Чего нельзя говорить вслух

Н. Троицкий

Новая религия. Политкорректность стала своего рода
религией западного мира. Причем почти государственной. Если
у традиционных верующих не принято упоминать имя Господа всуе, то новое учение накладывает табу на всякое упоминание о расовой, национальной, религиозной и половой принадлежности отдельных людей, а также об их физических недостатках. Нару-шителей этих запретов привлекают к ответственности – не только моральной, но и юридической.

После одного из матчей нынешнего сезона польский вратарь шотландской футбольной команды «Селтик» Артур Боруц предстал перед Королевским судом Шотландии по обвинению в «провоцировании толпы посредством крестного знамения». Дело в том,
что во время игры с «Глазго Рейнджерс» вратарь осенил себя
крестом по католическому обряду. Этот жест вызвал взрыв возму-щения и хулиганские действия со стороны болельщиков «Рейн-джерс», в большинстве своем протестантов. Суд вынес футболисту-католику предупреждение – «за то, что чрезмерно афишировал
принадлежность к своей конфессии».

Англиканская церковь в 2002 году выпустила документ под названием «Ответ на насилие в семьях». В нем утверждается, что церемония венчания может спровоцировать домашнее насилие. В этой связи предложено отказаться от употребления любых
местоимений мужского рода по отношению к Богу, поскольку, по мнению англиканских иерархов, они подчеркивают превосходство мужчины над женщиной, что, разумеется, неполиткорректно. В том же году, но уже в Германии, вышел перевод Библии с поправками на политкорректность и современное мышление. В притче о работниках на винограднике говорится, что они были вовсе не лентяями, а безработными. Бог в переводном тексте именуется «Вечностью», что позволяет избежать мужского рода, а вместо евангельского «Отче наш» в тексте Иисусовой молитвы фигурируют «Отче наш и Матерь наша». Как объяснил один из переводчиков, «среди обычных верующих существует потреб-ность в новом тексте Библии, принимающем во внимание участие женщин в первых христианских общинах».

Кабы чего не вышло. Если в угоду политкорректности можно переиначивать даже Священное писание, то со светской литературой церемониться тем более не принято. Пару лет назад в США снимали полнометражный мультфильм по новелле
Э.-Т.-А. Гофмана «Щелкунчик и мышиный король». Его бюджет составил 12 млн долларов. Из них 90 тыс. долларов были потрачены на то, чтобы привести сюжет в соответствие с законами политкорректности. Главные требования были таковы: слуга не должен быть негритенком, а соратники главного героя не должны стрелять в мышиное войско из пистолета, пускай даже игрушеч-ного. Иначе у малолетних зрителей может сложиться негативное
отношение к животным.

Ассоциация издателей газет города Юджина (штат Орегон) опубликовала в 2006 году перечень слов и выражений, которые запрещено использовать в рекламе недвижимости. Например, признаны недопустимыми фразы вроде «рядом с домом находится церковь», поскольку клиент, таким образом, сообщает о своих
религиозных предпочтениях, а это является формой дискриминации представителей иных вероисповеданий. Также неуместны выражения «прекрасный вид из окна» (может оскорбить слепых), «пять минут пешком до...» (на это могут обидеться безногие инва-лиды) или «в тихом месте» (оскорбятся глухие). Это кажется чистей-шей воды анекдотом, но на Западе с такими вещами не шутят.

А началось все в 1980-е годы, когда появился сам термин «политическая корректность». Его ввела в оборот известная амери-канская правозащитница Карен де Кроу. Вполне естественно,
что эта мода зародилась в США – стране, где борьба с расизмом еще совсем недавно была очень даже актуальной политической задачей. Но дальше сработала известная советская формула «Есть у революции начало, нет у революции конца». Российский автор Виктор Фридман пишет в своей книге с любопытным названием «Социалистические штаты Америки»: «Рациональное объяснение политкорректности заключалось в предотвращении нанесения обид. Для этого предлагалось запретить методы поведения или
выражения, способные оскорбить определенные слои населения: гомосексуалистов, женщин, небелокожих, инвалидов, глупых, толстых и страшных». Автор 11 лет прожил в США и видел своими глазами, во что воплощаются эти благие намерения.

