Природа почтительности и пристойного поведения 1956

Некоторые исследователи современного общества под влиянием Дюркгейма и Рэдклифф-Брауна научились искать символический смысл той или иной социальной практики и вклад этой практики в укрепление целостности и солидарности группы, которая эту практику применяет…

В данной работе мне хотелось исследовать некоторые чувства, в которых проявляется своего рода сакральность, которой наделен человек нашего урбанистического светского мира. Она раскрывается и подтверждается некоторыми символическими актами. Для доказательства этого мною будет сделана попытка построить своего рода концептуальные леса с помощью использования и преобразования некоторых из общепринятых антропологических понятий. При этом в центре внимания будут оставаться два понятия, которые я считаю центральными в данной области, - почтение и пристойное поведение. Опираясь на эти переформулированные понятия, я попытаюсь показать, что дюркгеймовская версия социальной психологии может быть эффективной и в современных условиях.

Работа основывается на данных, полученных главным образом в результате кратковременного наблюдения за пациентами с психическими расстройствами в современной научно-исследовательской клинике. Я полагаю, что вполне логично изучать личные качества людей, которые наблюдались в закрытом заведении, поскольку вне его стен поддерживать их в нормальном состоянии не представлялось возможным. Нарушение правил приличия с их стороны происходит в условиях закрытой палаты, но сами правила, которые нарушаются, носят общий характер. Поэтому от изучения палаты мы можем перейти к общему исследованию нашего англо-американского общества.

Введение. Правило поведения можно определить как руководство к действию, которое рекомендуется не потому, что оно приятно, дешево или эффективно, но потому, что оно подходит для данных условий и является справедливым. Нарушения правил вызывают характерное чувство неловкости и ведут к применению негативных социальных санкций. Правила поведения пронизывают все сферы деятельности и поддерживаются множеством способов. Однако во всех случаях, даже не имея в виду жизнь корпораций, эта поддержка осуществляется группой приверженцев. Это одна из общесоциологических тем. Приверженность правилам ведет к постоянству и стандартизации поведения; и хотя эта приверженность не единственный источник порядка в человеческих отношениях, она, тем не менее, чрезвычайно важна. Разумеется, одобряемые правила поведения часто нарушаются тайком, их стараются обойти, а подчас им следуют в силу социально не одобряемых причин. Однако эти варианты оказываются лишь дополнением к случаям, когда правила регулируют, по крайней мере, внешнюю сторону поведения.

Правила поведения ограничивают индивида двумя основными способами: непосредственно - в качестве обязанностей, устанавливающих моральные границы его поведения, и косвенно – в качестве ожиданий, определяющих моральные границы поведения других в отношении этого индивида. Медицинская сестра, например, обязана следовать медицинским предписаниям в отношении своих пациентов. В то же время, она ожидает послушания и сотрудничества с ней со стороны пациентов с тем, чтобы она могла выполнять свои обязанности по отношению к ним. Это послушание, в свою очередь, может рассматриваться как обязанность пациентов по отношению к сестре. Оно указывает на межличностный характер многих правил, на их организацию по принципу «актор-реципиент», а именно: то, что является обязанностью одного человека, часто бывает ожиданием другого.

Так как обязанности подразумевают ограничения на некоторые способы действия, мы их иногда трактуем как трудные и утомительные в плане выполнения. Если они и выполняются, то только с включением сознания и с зубовным скрежетом. В действительности большинство действий, совершаемых человеком, исходя из правил поведения, совершаются им без размышлений. Если актору задать вопрос: почему он так делает, он ответит, что делает так «без особых причин» или потому, что ему «хотелось сделать так, а не иначе». Лишь в случае, когда что-то мешает установившейся практике, он понимает, что его мало-мальски самостоятельные действия постоянно созвучны с нормами приличия его группы, и невозможность соблюдать эти нормы становится для него причиной стыда и унижения. Точно так же он может воспринимать как должное свои ожидания в отношении других, и только когда ситуация неожиданно меняется в худшую сторону, он вдруг обнаруживает, что у него есть основания для возмущения.

Таким образом, мы выяснили, что человек может выполнять ту или иную обязанность, не ощущая ее. Далее мы увидим, что, если обязанность ощущается как нечто, что должно быть выполнено, то человек, наделенный этой обязанностью, воспринимает ее либо как желательную, либо как обременительную. Короче говоря, он воспринимает ее либо как приятную, либо как неприятную. В действительности одна и та же обязанность может восприниматься как желательная в одном отношении и как нежелательная – в другом. Например, медицинская сестра, раздающая больным лекарства, может испытывать удовлетворение, поскольку благодаря этой процедуре она устанавливает дистанцию с санитарками (которые, по мнению сестер, в известном смысле «недостаточно хороши» для такого рода деятельности). Но, с другой стороны, эта обязанность может стать обременительной, когда, скажем, сестра сталкивается с тем, что дозировки определяются написанными неразборчивым почерком врачебными предписаниями. Сходным образом ожидание может восприниматься лицом, на которое направлено это ожидание, как желательное, например, в случае, когда это лицо получает заслуженное повышение по службе, или как нежелательное, когда это лицо заслуженно увольняют с работы. В обиходе правило, которое воспринимается актором или реципиентом как желательное лично для него, вне зависимости от соотношения этого правила с нормами приличия, иногда называется правом или привилегией. Так эти термины будут использоваться далее в тексте, хотя в них заключен дополнительный смысл, указывающий на особый разряд правил, к которым индивид может прибегать, но чего от него не требуется. Также следует отметить, что приятная обязанность актора может стать приятным ожиданием реципиента, как, например, обязательный поцелуй мужа жене по возвращении с работы. Однако последний пример подразумевает разные комбинации.

