Глава восьмая. Азартные игры

Когда я был молод, люди называли меня игроком. Когда оборот моих сделок увеличился, меня стали называть спекулянтом. Теперь меня зовут банкиром. Но все это время я занимался одним и тем же.

Эрнест Кассель, «Банкир королей»

Изо всех сил старайся избежать судьбы биржевого оператора; избежать ее не так уж трудно.

Уильям Уортингтон Фоулер,

«Десять лет на Уолл-стрит»

Я спекулирую, а вы играете

Подобно большинству родителей, Арти предпочел бы, чтобы его сын стал не биржевым спекулянтом, а профессором. Но он не мог удержаться от искушения похвастаться успехами своего ребенка перед другими отставными полицейскими. На собрании его бывших коллег один офицер в отставке сказал, что одна его дочь стала врачом, другая - концертирующей пианисткой, а сын - профессором астрофизики. Арти в ответ на это заметил, что оба его сына стали спекулянтами на бирже. «А, ты хочешь сказать, - игроками!» - раздался хор голосов. В этом ответе есть своя доля истины. Когда меня спрашивают, в чем разница между этими понятиями, я отвечаю: «Я делаю капиталовложения, вы спекулируете, а они играют».

Во всех этих видах деятельности играют свою роль эмоции, мотивации, экономика, социология и так далее. Всякая покупка совершается в надежде на выигрыш, несмотря на всю неопределенность и риск. Где же границы, отделяющие друг от друга азартную игру, капиталовложения и спекуляцию? Подозреваю, что работа профессионального картежника в казино гораздо ближе к управлению капиталовложениями, чем беспорядочная активность миллионов игроков на бирже.

Разницу между капиталовложениями и спекуляцией демонстрирует на практике старая байка о биржевике, покупающем акцию в ходе спекуляции, а потом держащем ее как капиталовложение, пока цена на нее падает. Впрочем, несмотря на все усилия авторов учебников и руководств по игре на бирже, убедительно объяснить, в чем состоит отличие между вышеперечисленными тремя родами деятельности, так и не удается.

Азартная игра отличается от спекуляции главным образом тем, что фактор риска в азартную игру вносится владельцами казино с целью развлечь публику, тогда как спекуляции риск внутренне присущ по определению, какова бы ни была цель этой спекуляции- увеличить капитал, перепродать товар или купить землю.

Впрочем, каковы бы ни были различия между спекуляцией и азартной игрой, одно я знаю наверняка: азартные игры с успехом заменяют мне спекуляции.

Хронология

Первый свой урок азартных игр я получил, когда мне было одиннадцать лет. В Брайтоне азартные игры были распространены повсеместно. В чем причина этого, я так и не установил: то ли все дело в переменчивой натуре обитателей Брайтона, поселившихся здесь из любви к прохладным бризам; то ли в дестабилизирующем влиянии близлежащего района увеселений Кони-Айленд; то ли просто саморазрушительных наклонностях, обычно присущих всем увлеченным игрокам в теннис. Все, что мне известно, - это то, что большинство хороших теннисистов не выиграли бы ни единого очка, если бы им за это не платили.

Обычный день на Брайтон-Бич начинался с матча в кункен [Кункен - разновидность карточной игры. - Прим. пер.] по высоким ставкам. Вокруг игроков собиралась толпа человек в пятьдесят. Затем вся эта толпа перемещалась к теннисному корту, где также разыгрывались партии на деньги. Лучшим игроком был Моэй Оренштейн. Он был правшой, но, чтобы уравнять шансы в игре на деньги, его заставляли держать ракетку в левой руке. В зависимости от ставок, Моэй играл и привязанный к стулу, и со связанными ногами, и отбивая мячи только ногами, как в футболе, и даже с тремя противниками сразу, разместившимися на трех прилегающих друг к другу кортах. И все равно он выигрывал, давая противникам фору от 15 до 20 очков из 21. Ставки варьировались от 1 доллара на человека до сотен долларов в отдельных, особенно крупных матчах.

Однажды меня пригласили выступить в матче с крупными ставками против тогдашнего чемпиона, Джорджа Баскина. Кое-кто поставил на меня; и я победил со счетом 21: 14. Мои болельщики в награду дали мне пару кедов. Арти в то время дежурил с 8 утра до 4 дня; и когда он вернулся с работы, я сообщил ему: «Папа, я сегодня победил Джорджа Баскина в крупной игре. Но посмотри, что мне за это дали! Всего лишь пару кедов!»

«Какое счастье, что меня там не было!» - заявил в ответ Арти.

«Почему? Ты хочешь сказать, тебе бы не понравилось?»

«Да, - сказал он. - Это было бы ужасно. Я бы прекратил игру и хорошенько тебе всыпал. Я не желаю видеть, как ты играешь в азартные игры. Хуже всего на свете для меня будет, если ты вырастешь игроком. У одного парня, которого я считал одним из лучших своих друзей, были блестящие мозги и отличная работа. Но его уволили за то, что в обеденный перерыв он играл в карты. Когда босс велел ему убираться, этот парень стал умолять его подождать еще один день: на завтра у него был назначен матч-реванш с коллегами. Однажды я видел, как он одновременно играет две партии в покер. Он играл в карты даже в поезде, когда ехал на свою свадьбу. И так увлекся игрой, что опоздал на эту свадьбу, и невеста бросила его. Теперь он стал бродягой и никчемным человеком. Такова судьба игрока. Все они умирают под забором, и большинство из них к тому времени успевают совершенно опуститься. Но я хочу, чтобы такое случилось с тобой!»

Этот отрывок я показывал многим своим друзьям, в семьях которых есть завзятые игроки. Реакция всегда была одинаковой: несколько минут они молчали, а потом заявляли что-то вроде следующего: «Да, мой отец тоже был игроком и тоже умер в нищете». Пытаясь развеять мрачную атмосферу, я обычно добавлял: «Ну, по крайней мере надеюсь, он не умер опустившимся человеком?» И через несколько секунд раздавалась печальная реплика: «Боюсь что именно так оно и было».

Следующий мой урок был вполне тривиальным, но запоминающимся. До тех пор пока я не поступил в колледж, родители моей матери (и их сын - великий игрок дядя Хауи) жили в соседнем с нами доме. Они сдавали полуподвальное помещение внаем нищим квартирантам, которые не могли позволить себе платить за нормальное жилье. Однажды я предложил одному из таких квартирантов сыграть в карты по маленькой и обыграл его. А на следующий вечер его жена, вернувшись домой, вытолкала беднягу из окна, громко причитая: «Ты проиграл деньги за жилье!» Всякий раз, когда я держу крупную проигрышную позицию, а Сьюзен интересуется, закрыл ли я ее эти слова вновь звучат у меня в ушах. «Может, ты продашь хотя бы половину?» - спрашивает Сьюзен. И мне стыдно сказать ей, что я никогда этого не сделаю, потому что боюсь, что, как только я продам, начнется большое повышение.

