Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Прощение и вечный приют
Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна < успокоит его.> Волшебные черные кони и те утомились и несли своих всадников медленно, и неизбежная ночь стала их догонять. Чуя ее за своею спиною притих неугомонный Бегемот и, вцепившись в седло когтями, летел молчаливый и серьезный, распушив свой хвост. Ночь начала закрывать черным платком леса и луга, ночь зажигала печальные огонечки где-то далеко внизу, теперь уже неинтересные и ненужные ни маргарите, ни мастеру, чужие огоньки. Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, то тут в загрустившем небе белые пятнышки звезд. Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы. И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как меняется облик всех летящих к своей цели. Когда же навстречу им из-за края леса начала выходить багровая и полная луна, все обманы исчезли, свалилась в болото, утонула в туманах колдовская нестойкая одежда. Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся в переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно с воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом. - Почему он так изменился? - спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда. - Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, - ответил воланд, поворачивая к маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, - его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого пошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл! Ночь оторвала хвост у бегемота, содрала с него шерсть и расшвыряла ее в клочья по болотам. Тот, кто был котом, потешавшим князя тьмы, теперь оказался худеньким юношей, демоном- пажом, лучшим шутом, который существовал когда-либо в мире. Теперь притих и он и летел беззвучно, подставив свое молодое лицо под свет, льющийся от луны. Сбоку всех летел, блистая сталью доспехов, азазелло. Луна изменила и его лицо. Исчез бесследно нелепый безобразный клык, и кривоглазие оказалось фальшивым. Оба глаза азазелло были одинаковые, пустые и черные, а лицо белое и холодное. Теперь азазелло летел в своем настоящем виде, как демон безводной пустыни, демон-убийца. Себя Маргарита видеть не могла, но она хорошо видела, как изменился мастер. Волосы его белели теперь при луне и сзади собирались в косу, и она летела по ветру. Когда ветер отдувал плащ от ног мастера, Маргарита видела на ботфортах его то потухающие, то загорающиеся звездочки шпор. Подобно юноше-демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, но улыбался ей, как будто знакомой хорошо и любимой, и что-то, по приобретенной в комнате N 118-й привычке, сам себе бормотал. И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что возможно, что это лунные цепочки и самый конь - только глыба мрака, и грива этого коня - туча, а шпоры всадника- белые пятна звезд. Так летели в молчании долго, пока и сама местность внизу не стала меняться. Печальные леса утонули в земном мраке и увлекли за собою и тусклые лезвия рек. Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними зачернели провалы, в которые не проникал свет луны. Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине, и тогда всадники двинулись шагом, слушая, как кони их подковами давят кремни и камни. Луна заливала площадку зелено и ярко, и Маргарита скоро разглядела в пустынной местности кресло и в нем белую фигуру сидящего человека. Возможно, что этот сидящий был глух или слишком погружен в размышление. Он не слыхал, как содрогалась каменистая земля под тяжестью коней, и всадники, не тревожа его, приблизились к нему. Луна хорошо помогала маргарите, светила лучше, чем самый лучший электрический фонарь, и маргарита видела, что сидящий, глаза которого казались слепыми, коротко потирает свои руки и эти самые незрячие глаза вперяет в диск луны. Теперь уж маргарита видела, что рядом с тяжелым каменным креслом, на котором блестят от луны какие-то искры, лежит темная, громадная остроухая собака и так же, как ее хозяин, беспокойно глядит на луну. У ног сидящего валяются черепки разбитого кувшина и простирается невысыхающая черно-красная лужа. Всадники остановили своих коней. - Ваш роман прочитали, - заговорил воланд, поворачиваясь к мастеру, - и сказали только одно, - что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость- самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. - Что он говорит? - спросила Маргарита, и совершенно спокойное ее лицо подернулось дымкой сострадания. - Он говорит, - раздался голос Воланда, - одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же - лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом га-ноцри, потому что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем. - Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много? - спросила Маргарита. - Повторяется история с Фридой? - сказал Воланд. - Но, Маргарита, здесь не тревожьте себя. Все будет правильно, на этом построен мир. - Отпустите его, - вдруг пронзительно крикнула Маргарита так, как когда-то кричала, когда была ведьмой, и от этого крика сорвался камень в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Маргарита не могла сказать, был ли это грохот падения или грохот сатанинского смеха. Как бы то ни было, воланд смеялся, поглядывая на Маргариту и говорил: - Не надо кричать в горах, он все равно привык к обвалам, и это его не встревожит. Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, - тут Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: - ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой! Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам: - Свободен! Свободен! Он ждет тебя! Горы превратили голос мастера в гром, и этот же гром их разрушил. Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом. Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом. Прямо к этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога, и первым по ней кинулся бежать остроухий пес. Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным стражем по лунной дороге стремительно побежал и он. - Мне туда, за ним? - спросил беспокойно мастер, тронув поводья. - Нет, - ответил Воланд, - зачем же гнаться по следам того, что уже окончено? - Так, значит туда - спросил мастер, повернулся и указал назад, туда, где соткался в тылу недавно покинутый город с монастырскими пряничными башнями, с разбитым вдребезги солнцем в стекле. - Тоже нет, - ответил Воланд, и голос его сгустился и потек над скалами, - романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман.- Тут воланд повернулся к Маргарите: - Маргарита Николаевна! Нельзя не поверить в то, что вы старались выдумать для мастера наилучшее будущее, но, право, то, что я предлагаю вам и то, о чем просил иешуа за вас же, за вас - еще лучше. Оставьте их вдвоем, - говорил Воланд, склоняясь со своего седла к седлу мастера и указывая вслед ушедшему прокуратору, - не будем им мешать. И может быть, до чего-нибудь они договорятся, - тут воланд махнул рукой в сторону ершалаима, и он погас. - И там тоже, - Воланд указал в тыл, - что делать вам в подвальчике? - Тут потухло сломанное солнце в стекле.- Зачем? - Продолжал Воланд убедительно и мягко, - о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора. - Прощайте! - Одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни ершалаима не стало вокруг. Пропали и черные кони. Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых утренних лучей через каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верных любовников, и они шли по песчаной дороге. - Слушай беззвучие, - говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, - слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, - тишиной. Смотри, - вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он поднимается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я. Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор иудеи, всадник понтий пилат.