Когда человек вовлечен в выполнение каких-либо правил, то он посредством этого стремится представить себя соответствующим образом. В случае, когда речь идет об обязанностях, он становится для себя и для других кем-то, кто просто следует этому правилу, кем-то, от кого ожидается, что он естественным образом будет поступать так, а не иначе. Когда речь идет об его ожиданиях, то он придерживается убеждения, что другие будут должным образом выполнять свои обязанности и в отношении его, поскольку их отношение к нему выражает концепцию его личности. Утверждая себя как такого рода личность, которая относится особым образом к другим, он ожидает, что другие будут также относиться к нему особым образом, этот человек должен убедиться, что у него будет возможность действовать именно так и быть именно такой личностью. Например, у определенных психиатров бывает момент, когда обязанность оказывать психотерапевтическую помощь пациентам, их пациентам, трансформируется в нечто, что они должны делать, если они хотят сохранить тот образ, который они из себя создали. То, во что выливается эта трансформация, можно увидеть на начальных этапах карьеры некоторых из них, когда они разрываются между исследованиями, административной работой и терапевтической помощью тем, кто в противном случае остался бы без присмотра.

Таким образом, в целом, когда правило поведения нарушается, мы видим, что рискуют быть дискредитированными два человека: один, наделенный обязанностью, который должен был руководствоваться правилом, другой - ожидающий, что к нему будут относиться особым образом в силу этого правила. Опасность витает как над актором, так и над реципиентом.

Акт, на который распространяется правило поведения, является, таким образом, актом коммуникации. Этот акт представляет собой способ, благодаря которому подтверждаются самости двоих – того, для которого правило является просто обязанностью, и того, для которого правило является лишь ожиданием. Акт, на который распространяются правила поведения, но который им не соответствует, также – и даже чаще – является актом коммуникации, поскольку нарушение правил становится событием. Причем это происходит таким образом, что самости участников лишаются подтверждения. Следовательно, правила поведения преобразуют как действие, так и бездействие в экспрессивное послание. Подчиняется ли индивид правилам или нарушает их – в любом случае сообщается нечто значимое. Например, в палатах, где проходило исследование, каждый психиатр-исследователь ожидал, что его пациенты будут вовремя являться на сеанс психотертапии. Когда пациенты выполняли эту обязанность, они тем самым демонстрировали, что они должным образом осознали необходимость в своем лечении, и что их психиатр является тем человеком, который может установить «добрые отношения» с пациентами. Если же какой-то пациент отказывался появляться на сеансе, то другие в палате склонялись к мысли, что он «слишком болен», поэтому не знает, что для него полезно, а, возможно, его психиатр не тот человек, который может устанавливать отношения. И посещение, и непосещение пациентами терапевтических сеансов психотерапии сообщает нечто важное персоналу и другим пациентам в палате…

Рассматривая правила поведения, их для удобства можно разделить на два класса – симметричные и асимметричные. Симметричное правило – это правило, которое налагает на индивида такие же обязательства и вызывает такие же ожидания в отношении других, какие другие имеют в отношении его. Например, в двух исследуемых палатах, как, впрочем, и в большинстве мест, где пребывают члены общества, существует понимание, что один индивид не должен красть у другого индивида. При этом разница их относительных статусов не играет никакой роли. Далее, каждый индивид аналогичным образом ожидает, что и он не будет обокраден другим индивидом. То, что мы называем взаимной учтивостью и правилами общественного порядка, имеет симметричный характер. Таковыми были библейские заповеди, как, например, правило: не возжелай жены ближнего твоего. Асимметричное правило – это такое правило, в соответствии с которым другие относятся к индивиду и он относится к ним иначе в сравнении с тем, как он относится к ним и, соответственно, они относятся к нему. Например, врачи дают медицинские указания сестрам, но сестры таких указаний врачам не дают. Подобным же образом в ряде американских больниц сестры должны вставать, когда в помещение заходит врач, врачи же обычно не встают при появлении сестер.

Исследователи предложили несколько критериев различения типов правил. Один из них, например, позволяет различать формальные и неформальные правила. Для нашего исследования важным будет различие между содержательным правилом (substance) и церемонией (ceremony)[15]. Содержательное правило – это правило, которое управляет поведением в отношении тех аспектов, которые воспринимаются как имеющие значимость сами по себе, вне зависимости от того, что именно сообщает о самости участников нарушение или соблюдение этого правила. Так, когда индивид удерживается от воровства у других, он следует реальному правилу, которое служит преимущественно для защиты собственности этих других и лишь отчасти – для защиты представления, которое они о себе создали как о людях с правами собственников. Экспрессивные смыслы содержательных правил официально считаются вторичными. И это представление необходимо поддерживать, даже если в некоторых ситуациях каждый может ощутить, что участники преимущественно озабочены экспрессивной стороной дела.

Церемониальное правило – это такое правило, которое управляет поведением в отношении тех аспектов, которые воспринимаются как имеющие вторичную значимость или даже не имеют никакой значимости сами по себе. Их сугубая важность – по крайней мере официально – в том, чтобы служить конвенциональным способом коммуникации, с помощью которого индивид выражает свой характер или передает свою оценку других участников ситуации. Такое словоупотребление отличается от обыденного. Обычно под «церемонией» понимается предельно детализированная фиксированная во времени совокупность символических действий, совершаемых августейшими акторами по торжественным поводам, при этом вполне вероятно обращение к религиозным чувствам участников. Делая акцент на том общем, что есть между процедурой прикосновения к шляпе при встрече, и процедурой коронации, я по необходимости не обращаю внимания на различия между ними в такой степени, что многие антропологи могли бы, вероятно, счесть это недопустимым.

