала других, а потом самого себя». (L. с., стр. 90).

землевладение без всякого вмешательства русского правительства с его «штыками и кнутом» (как воображали себе революционные народники. – Р. Л.). Под бременем налогов и ростовщичества общинное землевладение уже не является благодетельным для крестьян, оно становится для них оковами. Крестьяне часто бегут из общины, бросая свою землю, одни или с семьей, чтобы вести бродячую жизнь в поисках работы. Ясно, что для русской общины давно уже миновала эпоха ее расцвета и что она по всем признакам идет к разложению». Этим самым Энгельс уже за 18 лет до появления главного труда Николая -она правильно решил вопрос об общине. И если Николай -он решился после этого еще раз вторично вызвать тот же самый призрак общины, то это было тем большим историческим анахронизмом, что спустя приблизительно десять лет последовало уже официальное погребение общины государственной властью. Абсолютистское правительство, которое в продолжение полувека пыталось искусственно поддерживать крестьянскую общину в фискальных целях, увидело себя вынужденным отказаться от этого сизифова труда. На аграрном вопросе как на наиболее могущественном факторе русской революции всем стало очевидно, насколько иллюзия народников стерлась перед лицом действительного экономического хода вещей, и, наоборот, насколько ярко капиталистическое развитие в России, которое они оплакивали и проклинали как мертворожденное, обнаружило свою жизнеспособность и свою плодотворную работу под громом и молнией. Этот поворот вещей должен был в совершенно изменившейся исторической среде еще раз и в последний раз установить, что социальная критика капитализма, которая теоретически исходит из сомнений в возможности его развития, с фатальной логичностью сводится к реакционной утопии. Так было во Франции в 1819 г., в Германии в 1848 г. и в России в 1893 г.¹