Падший игрок

Финальную главу в мой юношеский учебник по азартным играм вписала катастрофа, постигшая моего кумира и инструктора по теннису Джима Ноурайли. Он великолепно брал низкие подачи: ничего подобного я не видел за всю свою жизнь. На уроки к Ноурайли Арти каждый раз два часа вез меня на машине. Ноурайли жил в поместье Элайстера Кука, где ему, разумеется, было позволено свободно пользоваться отличным теннисным кортом с синтетическим покрытием. У Ноурайли был классический «бекхенд» [«Бекхенд» - удар слева. - Прим. пер.] с большим «бексвингом» [«Бексвинг» - замах назад при ударе по мячу. - Прим. пер.]

И вот Арти привез в традиции Дона Баджа. Двух лучших юниоров Восточного побережья - Герба Фитцгиббона и Барри Негри - он уже научил этому «бекхенду», и теперь была моя очередь. меня на очередной урок. Ноурайли встретил нас в каком-то необычном беспокойстве. Первым делом он сообщил нам, что только что сыграл показательную партию с Доном Баджем и Джеком Крамером и очень устал. А затем, указав на чирикающих в небе птиц, добавил: «Слышите? Скоро пойдет дождь, а мне надо встречаться в Бельмонте с одним моим старым приятелем. Придется отменить занятия».

Мы с Арти отлично знали, что бывает с лошадьми, когда им приходится выступать на грязной дорожке. И еще лучше мы знали, что бывает с игроками, пристрастившимися к игре настолько, что способны пожертвовать карьерой и семьей, чтобы поставить все на какого-нибудь третьеразрядного «старого приятеля». Урок был отменен, и мы с отцом вернулись в Бруклин. В конце концов Ноурайли потерял все из-за игры на скачках и прочих сходных пороков. В последние годы жизни он едва сводил концы с концами, консультируя своих бывших учеников перед теннисными матчами.

Читая в «Нэйшнл Инквайер» о том, как очередную «звезду» постигла серия неудач в Лас-Вегасе и как этот кумир публики подрался со своей женой, пытавшейся оторвать его от игорного стола, я часто вспоминаю историю краха Ноурайли. Легенды хранят многочисленные примеры того, как принцы и царевичи теряли все, что имели, по вине одного неудачного броска костей. Больше всего мне нравится история графа Мазарина, который на смертном одре, буквально за секунду до смерти, проиграл в кости; ставкой была плата за его похороны.

Однако случаются и совсем другие истории. Когда мой однокашник в Гарварде, Эндрю Бейер, должен был сдавать выпускные экзамены, на ипподроме в Бельмонте ожидалось выступление лошади, в которой он был абсолютно уверен. Предположив, что шансов выиграть в Бельмонте у него больше, чем шансов сдать экзамен, Эндрю отправился на ипподром. И ему не пришлось сожалеть о своем решении. Сейчас он - один самых уважаемых в мире гандикаперов и ведет регулярную колонку в «Вашингтон Пост».

Пара энергичных спекулянтов за работой

Примерно сорок лет спустя, 2 июля 1994 года, благодаря любезному посредничеству Кевина Брандта из «Киддер Пибоди», я получил возможность сыграть в настольный теннис с бывшим чемпионом мира Марти Райзманом Партия должна была состояться в Нью-Иоркском клубе настольного тенниса на пересечении Западной 50-й улицы и 11-й авеню. Это злачное место битком набито проститутками, торговцами наркотиками и прочей отборной дрянью. Хотя «золотое правило» Марти состоит в том, чтобы ставить только на самого себя, его считают одним из лучших в мире мастеров по извлечению денег из тенниса. И я тоже не могу пожаловаться на невезение.

Чтобы разогреться, Марти проделал серию своих обычных трюков с ракеткой, в частности - сбил сигарету, поставленную вертикально на дальнем углу стола (измеренная скорость его убийственного удара справа составляла 112 миль в час!); потом набрал несколько тренировочных очков, отбивая мячи ребром ракетки; и, наконец, воспользовался вместо ракетки своим моноклем. Когда я провел один из самых лучших своих приемов, Марти презрительно отвернулся и пошел прочь от стола. В последнюю секунду он отбил мяч правым каблуком, и этот его удар оказался победным: мяч отскочил от ребра стола и я не успел его взять.

Сначала я играл левой рукой, чтобы убедить Марти будто я - еще хуже, чем кажусь. Но как только партия началась всерьез (Марта дал мне 15 очков форы), я переложил ракетку в правую руку - и облегчил его кошелек на несколько баксов.

Во второй партии я получил фору в 10 очков, но снова обыграл его, поскольку по условиям пари Марта теперь играл, сидя на стуле со спинкой. А затем, как свойственно всем Нидерхофферам, я поставил весь свой выигрыш на то, что мне казалось верной победой. Мы договорились, что Марта дает мне фору всего в 5 очков, но ему очки засчитываются только в том случае, если его мяч попадает в книгу, лежащую на моем конце стола. Но когда в каждой из первых десяти своих подач Марта попал в книгу, я понял, что победа мне не светит. Я вышел из игры, откупившись 99% всего, что я выиграл в предыдущих партиях, и в результате сумма моей прибыли за этот день составила один доллар.

Позднее, вечером того же дня. Марти поведал мне печальную историю. С тринадцатилетнего возраста он зарабатывал уйму денег на ставках в пинг-понге; он победил на семнадцати национальных чемпионатах и на показательном матче чемпионата мира в Японии; три года он путешествовал с командой «Гарлем Глобертроттерз» и, наконец, сколотил целое состояние, устроившись работать теннисным партнером в китайском ресторане, в двух шагах от клуба настольного тенниса на Западной 96-й улице, которым он управлял. А затем Марти решил играть на бирже. Он выискивал грошовые акции на биржах Ванкувера и Денвера и уговаривал своих друзей принять участие в их скупке. Начав с четырех тысяч долларов, Марта дошел до прибыли в полтора миллиона. В свой самый удачный день он получил прибыль в 500 000 долларов на акциях, которые он приобрел всего по 10 центов за штуку. «Почему я не занялся этим раньше?» - думал он.

