Живость 2 страница

406 Тема 13. Строение личности

Роль, которую позднее берет на себя Сверх-Я, исполняется сначала внеш­ней силой, родительским авторитетом. Родительское влияние на ребен­ка основано на проявлениях знаков любви и угрозах наказаниями, кото­рые доказывают ребенку утрату любви и сами по себе должны вызывать страх. Этот реальный страх является предшественником более позднего страха совести; пока он царит, нет нужды говорить о Сверх-Я и о совес­ти. Только впоследствии образуется вторичная ситуация, которую мы слишком охотно принимаем за нормальную, когда внешнее сдерживание уходит вовнутрь, когда на место родительской инстанции появляется Сверх-Я, которое точно так же наблюдает за Я, руководит им и угрожа­ет ему, как раньше это делали родители в отношении ребенка.

Сверх-Я, которое, таким образом, берет на себя власть, работу и да­же методы родительской инстанции, является не только ее преемником, но и действительно законным прямым наследником. Оно и выходит пря­мо из нее, и мы скоро узнаем, каким путем. Но сначала остановимся на рассогласовании между ними. Кажется, что Сверх-Я односторонне пере­нимает лишь твердость и строгость родителей, их запрещающую и нака­зывающую функцию, в то время как их исполненная любви забота не на­ходит места и продолжения. Если родители действительно придержива­лись строгого воспитания, то кажется вполне понятным, если и у ребенка развивается строгое Сверх-Я, однако против ожидания опыт показывает, что Сверх-Я может быть таким же неумолимо строгим, даже если воспи­тание было мягким и добрым, если угроз и наказаний по возможности избегали. Позднее мы вернемся к этому противоречию, когда будем го­ворить о превращениях влечений при образовании Сверх-Я.

О превращении родительского отношения в Сверх-Я я не могу ска­зать вам так, как хотелось бы, отчасти потому, что этот процесс так запу­тан, что его изложение не уместится в рамки введения, которое я хочу вам дать, а с другой стороны, потому, что мы сами не уверены, что полностью его поняли. Поэтому довольствуйтесь следующими разъяснениями. Осно­вой этого процесса является так называемая идентификация (Identifi-zierung), т.е. уподобление Я чужому Я, вследствие чего первое Я в опре­деленных отношениях ведет себя как другое, подражает ему, принимает его в известной степени в себя. Идентификацию не без успеха можно сравнить с оральным, каннибалистическим поглощением чужой лично­сти. Идентификация — очень важная форма связи с другим лицом, ве­роятно, самая первоначальная, но не то же самое, что выбор объекта. Раз­личие можно выразить примерно так: если мальчик идентифицирует се­бя с отцом, то он хочет быть, как отец; если он делает его объектом своего выбора, то он хочет обладать, владеть им; в первом случае его Я меняет­ся по образу отца, во втором это не необходимо. Идентификация и выбор объекта в широком смысле независимы друг от друга; но можно иденти­фицировать себя именно с этим лицом, изменять Я в соответствии с ним, выбрав его, например, в качестве сексуального объекта. Говорят, что влия-

Фрейд 3. Разделение психической личности 407

ние сексуального объекта на Я особенно часто происходит у женщин и характерно для женственности. О наиболее поучительном отношении ме­жду идентификацией и выбором объекта я уже как-то говорил вам в предыдущих лекциях. Его легко наблюдать как у детей, так и у взрос­лых, как у нормальных, так и у больных людей. Если объект утрачен или от него вынуждены отказаться, то достаточно часто потерю возмещают тем, что идентифицируют себя с ним, восстанавливая в своем Я, так что здесь выбор объекта как бы регрессирует к идентификации.

