Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 10. Снег






Несколько дней Эра пролежала в полуобморочном состоянии и с высокой температурой. Вовсе не потому, что простудилась, а просто вообразила себя нездоровой. Инна страшно волновалась, не отходила от постели дочери, хотя и понимала, что со здоровьем девочки всё в порядке. Просто что-то без конца тревожит её маленькое сердце и она очень болезненно переживает это.

И что же, в конце концов, переживает Эра? Неразделённую любовь? Осознание несовершенства мира? Разочарование в собственных возможностях? Глупости! Это всё для обычных детей, а Эра - иная. Не какая-нибудь замкнутая чудачка, какой, наверняка, кажется многим окружающим, а совсем другая. Взять хотя бы её невероятные тяготения и способности ко всему: от сложных математических формул до бытовых вещей. И это проявилось с самого начала. В первые несколько дней девочка и словечка не знала, а лишь вопросительно мычала и тыкала пальцем. Многие окружающие предметы были для нее, несомненно, незнакомыми. Вела она себя как младенец, едва научившийся стоять на ногах. Но с какой поразительной быстротой Эра усваивала информацию и также быстро практиковала! Спустя совсем немного времени уже неплохо разговаривала, а ещё чуть позже научилась читать. Так, неожиданно скоро Эра была готова пойти в школу, сразу поразив учителей успеваемостью. Ведь могла же без труда и на пару классов старше учиться, а не с теми, кто выглядит её ровесниками. Почти всё девочке давалось легко. А может быть, в этом и дело? Эра столкнулась с непосильной задачей? Но с какой? Хотя дело наверняка не в этом. Ведь были странности посерьезнее.

Не она ли свалилась с неба, объятая пламенем, а потом вылезла из собственной кожи живая и невредимая? Если это правда, то как объяснить произошедшее? А если такое и впрямь возможно, то строить гипотезы о происходящих изменениях в Эре становится куда труднее. Это уже получится нечто фантастическое, а значит абсурдное. К чему тогда вообще предполагать и угадывать? Видимо, существуют непостижимые для человека вещи. Так пусть тайна останется тайной.

Инна понимала, что разумнее всего сейчас просто быть матерью Эры. Всячески поддерживать, без слез и неприкрытого беспокойства. Собственных эмоций выдавать нельзя, иначе они тут же будут отражены и утроены и без того страдающим ребенком. Нужно взять часть груза на свои плечи. Так будет правильно. Нужно просто ждать. Когда переживания ослабят свой пыл, тогда и девочка поправится. Снова станет бодрой.

Женщина уронила голову в пустоту и тут же очнулась, пошатнувшись на стуле. Мысли утомили её. Рядом на кровати, всё так же ворочаясь, лежала Эра, надвинув одеяло на нос. В свете настольной лампы её лицо казалось чуть сероватым.

- Ну что же, пора спать. Засиделась я, - Инна, отодвинув в сторону стул, не спеша потянулась к выключателю.

- Оставь свет, я почитаю ещё, - остановила её девочка, не открывая глаз.

- Тебе подать какую-нибудь книжку? – с готовностью спросила женщина.

- Не нужно. Книга у меня под кроватью.

Женщина кивнула.

- Я тебе чаю принесу.

- Лучше какао.

- Хорошо, сейчас сварю.

- Спасибо тебе, мам.

Как только Инна покинула комнату, Эра свесилась с кровати и на ощупь нашарила маленькую записную книжечку в кожаной обложке. Докопаться до истины - вот чего ей сейчас хотелось. Первое желание за несколько дней, первая здравая мысль, первое тяготение к жизни. Нужны ответы. Как так получилось, что Максим и чертово чудовище оказались одним и тем же лицом? Как получилось, что он и не помышлял о демоне внутри себя? Ведь он же не знает! Максим принял своё отражение за иное существо, не касающееся его самого. Чертово зеркало! Это ведь была подсказка, так?

Выродок, живущий внутри молодого человека, пытался дать понять о том, что они сосуществуют. Не поэтому ли оно привело Максима в музыкальную школу? Это заброшенное здание - место, связанное с воспоминаниями его человеческой половины. А он так ничего и не понял! А может, попросту не захотел понять?.. Испугался. Не желал осознавать, что делит одно тело с тем, чего боится до смерти.

Чушь! Выродок не мог просто взять и поселиться в теле самого обычного человека. Должны быть причины, ответы. Нужно прочесть записи от начала и до конца. Что-то было упущено… Эра открыла записную книжку на первой странице и начала читать то, что небрежно пропустила ранее.

 

15 сентября … года.

Привет тому, кто это читает. Как ты уже знаешь, моё имя Максим. Мне 16 лет. Сейчас я лежу в госпитале, который находится в центре Москвы, так как серьёзно болен. Я решил завести этот дневник, потому что я настолько одинок, что мне не с кем поделиться своими мыслями.

Я нахожусь в незнакомом мне городе, где среди миллионов людей нет ни одного друга. В палате я не один, но среди этих людей нет ни одного человека, с которым мне бы хотелось побеседовать, рассказать о том, что чувствую. Поэтому я выбрал эту записную книжку в качестве своего друга.

Сейчас уже вечер, становится всё тише и тише. Мои престарелые соседи засыпают. Как же мне надоели эти однообразные вечера, надоела эта палата и шевелящиеся под одеялами контуры тел. Я устал от боли в груди, от капельниц. Это просто невыносимо. Я задыхаюсь в этой больнице, но выбора у меня нет. Эта палата - мой последний приют. Да, да. Совсем скоро я умру, и в этом нет сомнений. Я смертельно болен. Мне остается лишь смириться с этим и терпеливо доживать свой срок.