Эпилог Но все-таки, что же было дальше-то в москве после того, как в субботний вечер на закате воланд покинул столицу, исчезнув вместе со своей свитой с Воробьевых гор? О том, что в течение долгого времени по всей столице шел тяжелый гул самых невероятных слухов, очень быстро перекинувшихся и в отдаленные и глухие места провинции, и говорить не приходится, и слухи эти даже тошно повторять. Пишущий эти правдивые строки сам лично, направляясь в Феодосию, слышал в поезде рассказ о том, как в москве две тысячи человек вышли из театра нагишом в буквальном смысле слова и в таком виде разъехались по домам в таксомоторах. Шепот " Нечистая сила..." слышался в очередях, стоявших у молочных, в трамваях, в магазинах, в квартирах, в кухнях, в поездах, и дачных и дальнего следования, на станциях и полустанках, на дачах и на пляжах. Наиболее развитые и культурные люди в этих рассказах о нечистой силе, навестившей столицу, разумеется, никакого участия не принимали и даже смеялись над ними и пытались рассказчиков образумить. Но факт все-таки остается фактом, и отмахнуться от него без объяснений никак нельзя: кто-то побывал в столице. Уж одни угольки, оставшиеся от грибоедова, да и многое другое слишком красноречиво это подтверждали. Культурные люди стали на точку зрения следствия: работала шайка гипнотизеров и чревовещателей, великолепно владеющая своим искусством. Меры к ее поимке, как в Москве, так и за пределами ее далеко, были, конечно приняты немедленные и энергичные, но, к великому сожалению, результатов не дали. Именующий себя воландом со всеми своими присными исчез и ни в москву более не возвращался и нигде вообще не появился и ничем себя не проявил. Совершенно естественно, что возникло предположение о том, что он бежал за границу, но и там нигде он не обозначился. Следствие по его делу продолжалось долго. Ведь как-никак, а дело это было чудовищно! Не говоря уже о четырех сожженных домах и о сотнях сведенных с ума людей, были и убитые. О двух можно сказать точно: о берлиозе и об этом несчастном служащем в бюро по ознакомлению иностранцев с достопримечательностями москвы, бывшем бароне майгеле. Ведь они-то были убиты. Обгоревшие кости второго были обнаружены в квартире N 50 по садовой улице, после того как потушили пожар. Да, были жертвы, и эти жертвы требовали следствия. Но были и еще жертвы, и уже после того, как воланд покинул столицу, и этими жертвами стали, как это ни грустно, черные коты. Штук сто этих мирных, преданных человеку и полезных ему животных были застрелены или истреблены иными способами в разных местах страны. Десятка полтора котов, иногда в сильно изуродованном виде, были доставлены в отделения милиции в разных городах. Например, в армавире один из ни в чем не повинных котов был приведен каким-то гражданином в милицию со связанными передними лапами. Подкараулил этого кота гражданин в тот момент, когда животное с вороватым видом (что же поделаешь, что у котов такой вид? Это не от того, что они порочны, а от того, что они боятся, чтобы кто-либо из существ более сильных, чем они, - собаки и люди, - не причинили им какой-нибудь вред или обиду. И то и другое очень нетрудно, но чести в этом, уверяю, нет никакой. Да, нет никакой!), Да, с вороватым видом кот собирался устремиться зачем-то в подсолнухи. Навалившись на кота и срывая с шеи галстук, чтобы вязать его, гражданин ядовито и угрожающе бормотал: - Ага! Стало быть, теперь к нам, в армавир, пожаловали, господин гипнотизер? Ну, здесь вас не испугались. Да вы не притворяйтесь немым. Нам уже понятно, что вы за гусь! Вел кота в милицию гражданин, таща бедного зверя за передние лапы, скрученные зеленым галстуком, и добиваясь легкими пинками, чтобы кот непременно шел на задних лапах. - Вы, - кричал гражданин, сопровождаемый свистящими мальчишками, - бросьте, бросьте дурака валять! Не выйдет это! Извольте ходить, как все ходят! Черный кот только заводил мученические глаза. Лишенный природой дара слова, он ни в чем не мог оправдаться. Спасением своим бедный зверь обязан в первую очередь милиции, а, кроме того, своей хозяйке, почтенной старушке-вдове. Лишь только кот был доставлен в отделение, там убедились, что от гражданина сильнейшим образом пахнет спиртом, вследствие чего в показаниях его тотчас же усомнились. А тем временем старушка, узнавшая от соседей, что ее кота замели, кинулась бежать в отделение и поспела вовремя. Она дала самые лестные рекомендации коту, объяснила, что знает его пять лет с тех пор, как он был котенком, ручается за него, как за самое себя, доказала, что он ни в чем плохом не замечен и никогда не ездил в москву. Как он родился в армавире, так в нем и вырос и учился ловить мышей. Кот был развязан и возвращен владелице, хлебнув, правда, горя, узнав на практике, что такое ошибка и клевета. Кроме котов, некоторые незначительные неприятности постигли кое-кого из людей. Произошло несколько арестов. В числе других задержанными на короткое время оказались: в Ленинграде - граждане вольман и вольнер, в саратове, киеве и харькове - трое володиных, в казани - волох, а в пензе, и уж совершенно неизвестно почему, - кандидат химических наук ветчинкевич... Правда, тот был огромного роста, очень смуглый брюнет. Попались в разных местах, кроме того, девять коровиных, четыре коровкина и двое караваевых. Некоего гражданина сняли с севастопольского поезда связанным на станции Белгород. Гражданин этот вздумал развлечь едущих с ним пассажиров карточными фокусами. В ярославле, как раз в обеденную пору, в ресторан явился гражданин с примусом в руках, который он только что взял из починки. Двое швейцаров, лишь только увидели его, бросили свои посты в раздевалке и бежали, а за ними бежали из ресторана все посетители и служащие. При этом у кассирши непонятным образом пропала вся выручка. Было еще многое, всего не вспомнишь. Было большое брожение умов. Еще и еще раз нужно отдать справедливость следствию. Все было сделано не только для того, чтобы поймать преступников, но и для того, чтобы объяснить все то, что они натворили. И все это было объяснено, и объяснения эти нельзя не признать толковыми и неопровержимыми. Представители следствия и опытные психиатры установили, что члены преступной шайки, или, по крайней мере, один из них (преимущественно подозрение в этом падало на коровьева) являлись невиданной силы гипнотизерами, могущими показывать себя не в том месте, где они на самом деле находились, а на позициях мнимых, смещенных. Помимо этого они свободно внушали столкнувшимся с ними, что некие вещи или люди находятся там, где на самом деле их не было, и наоборот, удаляли из поля зрения те вещи или людей, которые действительно в этом поле зрения имелись. В свете таких объяснений решительно все понятно, и даже наиболее волновавшая граждан, ничем, казалось бы, не объяснимая неуязвимость кота, обстрелянного в квартире N 50, при попытках взять его под стражу. Никакого кота на люстре, натурально не было, никто и не думал отстреливаться, стреляли по пустому месту, в то время как Коровьев, внушивший, что кот безобразничает на люстре, мог свободно находиться за спиной стрелявших, кривляясь и наслаждаясь своею громадной, но преступно использованной способностью внушать. Он же, конечно, и поджег квартиру, разлив бензин. Ни в какую ялту, конечно, степа лиходеев не улетал (это не под силу даже коровьеву) и телеграмм оттуда не посылал. После того, как он упал в обморок в ювелиршиной квартире, испуганный фокусом Коровьева, показавшего ему кота с маринованным грибом на вилке, он пролежал в ней до тех пор, пока коровьев, издеваясь над ним, не напялил на него войлочную шляпу и не отправил его на московский аэродром, внушив предварительно встречавшим степу представителям угрозыска, что степа вылезет из аэроплана, прилетевшего из севастополя. Правда, угрозыск Ялты утверждал, что он принимал босого Степу и телеграммы насчет Степы в москву слал, но ни одной копии этих телеграмм в делах никак не обнаружилось, из чего был сделан печальный, но совершенно несокрушимый вывод, что гипнотизерская банда обладает способностью гипнотизировать на громадном расстоянии, и притом не только отдельных лиц, но и целые группы их. При этих условиях преступники могли свести с ума людей с самой стойкой психической организацией. Что там говорить о таких пустяках, как колода карт в чужом кармане в партере, или исчезнувшие дамские платья, или мяукающий берет и прочее в этом же роде! Такие штуки может отколоть любой профессионал-гипнотизер средней силы, в том числе и нехитрый фокус с оторванием головы у конферансье. Говорящий кот - тоже сущий вздор. Для того, чтобы пред" явить людям такого кота, достаточно владеть первыми основами чревовещания, а вряд ли кто-нибудь усомнится, что искусство коровьева шло значительно дальше этих основ. Да, дело тут вовсе не в колодах, фальшивых письмах в портфеле никанора ивановича. Это все пустяки. Это он, коровьев, погнал под трамвай бедного берлиоза на верную смерть. Это он свел с ума бедного поэта ивана бездомного, он заставлял его грезить и видеть в мучительных снах древний ершалаим и сожженную солнцем безводную лысую гору с тремя повешенными на столбах. Это он и его шайка заставили исчезнуть из москвы маргариту николаевну и ее домработницу наташу. Кстати: этим делом следствие занималось особенно внимательно. Требовалось выяснить, были ли похищены эти женщины шайкой убийц и поджигателей, или же бежали вместе с преступной компанией добровольно? Основываясь на нелепых и путанных показаниях Николая Ивановича, и приняв во внимание странную и безумную записку маргариты николаевны, оставленную мужу, записку, в которой она пишет, что уходит в ведьмы, учтя то обстоятельство, что наташа исчезла, оставив все свои носильные вещи на месте, - следствие пришло к заключению, что и хозяйка и ее домработница были загипнотизированы, подобно многим другим, и в таком виде похищены бандой. Возникла и, вероятно, совершенно правильная мысль, что преступников привлекла красота обеих женщин. И вот что осталось совершенно неясным для следствия – это побуждение, заставившее шайку похитить душевнобольного, именующего себя мастером, из психиатрической клиники. Этого установить не удалось, как не удалось добыть и фамилию похищенного больного. Так и сгинул он навсегда под мертвой кличкой: " Номер сто восемнадцатый из первого корпуса". Итак, почти все объяснилось, и кончилось следствие, как вообще все кончается. Прошло несколько лет, и граждане стали забывать и воланда, и коровьева, и прочих. Произошли многие изменения в жизни тех, кто пострадал от воланда и его присных, и как бы ни были мелки и незначительны эти изменения, все же следует их отметить. Жорж, например, Бенгальский, проведя в лечебнице четыре месяца, поправился и вышел, но службу в варьете вынужден был покинуть, и в самое горячее время, когда публика валом шла за билетами - память о черной магии и ее разоблачениях оказалась очень живуча. Бросил бенгальский варьете, ибо понимал, что представать ежевечерне перед двумя тысячами человек, быть неизбежно узнаваемым и бесконечно подвергаться глумливым вопросам о том, как ему лучше: с головой или без головы? - Слишком мучительно. Да, кроме того, утратил конферансье значительную дозу своей веселости, которая столь необходима при его профессии. Осталась у него неприятная, тягостная привычка каждую весну в полнолуние впадать в тревожное состояние, внезапно хвататься за шею, испуганно оглядываться и плакать. Припадки эти проходили, но все же при наличности их прежним делом нельзя было заниматься, и конферансье ушел на покой и начал жить на свои сбережения, которых, по его скромному подсчету, должно было хватить ему на пятнадцать лет. Он ушел и никогда больше не встречался с варенухой, приобревшим всеобщую популярность за свою невероятную, даже среди театральных администраторов, отзывчивость и вежливость. Контрамарочники, например, его иначе не называли, как отец-благодетель. В какое бы время кто бы ни позвонил в Варьете, всегда слышался в трубке мягкий, но грустный голос: " я вас слушаю", - А на просьбу позвать к телефону варенуху, тот же голос поспешно отвечал: " Я к вашим услугам". Но зато и страдал же иван савельевич от своей вежливости! Степе Лиходееву больше не приходится разговаривать по телефону в варьете. Немедленно после выхода из клиники, в которой степа провел восемь дней, его перебросили в Ростов, где он получил назначение на должность заведующего большим гастрономическим магазином. Ходят слухи, что он совершенно перестал пить портвейн и пьет только водку, настоянную на смородиновых почках, отчего очень поздоровел. Говорят, что стал молчалив и сторонится женщин. Удаление Степана Богдановича из Варьете не доставило Римскому той радости, о которой он так жадно мечтал в продолжение нескольких лет. После клиники и кисловодска старенький-престаренький, с трясущейся головой, финдиректор подал заявление об уходе из варьете. Интересно, что это заявление привезла в варьете супруга римского. Сам Григорий Данилович не нашел в себе силы даже днем побывать в том здании, где видел он залитое луной треснувшее стекло в окне и длинную руку, пробира- ющуюся к нижней задвижке. Уволившись из Варьете, финдиректор поступил в театр детских кукол в Замоскворечье. В этом театре ему уже не пришлось сталкиваться по делам акустики с