Слушая его, я переживал чувство deja vu. Все это напоминало классическую историю XIX века о том, как можно разбогатеть, не моргнув глазом.

«А как насчет комиссионных на эти акции?» - поинтересовался я.

«Ну, я платил полные комиссионные в два или три цента за акцию; а когда сами акции стоили по два-три цента, я никогда не платил больше оферты. Затем я продавал эти акции».

Основываясь на железном законе биржи, я подсчитал, что при такой форме сделок дилер в итоге получал 100% и что в конце концов все деньги Марти получили дилеры и брокеры (независимо от того, насколько проницательно этот великий спекулянт выбирал акции для покупки).

«Ну, и чем же все это кончилось?» - спросил я.

«Ну, скажем так, я слишком передержал ситуацию. Все кончилось крахом. Но поначалу я получал 50% прибыли с каждой акции. Теперь я спекулирую в гораздо меньших объемах. Но мои друзья смогли сделать деньги: они выскочили раньше меня. И я этим горжусь».

«А что случилось с вашим брокером?»

«Ну, с ним-то ничего страшного не случилось. Я подсчитал, что с моих первоначальных четырех тысяч долларов он получил больше миллиона комиссионных».

Не желая расстраивать Марти, я не стал напоминать ему о квоте на разрыв между ценой спроса и ценой предложения, которая, по моим расчетам, составляла сумму, превышающую комиссионные в два раза.

Неизбежность расходов на комиссионные убедительно проиллюстрирована в автобиографических мемуарах профессионального игрока Н. М. Мура-младшего. Эта история начинается с того, что его лучший друг Бо (неграмотный парень, чья философия сводилась к жизненному кредо: «Делай деньги, и делай их честно; а если не можешь, все равно делай деньги»), предложил Муру объединиться в команду, чтобы обвести вокруг пальца их общего знакомого Клео.

Мур, не питавший к Клео особой симпатии, согласился. Отныне, когда они садились за карточный стол, Бо помогал Муру, тот обыгрывал Клео, а Бо получал 10% от выигрыша. Но вскоре Клео, втайне от Мура, заключил такой же договор с Бо, и Бо стал помогать ему. Только спустя пять-шесть партий Мур и Клео обнаружили, что всякий раз, когда кто-то из них двоих выигрывает, сумма оказывается меньше изначальной ставки, а Бо выигрывает постоянно. Бо стравил их и всякий раз буквально уводил деньги у них из-под носа. И когда этот обман раскрылся, Клео и Мур получили обратно всего 50% своих денег, а Бо, как обычно, все 100%.

Те из вас, кто имел несчастье играть в казино, наверное обратили внимание на один необычный феномен. Часто случается так, что никто из сидевших за столом не уходит победителем. А игорный дом в любом случае получает от 2 до 5% с суммы ставки! Этот процент кажется игрокам таким несущественным, а работники казино так искусно умеют отвести глаза, что почти никто не обращает внимание даже на сам факт сбора комиссионных. Брокеры, торгующие дешевыми акциями и фьючерсами, столь же ловко умеют, не привлекая внимания, извлечь из каждой ставки в пять раз больше, чем работники казино. Этому способствует чрезвычайное разнообразие операций (особенно когда речь идет о границах фьючерсной маржи от 5 до 10%), уйма бесплатных ланчей, исследовательских отчетов и приглашений на профессиональные семинары, а также искусство взволнованно дышать в телефонную трубку, которым в совершенстве владеют некоторые сексапильные брокерши.

Кошелек или жизнь

Производные рынки не мучаются угрызениями совести, когда речь идет об установлении квот на разрыв между ценой спроса и предложения (при том, что рынок в обязательном порядке получает 25%). Стандартная квота - 0, 3 или 0, 4% при двойном опционе на срок в три дня. Я стараюсь поставить дилеров на место, сказав что-то вроде: «Пожалуйста, не вносите это в счет. Если мои клиенты обнаружат, что я согласился на такую квоту, они засадят нас с вами за решетку». Если они не желают образумиться, я закрываю счет и присылаю им копию избранных мест из мемуаров Н. М. Мура-младшего.

Кроме как в момент открытия биржи, ни на одном рынке не бывает единой цены на какие-либо ценные бумаги или товары. Существует цена спроса и цена предложения. Квота Национальной ассоциации маклеров ценных бумаг на разрыв в 1/4 между ценой спроса и ценой предложения на десятидолларовую акцию доходит до 2, 5%. С виду - недурно... но, поразмыслив, вы поймете, что если разворот тенденции происходит четыре раза в год, то за этот год вы теряете 10% от того, что получили бы, останься тенденция неизменно благоприятной для вас. Обычно разрыв между ценой спроса и предложения на фьючерсные контракты на рынках серебра или сои составляет 1/2 цента на пятидолларовый контракт, т.е. 0, l%. На рынке казначейских обязательств - самом ликвидном в мире - разрыв между ценой спроса и предложения на стодолларовую ценную бумагу составляет 1/32, или 0, 03% На первый взгляд кажется, что такие маленькие разрывы даже в сочетании с комиссионными, не могут нанести сколь либо заметный удар по вашему кошельку: ведь они составляют меньше 1/10 процента от общей стоимости акций. Но это - иллюзия. Комбинация разрыва между ценой спроса и предложения, комиссионных и плохого исполнения заказа быстро пустит вас по миру.

Чтобы лучше понять, почему частые выплаты посредникам на торгах ведут к краху, представьте себе, что выиграете с брокерским домом в очень простую игру. Каждый день вы подбрасываете монетку. Если она выпадает «орлом» вверх, вы выигрываете один доллар; если «башкой» - проигрываете один доллар. Но с каждого броска брокер берет 20%. Каковы ваши шансы остаться победителем, сделав 200 бросков? Ответ прост: один шанс из ста тысяч. И похоже, вплоть до последних лет фактор брокеров-грабителей сильно недооценивали. Еще не ушли в прошлое комиссионные суммой в 50-100 долларов. Разрыв между ценой спроса и предложения на наиболее активно оборачиваемые на рынке товары, такие, как золото, зерно и фьючерсы фондовых рынков, доходит до 50 долларов за контракт, хотя в случае весьма популярных контрактов на казначейские обязательства он снизился до 32 долларов. Таким образом, в среднем в 1970-е и 1980-е годы с одной сделки брокер получал от 82 до 100 долларов.

И хотя в последнее время фьючерсные фирмы понизили стоимость услуг и комиссионные до 15 долларов за сделку для членов бирж, заключающих от пяти до десяти контрактов в день, все равно итог существенно не изменился.