Этими рассуждениями об идентификации я сам не вполне удовле­творен, но мне будет достаточно, если вы сможете признать, что введение в действие Сверх-Я может быть описано как удачный случай идентифи­кации с родительской инстанцией. Решающим фактом для этой точки зрения является то, что это новообразование превосходящей инстанции в Я теснейшим образом связано с судьбой Эдипова комплекса, так что Сверх-Я является наследием этой столь значимой для детства эмоцио­нальной связи. Мы понимаем, что с устранением Эдипова комплекса ре­бенок должен отказаться от интенсивной привязанности к объектам, ко­торыми были его родители, а для компенсации этой утраты объектов в его Я очень усиливаются вероятно давно имевшиеся идентификации с родителями. Такие идентификации, как следствия отказа от привязанно­сти к объектам, позднее достаточно часто повторяются в жизни ребенка, но эмоциональной ценности этого первого случая такой замены вполне соответствует то, что в результате этого в Я создается особое положение. Тщательное исследование показывает нам также, что Сверх-Я теряет в силе и завершенности развития, если преодоление Эдипова комплекса удается лишь отчасти. В процессе развития на Сверх-Я влияют также те лица, которые заместили родителей, т.е. воспитатели, учителя, идеальные примеры. Обычно оно все больше отдаляется от первоначальных инди­видуальностей родителей, становясь, так сказать, все более безличност­ным. Но нельзя также забывать, что ребенок по-разному оценивает сво­их родителей на разных этапах жизни. К тому времени, когда Эдипов комплекс уступает место Сверх-Я, они являют собой нечто совершенно замечательное, утрачивая очень многое впоследствии. И тогда тоже про­исходят идентификации с этими более поздними родителями, они даже обычно способствуют формированию характера, но это касается только Я; на Сверх-Я, которое было сформировано более ранним образом роди­телей, они уже не влияют.

Надеюсь, у вас уже сложилось впечатление, что понятие Сверх-Я описывает действительно структурное соотношение, а не просто персони­фицирует абстракцию наподобие совести. Мы должны упомянуть еще одну важную функцию, которой мы наделяем это Сверх-Я. Оно являет­ся также носителем Л^-идеала, с которым Я соизмеряет себя, к которому оно стремится, чье требование постоянного совершенствования оно ста­рается выполнить. Несомненно, этот.Я-идеал является отражением ста-

408 Тема 13. Строение личности

рого представления о родителях, выражением восхищения их совершен­ством, которое ребенок им тогда приписывал.

Знаю, что вы много слышали о чувстве неполноценности, которое характеризует как раз невротиков¹. Оно проявляется, в частности, в так называемой художественной литературе. Писатель, употребивший слово­сочетание «комплекс неполноценности», считает, что этим он удовлетво­ряет всем требованиям психоанализа и поднимает свое творение на бо­лее высокий психологический уровень. В действительности искусствен­ное словосочетание «комплекс неполноценности» в психоанализе почти не употребляется. Он не является для нас чем-то простым, тем более эле­ментарным. Сводить его к самовосприятию возможного недоразвития ор­ганов, как это любят делать представители школы так называемой ин­дивидуальной психологии, кажется нам недальновидным заблуждением. Чувство неполноценности имеет глубоко эротические корни. Ребенок чувствует себя неполноценным, если замечает, что он нелюбим, и точно так же взрослый. Единственный орган, который может рассматриваться как неполноценный, это рудиментарный пенис, клитор девочки. Но по большей части чувство неполноценности происходит из отношения Я к своему Сверх-Я, являясь, так же как чувство вины, выражением напря­жения между ними. Чувство неполноценности и чувство вины вообще трудно отделить друг от друга. Возможно, было бы правильно видеть в первом эротическое дополнение к чувству моральной неполноценности. Этому вопросу разграничения понятий мы в психоанализе уделяли ма­ло внимания.

Именно потому, что комплекс неполноценности стал так популярен, я позволю себе сделать здесь небольшое отступление. У одного историческо­го деятеля нашего времени, который здравствует и поныне, но отошел от дел, вследствие родовой травмы имело место некоторое недоразвитие одно­го члена. Очень известный писатель наших дней, охотнее всего пишущий биографии замечательных людей, занялся жизнью этого упомянутого мной человека. Но ведь трудно подавить в себе потребность углубления в психо­логию, когда пишешь биографию. Поэтому наш автор отважился на попыт­ку построить все развитие характера своего героя на чувстве неполноцен­ности, вызванном этим физическим дефектом. Но при этом он упустил один маленький, но немаловажный факт. Обычно матери, которым судьба дала больного или неполноценного ребенка, пытаются восполнить эту не­справедливость чрезмерной любовью. В нашем случае гордая мать повела себя по-другому, она отказала ребенку в любви из-за его недостатка. Когда он стал могущественным человеком, то всеми своими действиями доказал, что так никогда и не простил свою мать. Если вы представите себе значе­ние материнской любви для детской душевной жизни, вы, видимо, мыслен­но внесете поправки в теорию неполноценности биографа.

¹ Имеются в виду взгляды Адлера, считавшего комплекс неполноценности главной движущей силой развития личности. (Здесь и далее комментарии М.Г. Ярошевского.)

Фрейд 3. Разделение психической личности 409

Но вернемся к Сверх-Я. Мы наделили его самонаблюдением, сове­стью и функцией идеала. Из наших рассуждений о его возникновении по­лучается, что оно обусловлено чрезвычайно важным биологическим, а так­же определяющим судьбу психологическим фактом, а именно длитель­ной зависимостью ребенка от своих родителей и Эдиповым комплексом, которые опять-таки внутренне связаны между собой. Сверх-Я является для нас представителем всех моральных ограничений, поборником стрем­ления к совершенствованию, короче, тем, что нам стало психологически доступно из так называемого более возвышенного в человеческой жизни. Поскольку оно само восходит к влиянию родителей, воспитателей и им подобных, мы узнаем еще больше о его значении, если обратимся к этим его источникам. Как правило, родители и аналогичные им авторитеты в воспитании ребенка следуют предписаниям собственного Сверх Я. Как бы ни расходилось их Я со Сверх-Я, в воспитании ребенка они строги и взы­скательны. Они забыли трудности своего собственного детства, довольны, что могут наконец полностью идентифицировать себя со своими родите­лями, которые в свое время налагали на них тяжелые ограничения. Та­ким образом, Сверх-Я ребенка строится собственно не по примеру роди­телей, а по родительскому Сверх-Я; оно наполняется тем же содержани­ем, становится носителем традиции, всех тех сохранившихся во времени ценностей, которые продолжают существовать на этом пути через поко­ления. Вы легко угадаете, какую важную помощь для понимания соци­ального поведения человека, например, для понимания беспризорности, или даже практические советы по воспитанию можно извлечь из пред­ставления о Сверх-Я. Видимо, так называемые материалистические воз­зрения на историю грешат недооценкой этого фактора. Они отделываются от него замечанием, что «идеологии» людей суть не что иное, как резуль­тат и надстройка действующих экономических отношений. Это правда, но очень вероятно — не вся правда. Человечество никогда не живет полно­стью в настоящем, в идеологиях Сверх-Я продолжает жить прошлое, тра­диция расы и народа, которые лишь медленно поддаются влияниям со­временности, новым изменениям, и, пока оно действует через Сверх-Я, оно играет значительную, независимую от экономических отношений роль в человеческой жизни.

В 1921 г. при изучении психологии масс я попытался использовать дифференциацию Я и Сверх-Я. Я пришел к формуле: «Психологическая масса является объединением отдельных личностей, которые ввели в свое Сверх-Я одно и то же лицо и на основе этой общности идентифици­ровались друг с другом в своем Я». Она относится, конечно, только к тем массам, которые имеют одного вождя¹. Если бы у нас было больше

¹ Попытка Фрейда распространить его представления о структуре личности на психо­логию масс привела его к ложной интерпретации общественных явлений, обусловлен­ность которых классово-историческими условиями как первичными по отношению к про­явлениям общественной психологии им отрицалась.

410 Тема 13. Строение личности

примеров такого рода, то предположение Сверх-Я перестало бы быть со­вершенно чуждым для нас и мы совсем освободились бы от той робо­сти, которая все еще охватывает нас, привыкших к атмосфере преиспод­ней, при продвижении на более поверхностные, более высокие слои пси­хического аппарата. Разумеется, мы не думаем, что, выделяя Сверх-Я, мы говорим последнее слово в психологии Я. Это скорее начало, с той лишь разницей, что тут не только начало трудно.

