Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Перенос, контрперенос и аналитические отношения






Обсуждая перенос, контрперенос и аналитические отношения, я буду ссылаться на известную диаграмму Юнга (Юнг 1954), которую я перевела в рисунок 1 (Каст, 1992).

Отношения происходят между эго аналитика и пациента. Это включает все области взаимодействия, где аналитик воспринимается как реальный человек и в этом качестве вступает в контакт с пациентом (см. также Якоби 1984). Перенос можно понять как искажение в восприятии отношений: ранние паттерны отношений (комплексы) переносятся на аналитика и аналитическую ситуацию. Но перенос обычно является компромиссом между изначальным содержанием комплекса и защитами, возникающими в конкретных отношениях с каждым аналитиком. Перенос - не только повторение прошлого опыта, это также версия пациента общей реальности аналитической пары. Это означает, что пациент показывает различные аспекты своего прошлого и комплексов аналитику, который реагирует специфическим образом. Архетипические образы могут переноситься в зависимости от этих комплексов и прошлого опыта.

Я определяю контрперенос как эмоциональную реакцию на пациента и особенно на ситуацию переноса. Контрперенос и перенос должны быть связаны. И более того: отношения соучастия или слияния существуют между бессознательным аналитика и пациента. Это общее бессознательное может ощущаться в атмосфере отношений (Штайн 1995). Это могло бы объяснить явление «контагиозности», когда, например, аналитик физически чувствует неосознаваемый и невыражаемый страх пациента. Эти бессознательные отношения являются условием того, что мы называем контрпереносом, и, в лучшем случае, возможностью для пациента влиять на состояние аналитика и регулировать его.

Эти бессознательные процессы и, возможно, бессознательная идентичность каждого партнера делают возможным для аналитика сознательно воспринимать архетипы и комплексы. Это может приводить со временем к трансцендентной функции, что может относиться к способности аналитика найти образ – архетипический или личный – для выражения эмоциональной ситуации, констеллированной в терапевтических отношениях. Значимая символическая ситуация может быть создана творческими усилиями аналитика. А это означает, что и психика пациента открывается этому творческому воздействию. Тогда пациент чувствует понимание и большую компетентность в обращении с проблемами жизни.

Контрперенос является компромиссом между образами и эмоциями, воспринимаемыми аналитиком, его защитными механизмами, и чувством реальности. Аналитический диалог создает специфическое напряжение. Слова пациента можно считать истинными для воображаемой жизни – но аналитик фокусируется на отдельных аспектах этой жизни. В психоанализе эта тема обсуждалась последние двадцать лет. Гилл говорил об аналитике как об «участвующем наблюдателе», Хоффман - как об «участвующем конструктивисте» (Томе 1999). Это близко к пониманию Юнгом анализа как взаимодействия двух психических систем (Юнг 1935/ 1971).

Аналитик – это человек с собственным взглядом на жизнь и людей и собственным опытом бытия в качестве мужчины или женщины в конкретной социальной ситуации. Все эти элементы вносят вклад в терапевтические отношения. Поэтому контрперенос - не просто отклик на проективные идентификации пациента. В форме эмоций, образов или фантазий он возникает в ответ на активацию конкретного комплекса (Каст 1997: 21), влияющего на обоих - аналитика и пациента. Комплекс относится к коллективному бессознательному, и поэтому к ним обоим.

Американские эго-психологи говорят подобным образом о «отыгрывании» происходящим между пациентом и аналитиком (Чузед 1991). Это отыгрывание принимает форму символического взаимодействия между пациентом и аналитиком с бессознательным значением для них обоих, которое должно быть выражено, чтобы сознание его поняло. В этом заметно изменение взглядов на терапевтические отношения. Здесь меньше фокус на переносе и контрпереносе как взаимных зеркальных образах, которые трудно отделить друг от друга. Вместо этого аналитические отношения видятся как совместное творчество – столкновение или встреча, которая воспроизводится снова и снова. Новый центр интереса - на самих отношениях.

