III. Ритуализм

Ритуалистический тип приспособления легко поддается определению. Он предполагает отвержение или понижение завышенных культурных целей великого денежного успеха и быстрой социальной мобильности до той точки, когда эти устремления могут быть удовлетворены. Но хотя индивид отвергает культурное обязательство пытаться “обогнать весь мир”, хотя он ужимает горизонты своих устремлений, он продолжает при этом едва ли не с маниакальной навязчивостью соблюдать институциональные нормы.

В вопросе о том, на самом деле ли это девиантное поведение, есть нечто от терминологической софистики. Поскольку приспособление здесь, в конечном счете, является внутренним решением, а внешнее поведение хотя и не предпочтительно с точки зрения культуры, но все-таки институционально дозволено, в ритуализме обычно не усматривают социальной проблемы. Близкие индивидов, выбравших этот путь приспособления, могут судить о них в рамках господствующих культурных приоритетов, “сочувствовать им” и, как было в одном случае, переживать, что “дружище Джоунси явно погряз в рутине”. Описываем ли мы такое поведение как девиантное или нет, оно явно представляет собой отступление от той культурной модели, в которой людей обязывают активно стремиться — желательно, пользуясь для этого институционализированными процедурами — к продвижению вперед и вверх в социальной иерархии.

Следует ожидать, что этот тип приспособления будет довольно часто происходить в обществе, где социальный статус человека во многом зависит от его достижений. Ибо, как часто отмечалось[208], непрерывная конкурентная борьба порождает у людей острую тревогу за свой статус. Один из способов смягчения этой тревоги — постоянное снижение человеком уровня своих притязаний. Страх порождает бездействие, или, точнее говоря, рутинизированное действие[209].

Синдром социального ритуалиста известен и поучителен. Его скрытая жизненная философия находит выражение в ряде культурных стереотипов: “я стараюсь не выделяться”, “я соблюдаю осторожность”, “я довольствуюсь тем, что у меня есть”, “не стремись высоко — и не будешь разочарован”. Сквозной нитью через все эти установки проходит мысль, что высокие амбиции открывают дорогу разочарованию и опасности, тогда как скромные приносят удовлетворение и уверенность. Это ответ на ситуацию, которая выглядит угрожающей и возбуждает недоверие. Такая установка неявно присутствует среди рабочих, тщательно следящих за соответствием своей производительности труда установленной норме выработки; такое поведение свойственно промышленной организации, в которой рабочие имеют повод опасаться, что если их производительность труда будет то возрастать, то падать, управляющие “поставят их на заметку” и “что-нибудь случится”[210]. Так ведут себя и напуганный увольнением служащий, и бюрократ, ревностно соблюдающий нормы в кассовом отделе частного банка или в дирекции государственного предприятия[211]. Короче говоря, это форма приспособления, состоящая в том, что индивид пытается в частном порядке уйти от тех опасностей и фрустраций, которые кажутся ему неотъемлемым компонентом конкуренции за основные культурные блага, отказываясь от этих целей и тем больше привязываясь к безопасным рутинам и институциональным нормам.

Если от американцев низшего класса в ответ на фрустрации, вызываемые преобладающим акцентом на большие культурные цели и фактом малых социальных возможностей, следует ожидать второго типа приспособления (“инновации”), то от американцев низшего среднего класса следует ожидать большого представительства среди тех, кто прибегает к третьему типу приспособления, “ритуализму”. Ибо именно в низшем среднем классе родители обычно оказывают на детей непрерывное давление, дабы те строго следовали моральным наказам общества, тогда как вероятность того, что их социальное восхождение будет успешным, ниже, чем в высшем среднем классе. Строгое дисциплинарное принуждение к подчинению нравам снижает вероятность второго типа приспособления и повышает вероятность третьего. Суровое воспитание нагружает многих тяжелым бременем тревожности. Таким образом, образцы социализации низшего среднего класса способствуют появлению самó й структуры характера, наиболее предрасположенной к ритуализму[212]. А потому именно в этом социальном слое будет чаще всего встречаться третья форма приспособления[213].

Однако следует еще раз подчеркнуть, как мы уже делали в начале этой главы, что мы рассматриваем лишь формы приспособления к противоречиям в культурной и социальной структурах: типы характера, или личности, не попадают в центр нашего внимания. Индивиды, оказываясь вовлеченными в эти противоречия, могут переходить и действительно переходят от одного типа приспособления к другому. Так, легко можно представить ритуалистов, педантично следующих институциональным правилам, которые настолько пропитаются этими нормами, что станут бюрократическими виртуозами; их сверхконформность будет реакцией на чувство вины, порождаемое в них их прежним неподчинением правилам (т. е. вторым типом приспособления). А случающийся иногда переход от ритуализма к драматическим формам незаконного приспособления хорошо задокументирован в психиатрических историях болезни и часто становится темой проницательной художественной литературы. За вспышками демонстративного неповиновения следуют продолжительные периоды сверхуступчивости[214]. Но хотя психодинамические механизмы этого типа приспособления были довольно четко выявлены и связаны с образцами воспитания и социализации в семье, требуется еще много социологических исследований, чтобы объяснить, почему эти образцы встречаются в некоторых социальных стратах и группах предположительно чаще, чем в других. Наши рассуждения всего лишь дают одну из возможных аналитических схем для социологического исследования этой проблемы.