Ну а теперь нас ждет другая задача, так сказать, с другой стороны Я. Она возникла благодаря наблюдению во время аналитической рабо­ты, наблюдению, собственно говоря, очень старому. Как уже не раз быва­ло, им давно пользовались, прежде чем решились признать. Как вы знае­те, вся психоаналитическая теория, собственно, построена на признании сопротивления, которое оказывает нам пациент при попытке сделать соз­нательным его бессознательное. Объективным признаком сопротивле­ния является то, что его ассоциативные мысли остаются необъяснимы­ми или далеко уклоняются от обсуждаемой темы. Субъективно он может и признавать сопротивление, потому что испытывает ощущение стыда, приближаясь к теме. Но этот последний признак может и отсутствовать. Тогда мы говорим пациенту, что из его отношения мы заключаем, что он находится сейчас в состоянии сопротивления, а он отвечает, что ничего об этом не знает и замечает только затруднения [в появлении] ассоциа­тивных мыслей. Обнаруживается, что мы были правы, но тогда его сопро­тивление было тоже бессознательным, таким же бессознательным, как и вытесненное (Verdrangte), над устранением которого мы работали. Сле­довало бы давно поставить вопрос: из какой части его душевной жизни исходит такое бессознательное сопротивление!? Новичок в психоанализе быстро найдет ответ: это и есть сопротивление бессознательного. Дву­смысленный, неприемлемый ответ! Если под этим подразумевается, что он исходит из вытесненного, то мы должны сказать: это не так! Вытес­ненному мы скорее припишем сильный импульс, стремление пробиться к сознанию. Сопротивление может быть только выражением Я, которое в свое время осуществило вытеснение, а теперь хочет его сохранить. Так мы всегда и понимали это раньше. С тех пор как мы предполагаем в Я особую инстанцию, представляющую ограничивающие и отклоняющие требования Сверх-Я, мы можем сказать, что вытеснение является делом этого Сверх-Я, оно проводит вытеснение или само, или по его заданию это делает послушное ему Я. И вот если налицо случай, когда сопротивле­ние при анализе пациентом не осознается, то это значит, что либо Сверх-Я и Я в очень важных ситуациях могут работать бессознательно, либо, что было бы еще значительнее, что некоторые части того и другого, Я и самого Сверх-Я, являются бессознательными. В обоих случаях мы выну­ждены прийти к неутешительному выводу, что Сверх-Я и сознательное, с

Фрейд 3. Разделение психической личности 411

одной стороны, и вытесненное и бессознательное —■ с другой, ни в коем случае не совпадают¹.

<...> Прежде чем я продолжу, выслушайте мои извинения. Хочу сделать дополнения к введению в психоанализ, которое я начал пятна­дцать лет тому назад, и вынужден вести себя так, будто и вы в этот про­межуток времени не занимались ничем иным, кроме психоанализа. Я знаю, что это невероятное предположение, но я беспомощен, я не могу по­ступить иначе. И связано это с тем, что вообще очень трудно познакомить с психоанализом того, кто сам не является психоаналитиком. Поверьте, мы не хотим произвести впечатление, будто мы члены тайного общества и занимаемся какой-то тайной наукой. И все же мы должны признать и объявить своим убеждением, что никто не имеет права вмешиваться в разговор о психоанализе, не овладев определенным опытом, который мож­но получить только при анализе своей собственной личности. Когда я чи­тал вам лекции пятнадцать лет тому назад, я пытался не обременять вас некоторыми умозрительными моментами нашей теории, но именно с ни­ми связаны новые данные, о которых я хочу сказать сегодня.

