Надпись номарха Антилопьего нома Амени

Иероглифическая надпись на стене гробницы номарха Антилопьего нома Амени, расположенной в скалах на восточном берегу Нила, около современной деревни Бенихассана. Амени был современником фараона XII династии Сенусерта I (1980—1934 гг. до н. э.). В автобиографии, составленной по образцу автобиографии конца Древнего Царства, он рассказывает о деятельности при дворе фараона, о выполненных им поручениях царя и о своих обязанностях в качестве номарха, в частности о сборе налогов для царской сокровищницы.
Перевод сделан по изданию: К. Sethe, Urkunden des mittleren Reiches. Urkunden des agyptischen Altertums, VII, 14—16.

ВВЕДЕНИЕ

Год 43 при величестве царя Верхнего и Нижнего Египта (1) Сенусерта I (2), живущем вечно, вовеки, что соответствует в Антилопьем номе 25 году наследственного князя... Амени, правогласного.
Год 43, месяц времени наводнения, день 15. О, любяшие жизнь, ненавидящие смерть! Говорите: тысяча хлебов, тысяча быков и птиц для духа наследственного князя Антилопьего нома, начальника жрецов, Амени, правогласного (3).

ПЕРВЫЙ ПОХОД

Сопровождал я моего владыку, когда он плыл к югу, чтобы уничтожить своих врагов — четырех варваров (4). Плыл я к югу в качестве княжьего сына, хранителя царской печати, главнокомандующего войсками Антилопьего нома, в качестве человека, заменяющего своего престарелого отца, в соответствии с хвалой его (т. е. отца Амени) во дворце, с любовью его при дворе.
Прошел я Куш (5), плывя к югу, достиг я границы земли; принес я все дары. Хвала моя достигла неба. Тогда его величество возвратился в мире, уничтожив всех врагов своих в подлом Куше. Вернулся я, сопровождая его с сияющим лицом; не было потерь в войске моем.

ВТОРОЙ ПОХОД

Поплыл я к югу, чтобы принести золотую руду для величества царя Верхнего и Нижнего Египта Сенусерта I, живущего вечно, вовеки. Плыл я к югу вместе с наследственным князем, старшим царским сыном от плоти его, Амени (6), жизнь, здравье, благополучие. Плыл я к югу в числе 400 человек избраннейших из моих войск. Вернулся я в мире. Не потерял я их. Принес я золото, которое мне было приказано доставить. Хвалим я из-за этого во дворце.

ТРЕТИЙ ПОХОД

Тогда поплыл я к югу, чтобы доставить руду к городу Коптос (7), вместе с наследственным князем, начальником города, визирем Сенусертом, да будет он жив, здрав и благополучен. Плыл я во главе 600 из сильнейших Антилопьего нома. Вернулся я в мире, войска мои невредимы. Сделал я все сказанное мне.

УПРАВЛЕНИЕ НОМОМ

Я возлюбленный, привлекающий любовь, правитель любимый в городе своем.
Провел я годы в качестве правителя Антилопьего нома. Все подати царского дома проходили через руки мои. Тогда дал мне начальник отряда пастухов Антилопьего нома 3 000 быков в качестве подати их. Хвалим я за это во дворе при ежегодном счете уплаты податей крупного скота. (8) Приносил я все их подати для дворца; не было недоимок у меня для какого-либо управления его. Работал для меня весь Антилопий ном с умноженным усердием.

ЗАБОТА О НАСЕЛЕНИИ НОМА

Не было дочери бедняка, которую я бы обидел; не было вдовы, которую бы я притеснял; не было..., которого бы я отверг; не было пастуха, которому бы я отказал, не было начальника «пятерок» (?), людей которого захватил бы я из-за податей; не было нуждающихся около меня; не было голодающих в мое время.
Когда настали годы голода, тогда возделал я все поля Антилопьего нома до границ его южных и северных. Дал я жить населению его и снабжал я его пищей. Не было голодных среди них; давал я вдове равно как замужней. Не различал я великого от малого (9), во всем, что давал я, было много ячменя, полбы и всяких вещей; не отбирал я недоимки с полей.

Перев. И. М. Лурье.

1. В тексте дана полная титулатура.
2. Сенусерт I — второй фараон XII династии, правивший с 1980 по 1934 г. до н. э.
3. 15-й ном Верхнего Египта (Антилопий). Главный город этого нома находился около 270 километров южнее современного Каира.
4. То-есть 4 кочевых племени.
5. Северная Нубия.
6. Впоследствии фараон Аменемхет II (1934—1896 гг. до в. э.).
7. См. вступительные замечания к «Декрету А из Коптоса».
8. Здесь употреблен специальный термин, обозначающий подать, взимаемую быками.
9. Дословно: всякого.