Больше и добавить нечего. Даже и не верится, что раньше было всё по-другому. Не было боли в груди, мама была жива. Я жил в своем маленьком городке и думать не мог о череде предстоящих бед.

Будущее казалось мне светлым, многообещающим, и сам я был светел. Я любил свою жизнь, свою семью. Любил свой дом, своих школьных друзей и даже был тайно влюблен в одноклассницу.

Теперь я уже и забыл, как выглядит та девчонка. А о своей влюбленности стал забывать ещё давно. Как только на меня обрушился первый удар, стало не до этих глупостей.

Отчетливо помню тот вечер. Это была среда. По средам я занимался в музыкальной школе. Меня не было дома всего полтора часа, но судьбе этого было достаточно, чтобы забрать мою маму.

Моя бедная мама… Возвращаясь домой, я ещё издали заметил настежь распахнутые окна моей квартиры. Это сразу встревожило меня. У моего подъезда толпились люди. Эти многочисленные скорбящие и любопытные лица, мерцающие в красном свете мигалок машин скорой помощи, пожарных и полиции. Там собрались все соседи.

Я не видел накрытого простыней тела на носилках. К тому времени её уже вынесли и погрузили в машину. Но я сразу почувствовал, что случилось ужасное. Может быть, просто догадался, увидев лицо соседки полное сочувствия. Позже именно она сообщила о трагической гибели мамы.

Она отравилась бытовым газом. Это был несчастный случай. Мать умерла во сне, лежа в кровати. Отец в то время был ещё на работе. Вот так мы и остались с ним вдвоём.

Позже мы переселились в дом за городом. В той квартире нам жить не хотелось. Шли месяцы, а тяжелые воспоминания не хотели меня оставлять. Жизнь казалась мне невыносимо тоскливой. Меня уже не так интересовала музыка и школа. Я был пуст. А потом начались эти колющие боли, кашель и затрудненное дыхание. Медицинский осмотр выявил рак правого легкого. Я не мог поверить словам врачей, требовал повторить диагностику. Это было для меня настоящим кошмаром. Эти страшные слова «бронхогенная карцинома». Ужасные, жестокие слова! Видимо, в тот день, когда смерть явилась в наш дом и забрала мать, она не досчиталась меня и только потом спохватилась.

Но я умирать не хотел. Жажда жить, дышать, чувствовать стала огромной. Как же так? Я не должен был умереть молодым. Это неправильно! Это чертовски неправильно! Ох, как страшно мне было в те часы. Но тогда ситуация была не такой тупиковой, как сейчас. Был выход! И надежда на спасение явилась одновременно со страшным диагнозом. Мой отец похлопал меня по плечу и твердо сказал: «Мы потеряли маму, но гибели единственного сына я не допущу. Ты будешь здоров!». И это были не пустые слова. Мой отец – толковый хирург, главврач больницы в моем родном городе, у него имелись хорошие связи.

Меня отправили в Москву. Не в эту больницу, но в очень похожую. Увы, химиотерапия и ряд других процедур не дали результатов. Врачи говорили, что действовать нужно решительно, пока раковые клетки не поразили второе легкое.

Мне ничего не оставалось, как дать согласие на хирургическое вмешательство. После наркоза я очнулся уже без правого легкого, но с ощущением радости. Эту дрянную опухоль удалили из моего тела! Да, теперь я был неполноценным, во многом ограниченным. Зато я был жив. Люди живут и с одним легким, и с одной почкой, и без половины печени.

Я снова начал ходить в школу. Одноклассники теперь смотрели на меня как на побитую собаку. Но ведь я и был побитой собакой. Тем не менее, во мне тогда ещё были крупицы светлого прошлого меня. Быть может, это было неистовое стремление к жизни.

Побывав на краю пропасти, я вернулся переполненный амбиций и надежд, осознал насколько дорога жизнь как таковая. Вот только радоваться пришлось недолго. Мне был дан всего один год спокойной жизни.

На одном из обследований обнаружили новые проявления моего недуга. Болезнь извернулась и снова проросла. Она тоже стремилась жить, и ей было всё равно, что однажды убьет своего носителя.

Это слово… Метастазы! Гадкие ростки в моем единственном легком! Это означало неминуемую смерть. Опухоль не заставила себя долго ждать. И на этот раз отец не сказал ни слова.

Вот так я оказался тут. Уже три месяца доживаю свои последние дни. И именно в этой проклятой больнице закончится моя очень короткая жизнь. Какая глупая и нелепая смерть!

То и дело меня посещают мысли: почему многие люди умирают, как я, - в муках и так рано?.

Говорят, что каждый умирает так, как этого заслуживает. Но эти слова - грубейшая ложь! Разве заслужил я такой мучительной смерти? Неужели я настолько грешен? Или моя бедная мать получила по заслугам, отравившись газом? А, может быть, двенадцатилетняя девочка совершила столько зла, что из соображений справедливости вчера скончалась на операционном столе?

Всё это ложь! Люди умирают от болезней не потому, что заслужили такой смерти. Эта философия – не что иное, как попытка людей защитить себя от правды: превратить жертву в виновного, оправдать несправедливость мира!

Ведь в этом мире нет никаких правил. Праведник может быть жестоко убит, а его убийца умрет в глубокой старости. Кому как попадет. Смерти всё равно, хороший ты или плохой, и мир - это не то место, где достаточно вести себя хорошо, для того чтобы ничего плохого с тобой не произошло. Увы, люди не способны уберечь самих себя.

28 сентября … года.