Хотя ныне принято считать, что в такой встрече есть аспекты реальности и что надо работать именно с ними, никто не знает, как именно это делать. Как далеко заходит наша роль аналитика? Что поддерживает аналитический процесс в этом контексте? Что его подавляет? И что позволяет понять бессознательное лучше в этих обстоятельствах? Очень немногие хотят поделиться своими соображениями по этим вопросам. Это не дает нам уверенности в том, как обращаться с контрпереносом в рамках концепции совместного творчества. Хельмут Томэ, опытный фрейдист, предлагает давать пациенту некоторый доступ к эмоциям аналитика, идеям и поведению – понимая это как часть реальности пациента (Томэ 1999). Хотя эта идея интеллектуально убедительна, ее не просто применить на практике.

Однако очевидно, что идея аналитика как объективного зеркала в значительной степени отвергается – а она давала право судить, что реально, а что нет, что хорошо, что плохо, что является переносом, а что им не является, а также указывать на искажения в восприятии. Парадигма анонимного аналитика, следовательно, изменилась в сторону аналитика как участвующего конструктивиста. Анонимный аналитик больше не существует. Наша речь или молчание, эмоциональный отклик или его отсутствие, всегда открывают что-то про нас. Это влияет на отношения. Поэтому идея, что аналитик может быть «объективным», понимается как идеализация аналитика – хотя она часто поддерживается самим пациентом.

Предыдущий взгляд – что все происходящее в аналитической ситуации является переносным повтором в адрес аналитика – ведет к важной ассиметрии в отношениях, что Балинт отмечал еще в 1968 (Балинт 1968, 1970). Если целью интерпретации всегда являются отношения с аналитиком, он становится очень важным сверхприсутствующим объектом. Пациенту будто не разрешают чувствовать, думать или переживать вне связи с аналитиком. Так что слабость пациента преувеличивается. А его сила соответственно недооценивается. В результате аналитический процесс с «объективным» аналитиком недостаточно ориентируется на ресурсы пациента.

С моей точки зрения, задача пациента в том, чтобы получить новый импульс в аналитических отношениях и найти себя. От нас обоих зависит, случится ли это. Эта позиция ведет к пересмотру одного из самых важных инструментов аналитического процесса – интерпретации. Юнгианцы, принимающие юнговский диалогический (я не имею в виду диалектический) взгляд на аналитические отношения, серьезно говорят об общем пространстве фантазий, где происходит обмен ими. И этот обмен ведет в конце концов к взаимной интерпретации, дающей пациенту новое понимание своей жизни или новую перспективу своей будущей жизни.

О том, что Юнг действительно видел анализ как такого рода встречу, говорит его переписка с Джеймсом Киршем (1934): «На более глубоком уровне мы производим фантазии не изнутри себя, но из пространства между нами и пациентом» (Юнг 1973).

Вышеприведенная дискуссия между фрейдистами и нео-фрейдистами кажется знакомой тем из нас, кто принял диаграмму Юнга и его комментарии о природе аналитических отношений. Тем не менее, я считаю, что мы, юнгианцы, пренебрегаем систематическим исследованием этих тем. И даже когда мы обсуждаем или упоминаем их (Якоби 1984), существует недостаток опубликованного клинического материала, описывающего их. Естественно, нам не хочется публиковать свои протоколы из страха чрезмерного самораскрытия или внесения чего-то личного. У многих был опыт такого анализа, где они пытались делиться своим личным материалом. Но это очень важная клиническая тема, и у юнгианцев достаточно опыта в обращении с тем, что фрейдисты называют «отыгрыванием». Наша задача - размышлять над этим, обсуждать и использовать.

К сожалению, некоторые из нас так хотят адаптировать фрейдистский и кляйнианский подходы к переносу и контрпереносу, что упускают нашу собственную теорию. Конечно, что эти концепции, внесшие вклад в клиническую работу, должны быть изучены с различных перспектив. И также естественно, что надо искать наиболее полезные толкования. Но почему наша собственная теория – выглядящая сегодня самой «постмодернистской» - почти неизвестна?

Процесс индивидуации является ключевым теоретическим положением юнгианской терапии. Он связан с трансцендентной функцией, образованием символов, в конце концов, с творческими источниками человеческого бытия. Индивидуация происходит внутри аналитической встречи. Так что образование символов и понимание бессознательного остаются важной частью нашей клинической работы. Я считаю, что это не всегда можно свести к переносу и контрпереносу.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.007 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал