Режиссеры, даже очень волевые, не желая унизить актера снятием с роли, идут на сделку со своей творчес­кой совестью и, стиснув зубы, выпускают его на сцену.

Такое положение, конечно же, ненормально. Очевидно, мы, режиссеры, повинны в том, что есте­ственные в творческой работе издержки приобретают столь исключительную важность. И дорого платим за то, что вину за свои просчеты взваливаем на чужие, актер­ские плечи. Актер, проваливший роль, повинен только в том случае, если поленился, если намеренно, сознатель­но отказался от режиссерской трактовки. Он не повинен, если природа не наградила его заразительным юмором или ярким темпераментом. Он не повинен в том, что пло­хо поет или не умеет, скажем, смеяться. Можно, конеч­но, рассуждать иначе: актер обязан владеть голосом и телом, иметь юмор, фантазию, темперамент. Обязан. Обязан играть хорошо. Особенно актер опытный, веду­щий, получающий большую зарплату.

Все это верно. Но в чистой теории. Можно назвать десятки, сотни хороших актеров, у которых не все в порядке. Есть юмор, темперамент, но... скверная речь. Огромный талант... но ростом не вышла.

Как-то на репетиции один режиссер сказал: «Мое дело — ставить, ваше — играть».

Не скрою: довольно долго я считал это определение умным и точным.

Пригласили меня как-то ставить спектакль. Мне предложили не только пьесу, но и распределение ролей. Подошла ко мне главная исполнительница и сказала: «Роль мне нравится. Но ничего похожего я в жизни не играла. Страшно волнуюсь. Буду делать все, что ска­жете. Если я роль провалю — ваша вина. Если сыграю — ваша заслуга».

Конечно же, прекрасная, умная актриса играла сама.

Но процесс работы никак нельзя было свести к формул «Я—ставлю, она — играет». Строить роль нам приходилось вместе.

Режиссер, считающий себя не ответственным за то, что и как играет актер, — по-моему, и не режиссер вовсе.

Режиссер обязан строить спектакль с теми актерами, которые есть, а не с идеальными, уникальными, исключительными, жившими когда-то или работающими в дру­гом городе. Создавая образ, надо исходить из возможностей конкретного актера, из его психофизических дан­ных. Раз ты, режиссер, поручил роль именно этому актеру, — значит, тебя устраивают его достоинства и не смущают его недостатки. Значит, ты веришь, что сможешь спрятать огрехи его воспитания, скрыть ошибки природы или надеешься привить ему нечто, исправить, развить, раскрыть его природу.

Не смог? — твоя вина. Не угадал? Переоценил свои или его силы — твоя вина. И будь любезен — имей муже­ство признать ее.

Если актера освобождают от роли, потому что ошиб­ся режиссер, ничего позорного для актера не произошло. Не очень это приятно, но учинять скандалы и склоки не будет оснований.

В БДТ имени М. Горького освобождение от роли не считается позорным клеймом на артисте и вовсе не означает, что на актере поставлен крест. Завтра он может получить роль еще большую, С теми актерами, которых руководитель театра хорошо знает, естественно, такие ошибки происходят чрезвычайно редко. С новыми же, недавно пришедшими или молодыми актерами такое ино­гда случается.

Театр пригласил актера. Поручил ему Чацкого. Репетировали несколько месяцев. Убедились, что Чацкий у него не получается. Дали Молчалина. Актер был огор­чен, но не унижен. Молчалина он играл хорошо. Но не блестяще. Как говорится «проигрывал» другому испол­нителю. Дали роль Евдокимова в пьесе Э. Радзинского «Еще раз про любовь». И актерский талант раскрылся

Талантливый С. Юрский получил роль Фердыщенко в «Идиоте» Ф. Достоевского, и роль у него не получи­лась. Товстоногов ошибся. Жаль, конечно, труда. Но ни­какой драмы не произошло. С. Юрский не перестал быть интереснейшим актером.

Вы отлично играете, — сказал режиссер Г. Товсто­ногов как-то одаренной актрисе, — но я заменяю вас другой, менее опытной и менее интересной актрисой, по­тому что она моложе. Ваше участие в спектакле изменя­ет мысль пьесы. Вам не надо было поручать эту роль. Это моя ошибка».

Ошибки в нашем деле, к сожалению, неизбежны. Ошибаются даже мудрые и опытные мастера режиссу­ры. Никто ведь не усомнится в исключительности даро­вания таких артистов, как Москвин, Качалов, Тарханов, Топорков. Не отсутствием мастерства объясняются неу­дачи Москвина в роли Горностаева («Любовь Яровая» К.Тренева), Тарханова — Фамусова («Горе от ума» А. Грибоедова), Топоркова—Эзопа («Лиса и виноград» Г. Фигейредо). Все это ошибки не только актерские, но и режиссерские. Ошибки творческие. В МХАТ известен случай, когда с роли был снят сам Константин Серге­евич Станиславский. Ему было обидно, конечно, но не поверить Вл. И. Немировичу-Данченко он не мог.

Как правило, во многих коллективах, где снятие с ро­лей считается чрезвычайным происшествием и рассмат­ривается как тягчайшее оскорбление, роли распределя­ются по положению, заслугам и опыту актеров, а не по их творческим возможностям.