Передел сенокосных угодий. Конфискационные реформы конца 20-х годов. Сворачивание НЭП

Полное непонимание специфики кочевого хозяйства, его кооперативной сущности государство проявило в ходе проведения другой кампании – передела сенокосно-пахотных угодий (1926-1927 гг.). Главная задача – ликвидация земельного засилья байства в ауле. Но простое перераспределение земли, без возможности ее хозяйственной утилизации мало что давало, в том числе и в плане смягчения процессов расслоения. Хозяйство должно было располагать вторичными производственными ресурсами: рабочим скотом, сельхозинвентарем, семенами и т.д. Между тем

бедные, малоимущие, да и часть хозяйств середняков (основные получатели перераспределенных угодий) испытывали в этом отношении острейший дефицит. Например, в Петропавловском округе не имело никакого инвентаря 95, 5% бедняцких и 83, 2% середняцких хозяйств, Павлодарском –

соответственно 99, 4% и 85, 8%, Кзылординском – 72, 9% и 69, 1% и т.д.

Согласно реформе перераспределение сенокосов должно было проводиться по “количеству едоков”, тогда как консервативно-традиционные устои кочевого общества культивировали иной критерий “справедливости” – количество скота.

В такой ситуации далеко не каждый бедняк рисковал претендовать на байский покос, а поэтому выгодный для аульной элиты порядок очень быстро восстанавливался (естественно, нелегально). Патерналистские связи, прикрывавшие в кочевой общине отношения эксплуатации, давали неимущим слоям подчас больше гарантий, чем если бы те воспользовались перераспределенными байскими сенокосами.

В конце 20-х годов идея экспроприации крупных скотоводческих хозяйств вновь признается актуальной, что выразилось в принятии закона о конфискации хозяйств крупных баев (27 августа 1928 года). В соответствии с этим законом экспроприации было подвергнуто около 700 хозяйств, у которых конфисковали 195 тысяч голов скота (в переводе на крупный) и перераспределили между

колхозами и бедняцко-батрацкими хозяйствами. Но конфискованного и “поровну” перераспределенного скота далеко не всегда хватало для того, чтобы подтянуть бедняцко-батрацкие хозяйства до приемлемых, с точки зрения задач нормального ведения хозяйства, размеров.

В результате исчезновения главного держателя скота многочисленные общины утрачивали (столь обязательную для воспроизводства средств производства и производства необходимого продукта) концентрацию стада, а потому вскоре разорялись и нищали, а сами общинники пополняли паупер –

люмпенскую массу. Развернувшиеся в конце 20-х годов чрезвычайные хлебозаготовительные

кампании и конфискация, по сути налоговая политика в отношении частных предпринимателей означали сворачивание НЭПа. В 1928 году государственные цены на зерно были ниже цен так называемого “черного рынка” почти на 40%, а в 1929 году уже на 50%.

Объективно созданная государством ситуация диспропорции цен на промышленные и сельскохозяйственные товары, “товарный голод” и инфляция (переполнение сферы обращения бумажными деньгами вследствие их чрезмерного выпуска) вызывали отказ сельских производителей продавать свою продукцию. Инфляция делала зерно надежной валютой. Имелись возможности воспользоваться обширным арсеналом экономических рычагов и средств – смягчить политику жесткого контроля над ценами, закупить хлеб за рубежом и т.п., но сталинское руководство предпочло административный террор.

Заготовительные кампании в Казахстане приняли характер силовых акций времен “военного коммунизма”. На районы спускались задания, намного превышающие реальную численность имевшегося в наличии скота, например, Балхашский район, располагавший 173 тысячами голов скота, получил разверстку почти на 300 тысяч единиц. Обязательные хлебозаготовки вопреки всякой логике распространялись и на несеющие хозяйства и население их было вынуждено обменивать свой

скот на хлеб и сдавать в счет заготовок. Вводилось индивидуальное налогообложение хозяйств, выделяющихся чем-то из общей крестьянской массы своими доходами. Силовые мероприятия, резкое усиление налогообложения порождали тенденции свертывания хозяйственной деятельности, вызывали массовые откочевки населения, порождали хаос в структуре организации производства.

На рубеже 20-30-х годов НЭП как период истории заканчивался, так и не успев выявить в Казахстане свои истинные возможности. На долгие десятилетия в сфере экономики и общественно-политической жизни воцарился дух “силовой” альтернативы.