Перспектива

«Мы танцуем по кругу и гадаем,

а Тайна сидит в центре и знает».

Роберт Фрост

«Когда мы Понимаем, мы пребываем в центре

круга, в котором сидим,

пока Да и Нет гоняются друг за другом

по окружности».

Чжуан-цзы

В определенном смысле все это — вопрос восприя­тия, познавательной перспективы. Окончательное По­нимание, о котором говорит вечная мудрость, можно рассматривать как целостный и тотальный сдвиг или изменение перспективы. Но насколько это целостно и тотально, невозможно представить себе до тех пор, пока оно не случится.

Когда я учился в последних классах школы в конце шестидесятых — начале семидесятых, среди учеников был популярен роман Эдвина Абботта «Плоский мир». Эта небольшая книга была написана в 1884 году, но ин­терес к ней вспыхнул по новой, и она была несколько раз переиздана, попав в резонанс с контркультурой и на­строениями никсоновских лет. Плоский мир — это двухмерная вселенная, которую населяют двумерные суще­ства, имеющие представление лишь о ширине и длине, вроде геометрических фигур, которые можно нарисо­вать на бумаге. Обитая в плоском плане бумажного листа, они понятия не имеют о высоте или глубине, ко­торых в их мире не существует. Таким образом, эти «не­реальные» направления, или измерения, никогда не приходят им в голову, и у них нет соответствующих по­нятий. Наши слова «высота» или «глубина», «наверху» или «внизу» вместе с идеями и концепциями, которые они выражают, в том мире отсутствуют.

Книга рассказывает историю одного из этих двумер­ных существ, квадрата, в чью безмятежную двумерную жизнь однажды вторгается странное существо из друго­го измерения — сфера. Лишь постепенно квадрат начи­нает понимать, что означает третье измерение, поначалу казавшееся непостижимым. Стоит ли говорить, что, по­пытавшись рассказать о своем опыте другим, таким же как он, двумерным фигурам, квадрат столкнулся с немереными трудностями. Как описать «сверху» в контекс­те существования исключительно «вперед», «назад» и двух боковых направлений? Квадрат пытается прибег­нуть к помощи уже существующих слов («вперед, но не вперед, другое вперед»), а также к помощи новых слов, которым он научился у сферы (но «наверху» звучит для жителей Плоского мира только как бессмысленный на­бор слогов). Поэтому квадрат, который знает, что он на самом деле прошел через опыт третьего измерения, об­наруживает, что его начинают принимать за идиота, не­сущего околесицу.

Опыт квадрата из Плоского мира хорошо понятен всем тем, кто прошел через духовное или мистическое переживание «Инаковости», другого измерения, запре­дельного по отношению к хорошо знакомым нам трем физическим измерениям, и затем попытался рассказать об этом другим на понятном им языке. Это может быть

полезной метафорой, иллюстрирующей и выражающей, насколько Постижение не поддается описанию словами и концепциями, доступными здесь. Однако сдвиг пер­спективы, неотъемлемый от Постижения, является чем-то гораздо более тотальным, нежели включение еще одного измерения. Это, скорее, не простое добавление измерения, а сдвиг, выводящий за пределы всех измере­ний, так что это становится не вопросом видения иначе или видения новых и странных вещей, но вопросом ис­чезновения видящего как такового.

В некотором роде, Постижение — противополож­ность открытия третьего измерения двумерным сущест­вом из Плоского мира. В коллективно разделяемом опыте восприятия этого мира дуальности процесс вос­приятия всегда являет собой триаду: воспринимающий, воспринимаемое, восприятие. Иначе говоря, имеется тот, кто производит действие, то, над чем производится действие, и само действие. Думающий, объект думания и само думание. Видящий, видимое и видение. И так да­лее; равным образом тот, кто существует, то, в качестве чего он существует, и процесс существования.

Но в едином осознании Постижения эти скрытые из­мерения инаковости растворяются в Единственности, а на месте восприятия «расщепленным умом», в котором участвуют переживающий, переживаемое и опыт пере­живания, остается исключительно переживание «цело­стным умом». Без деятеля, без объекта, без результата действия — только функционирование. Только видение. Только существование, не в смысле существование, а скорее существование. Все, что есть, это не кто-то, осо­знающий что-то, а просто надперсональное Осознавание. Осознавание — это все, что есть, Осознавание суть функционирование, видение, существование, пережи­вание, которое расщепленный ум принимает за кого-то, делающего что-то или чем-то являющегося.

