Женское материнское

К тому же, эти женщины, они — матери... Для любого мужчины первой женщиной в его жизни является его мать. Какой странный персонаж в жизни мужчины эта женщина, сыном которой он является, «плод ее чрева»; удивительная, осново­полагающая, бесповоротно близкая, но странная!

Забудьте на мгновение анатомические гравюры и то, что вы узнали из «естественных наук», и читайте, прислушиваясь к тому, что вы чувствуете в себе, при­знайтесь, что вы ничего в этом не понимаете! Это, кажется, происходит в ее живо­те. Он родился, как сказали ему, в боли. Слитый с ней, а она с ним, они составляли единое существо, одну кровь, одну утробу, один пол. Когда он начал отделяться от нее, она начала властвовать над ним. Она была для него всем; она, она имела нес, он догадался, что это было благодаря ему. Он дополнял ее, он заполнял ее, он был тем, чего как он не знал, недоставало. Взамен она дала ему все, всему научила, всем руководила: улыбка, слова, сфинктеры. Ее образ служит ему, чтобы симво­лизировать разметку его собственной жизни: Парка, Мадонна, Эриния, девуш­ка с обложки, оплакивание Христа.

Говорят о «материнском безумии» (А. Green), с тем чтобы обозначить ту совокупность невероятных событий, которые следуют друг за другом начиная с зачатия, беременности, рождения и т. д.: висцеральное безумие женского мате­ринского, столь протопатическое, как и оргазмическое «бешенство» эротичес­кой женственности. Сравнение тем более значимое, что для того, чтобы пере­жить это материнское безумие, нужно, чтобы мать «сделала то же самое, что и шлюха». Потому мать, она сразу, изначала изменяет своему сыну, с третьим пер­сонажем, его собственным отцом (или ее собственным отцом?). Из этого сопер­ника он пытается сделать спасителя, даруя ему то женское, которое она ему вну­шает и идентифицируется с ним настолько, насколько она ему это позволяет.

Впрочем, неправда то, что она всемогущественна; она, то присутствует, то отсутствует, возбуждая избытком и недостатком. Более или менее хорошая, доста­точно внимательная, но ветреная, она является соблазнительницей — первой, — потом она уйдет, оставшись всемогущественной только в его снах и мечтах. Но она оставляет ему послание: если он слишком возбудится, думая о ней, кара будет ужасной.

Он слышит, но нужно, чтобы он увидел, чтобы поверить в это; затем он отказывается, создает свои собственные запретные чувства, но, несомненно, ми» когда в это полностью не верит. В конце концов, эта мать, сумасшедшая, шлюха и вестница, кто же она? Когда Маленький Ганс спрашивает свою мать: «Мама, у тебя тоже есть " делать пи-пи"?», материнский ответ на удивление двусмысленен: «Разумеется. А что?» На самом деле, мать Ганса не говорит ничего; она ничего не уточняет, ни своего пола, ни своей идентичности, ни своего желания.

Сын ничего не понимает в материнском женственном своей матери, ему изменили своим женским эротизмом. С ним — это безумие; с другим — ярость. Странная двусмысленность: чего хочет женщина, чего хочет мать? Он совсем один. В поис­ках утраченного объекта он пытается идентифицироваться, опираясь на материнс­кое и женское. Но что еще нужно перенести, чтобы быть, как его мать, мать и жен­щина? Это сложно, поскольку они одновременно и похожи, и непохожи.

Тогда другое решение: так как эта мать является запретной женщиной, выбрать другую; но вот эта другая, она тоже кровоточит, наслаждается, а потом ста­новится матерью; все начинается заново. Нет, не все: женское эротическое имеет преимущества; женское материнское — только недостатки. В любом случае, речь идет о том, чтобы сохранить эротическую женственность как можно дольше, так как однажды сын видит, что его мать становится совсем маленькой и что она уми­рает. Тогда он почувствует себя еще более одиноким.