№ 11. ИЗ «ПОУЧЕНИЙ АХТОЯ»

Иератический текст, сохранившийся в двух папирусах Британского Музея (Саллье II и Анастази VII) и нескольких остраконах, датируемых Новым Царством (XIX династия). Само поучение восходит к Среднему Царству и особенно охотно использовалось для обучения в школах, что вполне объяснимо его содержанием. Это обстоятельство послужило причиной крайней безграмотности дошедших до нас списков (вышедших из рук школяров), что в иных случаях делает невозможным перевод некоторых мест.
Из наставления можно заключить, что сам Ахтой был писцом, ибо едва ли представитель другой профессии мог бы с такой убежденностью и страстностью превозносить преимущества карьеры чиновника. Социальная принадлежность его неясна. Однако несомненно, что он был человеком зажиточным, ибо обучение стоило немало средств. Кроме того, Ахтой стремится поместить своего сына среди детей знати. Едва ли на это мог претендовать рядовой общинник. Таким образом, естественно напрашивается вывод, что автор поучения происходил из знати или, скорее, из той прослойки средних рабовладельцев и землевладельцев, которая в ту пору упрочняла свое благосостояние и стремилась к политическому влиянию. Выставляя преимущества карьеры писца, открывавшей путь к занятию высоких должностей, Ахтой с нескрываемым презрением описывает положение крестьян и ремесленников, вынужденных физическим трудом добывать себе пропитание. В поучении длинной чередой проходят все отрасли ремесла и земледелия и описывается тяжелое положение тех, кто ими занимается. Этот памятник — свидетельство значительного расслоения и разложения сельской общины в эпоху Среднего Царства.
Перевод сделан по публикации: Q. Maspero. Du genre epistolaire chez les egyptiens de l'epoque pharaonique. Paris, 1872.

Начало поучений, сделанных человеком по имени Ахтой, сыном Дуау, сыну его по имени Пиопи, когда он плыл на юг к столице, чтобы отдать его в школу писаний... детей знатных...
И сказал он ему: «Видел я удары, видел я удары. Обрати же сердце твое к книгам. Я смотрел на свободного от принудительной работы его, — смотри, нет ничего выше книги...
Ты найдешь такое изречение там, говорящее: «если писец имеет какую-либо должность в столице, то не будет он нищим там»...
О, если бы я мог заставить тебя полюбить книги больше, чем свою мать, если бы я мог показать красоты их перед тобой.
Лучше это всех других должностей... Когда он (писец) еще ребенок, уже приветствуют его. Посылают его для исполнения поручения и не возвращается он, чтоб надеть передник.
Не видывал я скульптора посланником или ювелира посланным, но я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были, как кожа крокодила, и он пахнул хуже, чем рыбья икра.
Каждый ремесленник, работающий резцом, устает больше, чем землепашец. Поле его — дерево, орудие его — металл. Ночью, когда свободен он, он работает больше, чем могут сделать его руки. И ночью зажигает он свет.
Каменотес ищет работу по всякому твердому камню. Когда же он кончает, руки его падают, и он утомлен. И так сидит он до сумерек, колени его и спина его согнуты.
Брадобрей бреет до вечера... Он бродит с улицы на улицу, чтоб найти кого побрить. Он напрягает свои руки, чтобы наполнить свой желудок, подобно пчелам, проедающим свои труды...
Я расскажу тебе еще о строителе стен. Он постоянно болен, так как предоставлен ветрам. Строит он с трудом, привязанный к лотосам (т. е. к верхушках колонны в форме цветов лотоса)... все одежды его — лохмотья... Моется он только один раз... Хлеб, отдает он его домой; избиты, избиты его дети...
У земледельца одежда вечная. Высок голос его, как у птицы «абу»... Устает он... и спокойно ему так, как спокойно кому-нибудь под львом. Болеет он постоянно... И едва он возвращается домой вечером, ему вновь надо идти.
Ткач — внутри дома, хуже ему, чем женщине. Ноги его на желудке его. Не дышит он воздухом. Если за день не выработает он достаточно тканья, он связан, как лотос в болоте. Дает он хлеб привратнику, чтобы мог он увидеть свет...
Когда курьер выходит в чужую страну, завещает он свое имущество своим детям, из-за страха перед львами и азиатами. И если вернулся он в Египет, едва достиг он сада, едва достиг он дома своего вечером, и вновь ему надо идти...
У красильщика пальцы издают зловоние, как от дохлой рыбы,... рука его не останавливается.
Сандальщику совсем плохо, он всегда нищенствует. Ему так же спокойно, как спокойно кому-либо среди дохлых рыб. Жует он кожу.
Прачечник стирает на берегу рядом с крокодилом... Не спокойное это занятие перед тобой... Говорят ему: если ты опоздаешь принести, будут избиты твои губы...
Я расскажу тебе еще о рыбаке, достается ему хуже, чем во всякой другой должности. Смотри, разве не работает он на реке в перемежку с крокодилами...
Смотри, нет должности, где бы не было начальника, кроме должности писца — ибо он сам начальник.
Если кто знает книги, то говорится ему: «хорошо тебе это». Не так с занятиями, которые я тебе показал... Не говорят писцу: «поработай для этого человека»...
Смотри, я совершаю это, плывя на юг, в столицу. Смотри, я совершаю это из любви к тебе. Полезен для тебя день в школе, работа в ней вечна, подобно горам... Смотри, я совершаю это, плывя на юг, в столицу. Смотри, нет писца, который не кормится от вещей дома царя... Вот, на что указываю я тебе и детям твоих детей».