Сегодня снова приезжал мой отец. Каждый раз, когда он навещает меня, я вынимаю дыхательную трубку, чтобы побеседовать с ним. Но мы никогда не разговариваем. Он молчит, потому что ему нечего сказать. А я молчу, чтобы от слабости не начать жаловаться. Однако сегодня я не выдержал и спросил у отца, зачем я лежу в этой больнице? Папа ответил, мол, здесь мне будет не так тяжело. Да, именно так и сказал: «Здесь тебе будет не так тяжело…» - и замолчал. Ему не хотелось произносить вслух слово «умирать». Неужели он и вправду думает, что огромные дозы наркотиков и все эти мучительные процедуры могут облегчить мои страдания?

 

В коридоре послышались шаги. Эра тут же захлопнула записную книжку и спрятала под одеяло.

- Как самочувствие? – спросила Инна, протягивая кружку девочке.

- Завтра пойду в школу, - ответила Эра, – надоело болеть.

- Ну, дело твоё.

Девочка отхлебнула и поставила кружку рядом на столик. Женщина ещё недолго постояла в дверях и ушла, как только убедилась, что её дочери больше ничего не нужно. Эра вынула из-под одеяла дневник. Из прочитанного ею было ясно далеко не всё.

Максиму, в самом деле, пришлось нелегко ещё до того, как началось всё это. Его мама погибла, сам он едва не умер от рака. И всё же парню как-то удалось остаться в живых. Ведь сейчас он здоров, не так ли?

Эра вспомнила, как Максим, затягиваясь сигаретой, заявил о полученном подарке. Вот что он имел в виду! Легкие! Если верить дневнику, одно легкое ему удалили, другое поразили метастазы. А теперь будто ничего и не было. Как такое возможно? Ему сделали операцию? Не заключил же он сделку с дьяволом, в конце концов? Очень на то похоже, но ведь так не бывает… Девочка нашла страницу, на которой остановилась и продолжила читать.

 

7 октября … года.

В этот раз я открыл дневник, чтобы высказаться о своей боли. Мне больно физически и больно на душе. И я могу сказать точно, что два этих явления имеют различную природу и не подлежат сравнению, что бы там ни говорили философы. Жить с воспоминаниями о погибшей маме было тяжело, но возможно. А вот примириться с этой колкой агонией нельзя. Но всё же душевная и физическая боль имеют некоторые связывающие их ниточки. Ведь именно этот страшный рак делает меня таким несчастным. Невыносимые боли влияют на моё душевное состояние, меняют мой характер, превращают в чудовище и морального урода.

Как ошибочно люди считают, что настрадавшийся человек всё равно что сострадающий. Это большая ошибка! Невыносимые муки превратили меня в нервозного, вспыльчивого, озлобленного монстра. Злого на медсестер, которые ставят капельницы мимо вены, безразличных врачей и на весь людской род. Разве я раньше был таким психопатом? Я ведь был добрым мальчишкой.

Теперь моё тело похоже на сухофрукты. Эти тонкие пальцы, впалые глаза, лысая голова похожая на шар. Точно гуманоид какой-то. И в этом исхудавшем теле уже почти не осталось души. Разве мог тот светлый, жизнерадостный мальчишка пожелать людям зла? Да, да, именно эта мысль заиграла огнем, когда по небу пронеслась серебряная точка…

Полчаса назад я поднялся с кровати, хотя мне запрещают делать это. Мне просто хотелось в последний раз выглянуть в окно. Ведь, скорее всего, в ближайшие два-три дня меня не станет. Придерживая капельницу, я подковылял к окну, заваренному решеткой, вероятно для того, чтобы умирающие в приступе отчаянья не попытались прыгнуть с высоты. Жаль, что мне не удалось отчетливо разглядеть вечерний пейзаж. Мешали отсвечивающие лампы, и собственное уродливое отражение застило мне вид. Плотно прижавшись лицом к решетке, я сумел разглядеть лишь суетливые огоньки машин, ровный свет оранжевых фонарей и маленькие искорки звезд. Горстка огоньков - единственное, что я мог увидеть. И я смотрел на них как загипнотизированный, представляя себе толпы людей, мчащихся в этом быстром потоке. Таких здоровых, полноценных людей, таких забывших о своем здоровье и полноценности, забывших о своей смертности. Они ведь и вправду были там - за окном, за чертой боли и несчастья. Настоящей боли! Настоящего несчастья! Они были там в каждом уголке этого огромного сверкающего мира. И в этот момент я почувствовал глубокую обиду. Я был обижен на всех. кто там за окном. Злился на людей, которых не видел, а лишь воображал. Я обижался на придуманного карапуза, ревущего из-за разбитой коленки. Я обижался на симпатичную девушку, которая комплексовала из-за прыщика на лбу. Негодовал, воображая не такого уж и дряхлого старика, решившего, что его жизнь уже прожита. Эти придуманные люди издевались надо мной своим плачем от незначительной боли, своим несуществующим уродством, своим пренебрежением к жизни. Это была злоба! Нет! Ярость!

И вдруг средь белых искорок звезд пронеслась серебристая линия. Я увидел, как упала звезда. Настоящее чудо! А люди-то, наверное, в суете и не заметили её. Моё сердце затрепетало от волнения, словно я был уверен в непременности исполнения всего, чего бы ни пожелалось мне.

Но чего пожелать страдающему смертельной болезнью человеку? Скорой и безболезненной смерти, думаете вы? Я бы и сам так думал, но, как оказалось, это ещё одна ложь, которая бытует среди людей.

Моё трепещущееся сердце не желало умирать в одиночку, ему хотелось, чтобы весь мир сгинул вместе с ним. Я мысленно прихлопнул карапуза с разбитой коленкой, девушку, спрятавшую в челке свой прыщ, и печального старика как жалких насекомых.

Почувствовав, что меня удовлетворяют эти ядовитые мысли о кровавой мести, мне сделалось дурно. Почему я так озлоблен на таких же невинных, как и я? Неужели я так и умру с этой злобой в сердце? Эх, если бы мне сейчас снова увидеть ту звезду, я бы пожелал умереть, сохранив хотя бы крохотную частичку того светлого ребенка, каким был раньше.