Прежде всего, борьба с дискриминацией одних групп населения обернулась дискриминацией других. В тех же США еше в 1960-е годы была принята государственная программа «аффирмации» (Affirmative Action – утверждающее действие), которая вводила льготы для чернокожих американцев при поступлении в вузы и приеме на работу. Очень скоро ущемленными почувствовали себя граждане с белым цветом кожи. С одной стороны, это вовсе не способствовало изживанию расовой неприязни, а с другой не принесло пользы осчастливленному негритянскому меньшинству. Несмотря на все льготы и привилегии, доля специа-листов высшей квалификации среди афроамериканцев по-преж-нему значительно ниже, чем среди их белых сограждан. Компетентные эксперты понимают, что любые привилегии развращают, порождают лень, иждивенчество, сеют общественную рознь, но
отменить «аффирмацию» уже нельзя – теперь это было бы в высшей степени неполиткорректно.

Столь же сомнительны и результаты политкорректного отно-шения к женщинам. Представительницы лучшей половины
западного человечества добились, чтобы мужчины не указывали им на их половую принадлежность. Однако это не отразилось на их зарплате: в целом мужчины все равно зарабатывают больше. И ничего нельзя поделать с тем, что программистами, физиками или летчиками-испытателями работают в основном мужчины, а зарплата у них в среднем выше, чем у секретарш, подавляющее большинство которых – женщины. Оттого, что проблему неравенства полов ныне обставили частоколом запретов, неравенство никуда не исчезло – просто теперь его причины не принято обсуж-дать всерьез. Политкорректность – это способ замять вопрос,
запретив определенные слова.

Критики политкорректности утверждают: действие, задуманное и заявленное как «предотвращение обид», само становится актом унижения. Ведь люди, которые накладывает вето, например, на слово «инвалид», тем самым дают понять увечному человеку, что инвалидность – свидетельство ущербности и ее надо стыдиться. Сторонники упомянутой «аффирмации» неустанно твердят, что все расы одинаково полноценны, и выжигают каленым железом всякие упоминания о цвете кожи. Однако, требуя льгот для расовых меньшинств, они, таким образом, говорят: эти люди неспособны добиться успеха на общих основаниях, им нужны послабления. Тем же пороком двоемыслия поражены и защитники всех
прочих меньшинств – этнических, религиозных, сексуальных.

В России политкорректность пока не привилась. Впрочем,
одно деяние в этом духе наша власть однажды совершила,
распорядившись убрать из паспорта графу «национальность». Почему-то было решено, что граждан РФ должно унижать указание их нацпринадлежности. Но как только пресловутую пятую графу отменили, раздались протесты из многих национальных республик, особенно из Татарии и Башкирии. Оказалось, татары и башкиры восприняли ликвидацию пятой графы как дискри-минацию по национальному признаку. И вот совсем недавно, в ноябре, Татарстан добился, чтобы жителям этой республики
выдавали вкладыши в паспорта, где будет фиксироваться национальность владельца.

Этот случай показывает, что адепты политкорректности не очень-то считаются с мнением тех, кого они хотят облагодетельствовать. Как замечают психологи, главное в этой игре
по замене слов – продемонстрировать свои высокие моральные качества. Именуя негра «афроамериканцем», инвалида – «лицом с ограниченными физическими возможностями», здоровые белые люди испытывают то же чувство, что и богач, подающий
нищему. Они гордятся своей способностью сочувствовать
слабому, но отнюдь не стремятся стать равными ему. Ведь
тогда у них не будет возможности совершать политкорректные поступки[61].

45. Аборты, эвтаназия, смертная казнь и конституционное право
на жизнь. Мысли к 20-летию Конституции

С. Волобуев

Важнейшая задача современного российского общества – реализация правовой реформы в контексте освоения собственной духовной культуры. Духовная культура России включает в себя мощную традицию философско-правовой мысли. Вряд ли оправ-данно игнорировать ее при формировании, толковании и применении современного российского законодательства. Напротив,
совершенно очевидно, что духовное возрождение общества должно выражаться и в совершенствовании действующего законодатель-ства, в приведении в соответствие позитивного и естественного
права (нравственного закона). В этом необходимо видеть существо правовой реформы, об актуальности которой говорится на
протяжении всех посткоммунистических лет.

Именно в силу этого, вопреки заклинаниям о неизменности Конституции, Конституцию придется, как минимум, редактировать. Причем в наиболее «защищенных» ее разделах. Невозможно
осуществлять системное реформирование законодательства на базе Конституции, в которой ряд норм прямо противоречит
естественному праву, а другие естественно-правовые нормы обхо-дятся молчанием.

Речь идет, прежде всего, о конституционно-правовом оформ-лении права на жизнь.

Правовая система Российской Федерации продолжает нести на себе следы безбожного периода нашей истории. В частности, в ней отсутствуют государственные гарантии защиты права чело-века на жизнь, в первые ее недели и месяцы. Следствием этого является массовая практика искусственных абортов. Только по
официальным данным в России ежегодно делается более 1, 5 млн
абортов. А по неофициальным оценкам, ежегодно аборты убивают в России до 6 млн будущих граждан (от 5 до 13 тыс. абортов в день!). Около 70% беременностей в нашей стране прерывается, число абортов превышает число родов.

Очевидно, что обозначенная проблема коренится в нашем тоталитарном прошлом. Советская Россия была первой страной мира, где была осуществлена полная легализация абортов. Сфор-мировавшиеся в предыдущие десятилетия ложные материалистические стереотипы мешают осознать сегодня значительной части нашего общества, что абортируемое существо – это человек, а, следовательно, аборт убийство человека.

Необходимо подчеркнуть, что на протяжении всей истории человеческой цивилизации искусственный аборт не квалифицировался иначе как человекоубийство. Всеми религиями мира искус-ственный аборт рассматривается как убийство ребенка. Клятва
Гиппократа категорически запрещала врачам делать аборт. Евро-пейская правовая традиция предусматривала уголовную ответственность женщины, врача и иных лиц, причастных к совершению аборта. До октябрьского переворота 1917 года изгнание плода в
российском уголовном законодательстве квалифицировалось как вид смертоубийства.

Современные научные данные подтверждают традиционные религиозные и философские представления о начале собственно человеческой жизни в момент зачатия и, соответственно, справед-ливость распространения естественно-правового, гиппократовского и библейского императива «не убий» на находящийся в чреве матери зародыш.

В вязи с этим, с сожалением приходится констатировать, что принятая в 1993 году Конституция Российской Федерации закрепляет момент наступления правосубъектности человека
вполне однозначно – «от рождения» (ст. 17). Основы законно-дательства Российской Федерации об охране здоровья граждан прямо предоставляют женщине право распорядиться судьбой своей беременности «самостоятельно» (ст. 36).

Действующее законодательство не запрещает использование тканей убитых младенцев в фетальной терапии и фетальной космето-логии, чем активно пользуются различные коммерческие структуры.

При этом гражданское законодательство все же признает человеческий статус «эмбриона», например, включая зачатого при жизни, но еще не рожденного в момент смерти наследодателя ребенка в круг законных наследников (Гражданский кодекс, ст. 1116).

То есть на протяжении первых девяти месяцев своей жизни человек в Российской Федерации обладает гражданскими правами, но не обладает конституционными, поэтому может быть
безнаказанно убит и использован для чьего-то «омоложения»!

Следует отметить, что, несмотря на общий упадок нравов и пересмотр традиционных представлений о человеке, по сию пору
основные зарубежные и международные правовые акты либо прямо предполагают правовую и государственную защиту права на жизнь с момента зачатия, либо не предполагают иного толкования.

Так, Американская конвенция о правах человека в ст. 4
закрепляет: «Каждый человек имеет право на уважение его жизни. Это право защищается, как правило, с момента зачатия».

Декларация прав ребенка, принятая Резолюцией 1386 (XIV) Генеральной Ассамблеи ООН от 20 ноября 1959 года, подчеркивает: «... ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую
правовую защиту, как до, так и после рождения».

Аналогичную формулировку использует и Конвенция о правах ребенка 1989 года. Поэтому 17 ст. Конституции Российской Федерации содержит внутреннее противоречие, поскольку, провозглашая в ч. 1 гарантии прав человека «согласно общепризнанным принципам и нормам международного права», все же
связывает в ч. 2 наступление правосубъектности с моментом
рождения.