Перев. М. Э. Матье.

№ 12. ИЗ «ПОВЕСТИ О КРАСНОРЕЧИВОМ КРЕСТЬЯНИНЕ»

Иератический текст, сохранившийся в четырех папирусах Среднего Царства, написанный вычурным и искусственным языком, что делает его трудным для понимания. Эта искусственность и запутанность речей крестьянина составляли с точки зрения современников, очевидно, главное достоинство настоящего произведения. В нем отображены произвол и самоуправство чиновников и вельмож, бесконтрольно грабивших население. Автор разоблачал устами крестьянина продажность бюрократического аппарата, действовавшего исключительно в интересах господствующих слоев. Царь и его сановники так же подверглись резким нападкам, но тенденция настоящего текста, взятого в целом, не направлена против существующего социального уклада. Автор рассказа о «Красноречивом крестьянине» наивно верит в то, что речами и увещаниями можно заставить взяточников и самоуправцев «творить правду ради владыки правды». Поэтому злоключения крестьянина кончаются благополучно. Конец папируса поврежден, но можно понять все же, что пострадавшего восстанавливают в правах и вознаграждают за понесенные обиды.
Перевод с сокращениями сделан по сводному изданию текста: F. Vogelsang. Kommentar zu den KJagen des Bauern, Leipzig, 1913.

Был человек по имени Хевинануп, крестьянин Натронового Оазиса (1). И была жена у него по имени Мерит.
И вот этот крестьянин сказал своей жене: «Вот я спущусь в Египет, чтобы принести оттуда еды моим детям. Пойдем же, отмерь мне ячменя, который в амбаре»...
И она отмерила ему [26] мер ячменя.
И вот этот крестьянин сказал своей жене: «Вот, [остается] 20 мер ячменя для еды (тебе) с твоими детьми. Приготовь же мне 6 мер ячменя для хлеба и пива на каждый день, да буду я [жив] этим».
Спустился этот крестьянин в Египет и нагрузил он своих ослов растениями «наа», растениями «редемт», натром, солью, деревом из страны... тиу, деревом «аунт» из «Бычьей Земли» (2), шкурами пантер, мехом волков, растениями «неша», камнем «ану»... камнем «сенет»... голубями, птицами «пару», птицами «угес»... (и) всякими прекрасными приношениями Натронового Оазиса.
Отправился этот крестьянин на юг, к Ненинисут (3), достиг он области Пер-Фефи к северу от Меденит и нашел человека, стоящего на плотине; имя его — Тхутинахт, сын это человека по имени Исери, — это люди начальника дома Ренси, сына Меру. И вот сказал этот Тхутинахт, когда он увидел ослов этого крестьянина, которые ему понравились: «Если бы у меня было какое-нибудь замечательное изображение бога, с помощью которого я захватил бы имущество этого крестьянина!»
Дом же этого Тхутинахта стоял на прибрежной дороге, узкой, не широкой. Она имела ширину... одеяния, и с одной ее стороны была вода, а с другой — ячмень.
И вот этот Тхутинахт сказал своему служителю: «Поторопись, принеси мне ткань из моего дома».
И она была тотчас принесена. И он расстелил эту ткань на прибрежной дороге, и один ее конец упал на воду, а ее бахрома — на ячмень.
Шел же крестьянин по общественной дороге.
И вот этот Тхутинахт сказал: «Остановись, крестьянин! Разве ты наступишь на мою одежду?»
Тогда этот крестьянин сказал:
«Я сделаю то, что ты пожелаешь! Мой путь хорош!»
И он пошел повыше.
Тогда этот Тхутинахт сказал:
«Разве мой ячмень — дорога тебе?»
Этот крестьянин сказал: «Мой путь хорош! Берег высок, дорога — по ячменю, а ты загородил дорогу своей тканью. Разве ты не дашь мне пройти по дороге?»
Тогда один из этих ослов схватил пучок ячменя.
Этот Тхутинахт сказал: «Вот, я заберу твоего осла, крестьянин, потому что он ест мой ячмень! Вот он будет топтать [колосья] при молотьбе!» (4)
Этот крестьянин сказал: «Мой путь хорош, и он единственный, загорожен! И я повел своего осла по тому [пути], которым не следовало, а ты [теперь] отнимаешь его (осла) потому, что он схватил пучок ячменя! Но ведь я знаю господина этого округа, - он принадлежит начальнику дома Ренси сыну Меру. Он изгнал всякий грабеж во всей этой стране, — неужели же я буду ограблен в его округе?»
Этот Тхутинахт сказал: «Вот пословица, которую говорят люди — упоминают имя бедняка [только вместе с именем] его господина! С тобой говорю я, а ты вспоминаешь начальника дома!»
И он взял ветку зеленого тамариска, избил все его члены, отнял его ослов и увел в свой округ.
Тогда этот крестьянин громко заплакал от причиненной ему боли.
Этот Тхутинахт сказал: «Не поднимай твоего голоса, крестьянин! Вот, ты у поселения Владыки Молчания!» (5)
И этот крестьянин сказал: «Ты меня бьешь, ты грабишь мое добро и отнимаешь еще и жалобу из моих уст! О Владыка Молчания! Отдай же мне мое имущество! Пусть я не буду вопить [благодаря] твоей мощи!»
Этот крестьянин простоял 10 дней, умоляя Тхутинахта, но он не сбоатил на это своего внимания.
Тогда этот крестьянин отправился в Ненинисут, чтобы пожаловаться начальнику дома Ренси, сыну Меру. Он его нашел, когда он выходил из ворот своего дома, чтобы спуститься в свою ладью судебной палаты. И этот крестьянин сказал:
«О, пусть тебе сообщат о моем деле! Может быть велят пойти ко мне твоему доверенному слуге, чтобы я мог послать его к тебе [рассказать] относительно этого?»
И начальник дома Ренси, сын Меру, велел своему доверенному слуге пойти к нему, и этот крестьянин послал его [обратно, рассказав] об этом деле, как оно все [произошло].
Начальник дома Ренси, сын Меру, сообщил об этом Тхутинахте серам (6), бывшим подле него. Они ему сказали: «Вероятно, это его крестьянин, пришедший к другому по соседству; вот, крестьяне это делают — ходят к другим по соседству. Вот, они это делают. Можно ли наказывать этого Тхутинахта за незначительное количество натра и незначительное количество соли? Пусть ему прикажут это возместить, и он это возместит».
Начальник дома Ренси, сын Меру, промолчал, не ответил он этим серам, [и не] ответил он этому крестьянину.
Тогда этот крестьянин пришел умолять начальника дома Ренси и сказал:
«Начальник дома, господин мой, великий из великих, руководитель всего того, чего нет и что есть!...Ты ведь отец бедняка, муж вдовы, брат разведенной, одежда [для] не имеющего матери! Сделай, чтобы я превознес твое имя в этой стране выше всякого прекрасного закона! Руководитель, лишенный жадности, великий, лишенный низости, уничтожающий ложь и творящий истину, приходящий на голос зовущего! Я говорю, чтобы ты услышал. Сотвори истину!.. Вот, я отягощен печалью, вот, мне тяжко, защити меня, вот — я в беде!»
«Вот, этот крестьянин произносил эту речь во время величества царя Верхнего и Нижнего Египта Неб-Кау-Ра, правогласного (7). Начальник дома Ренси, сын Меру, отправился к его величеству и сказал: «Мой господин, я нашел одного из этих крестьян, который воистину прекрасно говорит. Его имущество ограблено человеком, который при мне, и вот, он пришел ко мне жаловаться на это».
Его величество сказал: «Если ты хочешь видеть меня здоровым, задержи его здесь, без ответа на все то, что он говорит, чтобы он еще говорил. Пусть доставят нам [это] в записи, да услышим мы это. Однако позаботься, чтобы была жива его жена с его детьми, — вот один из этих крестьян может приходить, чтобы изгнать нужду из его дома. Сделай же, чтобы был жив и сам этот крестьянин. Распорядись, чтобы давали ему пищу так, чтобы он не знал, что это ты ее даешь ему».
И давали этому крестьянину ежедневно 4 хлеба и 2 кружки пива, давал их начальник дома Ренси, сын Меру, и он их давал своему другу, а тот давал их ему (крестьянину). И начальник дома Ренси, сын Меру, послал к начальнику поселения Натронового Оазиса, чтобы давали еду жене этого крестьянина в количестве 3 мер ежедневно.
(Затем крестьянин произносит еще 8 речей, в которых, как и в первой речи, он умоляет Ренси вернуть ему его имущество. Приводим отдельные места из этих речей.)
«О начальник дома, господин мой! Великий из великих, богатый из богатых!.. Ты — руль неба, ты — столп земли!.. Руль, не упади, столп, не покачнись!.. Знающий вещи всех людей, разве ты не знаешь моего имущества?.. Ты подобен волне, ты — Нил, озеленяющий поля!.. Накажи грабителя, защити пострадавшего!.. Берегись, — приближается к тебе вечность... Не лги — ты велик, не будь колеблющимся — ты имеешь вес; не лги, ты — весы... стрелка весов — твой язык; гиря — твое сердце, коромысла их (весов) — твои губы. И если уж ты укроешь твое лицо от сильного, — кто же отразит нечестие?.. Вот, ты подобен городу без его управителя, подобен племени без его старейшины, подобен кораблю без его кормчего, подобен отряду без его вожатого... Ты поставлен, чтобы слушать дело, чтобы рассудить тяжущихся, чтобы уничтожить грабителя, — однако ноша вора — вот содеянное тобою!.. Ты — ученый, ты — воспитан, ты — образован, но не для грабежа, а ты уподобляешься всем людям!.. О начальник дома, господин мой! Ты — руль всей земли, и управляется земля по приказу твоему. Ты — второй после бога Тота, судящий беспристрастно. Господин мой, позволь, чтобы воззвал к тебе человек по своему правому делу!.. Мое тело полно, мое сердце перегружено... вот, [когда] пролом в плотине, вода стремится: [так и] уста мои открыты для речи!.. Не закрывай же твоего лица от того, кого ты знаешь, не будь слепым по отношению к взирающему на тебя... Нет друга у глухого к истине, нет радостного дня у жадного!...Вот, я жалуюсь тебе, но ты не слушаешь этого, и я пойду и буду жаловаться на тебя [богу] Анубису!»
Тогда начальник дома Ренси, сын Меру, приказал двум служителям пойти и привести его. Этот крестьянин испугался, ибо он подумал, что это делается для того, чтобы наказать его за эти слова, которые он сказал...
Начальник дома Ренси, сын Меру, сказал: «Не бойся, крестьянин, вот, ты останешься со мной».
И этот крестьянин поклялся: «Воистину, я буду есть твой хлеб и пить твое [пиво] вечно!»
Тогда начальник дома Ренси, сын Меру, сказал: «Подожди же здесь, да услышишь ты твои жалобы!» И он приказал прочесть [их] с нового свитка папируса, каждую жалобу согласно ее дню. И начальник дома Ренси, сын Меру, послал его (свиток) к величеству царя Верхнего и Нижнего Египта Неб-Кау-Ра, правогласному. И это было приятнее сердцу его величества, чем какая-либо вещь во всей этой земле. Тогда сказал его величество: «Суди сам, сын Меру!» Начальник дома Ренси, сын Меру, приказал двум служителям пойти и [привести Тхутинахта]. Он был приведен и был составлен перечень [всего его имущества (?)]... его... 6 человек... его ячмень, его полба, его ослы... [и дом] этого Тхутинахта [был дан этому] крестьянину... все его... Тхутинахт...
(Конец папируса поврежден.)

Перев. М. Э. Матье.

1. Современный Вади Натрон — небольшой оазис к западу от Дельты.
2. Современный Фарафра, оазис к западу от Манфалута.
3. Гераклеополь, центр 20-го Верхнеегипетского нома. Находился на западном берегу Нила, около 120 километров южнее Каира.
4. В Древнем Египте колосья разбрасывали на току и по ним гоняли домашний скот, который растаптывал колосья, и зерно таким образом отделялось.
5. То-есть бога мертвых.
6. Сановники.
7. Один из царей так называемой Гераклеополитанской династии — IX и X династии Манефона (ок. 2200 г. до н. э.).