 

Эра ненадолго оторвалась от чтения. Выискивать в записях, переполненных страданиями, только ответы на интересующие вопросы, показалось ей невежеством. Холодно бороздить неровные строки, не проникаясь сочувствием, было кощунством. Несколько минут девочка отрешенно пялилась на чуть пожелтевшие страницы. Повторяя про себя только что прочитанные слова, дабы не обделить Максима сочувствием.

Иначе не хорошо. Эти записи и впрямь принадлежат человеку! Измученному, слегка озлобленному, но человеку! Ничего общего с тем кровожадным чудовищем. Он не псих и не маньяк. Та злая сила, что живет в нем, полностью им манипулирует, и зародилась она неспроста. Но как? Только потому, что Максим на миг пожелал этого? Из-за мимолетной мысли, по велению падающей звезды? Звезды?..

Инна всегда связывала встречу с Эрой с еще одним событием, произошедшим в тот день, – она увидела яркую серебристую линию в небе. Стало быть, и Максим в тот вечер увидел сверкание лезвия косы… Не обладает ли сияние оружия силой, способной выполнять желания?.. К черту! Нужно читать дальше. Между последней прочитанной заметкой и следующей был разрыв почти в месяц.

 

3 ноября … года.

Я по-прежнему в растерянности. И каждый раз, просыпаясь утром, не верю глазам своим, а засыпая, боюсь снова очнуться в больничной палате. Боюсь, что растает всё это чудо как первый снег. Но нет – я жив! По-настоящему жив!

Дышу полной грудью, не испытывая боли, а в зеркале вижу себя. Не того худощавого лысого изъеденного уродца, а настоящего себя. Своё лицо. Когда в первый раз глянул в зеркало, так и зарыдал. Не поверил. Думал, меня обманывают глаза. Рассудок уже от отчаянья перекосился. Не должен я сейчас быть дома, живой, здоровый, со своим лицом, а умирать в больнице или уже быть мертвым - вот о чем я тогда думал, глядя в зеркало.

И отец был таким же испуганным и озадаченным, словно и не его заслугой было моё спасение. Сколько дней в страхе прожил. И этот страх был посильнее ужаса смерти. Теперь было за что бояться. Что там говорить – и сейчас боюсь. Думаю, отнимут мою жизнь. Дали в руках подержать и назад заберут…

Но сейчас-то все на месте. Всё хорошо, ровно. Даже подчас забывать стал о подаренном здоровье, а как забудусь, так и пугаюсь. Боюсь зазеваюсь, а смерть - хвать и вырвет мои новенькие легкие. Снова подступит, снова начнет дышать угрозой. Поскорей бы забыть обо всем. Ведь в том-то и прелесть жизни, чтобы никогда не думать о гибели. Вот и сейчас почти начал забывать. А ведь совсем недавно готовился умирать. Как вспомню ту ночь, всё кажется неправдой.

Ближе к утру задремал на своей больничной койке. И тут чувствую, как трясут меня огромные руки. Глаза еле-еле открываю – рядом стоит отец. Весь запыхавшийся, взмокший. Трясет меня, что есть силы: «Не спи сынок, домой поедем. Сейчас же поедем, немедленно! Я авторитетом своим надавил, выпишут тебя. Сейчас же в машину - и домой. Ты держись только». А я головой киваю, мне уже всё равно было. Всё мне стало безразлично. И где умирать тоже.

До родного города далеко, но доехали мы быстро. Я, конечно же, всю дорогу ни жив ни мертв лежал, а отец знай крутил руль да бормотал себе под нос что-то про последний шанс. В дом внес меня на руках. Я тогда легкий был, ссохшийся, со мной бы и ребенок, наверное, справился. Плохо помню, как всё происходило. Слаб я тогда был, а быть может, и умирал уже.

Чувствую, лежу на жестком столе. Приоткрыл глаза, а мне в лицо бил свет лампы, да и тот мне тусклым казался. Узнаю подвал загородного дома. И отец рядом суетится, натягивает резиновые перчатки. Заглядывает он мне вдруг в лицо и говорит:

- Есть надежда, сынок! Есть! Может, и спасу тебя. Вдруг получится! Но если не выйдет, то давай сейчас попрощаемся, снова тебя будить уже не стану.

Я киваю одними глазами. А сам думаю: «Спятил он. Куда меня спасать, я ведь уже полумертвый. И легкое пересадишь – не поможет. Рак уже весь организм съедать начал». Даже будучи при смерти, ни единому слову не поверил. Не хотелось больше себя тешить надеждами. Надоело! Дороже обходится.

Отец брызнул шприцом в воздух, кольнул мне руку. Я и не почувствовал, а веки уже слипаются. Засыпаю. В последний момент вижу, папа какой-то пакетик вертит в руках, никак и вправду легкое мне хочет пересадить… Нет, не легкое это было, что-то маленькое. С кулачек размером, черное. И как мне тогда показалось, пульсирующее. Потом всё. Закрыл глаза. Последнее, что слышал, как отец инструментами лязгал.

После всего этого произошло нечто невероятное. Скорее даже фантастическое! Я проснулся. Не очнулся от боли, спугнувшей дремоту, как давно привык, а именно проснулся. Медленно выплыл из сна, как из ласковых теплых вод. Проснулся на кровати. Дома. В светлой комнате на втором этаже. Лежу и не могу понять, что происходит. Дышу вроде. Без боли дышу, без затруднений. Ощущаю, как грудь наполняется воздухом, натягивается, как барабан.Я уже и забыл об этом ощущении полноты, упругой легкости.