Как происходит подобный сдвиг? Каким образом кто-либо, воспринимающий окружающее расщеплен­ным умом, приходит к Пониманию целостным умом? Дело в том, что никто ни к чему не приходит. То есть по­нимающего что-либо не существует. Есть только пони­мание, и это Понимание обнаруживает, что некому и не­чего понимать. Самая суть Понимания заключается в том, что, хотя события и кажутся происходящими, а действия — совершающимися, «их никто не делает, как и ничто не делается; есть только чистое действие» (Вэй У Вэй). Не существует индивидуума, который мог бы понимать или делать что-либо. Не существует такой ве­щи, которую можно было бы делать или понимать. Во­преки видимости, никаких разумных индивидуумов или сущностей нигде нет. Это искательство, этот поиск по­нимания в конечном итоге приводит к полному уничто­жению ищущего, к осознаванию того, что, прежде все­го, никакого ищущего никогда не было, что весь мир, воспринимаемый расщепленным умом, включая самого воспринимающего, есть тончайшей выделки иллюзия. Вэй У Вэй:

«Важно понять — нет ничего, что можно приобре­сти, а есть только заблуждение, требующее разоб­лачения, потому как приобретение обязательно включает в себя использование, и тем самым ук­репление, того фальшивого «я», к растворению которого мы так стремимся. Здесь требуется толь­ко трансформация, такая трансформация, кото­рая положит конец самоотождествлению с несу­ществующим индивидуальным «я», благодаря че­му мы перестанем играть вслепую и пробудимся к своей извечной природе.

Пытаться убедить себя в том, что мы не существу­ем как индивидуальные сущности, — все равно что просить глаза поверить, что то, на что они смотрят, на самом деле отсутствует. Но как сущно­стей нет не только нас: их нет нигде в реальности этого космоса, никогда не было и никогда не мо­жет быть. Только целостный ум способен путем прямого познавания проникнуть в это знание, ко­торое, постигнутое однажды, становится очевид­ным. Это и есть тотальная трансформация. И " Я" — все, что остается».

Не ново и давно уже привычно думать об этом мире и жизни как об иллюзии или сне: эта аналогия окружает нас повсюду, начиная от Шекспира («Мы созданы из вещества того же, что наши сны»), заканчивая детской песенкой («весело, весело, весело, весело, жизнь — только сон»). Но едва ли кто осознает, что тот, кто дума­ет, что все это понимает, сам является сновидческим персонажем, частью иллюзии; что ум, размышляющий: «Жизнь всего лишь сон», — не имеет собственного су­ществования, независимого от этого сна; что сама эта мысль возникает исключительно внутри сна и не отде­лима от него.

Понятное дело, этого достаточно, чтобы отвратить большинство людей. Существует. Невыразимо.

Еще два примера:

Сядьте в самолет на Оклахому. Летите прямо на юг. Над чем вы пролетаете? Если вы ответите «над Техасом», то у меня для вас новость: нет такой вещи, как «Техас». Если вы посмотрите вниз, пока будете лететь на юг, ни­какого такого «Техаса» вы там не обнаружите. Взгляду предстанут безводные пустыни, фермерские хозяйства, горы, реки, дороги, города. Техас — это только идея, она существует только в качестве созданной по договоренности концептуальной конструкции. Нет ничего «под­линного» в границе между Техасом и Оклахомой, и про­летая над ней, вы ее не увидите. Линейные ограничения, различение, решение называть этот кусок земли Теха­сом, а лежащий несколькими футами дальше — Оклахо­мой, существует только в уме как ментальное построе­ние. Отделение в благоразумные обособленные сущно­сти есть слой, добавленный поверх лишь мысленно. Это различение, называние, это отделение, эти «вещи», как отдельные сущности, существуют исключительно как идеи.

«Вы» и «я» — это «Техас».

В следующий раз сходите в кино. Остановитесь, ког­да будете выходить из зала, и подумайте о том, что вы только что увидели. Когда вы приметесь описывать фильм, я попрошу вас остановиться. Возможно, то, что вы увидели, было фильмом, но это отнюдь не то, что там происходило. Вы провели в кинотеатре что-то око­ло двух часов, и почти все то время неотрывно смотре­ли на экран, расположенный впереди. Но если я попро­шу вас описать мне этот экран, скорее всего вы просто непонимающе посмотрите на меня. Из-за пучков цвет­ных лучей, проецируемых на экран все это время, вам не было видно самого экрана, хотя он и был там, а вы смотрели на него. На экране не было «настоящих» лю­дей, или пейзажей, или событий, хотя, по всей видимо­сти, история и эмоции фильма захватили вас так, слов­но они были подлинными. Именно за этим вы и идете в кино, и если хотя бы на какое-то мгновение во время просмотра у вас возникает мысль «это нереально», воз­можно, фильм не настолько уж хорош. Проецирование света на экран обусловило появление на нем людей, мест и событий, которые выглядели очень правдиво и вызвали у вас умственный и эмоциональный отклик. Но на протяжении всего этого времени экрана вы не видели, хотя, собственно говоря, именно на него и смотрели все два часа, и без которого проецируемому свету не на что было бы падать, а вам не удалось бы увидеть фильм.

«Вы» и «я» — это фильм.

III

Все это — тот же вопрос перспективы, но в более простом и изысканном плане. То, как мы воспринимаем вещи и в этой связи определяем их «реальность», «ис­тинность» или «правильность», обязано нашей отправ­ной точке, которую мы занимаем во всеохватывающем континууме. Это заложено в основу, но часто остается незамеченным. Существует тенденция абсолютизиро­вать собственную перспективу, рассматривая все вещи относительно нее, хотя на самом деле относительна именно она. Вся «история человечества», включая но­вейшую, полна эксплуатации, порабощения, неспра­ведливости и нетерпимости всех видов, ставших воз­можными только потому, что с определенной позиции, с чьей-то точки зрения это кажется оправданным. Понят­но, что базисные представления об устройстве вещей на самом деле очень относительны и зависят от восприя­тия, от относительной позиции индивидуума, занима­емой в общем спектре.

