Проблема: плохие привычки

И Коннор, и Линдси определяют свои сексуальные отношения в первые десять лет брака как «хорошие».

«Я бы не сказал, что мы были какими-то особенно пылкими и изобретательными, но мы занимались сексом часто — и в целом довольно успешно, — говорит Коннор. — Мы не думали о том, как что надо делать. Просто делали, и все».

Но, переехав в Вашингтон, они вдруг начали терять навыки. Теперь они уже больше говорили, чем делали.

— У нас давно не было секса, — сообщала Линдси таким тоном, будто Коннор сам этого не заметил.

— Ладно, давай сегодня вечером наверстаем, — отвечал Коннор.

Но когда приходило время наверстывать, у Линдси все время появлялись какие-то неотложные дела. «Если я этого сегодня не сделаю, меня завтра прикончат», — говорила она.

В экономике существует так называемая «теория рациональных пристрастий»^{30}. Суть ее сводится к тому, что мы начинаем испытывать пристрастие к чему-то (к алкоголю, азартным играм, порно, метамфетамину, табаку или бойфрендам-неудачникам) потому, что раз за разом не можем противостоять соблазну. А потом оказываемся не в состоянии избавиться от своей зависимости, ибо верим, что ее выгоды превышают затраты. То есть наркоман, сидящий на героине, прекрасно знает, что героин вызывает зависимость и приводит к гибели, — но он предпочитает наркотический кайф (и зависимость) отсутствию зависимости (и наркотического кайфа). Иными словами, пристрастие к чему-либо — это абсолютно «рациональное» решение, потому что каждый зависимый просчитывает для себя как сиюминутные, так и будущие плюсы и минусы своих действий. Если верить этой теории, точно по тем же принципам можно сформировать и «хорошее» пристрастие: к работе, музыке, сексу с супругом или же к человеку, которого вы захотите сделать своим спутником жизни.

Лауреат Нобелевской премии экономист Гэри Беккер, который и предложил термин «рациональное пристрастие» (и который, так уж совпало, прославился и своими трудами на тему экономики брака), говорил, что лучший способ избавиться от привычки — бросить ее. Мы приобретаем привычку из-за того, что на протяжении какого-то времени совершаем одно и то же действие, но мы можем в одночасье «выбросить ее за борт» — и заменить новой, — если решим, что результаты больше не оправдывают затраченных усилий.

Какое отношение это все имеет к Линдси и Коннору? Самое непосредственное.

Линдси и Коннор имели раньше пристрастие к сексу — ну, не буквально, а с точки зрения экономических «привычек». В их представлении его выгоды превышали затраты. Но потом баланс сместился. Мы не знаем, по какой причине это произошло, но в какой-то момент затраты возросли, а выгоды перестали казаться такими очевидными. Старая привычка ушла в прошлое, а вместо нее вдруг появилась новая — не заниматься сексом. И с ней еще одна — бесконечно обсуждать те причины, по которым они больше не занимаются сексом.

Помните нашу старую добрую знакомую, кривую спроса с отрицательным наклоном? Так вот, обсуждая до потери пульса свои несуществующие интимные отношения, Линдси и Коннор еще больше накручивали их цену. Прежде чем заняться сексом, они начинали говорить о нем — и эти разговоры стоили им тех сил и времени, которые они могли бы потратить собственно на сам секс.

Линдси обвинила во всем Вашингтон — мол, жизнь здесь такая скучная, вот и они с Коннором стали скучными и занудными. К тому же работа выжимает из нее все соки. А может, все дело в том, что они видятся каждый день и успели друг другу приесться. Коннор заявил, что Лола выкачала из них все жизненные силы («Ну да, вали все на невинного ребенка», — сказала Линдси). Также Коннор предположил, что они неправильно питаются. Недостаток овощей и переизбыток полуфабрикатов сделал их менее энергичными.

У Линдси была другая версия.

— Думаю, это из-за воды, — ввернула она в один из их вечерних разговоров. — Возможно, с промышленными растворителями дела обстоят хуже, чем мы предполагали.

— Из-за воды? — переспросил Коннор, который в эту секунду словно очнулся и услышал со стороны, какой бред они оба несут. — Господи, Линдси.