Сперва аккуратно дышал. С опаской. Боялся, сейчас вздохну поглубже - и зайдусь мучительным кровавым кашлем. Да нет, дышится ровно. Легкие без труда растягиваются. Легкие! Оба!

Знаю, что такого быть не может, но лежу и ощущаю. Всё на месте, как когда-то давно было! Не верю своим ощущениям. Ложь! Обман! Попробовал подняться – вот чудо! Отрываю голову от подушки – ничего не болит, не ноет. Как будто я и боли не знал.

Встал, иду. Что же это?! Подобрался к зеркалу… Вот тут я и зарыдал. Всё в секунду вернулось. Уж не сплю ли я? Вылечил меня отец! Вылечил! Но как? На мои вопросы он не отвечал. Всё помалкивал. А потом, устав от моих расспросов, все-таки отмахнулся, мол, придумал одно средство. В это я, конечно же, не поверил. Папа мой хороший врач, но чтобы он да придумал панацею… Нет, я не дурачок. И что же он своё средство миру не подарит? Таким же больным, умирающим, каким был я? Ведь это же важнейшее достижение в медицине. А отец и не хвастается, на работу не ходит, носа из дому не показывает, будто боится.

Всё только вокруг меня крутится, изучает. А недавно решил я прогуляться по городу. Но отец не пустил. Преградил мне дорогу у двери. Точно взбесился.

Тогда я и потребовал немедленных ответов. Долго он отпирался. Немалую настойчивость пришлось проявить. В конце концов сдался. Вздохнул тяжело и поведал мне свою тайну.

Ещё менее правдоподобную, чем так незамысловатая сказка о чудесном открытии, но в эту историю я поверил. Не стал бы мой скептик-отец выдумывать всю эту мистику. У меня была причина поверить в рассказанную им небылицу, ведь я тоже видел падающую звезду…

«В тот вечер я был на работе, мне предстояла ночная смена, и я сидел запершись в своём кабинете с выключенным светом. Так вот, сидя в темноте, я пытался отделаться от тоскливых мыслей. Но я не мог. Меня постоянно терзало чувство вины. Ведь я отправил тебя в госпиталь вовсе не потому, что там будет лучше... Поверь, наши врачи тоже способны ухаживать за безнадежно больными. Просто я не хотел видеть, как ты страдаешь, поэтому я просто избавился от тебя.

Ужасный поступок с моей стороны… Просто чудовищный! За это я себя ненавидел. И ещё больше я ненавидел себя за то, что ничего не могу изменить. Совсем ничего…Что может быть хуже, чем пережить своего ребенка?

Тогда, сидя в кресле перед окном, мне вдруг подумалось: «А что если бы был хоть один шанс спасти тебя?». Меня уже давно не посещали такие мысли. В чудеса я не верил и в столь безнадежной ситуации мог желать тебе только поскорее упокоиться. Но в эту минуту мне вдруг захотелось помечтать. Я представил тебя здоровым, полным сил, таким живым и свежим. Был бы шанс снова сделать тебя таким, я бы ничего ради этого не пожалел. Был бы только шанс!

И вдруг за окном через всё темное небо пронеслась светящаяся точка, - рассказывал отец. – Это явление падающей звездой называется. На самом-то деле это, конечно, никакие не звезды, а маленькие такие метеориты, со спичечную головку размером. Вспыхивают из-за трения в атмосфере и сгорают, не долетая до Земли… Ох, о чем это я? Конечно же, я в подобные суеверия не верил, и мне бы в голову не пришло загадать желание при виде пылающего метеорита. Что может быть глупее? Но тем вечером я буквально сошел с ума. Казалось бы, что тут особенного – блеснула искорка в небе? Но нет! Мне захотелось немедленно желать и верить в чудеса, лишь бы это обещало твоё спасение. Я был готов вскочить с кресла, распахнуть окно настежь и закричать во всё горло: «Пусть Максим будет здоров! Пусть свершится чудо!».

И тут и вправду начало творится поистине невероятное. Не прошло и часа, как в клинику доставили пациента в якобы очень тяжелом состоянии. Но, как выяснилось позже, это мнение было предвзятым…

Ни с чем подобным раньше я не имел дела. Передо мной на столе лежало полностью обугленное тело. С ног до головы сплошная обгоревшая головешка. Но оно дышало! Дышало ровно, не билось в агонии и совсем не собиралось умирать. Человек ли это был? Маленькое существо. Ребенок. Девочка… Зверски изувеченная, закопченная до мяса, все кости раздроблены, но живет! Можешь себе представить? Я понятия не имел, как ей помочь. Казалось, в этом не было необходимости. Проверил пульс – нормальный, температура невысокая. Как такое возможно? А тут ещё, представляешь, регенерация началась. Знаешь что это такое?.. У неё пальцев на руках не хватало – двух на правой руке и трех на левой. То ли сгорели, то ли отрезаны были. Однако новые растут! Веришь? Да так быстро! Некоторые участки кожи маленькими островками уже были не черные, а коричневые. Клетки, испепеленные в золу, черт их возьми, восстанавливались. Быть этого не может! Процесс-то необратимый! А это существо знай заживает, поплевывая на законы природы.

Молоденькая медсестричка сквозь стекло в двери поглядывает. Видит, как я удивлен. Боится в операционную зайти. Вдруг меня осенило. Вот оно чудо! Вот он шанс! Сам не ведаю, что творю: вскрываю грудную клетку этому существу прямо заживо, отсекаю кусочек легкого. Едва руку вынул, разрез тут же затянулся. И штопать не надо.

Так и оставил этого ребенка на столе. Всё бросил и убежал. Не до сенсаций было. Тебя побежал спасать. Медсестричке сказал, что взял образец, исследовать побегу, а сам за руль - и к тебе. Больше я на работе не появлялся. И о чем я думал тогда? С чего взял, что если этот кусочек плоти в тебя вошью, появится надежда? Бред! Но помогло же!