почтеннейшим аркадием аполлоновичем семилеяровым. Того в два счета перебросили в брянск и назначили заведующим грибнозаготовочным пунктом. Едят теперь москвичи соленые рыжики и маринованные белые и не нахвалятся ими и до чрезвычайности радуются этой переброске. Дело прошлое, и можно сказать, что не клеились у Аркадия Аполлоновича дела с акустикой, и сколько ни старался он улучшить ее, она какая была, такая и осталась. К числу лиц, порвавших с театром, помимо Аркадия Аполлоновича, надлежит отнести и Никанора Ивановича Босого, хоть тот и не был ничем связан с театрами, кроме любви к даровым билетам. Никанор Иванович не только не ходит ни в какой театр ни за деньги, ни даром, но даже меняется в лице при всяком театральном разговоре. В не меньшей, а большей степени возненавидел он, помимо театра, поэта пушкина и талантливого артиста савву потаповича куролесова. Того до такой степени, что в прошлом году, увидев в газете окаймленное черным объявление, что Савву Потаповича в самый расцвет его карьеры хватил удар, никанор иванович побагровел до того, что сам чуть не отправился вслед за саввой потаповичем, и взревел: " Так ему и надо! " Более того, в тот же вечер никанор иванович, на которого смерть популярного артиста навеяла массу тягостных воспоминаний, один, в компании только с полной луной, освещающей садовую, напился до ужаса. И с каждой рюмкой удлинялась перед ним проклятая цепь ненавистных фигур, и были в этой цепи и дунчиль сергей герардович, и красотка ида геркулановна, и тот рыжий владелец бойцовых гусей, и откровенный канавкин николай. Ну, а с теми-то что же случилось? Помилуйте! Ровно ничего с ними не случилось, да и случиться не может, ибо никогда в действительности не было их, как не было и симпатичного артиста-конферансье, и самого театра, и старой сквалыги пороховниковой тетки, гноящей валюту в погребе, и уж, конечно, золотых труб не было и наглых поваров. Все это только снилось никанору ивановичу под влиянием поганца Коровьева. Единственный живой, влетевший в этот сон, именно и был савва потапович- артист, и ввязался он в это только потому, что врезался в память никанору ивановичу благодаря своим частым выступлениям по радио. Он был, а остальных не было. Так, может не было и Алоизия Могарыча? О, нет! Этот не только был, но и сейчас существует, и именно в той должности, от которой отказался римский, то есть в должности финдиректора варьете. Опомнившись примерно через сутки после визита к воланду, в поезде, где-то под вяткой, алоизий убедился в том, что, уехав в помрачении ума зачем-то из москвы, он забыл надеть брюки, но зато непонятно для чего украл совсем ненужную ему домовую книгу застройщика. Уплатив колоссальные деньги проводнику, алоизий приобрел у него старую и засаленную пару штанов и из вятки повернул обратно. Но домика застройщика он, увы, уже не нашел. Ветхое барахло начисто слизнуло огнем. Но алоизий был человеком чрезвычайно предприимчивым, через две недели он уже жил в прекрасной комнате в брюсовском переулке, а через несколько месяцев уже сидел в кабинете Римского. И как раньше римский страдал из-за степы, так теперь варенуха мучился из-за алоизия. Мечтает теперь Иван Савельевич только об одном, чтобы этого алоизия убрали из варьете куда-нибудь с глаз долой, потому что, как шепчет иногда варенуха в интимной компании, " Такой сволочи, как этот алоизий, он будто бы никогда не встречал в жизни и что будто бы от этого алоизия он ждет всего, чего угодно". Впрочем, может быть, администратор и пристрастен. Никаких темных дел за алоизием не замечено, как и вообще никаких дел, если не считать, конечно, назначения на место буфетчика сокова какого-то другого. Андрей же фокич умер от рака печени в клинике первого мгу месяцев через девять после появления воланда в москве... Да, прошло несколько лет, и затянулись правдиво описанные в этой книге происшествия и угасли в памяти. Но не у всех, но не у всех. Каждый год, лишь только наступает весеннее праздничное полнолуние, под вечер появляется под липами на патриарших прудах человек лет тридцати или тридцати с лишним. Рыжеватый, зелено-глазый, скромно одетый человек. Это - сотрудник института истории и философии, профессор Иван Николаевич Понырев. Придя под липы, он всегда садится