Высокие комиссионные рано или поздно могут стереть спекулянта в порошок. Но они не сравнятся по своей разрушительной силе со скачками цен. Существующая на фьючерсных рынках возможность скачков цен в 50: 1 предоставляет публике массу шансов обанкротиться.

В таблице 8.1 показан средний процент сдвигов за день на активных рынках в середине 1990-х годов. Сдвиг в 0, 8% за день можно считать типичным. На фьючерсные сделки средний сдвиг от закрытия до закрытия биржи колеблется от 0, 36% по британским фунтам до 1, 42% по меди: средняя величина сдвига - 0, 8%.

Предположим, ваш капитал составляет 2000 долларов. Вы вкладываете 1000 долларов в контроль над фьючерсами, чья номинальная стоимость составляет 50 000 долларов и в день колеблется в среднем на 400 долларов. Эти колебания составляют 20% от вашего капитала в 2000 долларов. Достаточно лишь небольшого сдвига не в вашу пользу (к примеру, сдвиги на среднюю величину три дня подряд или крупный сдвиг за один день, втрое больший среднего), чтобы вы потеряли 100% маржи и 50% своего капитала!

Таблица 8.1. Средние изменения в ценах за день (от закрытия до закрытия), 1994-1996

Теперь понимаете, почему для среднего спекулянта почти невозможно удержаться в игре, даже если он выдержит 20%-ные комиссионные? Против него играют два чрезвычайно мощных игрока: вышеупомянутые комиссионные и сдвиги цен. И там, где сдвиги цен делают 20% работы, остальные 80% доделывают комиссионные.

Когда я был еще молодым студентом Гарварда, все опубликованные книги по статистике умещались на одной библиотечной полке. А сегодня один только Уайли издает 160 книг по прикладной теории вероятности и серии по ее приложениям. В 1960-е годы по теории вероятности существовала только одна книга, изданная тем же Уайли: «Введение в теорию вероятностей и ее приложения» Вильяма Феллера [Рус. пер.: В.Феллер. Введение в теорию вероятностей и ее приложения. М.: «Мир», 1984. - Прим. пер. ]. Могу рекомендовать ее всякому, кто интересуется темой случайных блужданий. Глава, посвященная разорению азартного игрока, произвела на меня. в свое время огромное впечатление.

Известно множество историй о том, как игроки разорялись из-за непомерного богатства своих противников, и, о том, как рост ставок приводил к крупному перелому в игре. В ключевом параграфе вышеупомянутой главы из книги В. Феллера противопоставлены страховка и ожидание. Если бы каждый игрок избегал невыгодных ставок, «то это означало бы конец страхового дела, ибо осторожный водитель, страхующийся на всякий случай, играет при этом, очевидно, в технически «невыгодную» игру».

Здесь слышится зловещая перекличка с фундаментальной проблемой спекуляций: в какой момент, с точки зрения теории вероятности, следует вступать в игру на бирже; каков должен быть первоначальный капитал; каковы должны быть ставки; и, наконец, в какой момент надо остановиться и выйти из игры.

В книге Феллера можно найти множество случаев из реальной жизни. Например, обсудив вопрос о том, почему игрок с большим первоначальным капиталом часто имеет внушительный шанс выиграть небольшую сумму, но также и небольшой шанс полностью разориться, Феллер рассказывает такую историю:

«Некий игрок из года в год ездил в Монте-Карло и всегда успешно покрывал расходы на свой отдых. Он твердо верил в магическую власть над случаем. В действительности же в его опыте нет ничего удивительного. Если предположить, что он начинал с суммой, в десять раз большей его окончательного выигрыша, то каждый год вероятность успеха составляла примерно 0, 9%. Вероятность непрерывающейся последовательности из десяти успехов равнялась приблизительно 0, 37%. Таким образом, продолжительные успехи ни в коей мере не являются невероятными. Более того, в ОДНОЙ неудаче, по мнению игрока, конечно, были бы виноваты неосмотрительность или кратковременное недомогание».

Классическую задачу о разорении игрока, применимую ко всем областям спекуляции, можно изложить следующим образом. Игрок с начальным капиталом С играет против казино. В каждой игре он либо выигрывает 1 доллар с вероятностью Р, либо теряет один доллар с вероятностью Q, которая составляет 1-Р. Игрок намерен оставаться в игре до тех пор, пока его капитал не увеличится до некоего значения А либо не уменьшится до 0, т.е. до полного разорения. При такой игре вероятность разорения игрока рассчитывается по формуле:

Попробуем подставить в эту формулу какие-нибудь реальные значения. Допустим, у игрока есть 60%-ный шанс выиграть в каждой игре. Он начинает с капитала в 1 доллар и стремится увеличить свой капитал до 10 долларов. В таком случае вероятность разориться для него составляет 66, 1%. Шанс выйти из игры с выигрышем в 10 долларов составляет для него 33, 9% (100% - 66, 1%). Таким образом, ему можно рассчитывать на финальный выигрыш в 3, 39 доллара. Начав с 1 доллара, он получит прибыль в 2, 39 доллара.

В таблице 8.2 сведены ожидаемые значения прибыли от последовательности игр при первоначальном капитале С и вероятности ежедневного выигрыша Р. Когда шанс на выигрыш составляет 60%, ожидаемая сумма выигрыша начинает приближаться к минимуму. Начав с 4 долларов, а не с 1, игрок увеличивает ожидаемую прибыль с 2.39 до 4, 17 доллара. Этот прирост близок к относительному размеру выигрышей искусных и хорошо обеспеченных игроков в покер. Но если первоначальный капитал поднимается выше 4 долларов, то риск разорения уменьшается, а вместе с ним уменьшается и процент прибыли, необходимый для достижения цели в 10 долларов, Например, при начальном капитале в 9 долларов разорение происходит очень редко, но прибыль составит только 1 доллар (10-9).

Таблица 8.2. Ожидаемая прибыль игрока.

Эта идеализированная формулировка задачи о разорении игрока демонстрирует то, что происходит на практике при игре на бирже. Спекулянт стремится, чтобы его ставка была достаточно невелика по отношению к его капиталу (дабы избежать разорения), но достаточно велика, чтобы достичь суммы выигрыша, на которую он рассчитывает. Однако, к сожалению, в реальной жизни спекулянт никогда не знает свои истинные шансы на выигрыш в каждой сделке, поэтому не может вычислить по таблице оптимальную величину ставки.

