![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Неудачное начало
Раздвижная стеклянная дверь была наполовину отодвинута, и, войдя в проем, я позвал Энн по имени. Ни она, ни Джинджер не прореагировали. Я подумал, что, возможно, Энн не услышала, но знал, что Джинджер должна была отреагировать. Очевидно, я еще недостаточно «опустился». Я немного помедлил. Было так омерзительно — другого слова не найду — снижать свою вибрацию и продолжать наращивать толщину, набирать вес. Но я понимал, что придется это сделать, и, взяв себя в руки, позволил этому произойти. Меня передернуло от этого ощущения. Потом, взявшись за ручку раздвижной двери, я ее отодвинул. В тот же миг Джинджер резко повернула голову, подняв уши торчком. Энн тоже повернулась. Увидев меня, Джинджер с рычанием вскочила на ноги и пошла в мою сторону. — Джинджер, нельзя… — начал я. — Джинджер. Услышав голос Энн, я едва не заплакал. Я пристально на нее посмотрел, а Джинджер приостановилась, озираясь по сторонам. Энн стала подниматься на ноги, и на один чудесный миг я подумал, что она меня узнала. Я двинулся к ней в радостном нетерпении. — Кто вы такой? — строго спросила она. Я замер на полдороге. Ее тон был таким холодным, что я почувствовал, как сердце мне сжимает ледяной обруч. Ошеломленный ее резким голосом, я уставился на нее. Джинджер продолжала рычать; шерсть на ее загривке поднялась дыбом. Видимо, она тоже меня не узнала. — Если подойдете ближе, собака набросится, — предупредила Энн. Я почувствовала, что она угрожает от страха, но меня остановила суровость ее тона. Я не представлял себе, что делать дальше. Конечно же, я ее узнал. Она же, взглянув на меня, совершенно меня не признала. «Неужели возможно, — недоумевал я, — чтобы нас по‑ прежнему разделяла разница в уровнях вибраций?» Я боялся, что это так. «Отчетливо ли она меня видит? — спрашивал я себя. — Или же я кажусь ей размытым, каким мне казался Альберт, когда я увидел его впервые после моей смерти?» Не могу сказать, сколько времени мы бы еще стояли в молчании, не заговори я первым. Мы все были похожи на статуи. Энн и Джинджер пристально смотрели на меня. Собака больше не рычала, но стояла в напряженной позе, готовая в любой момент защитить Энн. Меня затопляла нежность к собаке. Так сильно любить Энн, чтобы остаться здесь. Можно ли было лучше доказать свою преданность? Мой мозг работал с трудом, как проржавленный механизм старых часов. Я мучительно размышлял над тем, что бы такое сказать. С чего можно было бы начать. Что же? Не имею понятия, сколько времени ушло на то, чтобы в голове возникла отправная идея. Как я уже говорил, Роберт, время в потустороннем мире течет по‑ другому — и, даже несмотря на то, что это место было ближе к Земле, чем Страна вечного лета, его временная шкала никоим образом не напоминала череду часов и дней, знакомую нам с Энн при жизни. То есть, хочу сказать, промежуток времени, в течение которого мы смотрели друг на друга, мог составлять немало минут или секунду‑ две. Я, однако, склоняюсь к первому. — Я только что поселился в этой округе, — сказал я наконец. Казалось, мой голос звучит отдельно от меня. Я не знал, чего добиваюсь. А если и знал, то это было глубоко запрятано в моем сознании. Как бы то ни было, первые слова были произнесены — хоть какое‑ то начало. Не могу тебе передать, как больно было мне увидеть на ее лице выражение недоверия. — В чьем доме? — спросила она. — Гормана, — ответил я. — Они не продавали дом, — сказала она. Я пошел на обдуманный риск. — Нет, продали, — возразил я. — Недавно. Я въехал туда вчера. Она не ответила, и я стал думать, что, пойманный на явной лжи, уже потерял свой шанс. Но она не стала оспаривать