Возвращаюсь к теме. Свое сомнение, могут ли Я или даже Сверх-Я быть бессознательными или они только способны осуществлять бессозна­тельные действия, мы с полным основанием решаем в пользу первой воз­можности. Да, значительные части Я и Сверх-Я могут оставаться бессоз­нательными, обычно являются бессознательными. Это значит, что лич­ность ничего не знает об их содержании и ей требуется усилие, чтобы сделать их для себя сознательными. Бывает, что Я и сознательное, вытес­ненное и бессознательное не совпадают. Мы испытываем потребность ос­новательно пересмотреть свой подход к проблеме сознательное — бессоз­нательное. Сначала мы были склонны значительно снизить значимость критерия сознательности, поскольку он оказался столь ненадежным. Но мы поступили бы несправедливо. Здесь дело обстоит так же, как с нашей жизнью: она не многого стоит, но это все, что у нас есть. Без света этого качества сознания мы бы затерялись в потемках глубинной психологии; но мы имеем право попытаться сориентировать себя по-новому.

То, что должно называться сознательным, не нуждается в обсужде­нии, здесь нет никаких сомнений. Самое старое и самое лучшее значение слова «бессознательный» — описательное: бессознательным мы называ­ем психический процесс, существование которого мы должны предполо­жить, поскольку мы выводим его из его воздействий, ничего не зная о нем. Далее, мы имеем к нему такое же отношение, как и к психическому процессу другого человека, только он-то является нашим собственным.

¹ Это положение говорит о новом подходе Фрейда к проблеме неосознаваемой психи­ки. Ее область, согласно излагаемому взгляду, охватывала, наряду со сферой бессозна­тельных влечений, также (в известных масштабах) и другие компоненты личности, в том числе ее ядро — Я.

412 Тема 13. Строение личности

Если выразиться еще конкретнее, то следует изменить предложение сле­дующим образом: мы называем процесс бессознательным, когда мы пред­полагаем, что он активизировался сейчас, хотя сейчас мы ничего о нем не знаем. Это ограничение заставляет задуматься о том, что большинство сознательных процессов сознательны только короткое время; очень ско­ро они становятся латентными, но легко могут вновь стать сознательны­ми. Мы могли бы также сказать, что они стали бессознательными, если бы вообще были уверены, что в состоянии латентности они являются еще чем-то психическим. Таким образом мы не узнали бы ничего нового и даже не получили бы права ввести понятие бессознательного в психоло­гию. Но вот появляется новый опыт, который мы уже можем продемон­стрировать на [примере] ошибочных действий. Например, для объяснения какой-то оговорки мы вынуждены предположить, что у допустившего ее образовалось определенное речевое намерение. По происшедшей ошибке в речи мы со всей определенностью догадываемся о нем, но оно не осу­ществилось, т.е. оно было бессознательным. Если мы по прошествии ка­кого-то времени приводим его говорившему и тот сможет признать его знакомым, то, значит, оно было бессознательным лишь какое-то время, ес­ли же он будет отрицать его как чуждое ему, то, значит, оно длительное время было бессознательным. Возвращаясь к сказанному, из этого опыта мы получаем право объявить бессознательным и то, что называется ла­тентным. Учитывая эти динамические отношения, мы можем теперь вы­делить два вида бессознательного: одно, которое при часто повторяющих­ся условиях легко превращается в сознательное, и другое, при котором это превращение происходит с трудом и лишь со значительными усилия­ми, а может и никогда не произойти. Чтобы избежать двусмысленности, имеем ли мы в виду одно или другое бессознательное, употребляем ли слово в описательном или в динамическом смысле, договоримся приме­нять дозволенный, простой паллиатив. То бессознательное, которое явля­ется только латентным и легко становится сознательным, мы назовем предсознательным, другому же оставим название «бессознательный». Итак, у нас три термина: сознательный, предсознательный и бессознатель­ный, которых достаточно для описания психических феноменов. Еще раз: чисто описательно и предсознательное бессознательно, но мы так его не называем, разве что в свободном изложении, если нам нужно защитить существование бессознательных процессов вообще в душевной жизни.

Надеюсь, вы признаете, что это пока не так уж сложно и вполне при­годно для употребления. Да, но, к сожалению, психоаналитическая работа настойчиво требует употребления слова «бессознательный» еще и в другом, третьем смысле, и это, возможно, и вносит путаницу. Под новым и силь­ным влиянием того, что обширная и важная область душевной жизни обычно скрыта от знания Я, так что протекающие в ней процессы следует признать бессознательными в правильном динамическом смысле, мы по­нимаем термин «бессознательный» также и в топическом или системати-

Фрейд 3. Разделение психической личности 413

ческом смысле, говоря о системе предсознательного и бессознательного, о конфликте Я с системой бессознательного (ubw), все больше придавая слову скорее смысл области души, чем качества психики. Явно неудобное открытие, согласно которому даже части Я и Сверх-Я в динамическом от­ношении бессознательны, мы воспринимаем здесь как облегчение, ибо оно позволяет нам устранить осложнение. Мы видим, что не имеем права на­зывать чуждую Я область души системой ubw, так как неосознанность не является исключительно ее характеристикой. Хорошо, не будем больше употреблять слово «бессознательный» в систематическом смысле, дав прежнему обозначению лучшее, не допускающее неправильного толкова­ния название. Вслед за Ницше и по примеру Г. Гроддека¹ мы будем назы­вать его в дальнейшем Оно (Es). Это безличное местоимение кажется осо­бенно подходящим для выражения основного характера этой области ду­ши, ее чуждости Я. Сверх-Я, Я и Оно — вот три царства, сферы, области, на которые мы разложим психический аппарат личности, взаимодействиями которых мы займемся в дальнейшем.

Но прежде только одна короткая вставка. Догадываюсь, что вы не­довольны тем, что три качества сознательного и три сферы психического аппарата не сочетаются в три мирно согласующиеся пары, видя в этом нечто омрачающее наши результаты. Однако, по-моему, сожалеть об этом не стоит, и мы должны сказать себе, что не имеем права ожидать такого приглаженного упорядочивания. Позвольте привести сравнение, правда, сравнения ничего не решают, но они могут способствовать наглядности. Представьте себе страну с разнообразным рельефом — холмами, равни­ной и цепями озер, со смешанным населением — в ней живут немцы, мадьяры и словаки, которые занимаются различной деятельностью. И вот распределение могло бы быть таким: на холмах живут немцы, они ско­товоды, на равнине — мадьяры, которые выращивают хлеб и виноград, на озерах — словаки, они ловят рыбу и плетут тростник. Если бы это рас­пределение было безукоризненным и четким, то Вильсон мог бы ему по­радоваться, это было бы также удобно для сообщения на уроке географии. Однако очевидно, что, путешествуя по этой стране, вы найдете здесь мень­ше порядка и больше пестроты. Немцы, мадьяры и словаки всюду живут вперемешку, на холмах тоже есть пашни, на равнине также держат скот. Кое-что, естественно, совпадет с вашими ожиданиями, т.е. в горах не за­нимаются рыболовством, а виноград не растет в воде. Да, картина мест­ности, которую вы представили себе, в общем и целом будет соответство­вать действительности, в частностях же вы допустите отклонения².

Не ждите, что об Оно, кроме нового названия, я сообщу вам много нового. Это темная, недоступная часть нашей личности; то немногое, что

¹ См.: Groddeck G. Das Bush von Es. Wien, 1923.

² Приведенное сравнение носит сугубо внешний по отношению к рассматриваемой
проблеме характер и потому ничего не разъясняет в структуре личности.