Во всех обществах правила поведения обычно объединяются в коды, которые гарантируют, что каждый действует подобающим образом и получает в ответ должное. В нашем обществе код, который управляет реальными правилами и реальными экспрессиями, включает в себя наши законы, мораль и этику. Код же, управляющий церемониальными правилами и церемониальными экспрессиями, представляет собою часть того, что называется этикетом. Все наши институты располагают обоими типами кодов, но в данной работе внимание будет сосредоточено только на церемониальном коде.

Акты или события, т.е. носители знаков или символы, которые несут церемониальные послания, весьма разнообразны по своему характеру. Они могут иметь вербальный характер, когда, например, индивид делает заявление, содержащее похвалу или уничижение в собственный адрес или в адрес другого, причем делает это на особом языке и с особой интонацией. Они могут быть выражены с помощью жеста, когда сама манера держаться передает либо высокомерие, либо раболепие. Они могут фиксироваться в пространстве, когда индивид проходит в дверь перед другим индивидом или сидит справа, вместо того, чтобы сидеть слева. Они могут быть связанными с манерой получения задания, когда, например, индивид милостиво принимает задание и выполняет его в присутствии других с апломбом и проворно. Они могут быть связаны с такой структурой коммуникации, когда индивид говорит чаще, чем другие, или требует к себе больше внимания, чем они…

Совокупность символов, которые используются данной социальной группой в церемониальных целях, можно назвать церемониальной идиомой …

Церемониальная деятельность содержит некоторые базовые составляющие. Как уже было заявлено, главная цель этой работы – провести разграничительную линию между двумя из этих составляющих – почтительностью и пристойным поведением – и выявить различия между ними.

Почтительность. Под почтительностью я понимаю тот компонент деятельности, который служит в качестве символического средства, с помощью которого почтение передается реципиенту в соответствии с установленным ритуалом. Это может означать, кроме того, что данный реципиент рассматривается как символ, продолжение или представитель чего-либо. Эти знаки признательности представляют собой способы, с помощью которых актор торжественно заявляет о своем отношении к реципиенту и подтверждает это отношение. В некоторых случаях как актор, так и реципиент, могут вообще не быть людьми, как, например, в случае с встречающимися пароходами, которые приветствуют друг друга четырьмя короткими гудками. В других случаях актор является человеком, а реципиент – неким объектом или идолом, как в случаях с моряком, салютующим капитанскому мостику перед тем, как подняться на борт, или с католиком, преклоняющим колени перед алтарем. Однако я буду рассматривать только те выражающие почтение ритуалы, которые совершаются, когда оба – актор и реципиент – являются людьми. При этом неважно – действуют ли они от своего имени или от имени кого-то или чего-то другого. Подобного рода церемониальная активность прослеживается, пожалуй, наиболее отчетливо в кратких приветствиях, комплиментах, извинениях, которые служат своеобразной орфографией социального общения (intercourse) и могут быть названы «статусными» или «межличностными» ритуалами. Я использую термин «ритуал» потому, что эта деятельность, сколь бы неформальной и лишенной религиозного содержания она ни была, представляет собой способ, с помощью которого индивид должен защищать и оформлять символические смыслы своих действий в присутствии объекта, который для него имеет особую ценность...

Индивид может стремиться к почтению, зарабатывать или заслуживать его. Но, по большому счету, ему не позволено выказывать почтение себе самому. Будучи вынужден искать почтение со стороны других, он находит дополнительные причины для продолжения этого поиска. В свою очередь, общество получает дополнительные гарантии, что его члены войдут в процесс интеракции (interaction) и углубят связи друг с другом. Если бы индивид мог сам себе оказывать почтение, которого он желает, то в обществе обнаружилась бы тенденции к распаду на отдельные островки, населенные одинокими людьми, создающими свой собственный культ, и пребывающими в процессе постоянного поклонения своей собственной особе.

Признание, передаваемое в акте почитания, подразумевает, что у актора есть чувство уважения по отношению к реципиенту, часто включающее в себя общую оценку реципиента. Уважение – это то, что индивид постоянно испытывает в отношении других; он знает достаточно, чтобы придумать нечто по тому или иному случаю, однако, выказывая почтение, он не способен детально объяснить, что в действительности он имеет в виду.

Те, кто выказывает почтение индивиду, могут, разумеется, чувствовать, что он – воплощение некоей добродетели, представитель чего-либо, и они воздают ему должное не из-за того, что они думают о нем «лично», но несмотря на это. В некоторых организациях, например, в армии на такой рационализированной процедуре оказания почестей целенаправленно делается акцент, что приводит к тому, что сугубо формальный и безличный ритуал направлен как раз на личность.

Автоматически выказывая уважение, которого у него в действительности нет, актор чувствует, что он сохраняет внутреннюю независимость, отказывая в поддержке церемониальному порядку в результате лишь формального участия в церемониале. И, разумеется, тщательно соблюдая все формальные детали ритуала, он может почувствовать себя свободным в плане выражения всех возможных форм непочтительности путем осторожного изменения интонации, произношения, темпа и т.д.

Когда речь заходит о почтении, то в качестве модели обычно рассматривается модель ритуалов почитания, подчинения и умилостивления, которые выполняет некто подвластный по отношению к обладателю власти. Почтение мыслится как что-то, что подчиненный должен своему начальнику. Это весьма ограниченное понимание почтения по двум причинам. Во-первых, существует огромное множество форм симметричного почтения, которое оказываются лицами равными друг другу в социальном отношении. В некоторых обществах, например, на Тибете приветствие равных высокопоставленных особ становится продолжительным выражением ритуального поведения, превосходящем по длительности и экспансивности акты почтения, которые некое лицо выказывает своему правителю в менее ритуализированных обществах. Кроме того, существуют и обязанности выказывания почтения, которые есть у вышестоящего лица по отношению к своим подчиненным. Высшие священнослужители во всем мире должны отвечать на знаки внимания, оказываемые им, фразой, смысл которой в разных культурах сводится примерно к следующему: «Благословляю тебя, сын мой!». Во-вторых, уважение, которое актор выказывает реципиенту, не обязательно должно быть наполнено почтительным страхом. Существуют другие виды почтения, которое выказывается также путем ритуалов межличностного общения. В качестве примера можно привести ритуал доверия, которое оказывается хозяином дома неожиданным странникам, или ритуал оценки способностей, когда один человек уважительно принимает технический совет другого. Чувство уважения, которое играет важную роль в ритуале почтения, может проявляться в виде чувства привязанности к человеку или к дому. Наиболее ярко это проявляется в нашем обществе в долге молодожена по отношению к своей жене, к которой он относится с любовным почтением и всюду, где только можно, перестраивает свое обычное поведение в этом ключе…

В целом почтительное поведение окрашено в учтивые и вежливые тона, передающие оценку реципиента, которая во многих отношениях может оказаться более комплиментарной в сравнении с тем, что акторы ощущают в действительности. Обычно актор предоставляет реципиенту возможность для сомнений. Он может даже маскировать отсутствие уважения повышенным вниманием к деталям ритуала. Тем самым акты почтения часто связаны с определенным эталоном общения между актором и реципиентом, с которым отныне должна соотноситься их реальная практика отношений. В крайнем случае, реципиент может воспринять церемониальную ситуацию в качестве реальной и на этом основании выдвинуть некие притязания. Однако если он опрометчиво сделает это, то его отношения с актором скорее всего изменятся. Люди осознают, что реципиент не должен понимать актора буквально, а тем более выкручивать ему руки на предмет выказывания почтения и должен довольствоваться демонстрацией уважения, которая может отличаться от более весомых форм выражения почтения. Следовательно, оказывается, что многие автоматически выполняемые акты почтения содержат остаточные смыслы, связанные с деятельностью, в которой никто больше реально не участвует, и подразумевающие оценки, которые никто больше не ожидает. Тем не менее, мы знаем, что пренебрежение этими рудиментами не может остаться безнаказанным.

Наряду с чувством уважения в актах выражения почтения содержится своего рода заверение, выражающее в сжатой форме торжественное обещание, клятву актора относиться к реципиенту по-особому в будущем. Клятва подтверждает, что ожидания и обязанности реципиента, как реального, так и церемониального плана, будут восприняты и поддержаны актором. Тем самым акторы обещают, что они будут разделять представление о самости, которое реципиент выработал, исходя из правил, которыми он руководствуется…

Я уже упомянул (несколько) весьма распространенных форм выражения почтения в представительских ритуалах: приветствия, приглашения, комплименты и мелкие услуги. С их помощью реципиенту сообщается, что он не изолированный остров, и что он с его заботами в той или иной степени не безразличен для других. Взятые вместе, эти ритуалы представляют собой кальку тех пределов, в которых ego реципиента доступно для других.

Итак, нами были рассмотрены два основных типа ритуалов выказывания почтения: представительские ритуалы, посредством которых актор зримо выражает свою оценку реципиента, и ритуалы уклонения (avoidance rituals), принимающие форму предписаний, запретов и табу, направленных на действия, от которых актор должен удерживаться. Если он совершает такие действия, то тем самым нарушает право реципиента держать актора на дистанции. Мы уже знакомы с этим различием из дюркгеймовского деления ритуалов на позитивные и негативные.[16]

Если мы предполагаем, что существует нечто, что должно быть сделано и сказано в отношении реципиента, и то, что не должно быть сделано и сказано, то нам должно быть ясно, что неизбежны внутреннее противостояние и конфликт между этими двумя формами почтения. Если мы спрашиваем о здоровье человека, о его семье, о делах, то мы показываем нашу искреннюю заинтересованность. Однако если этот ритуал будет совершен в особом контексте, то это будет означать, что мы вторглись на запретную территорию. Это становится ясным, когда такие вопросы задает человек с неподобающим статусом, или если недавние события делают ответы на них болезненными. Дюркгейм подчеркивает: «Человеческая личность – это священное понятие. Никто не смеет нарушать ее границы и вторгаться в ее пределы. И в то же время величайшее благо для нее – общение с другими».[17]

Пристойное поведение. Итак, было заявлено, что церемониальная сторона реального поведения включает в себя, как минимум, две базовых составляющих - почтительность и пристойность. Почтение было определено как признательная оценка какого-либо человека, которую индивид доносит до этого человека либо посредством ритуалов уклонения, либо посредством ритуалов представления, и мы уже обсудили эту проблему. Сейчас можно перейти к проблеме пристойного поведения.

Под пристойностью я буду иметь в виду те элементы церемониального поведения индивида, которые обычно передаются с помощью манер, одежды, умения держаться. С помощью этих манер индивид демонстрирует своему непосредственному окружению то, что он представляет собою некую личность, обладающую определенными желательными, либо нежелательными качествами. В нашем обществе «хорошо» или «должным образом» ведущий себя человек должен обладать такими свойствами как благоразумие и искренность; умеренность в своих запросах; спортивность; владение речью и осанкой; самоконтроль над своими чувствами, аппетитом и желаниями; устойчивость в критических ситуациях и т.д.

При попытке проанализировать качества, передающиеся через поведение, возникает несколько тем для обсуждения. Благовоспитанный человек обладает качествами, которые обычно ассоциируются с «воспитанием характера» или «социализацией»… Другие – правильно или ошибочно - пытаются использовать эти качества в диагностических целях, как свидетельства того, что именно представляет собой актор вообще, в другое время и в другой обстановке, когда он занимается другими видами деятельности. В дополнение следует отметить, что умеющий вести себя человек – это тот, кто умеет оградить свой мир от бесцеремонного вмешательства и таким образом защитить себя от исходящего от других заражающего воздействия. Но наиболее важным является то, что пристойное поведение – это необходимое условие для превращения актора в того, на кого можно положиться в том плане, что он станет хорошим партнером в актах коммуникации (interactant) и будет действовать так, чтобы не подвергать опасности других, которые представляют себя в качестве его партнеров в коммуникации.

Следует еще раз подчеркнуть, что пристойное поведение включает в себя черты, извлеченные из интерпретаций других, основанные на том, как индивид представляет себя в процессе социального общения. Сам индивид не может обрести эти черты с помощью словесных уверений о том, что он ими обладает, хотя он иногда самонадеянно может пытаться это делать. (Он может, однако, ухитриться вести себя так, что другие в процессе интерпретации его поведения могут приписать ему такие качества, какие он хотел бы, чтобы другие видели в нем.) Следовательно, в целом, хотя с помощью почтительного поведения индивид и создает собственный образ, но, строго говоря, это не тот образ, который предназначен для его внутреннего употребления. Это, конечно, не должно мешать нам понять и то, что человек может вести себя пристойно, благодаря тому, что он обладает высокой самооценкой, и, наоборот: того, кто не обладает этим качеством, могут обвинить в отсутствии «самоуважения» или в том, что он даже в своих собственных глазах ставит себя весьма низко…

Правила пристойности, как и правила почтительности, могут быть симметричными и асимметричными. Между людьми, равными в социальном отношении, чаще всего предписаны симметричные правила. Среди неравных людей возможны различные комбинации. Например, у врачей во время собраний персонала психиатрических подразделений клиники была привилегия ругаться, менять тему беседы, сидеть в не совсем приличных позах. Санитары и санитарки, с другой стороны, могли присутствовать на собраниях персонала и даже задавать вопросы (в духе ориентации на методы групповой терапии, характерной для этого рода учреждений), однако подразумевалось, что они должны были вести себя с большей осмотрительностью, чем врачи… Предельный случай этих правил – отношение между хозяином и слугой, когда, например, придворные дамы и кавалеры должны в пристойной манере оказывать услуги недостойному королю. Аналогично и врачи имели право побездельничать в комнате сестер, растянуться на смотровой кушетке, пошутить и побалагурить с сестрами. Персонал низших рангов мог принять участие в этом неформальном общении с врачами, но только тогда, когда его инициировали сами врачи.

Почтительность и пристойное поведение. Почтительность и пристойное поведение – аналитические термины. В практическом плане действия, которые они обозначают, налагаются друг на друга. Действие, с помощью которого индивид выказывает свое почтение другим, или отказывается делать это, является типичным средством демонстрации того, насколько хорошо он воспитан. Некоторые стороны данного наложения можно прокомментировать. Во-первых, осуществляя данный акт представительского почтения, например, предлагая гостю стул, актор обнаруживает, что это можно сделать уверенно и гладко, демонстрируя самоконтроль и выдержку, а можно – неловко и неуверенно, демонстрируя нерешительный характер. В данном случае мы имеем дело со случайной и побочной связью между почтительностью и пристойностью. Для иллюстрации можно воспользоваться нашими материалами по поводу взаимоотношений между врачами и пациентами. Одна из жалоб со стороны врачей заключалась в том, что пациенты не принимают душ перед врачебным осмотром. Прием душа – это способ выказывания почтения врачу и в то же время это возможность для пациента продемонстрировать, что он чистоплотный человек с хорошими манерами. Другой пример. Громкая речь, крики, пение нарушают право других больных на одиночество и покой, а с другой стороны, указывают на плохое воспитание и отсутствие контроля за эмоциями.

Влияние той же самой связи между почтительностью и пристойностью прослеживается в церемониальных сложностях межгрупповой интеракции: жесты почтения, ожидаемые членами одного общества, иногда несовместимы со стандартами пристойности, которых придерживаются члены другого общества. Например, в течение ХIХ века дипломатические отношения между Великобританией и Китаем были весьма напряженными в силу того обстоятельства, что от британских послов при посещении китайского императора требовался Kot`ow[18], они же воспринимали этот ритуал как несовместимый с их чувством собственного достоинства.

Вторая форма связи между почтительностью и пристойностью проявляется в том, что желание отдать долг уважения другим является одним из качеств, которое индивид должен выразить своим поведением, равно как и желание вести себя пристойно является общепринятым способом выражения уважения к окружающим.