мои слова, и тогда я понял, что мой расчет оказался точным. Она помнила семейство Горманов, но не общалась ни с кем за пределами ближайшего окружения, поэтому не могла знать, говорю ли я правду. — Я не знала, что они продали свой дом, — наконец произнесла она в подтверждение моего предположения. — Да. Продали. Я испытал чувство маленькой победы. Но, произнеся эти слова, я понимал, что это только начало. Я попытался развить в уме следующий шаг. Должен же был найтись какой‑ то четкий подход — поэтапный путь связи с ее сознанием. В попытке найти его я вдруг понял, что никакого четкого подхода нет. Придется в каждый момент нащупывать путь, все время подыскивая какие‑ то особые возможности. Правда, следующий шаг Энн подсказала сама. Уверен, что бессознательно. — Откуда вы узнали мое имя? — спросила она. — Из адресной книги Хидден‑ Хиллз, — ответил я, с радостью заметив, что этот ответ ее удовлетворил. Но моя радость мгновенно улетучилась, когда она с подозрением спросила: — А что вы делали в моем доме? Я допустил ошибку, помедлив, и Энн насторожилась, подавшись назад. Джинджер сразу же зарычала, шерсть у нее на загривке поднялась дыбом. — Я постучал в дверь, — сказал я, как можно более беспечно. — Ответа не было, так что я вошел и стал звать. И пока шел по дому, продолжал вас звать. Думаю, вы не слышали. Я видел, что ответ ее не устроил, и на меня нахлынуло чувство безысходности. «Почему она меня не узнает?» — думал я. Если мое лицо кажется ей незнакомым, разве есть надежда, что я смогу ей помочь? Я постарался справиться с этим чувством, снова вспомнив предупреждение Альберта. Сколько раз придется мне бороться с этой безысходностью, пока она не исчезнет? — Я просто пришел, чтобы поздороваться, — произнес я, не задумываясь. Надо было продолжать разговор. Потом, повинуясь порыву, я решился на следующий обдуманный риск. — Мне показалось, вы меня узнали, когда увидели, — сказал я. — Почему? Я подумал — опять на один чудесный миг, — что произошел внезапный прорыв, когда она ответила: — Вы немного похожи на моего мужа. Я почувствовал, как у меня сильнее забилось сердце. — Правда? — Да. Немного. — Где он? — не задумываясь, спросил я. Грубая ошибка. Она заметно подалась назад, прищурив глаза. Прозвучал ли мой вопрос для нее угрожающе? Ответ стал очевидным, когда Джинджер снова зарычала. — Его зовут Крис? — спросил я. Ее глаза прищурились еще больше. — Я увидел это в адресной книге, — пояснил я, надеюсь, не слишком быстро, что было бы подозрительно. Я сжался, сообразив, что, по ее воспоминаниям, в адресной книге моего имени могло и не быть. Но она лишь пробормотала: — Да, Крис. Надо ли говорить, Роберт, о возникшем у меня страстном желании заключить ее в объятия, успокоить ее? При этом я понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Я заставил себя продолжать. — Горманы сказали мне, что он пишет для телевидения, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало только по‑ соседски. — Это правда? Что… — Он умер, — перебила она меня с такой горечью, что меня проняла дрожь. Тогда я, совершенно потрясенный, понял, какая задача стоит передо мной. Как мог я надеяться, что Энн когда‑ нибудь узнает мое лицо и голос и тем более признает во мне мужа? Для нее я был мертв, а она не верила, что мертвые ведут свое существование. — Как он умер? — спросил я. Не знаю, зачем я говорил. У меня не было плана. Мне приходилось просто действовать по наитию в надежде, что произойдет что‑ то позитивное. Сначала она не ответила. Я подумал, что она совсем не собирается говорить. Потом наконец произнесла: — Он попал в дорожную аварию. — Мне жаль, — сказал я, полагая, что лучшим подходом может оказаться