Приросло к твоему больному легкому, как к родному. Идеально прижился без отторжения тканей. Можешь мне поверить: зажило твоё легкое и второе выросло! Чудеса. Никак ангел ко мне тогда явился. И что с ней теперь, с той девочкой? Наверное, сейчас ученые на ушах стоят. А я в клинику больше не сунусь, и ты не ходи никуда. О чудесах молчать надо. Хрупкие они».

Эта история мне, конечно же, показалась невероятной, но, думается мне, всё так оно и было. Только вот для чего подарили мне жизнь? Ведь ничего просто так не дают. Выходит, существуют правила. Или я был спасен случайно? И в планы того ангела или инопланетянина не входило моё спасение? Что теперь? Что дальше?

Эру бросило в жар. В глазах защипало, и девочка стиснула зубы от злости. Она злилась на саму себя.

«Так это всё моя вина!!! Из-за меня зло смогло материализоваться и окрепнуть. Я ему в этом помогла! Это из-за меня погибли люди!».

Девочке хотелось закрыть и бросить записную книжку в угол, но пальцы только крепче сжали обложку, а глаза настойчиво буравили строки.

 

19 ноября … года.

Моего отца больше нет. Он обезумел и, должно быть, покончил с собой. Я этого не знаю. Несколько дней назад рано утром папа уехал на своей машине в неизвестном направлении. Мне он оставил только записку: «Смерть не прощает долгов». Прицепил к холодильнику и уехал. Не знаю, где он сейчас. Может быть, бросился в реку с моста. Я знаю, что он помышлял об этом. В последние дни он вел себя как сумасшедший.

А что теперь остается мне? Теперь, когда я остался совсем один? Запереться в этом доме и жить втайне от всех? Делать вид, что меня не существует? Сидеть взаперти, прятаться от смерти? Ведь она долгов не прощает…

 

***

Эра знала, что происходящее нереально, однако всё вокруг выглядело вполне естественным. Она видела весенний дождь. Знала, что он первый после долгой, казалось бы, бесконечной зимы. Холодной, ветреной, серой, жутко надоевшей зимы. И вспомнить-то нечего, кроме этих ледяных ветров.

Пусть же дождь смоет остатки грязного снега, пусть растопит черные ледяные комья. Но когда успела пройти зима? Как пронеслись несколько зим разом?.. Хорошо, что пошел дождь, только вот переждать бы его где-нибудь.

Эре было семнадцать лет. Она ковыляла быстрыми неуклюжими шагами. Бежать с громоздким футляром было не очень удобно.

Не упасть бы, не поскользнуться, иначе конец хрупкому инструменту. От мамы тогда влетит, мало не покажется.

На мокром асфальте блестели и расползались по всей парковой дорожке огни рано вспыхнувших фонарей. Сверху разносился глухой шум дождя в ветвях деревьев. Юная девушка замедлила шаг и медленно поплелась к деревянной веранде.

Что толку бежать? Вся мокрая как мышь. И угораздило же идти через парк. Нужно было срезать, пройти дворами, тогда бы уже была дома.

Следом за Эрой шел ещё кто-то. Очевидно, тоже намереваясь спрятаться под козырьком веранды. Эра оглянулась. Сзади след в след шла девушка в блестящем прозрачном дождевике.

- Здравствуй, - с улыбкой сказала она.

- Привет, - откликнулась Эра, уже повернувшись к ней спиной.

Веранда была уже близко.

- Что у тебя там? – спросила спутница, пихнув бедром футляр. – Этот… Как его? Контрабас?

- Издеваешься? Виолончель это, – ответила юная девушка.

- Ого! Занимаешься?

Эра не ответила. Она пыталась понять, как такое возможно. Должно быть, девушка в дождевике виновна в происходящем. Она однажды говорила, что существует вне времени и не способна в нем ориентироваться, вот и явила на этот раз событие, до которого было ещё далеко. Обе девушки укрылись под крышей. Повисло молчание, а шум дождя становился всё напористей.

- Я очень рада тебя видеть, Лая, - вполголоса сказала Эра. – Скучала по тебе и ещё буду скучать.

- Вспомнила наконец! - Лая улыбнулась.

Эра даже захотела обнять свою родительницу, но не знала, возможно ли это сделать. Ведь всё вокруг ненастоящее…

- Зачем ты пришла?

- Как всегда. Просто повидать тебя.

Обе девушки снова замолчали. Сумерки сгущались на глазах, и казалось, будто фонари становятся ярче. Под крышей на веранде стало совсем темно.

-Ты зря переживаешь, Эра. Ты ведь молодец, справилась! – снова заговорила Лая.

Её рука мягко коснулась плеча девочки.

- Хочешь меня утешить? - вздохнула Эра. – Да уж, справилась… Я с самого начала всё провалила! Не обронила бы косу, когда падала, никто бы не пострадал. Я же ведь помогла злу окрепнуть, да ещё и в теле невинного! Растяпа я! Столько дров наломала. Дура!

Лая строго фыркнула. Видимо, она была очень недовольна суждениями Эры.

- Глупая. Ничего ты не поняла. Всё было так, как должно было быть. Это закон природы. Ты пришла на Землю помочь людям, и на Земле тут же зародилось то, что тебе противоположно. Организм всегда сначала пытается отторгать лекарство. Как инородное тело. Да и потом вся эта гадость должна была материализоваться, ей не случайно была дана такая возможность. Чтобы эти все обиды, злоба, ненависть в одном месте сосредоточились - и их одним махом. Понимаешь?

- А парень-то тут причем?

- Сосуд.

Эра сердито сплюнула.