на ту самую скамейку, на которой сидел в тот вечер, когда давно позабытый всеми берлиоз в последний раз в своей жизни видел разваливающуюся на куски луну. Теперь она, цельная, в начале вечера белая, а затем золотая, с темным коньком-драконом, плывет над бывшим поэтом, иваном николаевичем, и в то же время стоит на одном месте в своей высоте. Ивану николаевичу все известно, он все знает и понимает. Он знает, что в молодости он стал жертвой преступных гипнотизеров, лечился после этого и вылечился. Но знает он также, что кое с чем он совладать не может. Не может он совладать с этим весенним полнолунием. Лишь оно начнет приближаться, лишь только начинает разрастаться и наливаться золотом светило, которое когда-то висело выше двух пятисвечий, становится Иван Николаевич беспокоен, нервничает, теряет аппетит и сон, дожидается, пока созреет луна. И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на патриаршие пруды. Сидя на скамейке, иван иванович уже откровенно разговаривает сам с собой, курит, щурится то на луну, то на хорошо памятный ему турникет. Час или два проводит так Иван Николаевич. Затем снимается с места и всегда по одному и тому же маршруту, через спиридоновку, с пустыми и незрячими глазами идет в арбатские переулки. Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где висит покосившийся старый газовый фонарь, и подкрадывается к решетке, за которой он видит пышный, но еще не одетый сад, а в нем - окрашенный луною с того боку, где выступает фонарь с трехстворчатым окном, и темный с другого - готический особняк. Профессор не знает, что влечет его к решетке и кто живет в этом особняке, но знает, что бороться ему с собою в полнолуние не приходится. Кроме того, он знает, что в саду за решеткой он неизбежно увидит одно и то же. Он увидит сидящего на скамеечке пожилого и солидного человека с бородкой, в пенсне и с чуть-чуть поросячьими чертами лица. Иван Николаевич всегда застает этого обитателя особняка в одной и той же мечтательной позе, со взором, обращенным к луне. Ивану Николаевичу известно, что, полюбовавшись луной, сидящий непременно переведет глаза на окна фонаря и упрется в них, как бы ожидая, что сейчас они распахнутся и появится на подоконнике что-то необыкновенное. Все дальнейшее Иван Николаевич знает наизусть. Тут надо непременно поглубже схорониться за решеткой, ибо вот сейчас сидящий начнет беспокойно вертеть головой, блуждающими глазами ловить что-то в воздухе, непременно восторженно улыбаться, а затем он вдруг всплеснет руками в какой-то сладостной тоске, а затем уж и просто и довольно громко будет бормотать: - Венера! Венера!.. Эх я, дурак!.. - Боги, боги! - начнет шептать Иван Николаевич, прячась за решеткой и не сводя разгорающихся глаз с таинственного неизвестного, - вот еще одна жертва луны... Да, это еще одна жертва, вроде меня. А сидевший будет продолжать свои речи: - Эх я, дурак! Зачем, зачем я не улетел с нею? Чего я испугался, старый осел! Бумажку выправил! Эх, терпи теперь, старый кретин! Так будет продолжаться до тех пор, пока не стукнет в темной части особняка окно, не появится в нем что-то беловатое и не раздастся неприятный женский голос: - Николай Иванович, где вы? Что это за фантазии? Малярию хотите подцепить? Идите чай пить! Тут, конечно, сидящий очнется и ответит голосом лживым: - Воздухом, воздухом хотел подышать, душенька моя! Воздух уж очень хорош! И тут он поднимется со скамейки, украдкой погрозит кулаком закрывающемуся внизу окну и поплетется в дом. - Лжет он, лжет! О, боги, как он лжет! - бормочет, уходя от решетки, иван николаевич, - вовсе не воздух влечет его в сад, он что-то видит в это весеннее полнолуние на луне и в саду, в высоте. Ах, дорого бы я дал, чтобы проникнуть в его тайну, чтобы знать, какую такую венеру он утратил и теперь бесплодно шарит руками в воздухе, ловит ее? И возвращается домой профессор уже совсем больной. Его жена притворяется, что не замечает его состояния, и торопит его ложиться спать. Но сама она не ложится и сидит у лампы с книгой, смотрит горькими глазами на спящего. Она знает, что на рассвете иван николаевич проснется с мучительным криком, начнет плакать и метаться. Поэтому и лежит перед нею на скатерти под лампой заранее приготовленный шприц в спирту