Какими бы ни были практические связи между почтительностью и пристойностью аналитические связи между этими понятиями «взаимодополняющие», а не связи идентичности. Образ себя, который индивид должен передать другим, совсем другого типа, нежели тот, который другие должны составить об индивиде. Образы почтения указывают на большое общество, выходящее за рамки непосредственной интеракции, на место, которое индивид занимает в иерархии этого общества. Образы пристойности указывают на качества, которые могут быть раскрыты в процессе интеракции благодаря тому или иному социальному положению, занимаемому индивидом, поскольку эти качества связаны больше с тем, как индивид использует свое положение, нежели чем с рангом и местом этого положения относительно положения других.

Далее. Образ себя, который индивид должен передать другим посредством поведения, является чем-то вроде оправдания и восполнения того образа, который другие должны передать путем выражения почтения индивиду. Каждый из этих образов может в действительности служить гарантией и способом проверки другого образа. Во многих культурах можно обнаружить формы обмена знаками внимания (interchange). Например, хозяин выказывает уважение гостям, подчеркивая, как рад он их видеть и как высоко он их ценит. Они, в свою очередь, должны хотя бы раз не согласиться со столь высокой их оценкой (offering), показывая тем самым, что они не самонадеянные и не нескромные, и что они не сгорают от нетерпения получить благорасположение хозяина. Точно таким же образом, когда мужчина хочет встать при появлении женщины, оказывая уважение к ее полу, а она прерывает и останавливает его, демонстрируя, что она не дорожит своими правами в этом качестве, и готова определить ситуацию как такую, которая складывается между равными людьми. Следовательно, в целом, когда некто относится к другим почтительно, он предоставляет им возможность устранить преувеличенную благорасположенность, продемонстрировав тем самым свои хорошие манеры. Посредством этой дифференциации в символизации функций почтения и пристойности общество создает атмосферу, строящуюся на более возвышенных образах, чем те, которые проистекали бы лишь из оценки чьих-либо заслуг. Все согласны с тем, что практично оказывать почтение в отношении других, давая им несколько завышенную оценку, и, понимая, что такого рода индульгенция будет отклонена и воспринята как свидетельство хорошего воспитания.

Вместе с тем, существуют и другие взаимодополняющие связи между почтительностью и пристойностью. Если индивид чувствует, что ему необходимо вести себя пристойно, чтобы к нему отнеслись почтительно, он должен пребывать в положении, позволяющем ему сделать это. Он, например, должен быть в состоянии скрыть от окружающих те свои стороны, которые могут заставить их прийти к мысли, что он не достоин их внимания, быть в состоянии уединиться, когда он находится в неприглядном виде с точки зрения одежды, настроения, позы или действия. Ритуалы уклонения, которые другие осуществляют в отношении его, дают ему пространство для маневра, позволяя демонстрировать только те стороны личности, которые заслуживают уважения. В то же время в результате этого уклонения другим легче уверить себя в том, что почтение, которое они ему выказывают, оправданно.

Чтобы показать разницу между почтительностью и пристойностью, я выделил взаимодополняющие отношения между ними. Однако даже этот род зависимости может быть чрезмерно акцентирован. Тот факт, что человеку не удается выказать должное почтение в отношении других, не освобождает их от обязанности вести себя подобающим образом в его присутствии, какое бы неудовольствие это у них не вызывало. Точно таким же образом неспособность индивида вести себя пристойно не освобождает окружающих от необходимости относиться к нему с должным почтением. Только путем разделения почтительности и пристойности мы можем оценить многие аспекты церемониальной жизни. Например, тот факт, что группа может преуспеть в одной из этих областей поведения и иметь плохую репутацию в другой области…

Мы должны понять, далее, что существует масса случаев, когда было бы неправильно со стороны индивида сообщать о себе то, что другие готовы сообщить ему о нем, поскольку каждый из этих двух образов является гарантией и оправданием другого образа. Речь не идет о зеркальном отражении одного образа в другом. Мысль Мида о том, что индивид примеряет на себя установку, которую другие имеют по отношению к нему, кажется нам чрезмерным упрощением ситуации. Индивид скорее должен полагаться на других для завершения картины своей личности, которую ему позволено раскрашивать только определенными красками. Каждый индивид ответственен за пристойность собственного образа и за почтительное отношению к нему других. Чтобы завершенная личность человека получила выражение, люди должны взяться за руки, образуя своего рода церемониальную цепь, когда каждый, выражая почтение, и пристойно ведя себя по отношению к тому, кто справа, в ответ получает то же самое от того, кто слева. Можно согласиться, что индивид является обладателем уникальной, всецело принадлежащей ему личности. Однако свидетельство этого обладания – полностью продукт совместного церемониального труда: когда та часть личности, которая выражается через пристойное поведение индивида, не более значима, чем та часть, которая выражается другими посредством их почтительного поведения в отношении к нему.

ЗаключениеПравила поведения, которые связывают актора и реципиента, – это социальные связи. Однако многие действия, которые осуществляются в соответствии с этими правилами, носят нерегулярный характер и требуют много времени для завершения.

Следовательно, возможностей для утверждения морального порядка в обществе немного. Именно здесь церемониальные правила выполняют свою социальную функцию, так как многие из актов, подпадающих под действие этих правил, непродолжительны, не связаны с большими затратами, и могут совершаться в процессе каждой социальной интеракции. Какой бы ни была деятельность по своему характеру и сколь бы приземленной она ни была, всегда имеется много возможностей для проведения в ее рамках локальных церемоний, коль скоро в этой деятельности участвуют и другие люди. Посредством этих ритуалов, определяемых церемониальными обязанностями и ожиданиями, общество наполняется снисхождением и терпимостью. Другие люди своим присутствием постоянно напоминают индивиду, что как хорошо воспитанный человек он должен держаться вместе с ними, подтверждая тем самым священность этих других. Жесты, которые мы иногда называем пустыми, возможно, являются на самом деле наиболее содержательными.

Следовательно, важно понимать, что личностное достояние человека (the self) является отчасти объектом поклонения, чем-то сакральным, к чему надо относиться с соответствующей ритуальной заботой с тем, чтобы она предстала перед глазами других в должном свете. Пристойное поведение индивида, когда он вступает в контакт с другими, и когда другие с почтением относятся к нему, является средством утверждения этой личности. В равной степени важно понимать, что, если индивид должен играть в эту священную игру, то для нее необходимо найти подходящее поле. Окружающая среда должна гарантировать, что индивид не заплатит слишком высокую цену за свое пристойное поведение и что в ответ получит соответствующую почтительную реакцию. Практики почтительности и пристойности должны быть институционализированы так, чтобы индивид был в состоянии развернуть жизнеспособную священную самость, и продолжал оставаться в игре на соответствующей ритуальной почве.

Далее. Среда, описанная в терминах церемониальности действия, является местом, где либо легко, либо трудно играть в ритуальную игру наличия самости. Там, где церемониальные практики тщательно институционализированы, как это было, например, в палате А, оказывалось, что личностью быть легко. Когда эти практики не установились, как до известной степени было в палате Б, то в этих условиях личностью быть трудно. То, что в одной палате легко сохранять свою личность, а в другой это оказывается сложным, зависит отчасти от типа пациентов, собранных в палате, и от типа режима, который пытается поддерживать персонал.

Одно из оснований разделения пациентов психиатрических больниц по всему миру на категории, - это степень легко определяемого «умственного расстройства». По большому счету это означает, что пациенты делятся на категории в соответствии с тем, в какой степени они нарушают церемониальные правила социального общения. Существуют весомые практические причины помещения пациентов в разные палаты на этом основании, и действительно, та больница считается отсталой, где не применяется данная практика. Тем не менее, подобного рода деление часто приводит к тому, что те, кто безнадежно утратил навыки цивилизованности в одном аспекте поведения, помещаются в непосредственной близости от тех, кто безнадежно утратил навыки цивилизованности в другом аспекте. Таким образом, индивиды, которые по крайней мере готовы сохранять свою личность (project a sustainable self), помещаются в окружение, где это практически невозможно.

Именно в этом контексте мы можем по-новому взглянуть на некоторые представляющие интерес моменты, связанные с эффективностью принуждения и давления на индивида. Если предполагается, что индивид должен вести себя пристойно и выказывать соответствующее почтение, тогда у него должно быть пространство для самоопределения. У него должен быть достаточный запас тех мелочей, которые в его среде используются в русле идиомы почтительности (idiom of regard), – сигарет и еды, которыми можно угостить, стульев, которые можно предложить гостям и т.д. У него должна быть свобода движений, чтобы он мог принять позу, которая передает соответствующее уважение к другим, и свидетельствует о его хороших манерах. Если пациент привязан к кровати, он может не найти практических причин, чтобы не делать под себя, и, естественно, не может встать при появлении женщины. Ему необходим запас чистого белья, если он должен выглядеть, как подобает приличному человеку. Чтобы быть привлекательным, ему может понадобиться галстук, ремень, шнурки для ботинок, зеркало и бритвенные лезвия, словом, он нуждается именно в тех вещах, выдавать которые администрация отказывается, считая это неразумным. У него должен быть доступ к кухонной утвари, которую его общество рассматривает в качестве подобающей для использования, поскольку он может обнаружить, что мясо неудобно есть при помощи картонной ложки. И, наконец, без каких-либо особых последствий для себя он должен иметь право отказаться от некоторых видов работ, проходящих сейчас под рубрикой «трудовой терапии», выполнение которых его социальная группа считает infra dignitatem[19].

Когда на индивида оказывается предельное давление, он автоматически выпадает из круга пристойности. Для него недоступны носители знаков и физические символы, с помощью которых осуществляются обычные церемонии. Другие могут выказать почтение в отношении его, но он не в состоянии ответить так, чтобы показать, что он этого достоин. Единственные церемониальные фразы, на которые он способен, это непристойности.

История лечения психических болезней – это история изобретения стягивающих, сдавливающих, сжимающих приспособлений, среди которых стесняющие движение перчатки и камзолы, цепи, приковывающие к полу и креслу, наручники, «намордники», открытый для наблюдения туалет, шланг для обливания, смирительная рубашка, картонные приборы для еды и т.д. Использование этих приспособлений предоставляет обширный материал для размышлений о способах, с помощью которых личность лишают почвы для церемониального поведения. С другой стороны, эта история дает нам представление об условиях, которые должны обеспечиваться, чтобы индивиды сохраняли свою личность. К сожалению, и по сей день существуют больницы, где прошлое заведений подобного рода можно изучать опытным путем. Исследователи межличностных церемониалов должны разыскивать эти учреждения столь же упорно, как разыскивали исчезающие культуры исследователи форм родства.

В данной работе я отстаивал мысль, что мы можем узнать о церемониальных ритуалах, изучая современную светскую ситуацию, а именно ситуацию, в которой оказался индивид, отказавшийся использовать церемониальную идиому своей группы, в силу чего его госпитализировали. В контексте пересечения культур целесообразно посмотреть на это как на продукт нашего сложного разделения труда, когда пациентов объединяют, вместо того, чтобы предоставить каждого самому себе. Кроме того, это разделение труда соединяет вместе тех, обязанностью которых является забота об этих пациентах.