Указанные обстоятельства требуют внесения принципиальных поправок в Конституцию Российской Федерации и в другие
нормативно-правовые акты. Промедление в этом вопросе «опла-чивается» тысячами человеческих жизней – ежедневно, и миллионами – ежегодно!

Однако в современной России в рассматриваемой сфере продолжают действовать принципы «революционной законности», то есть – согласно классическим философско-правовым представлениям – беззаконие. Именно после победы большевистской революции мир захлестнула волна безудержного либерализма, отрицающего реальность естественного нравственного закона и утверждающего лишь все новые и новые «права».

Сегодня на государство осуществляется либеральный нажим не только с требованием сохранить и расширить право на аборт, но и узаконить эвтаназию, то есть дать возможность частным лицам и коммерческим структурам убивать людей «на законном основании» как до рождения, так и при наступлении временной или постоянной недееспособности. При этом – от государства требуют отмены смертной казни! Мы не случайно обозначили эти моменты вкупе, ибо все они сводятся к требованию отказа государства от своего исключительного права – права на отнятие человеческой жизни в оговоренных законом случаях. «Делегиро-вание» такового права: женщине (в случае аборта), врачу (в случае аборта и эвтаназии), иным лицам (например, коммерческим охранным фирмам, в различных конфликтных ситуациях), – есть опаснейшая тенденция отката человечества к «догосударственному» (или, точнее, «постгосударственному») состоянию, к «новому варварству», торжеству безудержного аморализма и беззакония...

Приведенных моментов достаточно, чтобы прийти к необходимости совершенствования Конституции. По крайней мере – совершенствования ст. 20, которая в новой редакции могла бы выглядеть следующим образом:

«Статья 20

1. Каждый имеет право на жизнь.

2. Государство гарантирует охрану человеческой жизни с момента зачатия. Осуществление искусственного прерывания
беременности возможно только в случае медицинских показаний в строго установленном законом порядке.

3. Лишение человека жизни по его желанию, желанию его род-ственников или иных лиц, запрещается и преследуется по закону.

4. Смертная казнь устанавливается федеральным законом в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступ-ления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела с участием присяжных заседателей».

Однако есть и другие моменты, например, проблема правопреемства современной России по отношению к России дореволюционной, которое не зафиксировано на конституционном уровне. Сомнительна устойчивость Конституции и законодательства, которые игнорируют или не вполне отвечают на вопросы о
непрерывности правового поля, об отношениях поколений, то есть не гарантируют неприкосновенный характер права заве-щания, частной собственности и ее возврата законным наследникам, какой бы исторический промежуток не отделял факт
незаконного изъятия собственности от требования восстановления справедливости.

Итак, серьезнейшей проблемой конституционного законодательства современной России является несоответствие ряда норм конституционного права естественно-правовым нормам.

При этом бросается в глаза отсутствие законного механизма совершенствования конституционного законодательства в ее «защи-щенных» главах. То есть кардинальное решение поставленных вопросов жестко блокировано ввиду отсутствия механизма их решения, поскольку отсутствует правовая база для созыва Конституционного Собрания, которое только и правомочно внести изменения в соответствующие главы Конституции. Реальная пра-вовая реформа в России должна была начаться с выработки Феде-рального конституционного закона «О Конституционном Собрании», который предусмотрен Конституцией, но не принят с
1993 года по сию пору.

После 1993 года были разработаны несколько проектов Конституционного Закона «О Конституционном Собрании». Однако все они не дошли собственно до стадии законопроекта, не были рассмотрены Федеральным Собранием. При этом их разработка не сопровождалась серьезной общественно-научной дискуссией о понятии «народного суверенитета», философско-правовых основах «учредительной власти», идейных и ценностных основах государственности.

Хочется верить, что к 20-летию Конституции, которое
наступит в 2013 году – в году 400-летия преодоления первой Русской Смуты – ситуация изменится, Конституционное Собрание будет созвано, а содержание норм Конституции будет возвращено в контекст отечественной духовной и правовой культуры. Это станет лучшим подтверждением состоятельности новой России в контексте всей ее тысячелетней истории[62].