ненавязчивое сочувствие. — Когда это случилось? Странное, немного тревожное молчание. Казалось, она не знает. На ее лице промелькнуло выражение замешательства. — Не так… давно, — запинаясь, произнесла она. Я хотел было воспользоваться этим преимуществом, но не мог сообразить как. — Мне жаль, — повторил я. Это все, на что я был способен. Снова тишина. Я старался что‑ нибудь придумать — хоть что‑ то — и наконец ограничился повторением своего второго рискованного вопроса. — И я на него похож? «Возможно ли, — думал я, — чтобы частое повторение этой мысли могло со временем заставить ее увидеть, что я более чем похож на ее мужа?» — Немного, — ответила она. Потом пожала плечами. — Не слишком. В тот же миг я подумал, не поможет ли мне, если я скажу, что меня тоже зовут Крис. Но что‑ то во мне этому воспротивилось. Это уже слишком, решил я. Не надо торопиться, или все пропадет. Я чуть не сказал: «Моя жена тоже умерла», но потом подумал, что это так же опасно, и оставил эту мысль. Было такое ощущение, будто она читает мои мысли, хотя я был уверен, что это невозможно. — Вашей жене нравится Хидден‑ Хиллз? — спросила она. То воодушевление, что я испытал, услышав ее разумный и дружелюбный вопрос, слегка померкло, поскольку я не представлял, как на него ответить. Если бы я сказал ей, что у меня есть жена, не приняла бы она этого, в конце концов, на свой счет? И не поставила бы между нами непреодолимый барьер мысль о том, что в моей жизни есть другая женщина? Я вдруг решил, что риск слишком велик, и ответил: — Мы с женой не живем вместе. Это было правдой, и такой ответ должен был ее удовлетворить. Я надеялся, что она спросит, собираемся ли мы разводиться, и тогда я ответил бы, что наше разъединение состоит не в этом, давая ход ее мыслям в другом направлении. Но она ничего не сказала. Опять воцарилась тишина. Я едва не застонал от досады. Неужели мои попытки ей помочь будут состоять из бесконечной череды фальстартов, прерываемых этими паузами? Я отчаянно пытался придумать подход, результатом которого было бы быстрое восприятие с ее стороны. И ничего не мог придумать. — Как умерла эта птичка? — неожиданно спросил я. Еще одна ошибка. Она еще больше погрустнела. — Здесь все умирает, — ответила она. Я уставился на нее, сразу не осознав, что она не ответила на мой вопрос. Я уже собирался его повторить, когда она заговорила. — Я пытаюсь заботиться об этих созданиях, — сказала она. — Но никто не выживает. — Она посмотрела на птичку, зажатую у нее в руках. — Никто и ничто, — пробормотала она. Я начал говорить, но умолк, когда она продолжила. — Одна из наших собак тоже умерла, — сказала она. — У нее был приступ эпилепсии. «Но Кэти в безопасности», — подумал я. Я едва не произнес это вслух, но вовремя понял, что делать этого не стоит. Я размышлял, стоит ли вообще продолжать эту тему. — У нас с женой тоже было две собаки, — сказал я. — Немецкая овчарка вроде вашей и фокстерьер по имени Кэти. — Что? — Она пристально посмотрела на меня. Я не сказал ничего больше в надежде, что эта мысль подействует на ее рассудок: мужчина, похожий на ее мужа, живущий отдельно от жены и имеющий двух собак — таких же, как у нее, и с теми же кличками. Стоило ли мне добавлять, что нашу немецкую овчарку тоже зовут Джинджер? Я не осмелился этого сделать. Тем не менее едва я стал улавливать проблеск надежды, как вдруг что‑ то начало застилать глаза Энн — нечто почти зримое, — словно на миг она что‑ то увидела, а потом сознательно от этого отстранилась. Не из‑ за этого ли оставалась она здесь пленницей? Отвернувшись от меня, она смотрела на зеленую тину бассейна. Я мог уже исчезнуть из ее поля зрения. Какое неудачное начало.
|