Когда шансы на успех ниже 50%, ситуация меняется. Если при шансах на выигрыш выше 50% игроку рекомендовалось делать маленькие ставки, чтобы выжать прибыль постепенно, то теперь, при малой вероятности выигрыша, лучше всего сделать максимальную ставку: только так можно рассчитывать на финальную победу. Отчасти в этом состоит причина, по которой казино обычно устанавливает лимит на ставки, которые могут делать против него, а биржа - позиционный лимит на сумму покупок, которые делает публика.

Время от времени, встречаясь с активными игроками: на бирже, я пытаюсь объяснить им, почему возможность разорения, комиссионные и сдвиги цен в совокупности оставляют спекулянту ничтожные шансы на выигрыш. В качестве иллюстрации я привожу какой-нибудь случай из жизни. Часто бывает так, что в течение одного торгового дня иены сдвигаются до уровня, означающего разорение для игрока с небольшим капиталом, а на следующий же день возвращаются обратно. Так биржа избавляется от неугодных ей трейдеров. Как правило, мои слушатели поначалу реагируют скептически на подобные рассуждения, но, как только истина доходит до них, скептицизм сменяется разочарованием и гневом. «Ты хочешь сказать, что все это время я просто-напросто кормил своего брокера?» - в конце концов спрашивает очередной слушатель. Это открытие обычно так ошеломляет неподготовленного человека, что он уже не слышит, как я добавляю: «Не огорчайся. Ты прекрасно сыграл свою роль в рыночной экосистеме».

Вернувшись к себе домой, этот несчастный долго и злобно изучает тексты своих договоров с брокером. А затем он возвращается ко мне и признает: «Вик, ты был прав. И знаешь ли, теперь я чувствую себя гораздо лучше. Оказывается, я не так уж плохо играл. Оказывается, я вылетел не по своей вине, а из-за комиссионных».

Один из моих приятелей, потерявший все свои деньги на спекуляциях серебром, поначалу просто не мог воспринять это откровение. «Да, я проиграл, но я по-прежнему уверен, что если бы продал, а не купил, то я выиграл бы столько, сколько сейчас проиграл».

«Нет, Джо! Совершенно неважно, купил ты или продал. Ты проиграл бы в любом случае!»

И когда до него наконец дошло, в чем дело, он устроился работать на ферму - выращивать елки к Рождеству.

Центральную проблему спекуляции составляет баланс между первоначальным капиталом и размером суммы, вложенной в позицию; и шансами трейдера на выигрыш и изменениями цены. Во всех хороших учебниках по игре в блэкджек рассматривается в качестве ключевой проблемы вопрос о том, сколько поставить на каждую карту, не подвергая себя серьезному риску разорения, если казино использует четыре или восемь колод. В покере главное условие успеха - умение соразмерять повышение ставок с первоначальной ставкой, со своим искусством и мастерством противников.

Основной закон спекуляций состоит в том, что если при каждой сделке шансы на выигрыш невелики, то длинная последовательность сделок (скажем, 50 или больше) приведет к заметным потерям. Если вы не уделяете внимания этой закономерности, вы обречены на провал. И наоборот, если вы сведете число сделок и комиссионные до минимума, ваши шансы на успех повысятся.

«Должны же мы получать какую-то прибыль!» - возмущенно заявляют работники казино, когда им предъявляют претензии. И может показаться, что они имеют на это право, учитывая, насколько дешева у них еда, насколько хороши отели и насколько услужливы вездесущие менеджеры. «Надеемся, вы развлеклись от души!» -прочтете вы на дорожном знаке, покидая Лас-Вегас. Но не рассчитывайте, что вы покинете его победителем, если играете много партий кряду. Шансы выйти победителем из серии 10 000 игр в американскую рулетку, если казино берет всего 5%, близки к нулю. В таком случае, каков, по-вашему, шанс выиграть в аналогичной серии сделок на опционных торгах, где на комиссионные обычно уходит от 12 до 50%? Известно ли вам слово, означающее число, которое меньше нуля в 10 000 раз?!

Если распространить эти соображения на повседневную жизнь, мы обнаружим, что ежедневно у нас появляется возможность как выиграть, так и проиграть в самых разных областях - будь то посещение родительского собрания в школе, назначение свидания, выбор работы или принятие решения о том, где провести отпуск. Чтобы добраться на родительское собрание, вам придется сесть за руль, а это потенциально грозит штрафом или, хуже того, несчастным случаем на дороге. Особа, которой вы назначили свидание, может послать вас к черту, нанеся болезненный удар по вашему самолюбию. И так далее. Очевидно, что саму жизнь можно рассматривать как серию спекуляций. И чтобы проводить эти спекуляции успешно, вы должны сбалансировать как минимум шесть переменных: первоначальный капитал, размер ставки, комиссионные, изменчивость самой игры, точку выхода из нее и ее продолжительность.

Путь к богатству вымощен трупами

Герой романа Достоевского «Игрок» выпрашивает ласку у стареющей соблазнительницы перед тем, как сделать ряд проигрышных ставок за игорным столом. Фрейд трактует этот эпизод как замещение «порока» мастурбации пристрастием к игре. С его точки зрения, сочетание самой страсти к игре и чувства вины за эту страсть эквивалентны чувствам, которые испытывает ребенок в связи с мастурбацией. Эдмунд Берглер, американский ученик Фрейда, развивает эту теорию: он утверждает, что страсть к игре является замещением чувства вины, которое испытывает ребенок из-за эдиповой тяги к матери. Тем самым для взрослого игрока проигрыш становится «наказанием» за его детские прегрешения. Чтобы искупить эти прегрешения, игрок не просто готов смириться с проигрышем, а в буквальном смысле хочет проиграть.

Когда рулетка в казино начинает вращаться, все присутствующие невольно замирают и сосредоточенно ждут, что принесет судьба игроку. Приблизительно то же чувство возникает при виде мелькания цифр на биржевом экране. Время от времени, когда меня навещает кто-нибудь из друзей, я нарушаю свое персональное правило и позволяю ему составить мне компанию в торговые часы. И каждый немедленно предлагает войти со мной в долю за 1 % от ежедневных сделок.