- Помойное ведро, значит. Весь мусор нужно куда-то вывалить, прежде чем сжечь, и безнадежно больной парень тут как нельзя кстати?

- Перестань! - вспылила Лая. В эту минуту она, наверное, тоже тряслась от негодования, но её лицо было не разглядеть в потемках.

- А другие погибшие от рук этой гадости? Просто так, да?

Темнота тяжело вздохнула.

- Увы. Мусор надо вовремя сжигать, а то загниет, крысы заведутся, кусаться начнут, заразу сеять.

- Видишь! Это моя вина. Я промедлила!

- Да не вини ты себя. О другом подумай, – голос Лаи стал тихим и спокойным.

Дождь закончился так же резко, как и начался.

Эра вышла из-под крыши, а девушка осталась стоять в тени…

- И о чем же мне подумать? – спросила она уже на ходу, спохватившись, что Лая не преследует её, а всё ещё стоит под крышей веранды.

- Ты слишком долго земной девочкой была. Обросла привычками, и многое людское тебе дорого. Эрра, ты уже больше простая земная девочка, чем воин, которым хотела быть. Так вот и поразмысли, где твоя цель, а где всё остальное, – прокричала девушка в ответ. – Просто подумай. Не забывай, что впереди ещё много дел предстоит. Не в последний раз ты столкнулась со злом.

- Одно другому не мешает, Лая, – ответила Эра и зашагала прочь.

Ей хотелось остаться здесь, в этом только предстоящем событии, где уже всё позади, но ноги велели покинуть теплый сон.

«Как хочется ещё немного побыть с Лаей. Надеюсь, я ещё её встречу», - думала Эра, но она шагала быстро, не глядя под ноги, наступая в чавкающие грязью лужи, лишь бы поскорее уйти с глаз девушки в дождевике. Обратно в свою постель, в своё маленькое тело и в свою осень, где ещё ничего не законченно. Не уверена Эра была в том, что сказала родительнице перед расставанием. Совсем не уверена.

 

***

Ток жизни двинулся по привычному маршруту. Осела пыль, и разгром стал порядком. Снова школа, недосып, домашние задания, тихие темные вечера, ужин, компьютер и снова школа. Дни уже почти стали рутинными. И было что-то в этом приятное, похожее на неспешное течение вечности в родном мире, где один день похож на другой. Только одно разрушало эту гармонию. Осознание того, что впереди предстоит неприятная встреча. Эра боялась. Старалась не думать, но знала: независимо от её желания этот день придет. Девочка боялась случайно наткнуться взглядом на знакомую фигуру, увидеть тот ярко-красный зонт. Даже в те дни, когда дожди отступили.

И это случилось. Случилось в тот день, когда повалил снег. Первый настоящий снегопад. Не мелкое ледяное крошево, а большие хлопья. В считанные часы липкая белая пелена застелила обмороженную траву, гнилые листья, укрыла лоскутками автомобили, скамейки, слегка присыпались пушком голые деревья. Нетронутыми остались лишь протоптанные разрезы тропинок, шоссе и неуклюжие прорехи вокруг канализационных люков. Снег валил густо, как перья из вспоротой подушки, оседал, чуть подтаивал и снова сыпался.

Это был чудесный пятничный вечер. Эра не спеша возвращалась домой. С мокрых от снега волос по лицу стекали маленькие холодные ручейки. Девочка запоздало накинула на голову капюшон, но он уже был полон снега.

«Должно быть, мы встретимся сегодня», - решила она. Маленькие перемены иногда обещают таинственные и, скорее всего, опасные события. Девочка остановилась в запустелом дворе и огляделась, ожидая увидеть кого-нибудь поблизости. В густом снегопаде лениво плелись серые силуэты, но не рядом, а поодаль, будто за невидимой чертой, за белыми кулисами. Они были ни при чем. Это персонажи других пьес. Где же тогда искать его?

- Где ты? – будто нечаянно воскликнула Эра. Собственный крик, рассеявшийся в ватной тишине, показался глухим и бессмысленным, как зов одинокого дельфина в бескрайнем океане. – Максим!

Девочка чувствовала его присутствие. Возможно, сейчас он даже видит её. Вокруг никого. Окна семиэтажек пусты: нигде даже не шевелятся занавески, никто не любуется снегопадом из окна, никому нет дела. Но один единственный взгляд чувствовался почти так же, как прикосновение.

Откуда он? Из сумеречной арки? Там есть кто-то! Нет, не Максим. Просто прохожий… Ему тоже нет дела. Из узкой улицы за углом? Там совсем пусто, только два мусорных бака. Что это у заснеженной клумбы торчит из грязного месива? Обрывок красной ткани. Зонт! Сломанный, потрепанный ярко-красный зонт! Высовывался из грязной лужи жирной стрелкой, указывая вверх. Вот он - знак! Острый конец оголенного металлического скелета указывал на крышу посеревшей семиэтажки.

Эра поглядела вверх. Снег валит – не разглядеть. Но он там! Дверь ближнего подъезда приоткрыта. Как удачно. Прямо за дверью, спрятавшись в углу, девочку дожидалась коса.

И что же сейчас будет? Парень одержим, значит, кинется… Что же, пусть так. Бой будет недолгим. Выродок уже почувствовал, что я близко.

Тихий подъезд. Нет даже мокрых следов на ступеньках. Словно нежилой. Лифт не работает. Плевать. Так даже лучше.

Девочка не спеша поднималась по ступенькам, стараясь идти как можно тише. Вот и последний этаж. Дальше пожарная лестница. Люк открыт. Всё открыто, никаких препятствий. Он ждет. Как жаль, что нельзя взбираться по перекладинам, держа оружие наготове. Как только голова покажется из люка, тут же выродок вгрызется в горло. Он хитер. Нельзя его недооценивать.