С Пониманием происходит целостный сдвиг этой перспективы. Для сновидческого персонажа все в жиз­ни имеет значение и представляется важным. От по­следней войны до вопросов окружающей среды, того, чему учат детей в школе, или того, как вон тот человек только что посмотрел на вас, вещи и события кажутся значительными и важными. Похоже, именно ради этого стоит жить. С мыслями о том, что вещи имеют вес и ценность; о благих делах, крестовых походах, принци­пах и ценностях; вовлекаясь в то, что вы считаете справедливым, борясь с тем, что представляется вам заблуждением, тем самым делая мир лучше.

Однако с приходом Понимания становится ясным, что все это лишь подталкивает к дальнейшему увязанию в иллюзии и бесконечном страдании. Ценности, кажу­щиеся абсолютными в сновидении, при более тщатель­ном рассмотрении обнаруживают свою условность. Ценности, которых придерживается одно тело-ум, зави­сят от программности и обусловленности конкретным временем, национальностью, культурой, расовой при­надлежностью и семьей и могут быть прямо противоположными ценностям, за которые с таким же трепетом дер­жится другое тело-ум.

Правильно, неправильно; добро, зло; важно, не важ­но — согласно кому? С чьей точки зрения? Всем людям на земле свойственно считать наиболее близкие им ве­щи самыми важными. Со своей стороны, вы, конечно же, придете в несравнимо большее отчаяние из-за смерти члена семьи, нежели из-за гибели тысяч людей где-то в другой стране, где вы никогда не были. С другой сторо­ны, террористический акт есть свидетельство зла; с точ­ки зрения еще кого-то он же есть свидетельство того, что Бог велик. На самом деле это не то и не другое; это просто есть. Это просто возникает в целостности Созна­ния, совершенно безличностном и абсолютно невовлеченном. Справедливо или несправедливо, важно или нет — все это только ваши проекции с позиции вашего видения.

Но «видение» надперсонального Сознания неизме­римо огромно. Неисчислимое количество жизненных форм в неисчислимых солнечных системах; материя, жизнь и энергия в таких формах, которые мы даже не можем себе представить, в сравнении с которыми вся эта знакомая нам жизнь, сама эта планета, эта вселенная со всем, что мы знаем о ней или способны вообразить себе, кажутся едва заметными. Но самое прекрасное заключается в том, что на самом деле все это, знакомое нам, более чем заметно, поскольку ничем не отличается от Сознания, оно есть Само Сознание, воспринимаемое нами через эти формы. Но что бы мы ни полагали со­бой, и как бы ни думали, что что-то знаем, или хотим, или считаем «правильным», это не имеет никакого зна­чения, а просто часть нашего крайне ограниченного восприятия.

Любого, кто пишет или говорит на данную тему, од­нажды непременно начинают переполнять вопросы важности, ценностей, правильности и ошибочности, добра и зла. Зачем зло существует в мире? Зачем проис­ходят стихийные бедствия? Зачем бывают войны? Как может Бог допускать нищету и насилие? Как может Бог, или Присутствие, или Сознание, позволять детям страдать?

Все из нас пережили (либо оказывались рядом с те­ми, кто пережил) какую-либо трагедию, какую-то фор­му насилия, или потерю, или несчастье, или боль. На чью-то долю бед выпало больше, чем другим. От этого никуда не деться; такова природа этой сновидческой «реальности»: она содержит в себе то, что переживается как удовольствие и боль, хорошее и плохое, и никто не знает, что принесет с собой следующее мгновение или какой окажется общая смесь для любого из тел-умов. Внутри сновидения нет ответов, нет причины.

«Страдание — это призыв к изучению. Любая боль требует исследования». (Нисаргадатта Махарадж).

Страдание и боль, как ничто другое, провоцируют вопросы. Изучайте их, исследуйте. Вопрос «почему?» никуда не ведет, это лишь эго-ум пытается завладеть не­существующим контролем. Он никогда не будет удовле­творен, а вызовет только разочарование и еще большее страдание. Вместо этого исследуйте страдание. Кто он, страдающий? С чьей точки зрения это неприемлемо?

Будда сказал, что самсара есть дуккха. Принятие сна за реальность не является причиной страдания — это есть само страдание. Единственно возможное решение во­проса зла и страдания — научиться видеть сквозь иллю­зию. Страдание во всех его формах — величайшее при­глашение к пробуждению, и оно всегда рядом.

Или же, говоря бессмертными словами Рика, героя Хамфри Богарта в «Касабланке»:

«Много не требуется, чтобы понять, что проблемы трех маленьких людей не сравнимы с количеством ерунды в этом безумном мире. Однажды вы это поймете».