Довольно часто мне встречаются спекулянты, которые неотвратимо движутся по пути к разорению. Один из них был лучшим другом моего брата. После биржевого краха 1987 года он почему-то решил, что в экономике повторяется сценарий 1929 года: сначала будет паника, а потом - подъем. Как только цены начинали быстро падать, он тут же бросался продавать фьючерсы «С& П 500». После того как он понес убытки подряд в двенадцати таких сделках, его состояние сократилось на 80%. Я посоветовал ему сократить степень риска: не продавать фьючерсы, а покупать опционы на продажу. В худшем случае, если опционы окажутся бесполезными, то максимум, что он потеряет, - это уплаченную за опцион премию. В противном случае степень риска будет теоретически стремиться к бесконечности. Он послушался меня и стал покупать опционы продавца. Он проделал это шесть раз подряд - и все шесть раз проиграл. Наконец я предложил ему сделать перерыв - временно выйти из игры: «Рынок - не волк, в лес не убежит. Ты сможешь вернуться в любой момент. А если ты посмотришь на него со стороны, то сможешь лучше понять, что к чему».

В ответ я услышал: «Нет, я не могу выйти. Пока я буду не у дел, может случиться что-нибудь потрясающее. Я ожидаю краха с минуты на минуту и не хочу его пропустить».

Поскольку я встречал немало игроков и спекулянтов, оказавшихся в таком же положении, я посоветовал ему впредь обходиться без моих советов. И с тех пор он со мной, не разговаривает.

После всех кошмарных историй, которых я наслушался в юности и насмотрелся собственными глазами, карабкаясь вверх по лестнице жизни, я приобрел аллергию на риск. Как только возникает опасная ситуация и я начинаю проигрывать, я вспоминаю об игроках, которые потеряли всё, что имели. Особенно яркое воспоминание - о знаменитом брокере, торговавшем сахаром на товарной бирже кофе, сахара и какао. Он играл, проиграл и покончил жизнь самоубийством. Его система состояла в том, чтобы покупать сахар, как только цена на него падает ниже 5 центов, и продавать, как только она поднимается выше 5 центов. Эта система срабатывала много раз подряд... до тех пор, пока одним скачком цена на сахар не поднялась до 40 центов за фунт. Эта потеря превысила маржу в тридцать раз.

Азартные игры и спекуляции

Азартные игры и спекуляции равно эффективны, когда речь идет о возможности разориться. И приверженность к тому и к другому в равной степени можно объяснять искуплением детского чувства вины.

Опасности, подстерегающие спекулянта, красноречиво описал еще в 1870 году Уильям Уортингтон Фоулер. Это описание может послужить хорошим противоядием; от склонности чрезмерно рисковать и беззаботно выкладывать грабительские комиссионные (т.е. от двух главных путей к разорению). Вот ключевые рассуждения Фоулера:

«Существуют люди, единственное занятие которых - спекулировать акциями. Войдя на биржу, они покидают ее только в сосновом ящике или в ларце из красного дерева - судя по обстоятельствам.

Если послушать их разговоры, можно подумать, что они питаются одними только надеждами, а не восхитительным рагу и отборными винами, которые подают им у Дельмонико, у Шеллера или в прочих знаменитых ресторанах. На уме и на языке чистокровного спекулянта без устали вертятся эти печальнейшие слова из всех, что когда-либо выходили из уст или из-под пера человека: «Это могло бы случиться». Самые частые союзы в его словаре - «если» и «но». Вся его жизнь - непрерывная цепь сожалений; и, как ни странно, гораздо чаще он жалеет о том, что мог бы сделать, но не сделал, а не о том, что на самом деле он потерял.

Стать игроком на бирже после занятия каким-нибудь приличным бизнесом - все равно что глушить бренди после того, как потягивал кларет. Как только человек полностью посвятит себя спекуляции, его воображение начнет рисовать перед ним умопомрачительные картины будущего - того, что ожидает его, когда он достигнет своей цели. Кажется, будто им овладел злобный демон. Он перестает вести счет времени - исключая промежутки между своими выигрышами и поражениями; с годами он перестает чувствовать восторг от первых и боль от последних, становясь все более скучным и серым; и в конце концов он переходит жить в мир, населенный фантомами, которые отныне преследуют его наяву, равно как и во сне. Но вот наступает разорение; блеск иллюзий, тешивших этого несчастного, рассеивается без следа, и он пробуждается к пустынной яви.

История всего кочующего племени биржевых спекулянтов по сути сводится к чудовищному каталогу их потерь - потерь, в список которых входят не только деньги, но и здоровье, сила воли, сердце и сама жизнь.

Люди приходят на Уолл-стрит с богатством, верой в будущее и хорошей репутацией, полные надежд, неистраченных сил и непоколебимой уверенности в себе; покидают они Уолл-стрит без денег, без надежды на будущее и без репутации, с расшатанными нервами, с притупленными чувствами и с израненной совестью, лишившись: веры в человечество и преисполнившись отчаяния. Покупая и продавая акции, они потеряли все, и не важно, что было тому виной: ошибки брокеров, мошенничество партнеров, паника, монополизация рынка или прочие опасности, подстерегающие биржевого спекулянта на каждом шагу.

Никогда еще профессия спекулянта не была опасней, чем в наши дни. За последние восемь лет рынок наводнился акциями до такой степени, что общее их количество возросло в пять раз! Обитатели Уолл-стрит ходят по едва застывшей корочке лавы, под которой бурлит финансов вый вулкан; извержение может в любой момент смести их всех разом с лица земли».

Эту и другие цитаты из книги Фоулера я развесил на стенах в своем кабинете. Если бы Фоулер увидел, до какой степени дошло разводнение некоторых рынков в наше время, он упал бы в обморок. Цены на акции порой исчисляются в размерах годовых окладов докторов философии. «Баррон'с», «Нью-Йорк Обсервер» и бесчисленные бюллетени пестрят жуткими историями о том, с какой доверчивостью публика приобретает подобные акции. Обычно такие истории заканчиваются тем, что несчастный покупатель вынужден продавать свои акции с огромными потерями. Однако, по моим подсчетам, эти потери недооцениваются. Выйти победителем из такой игры невозможно. Численность хеджевых фондов, специализирующихся на коротких позициях, неуклонно уменьшается.

Как только короткая позиция начинает оборачиваться против меня, мне становится не по себе. Я вспоминаю о предостережениях своего отца и о тех злосчастных самоубийцах - и тут же прихлопываю все свои открытые короткие позиции. Я регулярно покупаю сотни фьючерсных контрактов «С& П 500» и готов довольно долго терпеть потери. Но если у меня на руках всего 20 контрактов по коротким позициям и я теряю всего один пункт, меня охватывают ощущения, сравнимые с жестоким приступом язвы желудка. Мой организм работает, как предохранительный клапан. У Сороса тоже есть подобная «лакмусовая бумажка»: когда у него начинается ломота в спине, он понимает, что пора закрывать позиции.