и ампула с темной жидкостью густого чайного цвета. Бедная женщина, связанная с тяжко больным, теперь свободна и без опасений может заснуть. Иван николаевич теперь будет спать до утра со счастливым лицом и видеть неизвестные ей, но какие-то возвышенные и счастливые сны. Будит ученого и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и то же. Он видит неестественного безносого палача, который, подпрыгнув и как-то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и потерявшего разум гестаса. Но не столько страшен палач, сколько неестественное освещение во сне, происходящее от какой-то тучи, которая кипит и накатывается на землю, как это бывает только во время мировых катастроф. После укола все меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чем-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться. - Боги, боги, - говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, - какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, - тут лицо из надменного превращается в умоляющее, - ведь ее не было! Молю тебя, скажи, не было? - Ну, конечно, не было, - отвечает хриплым голосом спутник, - тебе это померещилось. - И ты можешь поклясться в этом? - Заискивающе просит человек в плаще. - Клянусь, - отвечает спутник, - и глаза его почему-то улыбаются. Больше мне ничего не нужно! - сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается все выше к луне, увлекая своего спутника. За ними идет спокойный и величественный гигантский остроухий пес. Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван николаевич сразу узнает его. Это номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает: - Так, стало быть, этим и кончилось? - Этим и кончилось, мой ученик, - отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к ивану и говорит: - Конечно, этим. Все кончилось и все кончается... И я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо. Она наклоняется к ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне. Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом. Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат.
1929-1940 Вопросы и задания к отдельным главам Гл. 1, 7, 9, 10, 12, 17, 18.
Гл. 13, 19-24.
Гл. 19-14.
Гл. 2, 16, 25, 26.
Гл. 27-30, 32, Эпилог.
Вопросы и задания ко всему роману
1. Воланд и москвичи в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». 2. Кто является главным героем романа Булгакова? 3. «Мастер и Маргарита» - «роман о настоящей, верной, вечной любви». 4. Что «не договорил» и что «не дослушал» Понтий Пилат? 5. Композиция романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». 6. Значение эпилога в романе «Мастер и Маргарита». 7. Любовь и творчество в романе «Мастер и Маргарита». 8. Образ дома в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита».
Часть третья Кризис «нового мира» и возврат к традиции (сер. 1930-х – 1970-е гг.)
Раздел 1. Человек и война Семен Гудзенко Перед атакой Когда на смерть идут – поют, а перед этим можно плакать.Ведь самый страшный час в бою –час ожидания атаки.Снег минами изрыт вокруги почернел от пыли минной.Разрыв. И умирает друг.И, значит, смерть проходит мимо.Сейчас настанет мой черед.За мной одним идет охота.Будь проклят Сорок первый год –ты, вмерзшая в снега пехота.Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины.Разрыв – и лейтенант хрипит.И смерть опять проходит мимо.Но мы уже Не в силах ждать.И нас ведет через траншеиокоеневшая вражда, штыком дырявящая шеи.Бой был короткий. А потомглушили водку ледяную, и выковыривал ножомиз-под ногтей я кровь чужую. 1942 Константин Симонов Жди меня Жди меня, и я вернусь.Только очень жди.Жди, когда наводят грустьЖелтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера.Жди, когда уж надоестВсем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добраВсем, кто знает наизусть, Что забыть пора.Пусть поверят сын и матьВ то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое виноНа помин души…Жди. И с ними заодноВыпить не спеши. Жди меня, и я вернусьАсем смертям назло.Кто не ждал меня, то пустьСкажет: - Повезло. – Не понять не ждавшим им, Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.Как я выжил, будем знатьТолько мы с тобой –Просто ты умела ждать, Как никто другой. 1941 Борис Пастернак
|