414 Тема 13. Строение личности

вам о ней известно, мы узнали, изучая работу сновидения и образование невротических симптомов, и большинство этих сведений носят негатив­ный характер, допуская описание только в качестве противоположности Я. Мы приближаемся к [пониманию] Оно при помощи сравнения, назы­вая его хаосом, котлом, полным бурлящих возбуждений. Мы представ­ляем себе, что у своего предела оно открыто соматическому, вбирая от­туда в себя инстинктивные потребности, которые находят в нем свое психическое выражение, но мы не можем сказать, в каком субстрате. Благодаря влечениям оно наполняется энергией, но не имеет организа­ции, не обнаруживает общей воли, а только стремление удовлетворить инстинктивные потребности при сохранении принципа удовольствия. Для процессов в Оно не существует логических законов мышления, пре­жде всего тезиса о противоречии. Противоположные импульсы сущест­вуют друг подле друга, не отменяя друг друга и не удаляясь друг от дру­га, в лучшем случае для разрядки энергии под давлением экономическо­го принуждения объединяясь в компромиссные образования. В Оно нет ничего, что можно было бы отождествить с отрицанием, и мы с удивле­нием видим также исключение из известного философского положения, что пространство и время являются необходимыми формами наших пси­хических актов. В Оно нет ничего, что соответствовало бы представлению о времени, никакого признания течения во времени и, что в высшей сте­пени странно и ждет своего объяснения философами, нет никакого изме­нения психического процесса с течением времени. Импульсивные жела­ния, которые никогда не переступают через Оно, а также впечатления, ко­торые благодаря вытеснению опустились в Оно, виртуально бессмертны, спустя десятилетия они ведут себя так, словно возникли заново. При­знать в них прошлое, суметь обесценить их и лишить заряда энергии можно только в том случае, если путем аналитической работы они ста­нут осознанными, и на этом в немалой степени основывается терапевти­ческое действие аналитического лечения.

У меня все время создается впечатление, что из этого не подлежа­щего сомнению факта неизменности вытесненного во времени мы мало что дали для нашей теории. А ведь здесь, кажется, открывается подход к самому глубокому пониманию. К сожалению, и я не продвинулся здесь дальше.

Само собой разумеется, Оно не знакомы никакие оценки, никакое добро и зло, никакая мораль. Экономический или, если хотите, количест­венный момент, тесно связанный с принципом удовольствия, управляет всеми процессами. Все эти инстинкты, требующие выхода, полагаем мы, находятся в Оно. Кажется даже, что энергия этих инстинктивных им­пульсов находится в другом состоянии, чем в иных душевных областях, она более подвижна и способна к разрядке, потому что иначе не могли бы происходить те смещения и сгущения, которые характерны для Оно и совершенно не зависят от качества заряженного (Besetzte) — в Я мы

Фрейд 3. Разделение психической личности 415

назвали бы это представлением. Чего бы мы только ни дали, чтобы по­больше знать об этих вещах! Между прочим, вы видите, что мы в состоя­нии назвать еще и другие свойства Оно, кроме того, что оно бессознатель­но, а также признаете возможность того, что части Я и Сверх-Я являют­ся бессознательными, не имея таких же примитивных и иррациональных черт. К характеристике собственно Я, насколько оно допускает обособле­ние от Оно, и Сверх-Я мы, скорее всего, приблизимся, если примем во внимание его отношение к самой внешней поверхностной части психи­ческого аппарата, которую мы обозначим как систему W—Bw. Эта сис­тема обращена к внешнему миру, она опосредует его восприятия, во вре­мя ее функционирования в ней возникает феномен сознания. Это орган чувств всего аппарата, восприимчивый, между прочим, к возбуждениям, идущим не только извне, но и из недр душевной жизни. Вряд ли нуж­дается в пояснении точка зрения, согласно которой Я является той ча­стью Оно, которая модифицировалась благодаря близости и влиянию внешнего мира, приспособлена к восприятию раздражений и защите от них, может быть сравнима с корковым слоем, которым окружен комо­чек живой субстанции. Отношение к внешнему миру для Я стало реша­ющим, оно взяло на себя задачу представлять его перед Оно для блага Оно, которое в слепом стремлении к удовлетворению влечений, не счи­таясь с этой сверхсильной внешней властью, не смогло бы избежать уничтожения. Выполняя эту функцию, Я должно наблюдать за внешним миром, откладывать в следах своих восприятий правильный его образ, путем проверки реальностью удалять из этой картины внешнего мира все добавления, идущие от внутренних источников возбуждения. По по­ручению Оно Я владеет подходами к моторике, но между потребностью и действием оно делает отсрочку для мыслительной работы, во время ко­торой использует остатки воспоминаний из опыта. Таким образом, прин­цип удовольствия, который неограниченно правит ходом процессов в Оно, оказывается низвергнутым с трона и заменяется принципом реаль­ности, который обещает больше надежности и успеха.