Мой страх перед разорением на коротких позициях до сих пор спасал меня от краха, но, с другой стороны, он же закрыл передо мной несколько фантастических шансов на великое богатство. Такая же проблема преследовала меня в сквоше. Мои лучшие противники говорили: «Нидерхоффер очень упорен. Но он никогда не поднимается до настоящих высот. Меня не покидает надежда, что в один прекрасный день я его обыграю».

Я был способен провести целый матч без единой ошибки. Я играл коротким «бексвингом» и благодаря своим длинным рукам и ногам и своей быстрой реакции был способен отбить почти любой мяч. Это преимущество в сочетании с большой выносливостью и умением посылать непредсказуемые подачи составляло ресурсы, достойные мирового чемпионата.

Но мне никак не удавалось регулярно брать верх над Шарифом Ханом, который нередко допускал четыре-пять ошибок в одной партии - больше, чем я во всем матче. Прежде чем мне удалось выиграть у него в 1975 году, Шариф пять лет подряд побеждал на открытом чемпионате Северной Америки. Его преимущество передо мной состояло в способности полагаться на удачу, делать ошибки и работать на чистом воодушевлении. Общий счет по моим партиям с Шарифом составляет 3: 10 в его пользу. Полагаю, что, не будь я столь консервативен, я обыгрывал бы его чаще. Но ничего поделать было нельзя: аллергия на риск преследовала меня и в сквоше. Я никогда не рисковал.

Именно поэтому мне никогда не стать Соросом. Чтобы идти на риск, необходим инстинкт профессионального игрока. Как сказал Стэнли Драккенмиллер (ныне - трейдер номер один в фонде Сороса «Квантум»), «чтобы быть жадным, нужна смелость».

Профессиональные игроки

Все профессиональные игроки (одни - раньше, другие - позже, а третьи - регулярно) переживают тотальное банкротство. Причина тому - их способность добровольно поставить на кон все до последнего гроша, даже если шансы на выигрыш сомнительны. Для меня такой поступок равносилен тому, чтобы поставить 100 долларов на то, что незнакомый тебе человек за стойкой бара через пять минут закажет именно бурбон. Но не следует забывать, что большинство игроков, делающих на первый взгляд сомнительные ставки, имели возможность заранее оценить свой шанс. Типичный пример: Амарилло Слим ставит на то, что его собака принесет именно тот камень, который он бросит в пруд. Его оппоненты в этом пари берут камень и помечают его крестиком. Но штука в том, что накануне вечером Амарилло Слим пометил крестиками все камни в пруду! Энтони Холден в своей «Исповеди профессионального игрока в покер» описывает легендарную покерную партию между Джонни Моссом и Ником Греком. Утверждают, что эта партия продолжалась пять месяцев и окончилась знаменитой фразой Грека: «Мистер Мосс, я вынужден отпустить вас». Говорят также, что в этой игре Грек потерял больше двух миллионов долларов.

Джонни Мосс тоже не был исключением из правила, согласно которому каждого профессионального игрока рано или поздно подстерегает разорение. Жена Мосса, Вирджиния, сказала Холдену, что первую их брачную ночь Мосс провел за покерным столиком. Через пару часов он проиграл все деньги. Но, нимало не обескураженный этим, он, даже не отвернувшись от стола, нащупал у себя за спиной левую руку новобрачной, стянул с ее пальца обручальное кольцо и швырнул его на середину стола. Холден спросил Вирджинию, не огорчил ли ее этот поступок Мосса. «Конечно, огорчил, - сказала она, - но если б я не отдала кольцо, он просто оторвал бы мне палец». Эту партию Джонни выиграл; и спустя шестьдесят лет Вирджиния все еще носила это обручальное кольцо.

Будущие гиганты

История моих игр в покер в период учебы в Гарварде неоднозначна. В первые годы мне удавалось зарабатывать на покере достаточно денег, чтобы иметь возможность изучать спекуляции и играть в сквош. Но на выпускном курсе я проиграл в покер все, что у меня было, столкнувшись со слишком опытными противниками. Арти пришлось приехать в Гарвард, чтобы выкупить меня. Не в моих силах передать, до какой степени я был смущен, когда Арти настоял на том, чтобы заплатить мой проигрыш в 2000 долларов непосредственно тем ребятам, которые меня разгромили. Теперь, вспоминая о том, что Арти был вынужден заплатить за мою глупость всеми нашими семейными сбережениями, я едва сдерживаю слезы. Но, с другой стороны, игра в покер подчас влекла за собой весьма полезные косвенные последствия. Уже позже, в Чикаго, готовясь на степень доктора философии, я играл в покер на пару с Рассом Шилдом - самым блестящим студентом моего класса. И эта игра оказалась одним из крупнейших успехов в моей жизни. Расс был родом из Канзаса; еще с юных лет он привык нести ответственность, работая в семейном газодобывающем бизнесе. К пятнадцати годам он успел осуществить контроль над бурением 150 отдельных скважин, добычей газа из них, поддержанием этих скважин в эксплуатационном состоянии и перевозкой добытого газа. Чтобы упростить этот процесс, Расс научился хранить и сортировать информацию с помощью базы данных лабораторного компьютера.

Кроме того, Расс довольно рано начал посещать гольф-клуб и обнаружил, что неплохо играет короткой клюшкой. Он придумал себе неплохой способ заработка: заключать пари с противником на то, что обыграет его на поле с девятью лунками одной короткой клюшкой. А вдобавок Расс регулярно выигрывал в кункен, считая карты и замечая, куда именно кладут карты его противники.

В период обучения в Университете Корнелла Расс выиграл в покер у своего однокурсника отличный автомобиль. К несчастью, проигравший студент (который оставил ему этот автомобиль в залог еще более крупного проигрыша) оказался сыном одного из попечителей университета. Когда слухи об этой истории дошли до декана, Расса убедили перевестись в другое учебное заведение. Свою выпускную работу он защитил в Университете Уичито, где непотизм был развит не до такой степени.

Перебравшись в Чикаго, Расс принялся зарывать свой талант в землю за пишущей машинкой в качестве клерка в местном филиале «Голубого креста». В его обязанности входила сортировка и учет денежных поступлении от подписчиков. Не выдержав рутины, Расс заявил своему начальнику, что сможет в одиночку вести учет поступлений от всех 500 000 подписчиков Чикагского округа. Параллельно он занимал должность ассистента директора в Национальном центре изучения общественного мнения при Чикагском университете, где продолжал совершенствоваться в навыках работы с компьютером.

Расс был не только опытным игроком в покер и отличным спортсменом, но и превосходным программистом. Он свободно пользовался машинным языком, употреблявшимся на всех компьютерах фирмы IBM. Это умение пригодилось ему впоследствии, когда Расс полностью компьютеризировал процедуру подписки на журнал «Тайм».

Я искренне восхищался Рассом, отчасти видя в нем того человека, каким я мог бы стать, если бы вырос в Канзасе. Мы с ним подружились. И, само собой, эта дружба вылилась в бесконечное сидение за покерным столом.

Игра в покер

«Расс, я схожу с ума. Я ставлю тысячу баксов. Сколько ты меняешь?»

«Я меняю... одну», - отвечает Расс.

«Одну? Ладно. А я ничего не меняю... Вот ты и попался, Расс! Гони свои деньги!»

«Вик, я думал, у тебя ничего нет! Как сказал герцог Веллингтон, когда бросил в бой свою последнюю дивизию в битве при Ватерлоо, «коготок увяз - всей птичке пропасть»! Ладно, держи свои десять сотен. А теперь сыграем на все».

«Расс, Железный Герцог не проиграл ни одного сражения. А ты - не Железный Герцог. От того, что было у меня на руках, тебя не спасла бы даже целая дивизия».

«Ладно, Вик, хватит трепаться. Дело серьезное. Что у тебя было?»

«Три короля».

«Ах ты, сукин сын!.. У меня же было три туза! Надо было заставить тебя открыться!»

«Ладно, Расс. Поскольку мы с тобой сегодня играем в покер последний раз в жизни, я открою тебе кое-что поважнее. Прочитай Ярдли [Подразумевается книга Герберта Ярдли «Как научиться играть в покер». - Прим. пер.]. Когда мы играли вчера с Майроном, он сидел рядом со мной. Я намеренно позволил ему заглянуть в мои карты, когда у меня не было ни черта стоящего. Я не поменял ни одной, сблефовал и выдурил у тебя пятьдесят баксов. Я знал, что Майрон терпеть меня не может и обязательно расскажет тебе, что у меня ничего не было. В итоге сегодня ты опять купился. Такая вот трехходовка. Кроме того, когда я сегодня делал ставку, я намеренно держался очень спокойно и неназойливо, зная, что ты ожидаешь, что я именно так буду вести себя, если попробую сблефовать. Ведь когда игроки блефуют, они наоборот обычно ведут себя очень шумно и навязчиво, боясь, что их ставку не заметят. Вся эта конструкция описана у Ярдли, а я просто выполнил ее от точки до точки».

Поиграв с Рассом, я понял, что теория покера гораздо более полезна для биржевого спекулянта, чем преподававшийся нам в университете курс статистического распределения с бесконечным числом переменных. Сходство между покером и спекуляциями оказывалось разительным: случайные результаты из-за неизвестности относительно вложений соперников; сомнительное соотношение риска и прибыли; необходимость оценивать шансы исходя из психологии оппонентов и так далее. Но, в отличие от теоретиков биржи, миллионы теоретиков покера все же имеют практический опыт игры.

После этого открытия я год или два безмятежно наслаждался жизнью, считая себя настоящим мастером. Но в конце концов я угодил в лапы к Освальду Джекоби - члену-основателю клуба знаменитостей бриджа и покера. На каждой раздаче, когда я не пасовал, он заставлял меня сдаться после обмена карт, а затем демонстрировал мне какую-нибудь завалящую комбинацию вроде пары троек. В тех редких случаях, когда я принимал вызов, оказывалось, что он не блефует. Он предъявлял мне каре из тузов.

В одной подобной партии я потерял 125% своего наличного капитала и, к своему стыду, был вынужден одалживать деньги у жены, чтобы расплатиться. Но этот проигрыш стал для меня спасением. С тех пор я прекратил играть в покер раз и навсегда. И теперь всякий раз, когда я начинаю терпеть убытки на крупной спекуляции, я вспоминаю о Джекоби, о том, как Арти внес за меня проигрыш в Гарварде и обо всех разбитых стеклах в Брайтоне. Я погружаюсь в отчаяние и мировую скорбь, тяжесть моих прегрешений гнет меня к земле. Но профессиональные игроки и спекулянты, похоже, сделаны из другого теста. Единственное чувство, которое они испытывают после катастрофического проигрыша, - это легкое смущение. Вот почему мне никогда не стать миллиардером. Я слишком часто проигрывал, и новые поражения страшат меня. Подозреваю, что если бы сейчас я вернулся в прошлое, то, скорее всего, просто не решился бы ввязаться в биржевые спекуляции. Я прочел сотни книг об азартных играх. Не знаю, зачем я их читал, - то ли из подсознательной тяги к самобичеванию, то ли в стремлении усовершенствовать свое мастерство в спекуляциях. К сожалению, чтобы стать в какой-либо области настоящим мастером, требуется гораздо больше времени на обучение и практику, чем я когда-либо посвящал покеру. А если неопытный человек предлагает свои советы, то это - агрессивное невежество. Поэтому, чтобы проиллюстрировать идею о том, как покер может помочь биржевому спекулянту в современном мире, я прибег к помощи Джона Конолли - бывшего редактора нью-йоркской газеты «Стрит Ньюс» и признанного мастера игры в покер. Вместе с ним мы прочли десятки книг о покере из числа тех ста пятидесяти, что включены в список рекомендуемого чтения «Клуба Книги азартных игр». В таблице 8.3 сведены основные принципы игры в покер параллельно с правилами спекуляции на бирже.

Таблица 8.3. Некоторые правила покера и спекуляций

Расс поднимает ставки

Когда я считал, что та партия в покер с Рассом будет для нас последней, я ошибался. Вскоре после того, как я его обчистил, Расс бросил подготовку к степени доктора и занялся системным программированием в чикагском филиале «Голубого креста» и в отделе проверки кредитов «Кредит Бюро Системз» (предшественнике «Транс-Юнион»). Затем он устроился в чикагское отделение компания SEI - консалтинговой фирмы со штатом в 300 человека, капиталом в двадцать пять миллионов долларов. Кроме того, Расс разработал программы для компаний сотовой связи, ставшие индустриальным стандартом, и получил возможность консультировать клиентов из ЦРУ.

И вот, спустя лет двадцать после той злосчастной партии, Расс явился в мою контору. Он сказал мне, что пришел ко мне потому, что я так и остался единственным, кто играл в карты лучше его. И вот, из уважения к моей сообразительности и проницательности, он решив предложить мне вступить вместе с ним в одну деловую; авантюру, которая на тот момент дошла до критической