Ну, была не была! Эра вскарабкалась по лестнице так же быстро, как кошка вспрыгивает на дерево.

- Ну, где ты?! – крикнула она, как только выпрыгнула из люка.

Лезвие грозно блеснуло, готовясь принять бой. Даже снег не осмеливался падать на его серебряную гладь.

- Эй, где ты? – закричала Эра, метая взгляд по сторонам.

Откуда ждать нападения?

Тишина. Только тихое похрустывание снега под сапогами.

- Пришла, - тихо сказал Максим.

Он сидел на самом краю крыши у бортика. Девочка сделала резкий скачок и оказалась в двух метрах от парня, резко замахнулась. Пусть только попробует пошевелиться – коса вмиг обрушит свою силу!

Максим стянул с головы капюшон и взглянул на девочку. Это было его лицо, человеческое. Его взгляд не выражал ненависти и вражды тоже, даже страха не было. Большие человеческие глаза. И в них ничего кроме боли. Взгляд бродячей собаки.

Лжет? Пытается расслабить и тут же напасть? Притворяется спокойным?

Нет. Эра бы это почувствовала.

Парень в самом деле не собирался нападать. Он не был опасен, и та тварь им не манипулировала.

Поняв это, девочка ослабила напряжение и, взяв косу в правую руку, оперлась на неё, как на трость.

- Снег, - всё так же тихо проговорил Максим. – Я дождался его.

Девочка опустила глаза, парень тоже уже не смотрел в её сторону.

- Ты всё знаешь? – спросила Эра.

- Догадывался, - ответил Максим. – С самого начала догадывался. А то думаешь, я не замечал, что в моих снах эта проклятая тень всегда ползет у меня под ногами? Не сны это вовсе были… Потом, когда ты появилась впервые, то узнал точно. Это существо внутри меня от тебя так и сотрясается. Готово скулить, поджав хвост. Чертова гадость… Он вдруг усмехнулся. Снег уже успел припорошить его непокрытую голову.

Эра вдруг прониклась раскаяньем, ей захотелось немедленно признаться во всем Максиму.

- А ты знаешь, это ведь всё из-за меня! Если бы твой отец тогда не зашил в тебя моё…

- Не из-за тебя. Ты тут ни при чем. Это судьба, – перебил её парень. – И она играет на стороне света. Так должно было случиться. Во благо.

- Да о чем ты?!

- Сейчас не понимаешь – потом поймешь. Так должно было быть, я теперь это точно знаю.

Эра молчала. Максим тоже. Его, похоже, ничего не беспокоило, он просто любовался снегопадом. Ему, наверное, хотелось раствориться и самому стать частью этого чуда.

- Как красиво падает снег.

- Мы будем драться, - прошептала девочка.

Парень рассмеялся. Ему в самом деле было смешно.

- Ты серьезно? Всё ведь уже кончено! Всё! Конец игры. Ты всё знаешь и теперь…

- Что теперь?

- Я тебе в этом не советчик. Да и сама знать должна.

Эра не могла оторвать взгляда от лица Максима. Какие у него глаза! Чистые, глубокие.

Он не хотел творить зло, но однажды обиделся и пожелал людям недоброго и теперь вынужден подчиняться этому злу. Но есть ещё свет в его душе! Не до конца мрак вытеснил его. Этим светом зло и прикрывается, как щитом от косы. Лживое, хитрое, изворотливое.

- Эра, - Максим произнес её имя так мягко, будто с сочувствием. – Тебе тяжело сейчас?

Девочка не ответила.

Ещё бы не тяжело! На душе было бы легче, попытайся он хоть как-нибудь бороться, набрасывался бы, пытаясь добраться зубами до горла. Тогда бы Эра запросто его зарубила без угрызений совести, просто на автомате. Возможно, Максим сейчас жалеет, что не поступил именно так. Хотя, нет. Вряд ли он жалеет. Он ведь просто хотел поговорить.

- А там, откуда ты пришла, бывают такие снегопады? Там, наверное, у вас всё по-другому. Вот много лет назад… Я ещё тогда совсем ребенком был. Отец, мать были живы. Все были живы. Мы к дедушке в гости приехали. Дело было перед Новым годом. И вот в тот день точно так же, как сейчас, шел снег. Как сейчас помню, я перед окном сижу и…

- Хватит, Максим, - шепотом остановила его Эра. – Хватит. Не надо больше ничего говорить.

Парень понимающе кивнул. Взлохмаченная голова, присыпанная крупными снежинками, слегка подрагивала, а по лицу стекали не то слезы, не то капли талой воды. Он закрыл глаза.

Серые облака. Бесконечные серые облака. Тяжелые, низкие, медлительные. Облака, снег – больше ничего нет. Нет Максима, нет Эры, и сомнений нет, сожаления тоже, вообще ничего нет, кроме облаков и снега.

Резкий взмах. Свист воздуха. Эра не ожидала такой поразительной легкости удара. Понадобилось лишь небольшое усилие. Перерубить шею оказалось не труднее, чем рассечь лезвием воздух. Будто коса всё сама сделала. В долю секунды голова Максима с сочным хрустом отделилась от тела, невысоко взмыла вверх и тут же исчезла, рухнув за бортик крыши. Обезглавленное тело несколько мгновений ещё сидело в той же позе. Потом, словно осознав невозможность продолжения независимой жизни, осело на колени, а затем шлепнулось ничком к ногам девочки.

Только облака, только снег…

И кровь. Много-много крови.

Она обагрила лезвие косы и снег под ногами.

И там внизу тоже кровавый след?

Там упала отрубленная голова?

Нет, не кровь. Это просто красная тряпка, всё того же сломанного зонта.

 

 

Фэнтезийный роман

Влад Райбер


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.04 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал