Н.М. Карамзин об авантюре Никанора Шульгина

....Знаменитая именем царства, Казань, в счаст­ливейшие дни тушинского злодея¹ быв верною Мос­кве, вдруг пристала к нему, уже почти всеми отвер­женному и презренному! Ее чернь и граждане, све­дав о вступлении гетмана в столицу², возмутились; объявили, что лучше хотят служить калужскому царику ³, нежели зловерной Литве, и целовали крест Лжедимитрию, следуя внушению лазутчиков и слуг его, которые были им тогда посланы в Астрахань и находились в Казани. Воевода, славный любимец Иоаннов, Вельский, уговаривал народ не присягать ни Владиславу, ни Лжедимитрию, а будущему вен­ценосцу московскому, без имени; стыдил, заклинал — и был жертвою яростной черни, подстрекаемой дья­ком Шульгиным: Вельского схватили, кинули с высокой башни и растерзали — того, кто служил шести царям, не служа ни отечеству, ни добродете­ли; лукавствовал, изменял... и погиб в лучший час своей государственной жизни как страдалец за до­стоинство народа российского! Другой воевода ка­занский, боярин Морозов, и люди чиновные не дерз­нули противиться ослепленным гражданам и вмес­те с ними писали к жителям северных областей, что Москва сделалась Литвою, а Калуга столицею отече­ства; что имя Димитрия должно соединить всех ис­тинных россиян для восстановления государства и церкви. Но казанцы присягнули уже тени!

СМ. Соловьев о казанских событиях 1610 г.

Еще хуже для Владислава¹ шли дела на восто­ке: здесь Казань явно присягнула самозванцу, Вят­ка последовала ее примеру. Летопись говорит, что когда казанцы согласились целовать крест Лжеди­митрию, то этому воспротивился второй воевода, лпаменитый Богдан Вельский, за что и был убит; но грамоты, разосланные из Казани в другие города, написаны от имени воевод Морозова и Вельского: инрочем, Вельский мог сопротивляться и после рас­сылки грамот, за что и был убит. Вместе с грамота­ми разосланы были и присяжные записи, как поло­мали крест казанцы; присягавший должен был кля-оться: «От литовских людей нам никаких указов не слушать и с ними не ссылаться, против них сто­ить и биться до смерти, Козаков нам волжских и донских, терских и яицких и архангельских Стрель­цов в город помногу не пускать и указов их не слу­шать же, а пускать Козаков в город для торговли понемногу, десятка по два или по три, и долго им в городе не жить». Эти слова очень замечательны; казанцы присягают Лжедимитрию, ибо видят, что Москва занята поляками, но вместе с тем не хотят i озаков: дурной знак для самозванцев, царей ко-вицких, невольная верность к ним не будет продол­жительна.