![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Обычный класс.
Прежде всего надо сказать, что почти каждая учительница в ходе всей ее профессиональной подготовки и дальнейшей педагогической деятельности приучается думать о себе как об эксперте, источнике информации, хранителе порядка, экзаменаторе, который выставляет отметку, оценивая тем самым конечный результат всякого «образования». Она твердо убеждена, что будет просто-напросто уничтожена, если позволит себе явиться перед учениками в качестве «простого смертного». Ей известно, что она вовсе не такой уж эксперт, каким представляется. Ей известно, что в качестве лектора и источника информации она иногда бывает в хорошей форме, а иногда в такой плохой, что ее собственная работа должна быть оценена самой низкой отметкой. На каком-то уровне она знает, что, допустив сползание этой своей маски и обнаружив подлинную себя, она будет вынуждена на некоторые вопросы ответить: «Я не знаю». Она понимает: полноценное общение с учащимися приведет к тому, что некоторые из них не нравиться. Что же тогда произойдет с ее «объективностью» при выставлении отметок? А вдруг ученик, который ей нравится, плохо выполнит свою работу? В каком положении она тогда окажется! Может ли она поставить плохую отметку тому, кто ей нравится? Кроме того, установив подлинные взаимоотношения с учащимися, она может услышать от некоторых из них достаточно смелые и откровенные высказывания о том, что классные занятия им крайне неинтересны, потому что они никак не связаны с вопросами и проблемами, реально волнующими и занимающими их. Короче говоря, позволить учащимся узнать себя как человека — это значит пойти на действительно большой риск. Для учительницы это рискованно и в личностном плане, поскольку делает ее уязвимой, и в профессиональном, поскольку за ней может закрепиться репутация плохого педагога, думающего больше об отношениях с учениками, нежели о содержании учебного курса, и имеющего шумный класс, в котором учащиеся слишком много говорят. В результате она (и, возможно, большинство ее коллег) предпочитает не рисковать. Она плотно натягивает свою маску, укрепляет свою роль эксперта, любой ценой сохраняет свою «объективность» и удерживает надлежащую дистанцию в классе между своей «высокоуровневой» ролью и «низкоуровневой» ролью учащегося. Она оберегает свое право действовать в качестве судьи, оценщика, а иногда и палача. Однако почти у каждого школьника тоже есть свой фасад, и зачастую его маска еще более непроницаема, чем маска учителя. Если он хочет, чтобы о нем были хорошего мнения как об учащемся, он регулярно посещает занятия, смотрит в глаза учителю или же старательно пишет в своей тетради. Не важно, что, внимательно глядя на учителя, он думает о том, как пойдет в воскресенье на свидание, или же, уткнувшись в тетрадь, на самом деле пишет письмо или размышляет, пришел ли денежный перевод от родителей. Иногда он действительно собирается выучить то, о чем говорит учительница, но его занимают два вопроса: «Каковы ее познания и пристрастия в данном учебном предмете (чтобы принять ту же самую точку зрения в своих работах)?» и «Что из того, что она говорит, вероятнее всего будут спрашивать на экзамене?» Задавая вопросы, учащийся преследует двойную цель — проявить заинтересованность и нащупать источник информации, которым пользуется учительница. Следовательно, он не задает вопросов, которые могут смутить или выставить напоказ его самого. Не важно, как он относится к учебному предмету, к своей учительнице или одноклассникам. Он тщательно скрывает эти установки, потому что хочет успешно пройти курс, приобрести хорошую репутацию у преподавателей и администрации школы и таким образом сделать еще один шаг по направлению к вожделенным ученой степени или профсоюзному билету, открывающим своим обладателям так много дверей. И уж затем он сможет забыть все это и войти в настоящую жизнь. Тысячи и тысячи школьников не рискуют быть в классе самими собой. Это означало бы проявить и показать свои чувства: безразличие, сопротивление ограничению своих прав, иногда сильное возбуждение, зависть к одноклассникам, неприятные переживания, связанные с ужасной размолвкой в семье, или истинное счастье, испытываемое в отношениях с девушкой, желание постичь нечто важное и значимое, обостренную любознательность по отношению к сексу, психическим феноменам или политике правительства... Всего не перечислишь. Для ученика, как и для его учительницы, гораздо безопаснее держать рот на замке, «не гнать волну»-, хранить невозмутимость, отработать свой срок и получить свои свидетельства, аттестаты и дипломы. Ему не хочется брать на себя риск полноценного человеческого бытия в классе. Возможно, я сужу слишком строго, но уверен — вы понимаете, что данная шарада разыгрывается каждую школьную четверть тысячами учителей и сотнями тысяч учеников. В этой так называемой «педагогичной» атмосфере учащиеся становятся пассивными, апатичными, скучающими, короче говоря, — «туристами» в классе. Учитель, пытающийся изо дня в день скрыть от других свое подлинное Я, превращается в застывший стереотип и рано или поздно эмоционально сгорает. Вот некоторые высказывания восьми подростков (от восьмиклассников до учащихся колледжа), живущих в Бостоне и его окрестностях и представляющих различные социально-экономические уровни. • Школа — это просто место для встречи с друзьями. Уроки — это то, что ты должен пережить... Лекции так скучны! Мне нравятся некоторые учителя, и я мог бы с ними дружить. Но когда они входят в свои учительские роли, то тоже становятся скучными... У учеников не хватает смелости противостоять учителям и администраторам и говорить им, что они чувствуют... До того, как я пошел в школу, я просто обожал книги и энциклопедии. К концу же первого класса я не мог смотреть на книгу... Я хотел бы увидеть полную расчистку. Сжечь бы все школы до основания и начать заново. А теперь скажите: необходима ли эта злая неудовлетворенность? Может ли класс быть местом волнующей осмысленной учебы, связанной с жизненными проблемами? Может ли он быть местом, где происходит взаимное обучение: вы учитесь у других, а они у вас, учитель учится у класса, а класс у учителя? Я не просто думаю, что это возможно; я видел, как это бывает! Я не писал бы эту книгу, если бы не был глубоко убежден, что такое может стать реальностью в тысячах классов. Но как это сделать? Попробуем подступиться к этому твердому орешку.
|