Мы, таким образом, подошли к особой дилемме, перед которой стоит медицинский работник. Как член большого общества, он должен принимать меры против больных с психическими расстройствами, которые нарушают правила церемониального порядка, но его профессиональная роль обязывает его заботиться и защищать этих самых людей. Когда акцент делается на «групповую терапию», эти обязанности требуют от него даже большего: он должен теплотой отвечать на враждебность, вниманием – на отчужденность.

Мы видели, что персонал больницы становится свидетелем неподобающего поведения, при котором нельзя применять обычные негативные санкции, и в то же время медики обязаны использовать по отношению к пациентам принуждение, которое не имеет ничего общего с уважением к личности. Третьей особенностью является то, что персонал должен оказывать услуги пациентам, вроде смены носков, завязывания шнурков или стрижки ногтей, т.е. те услуги, которые за стенами больницы рассматриваются как знак высочайшего почтения. В условиях больницы подобные действия связаны скорее с чем-то неподобающим, поскольку санитар в то же самое время реализует ту или иную власть и демонстрирует моральное превосходство над своими подопечными. Последняя особенность церемониальной жизни в психиатрических больницах заключается в том, что индивиды терпят крах как носители даже минимального церемониального смысла, и другие вдруг понимают, что те, кого они воспринимали в качестве самодостаточных сущностей, удерживаются в действительности вместе лишь под давлением правил, которые могут быть уничтожены без всяких последствий. О таком понимании, какое появляется обычно на войне или на похоронах родственника, много не говорят, но оно, возможно, заставляет пациентов и персонал вопреки желанию сплотиться в группу, которую соединяет неприятное знание.

В заключение, таким образом, следует сказать, что современное общество собирает в одном месте нарушителей церемониального порядка и обычных членов общества, которые вынуждены там жить. Они обитают там, где правят бал низкие поступки и низкие мысли. Вместе с тем, некоторые из них сохраняют приверженность церемониальному порядку за пределами больничных стен. Каким-то образом эти приверженцы церемониальной жизни должны вырабатывать способы и механизмы выживания без ряда необходимых церемоний.

В данной работе я высказал мысль, что понятия Дюркгейма, связанные с примитивной религией, можно перевести в понятия почтительности и пристойного поведения, и что эти понятия могут помочь нам высветить некоторые стороны современной городской светской жизни. Вывод заключается в том, что в определенном смысле этот секуляризованный мир не столь безрелигиозен, как это может показаться. Многие боги канули в прошлое, но сам индивид упорно стремится остаться воплощением важного божества. Он ходит с достоинством и является реципиентом многих маленьких почестей. Он ревниво следит за тем, является ли достаточным выказанное ему уважение, но, если к нему подобрать ключи, он готов простить своих обидчиков. Из-за относительности статусов некоторые люди могут расценить его влияние как оскверняющее их, другие думают, что они оскверняют его. В любом случае существует понимание, что они должны относиться к нему с ритуальным вниманием. Индивид, возможно, божество столь жизнеспособное потому, что он на самом деле может осознать церемониальное значение того, как к нему относятся, и он способен вполне самостоятельно и адекватно отреагировать на это. В контактах между такими божествами нет нужды в посредниках; каждый из этих богов может служить священником для самого себя.

Борис Андреевич Грушин (р. в 1929) – известный российский социолог, доктор философских наук (1966), профессор (1970), член-корреспондент Российской академии образования (1990), ведущий специалист по проблемам общественного мнения и массового сознания; провел свыше 700 исследований. Сыграл выдающуюся роль в восстановлении социологии как самостоятельной науки в СССР и ее развитии в современной России.

Окончил философский факультет МГУ (1952) и там же аспирантуру по кафедре логики (1955). Будучи Редактором газеты «Комсомольская правда» по отделу пропаганды, Б.А.Грушин в 1960 г. создал в редакции газеты первый в истории страны Институт общественного мнения (ИОМ «КП»), который выполнил несколько серий всесоюзных опросов (1960-1967), получивших широкий общественный резонанс. Консультант по проблемам социологии в редакции международного журнала «Проблемы мира и социализма» (1962-1965, 1977-1981). Зав. сектором Института философии АН СССР (1966-1968), где завершил работу над монографией «Мнения о мире и мир мнений» (1967).

Б.А.Грушин активно участвовал в создании Института конкретных социальных исследований АН СССР, где стал руководителем отдела, а затем и Центра изучения общественного мнения (1969-1972). В ИКСИ выполнил ряд исследований, наиболее значимым из них стал генеральный проект «Общественное мнение» (1967-1974); результаты проекта отражены в коллективной монографии «Массовая информация в советском промышленном городе» под общ. ред. Б.А.Грушина и Л.А.Оникова (1980) и многих других публикациях.

Зав. лаб. Центрального экономико-математического института АН СССР (1974-1977), ВНИИ системных исследований АН СССР (1981 -1983). Один из организаторов и руководителей Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) (1988-1990), создатель и руководитель независимой Службы изучения общественно­го мнения VP (Vox Populi) (1989-1999). Зав. сектором, главный научный сотрудник Института философии (с 1990). С 1999 г. Б.А.Грушин реализует индивидуальный аналитический проект «Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина»; результаты опубликованы в двух книгах (2001, 2003), завершается подготовка еще двух книг.

Исследования общественного мнения задуманы и осуществлены Б.А.Грушиным как научно-гражданские акции, основанные на концептуальном анализе социокультурных процессов, совершавшихся в СССР и происходящих ныне в России. Это демонстрирует, в частности, его статья «Смена цивилизаций?», написанная накануне распада СССР. Ниже эта статья помещена с авторизованными сокращениями.