САРКОФАГ 1 страница

Объект, который называли теперь Саркофагом, находился почти в центральной точке Безымянного Города. Он располагался глубоко под площадью, внутри здания, мощного, высокого и впечатляющего, как едва ли не все в этом древнем, долгое время погребенном под землей городе. К сердцу города теперь шла новая железнодорожная ветка; инженеры воспользовались морозом и проложили путь там, где не могли проложить прежде, – над замерзшими пространствами реки, которая в мгновение ока снесла бы любые мостки или опоры, если бы здесь по-прежнему несся поток, перебросила бы их через песчаные и глинистые отмели, которые двигались, исчезали и появлялись в другом месте за одну смену, когда на порогах ревела вода.

От конечной станции с ее столпотворением – освещенного угольными лампами подземного зала с пассажирооборотом, которому позавидовал бы вокзал крупного города, – хорошо утоптанная дорожка вела мимо свистящих, ревущих, урчащих машин, штабелей труб, катушек с проводами. Здесь, по проезду двадцатиметровой ширины, толпой брели и вьючные животные, и боевые, используемые в качестве тягловой силы, ехали паровые и масляные тягачи, узкоколейные вагоны. Но прежде всего тут шли бесконечные бригады, группы, смены, отряды, команды, наряды рабочих, поденщиков, инженеров, охранников, специалистов и профессионалов в самых разных областях.

Подойдя к громадному круглому перекрестку на возвышении, к которому сходились десятки старых пандусов и дорожек Безымянного Города, битком забитая магистраль расходилась в разные стороны. Конвейерные ремни, узкоколейки и воздушные линии убегали вдаль вместе с дорогами; все они были освещены слабыми масляными лампами, шипящими газовыми фонарями и мигающими электрическими. Самый занятой проезд, вдоль которого тянулись кабели, ленты конвейеров и линии фуникулеров – крутые рельсовые пути с неровными ступеньками посредине, – вел через водоем по помосту из толстых досок к большому зданию-луковице, вместилищу Саркофага.

Через длинный парадный вход гигантских размеров, шириной метров в сто и высотой в сорок, по бокам которого парили десятки изваяний пустотелов в разрезе, и еще более высокий портал в виде огромной пасти двигался поток людей, машин, животных и материалов.

Когда Орамен и остальные, кто был в большом шатре, спустились в центр города и раскопок, поток уже замедлился и превратился в ручеек. Главные усилия сейчас были сосредоточены на раскопках десяти артефактов поменьше, сходных с тем, на который приходил посмотреть Орамен в день покушения. У главного черного куба тоже кипела работа – недавно отрытая вокруг него камера частично обрушилась.

Центральная камера, где находился Саркофаг, напоминала ту, что уже видел Орамен, – только была гораздо больше. В результате раскопок внутри здания образовалась огромная полость – оттуда вывезли грязь, ил, песок и всевозможные обломки, накопившиеся за бессчетные столетия. И выяснилось, что тут всегда располагалась центральная арена, около сотни метров в поперечнике, а вовсе не импровизированная пустота, отвоеванная, вырванная у малых помещений и пространств.

В центре арены, освещенный угольными лампами и облепленный лесами – а потому исполосованный решеткой теней, – виднелся сам Саркофаг, светло-серый куб со стороной в двадцать метров и слегка закругленными углами и кромками. Двадцать дней, пока велись раскопки, вокруг артефакта царил управляемый хаос – потоки машин и людей, движение, регулируемое криками, стук, искры, рев животных, выбросы и взрывы пара и выхлопных дымов. Но теперь, когда Орамен наконец созерцал Саркофаг, в камере царили тишина и спокойствие. Атмосфера среди собравшихся была почтительной, хотя – если только Орамен не воображал это – слегка напряженной.

– Отсюда он не кажется слишком живым, – сказал Орамен.

Он стоял с Поатасом и охраной у главного входа в центральную камеру – в широком проеме, десятью метрами выше дна ямы. В центре ее на округлом пятиметровом постаменте покоился Саркофаг.

– А вы подойдите поближе, – посоветовал Поатас.

Орамен улыбнулся ему.

– Именно это мы и собираемся сделать, господин Поатас.

Они направились к Саркофагу. Орамену он показался во многом менее внушительным, чем тот, первый куб, черный как смоль. Камера была гораздо больше, и обстановка казалась менее гнетущей (отчасти, конечно, из-за отсутствия суеты), а сам предмет, будучи намного больше, представлялся не таким серьезным – просто потому, что был спокойно-серым, а не беспросветно-черным, как тот, пугавший и притягивавший Орамена. Так или иначе, артефакт был крупным и казался еще более впечатляющим оттого, что Орамен видел его снизу, а не сверху.

Орамен не знал, в какой мере испытывает последствия недавних травм. Он мог бы провести еще один день в кровати, что и советовали врачи, но опасался потерять доверие людей, особенно бывших солдат Колонии. Он должен был встать и показаться им, а кроме того, когда пришло известие о подаваемых Саркофагом признаках жизни, принцу не оставалось иного выбора, как сопровождать Поатаса с помощниками в главное место раскопок. Орамен тяжело дышал, синяки его ныли, сердце побаливало, а в ушах все звенело. Иногда ему, точно старику, приходилось напрягаться, чтобы расслышать собеседника, но он изо всех сил старался выглядеть здоровым, приветливым и беззаботным.

Когда Орамен приблизился к Саркофагу, ему показалось, что тот излучает ауру абсолютной непроницаемости – устоявшейся, флегматичной, почти сокрушительной сдержанности и бесстрастности, что он подлинно пребывает вне времени, словно был свидетелем недоступных человеческому разуму веков и эпох, но одновременно принадлежит скорее будущему, чем прошлому.

Орамен заверил свою наскоро набранную стражу – грозных вояк озабоченного вида, не отходивших от принца, – что с ним ничего не случится на лесах, что там, наверху, одного-двух охранников вполне хватит. Дубриль, седоволосый, мрачный одноглазый ветеран многих кампаний Хауска, похоже, выдвинутый солдатами в предводители, сказал, что будет сопровождать Орамена и возьмет с собой еще двоих.

– Зачем? – спросил Поатас, пока охранники договаривались между собой. – Здесь вам ничто не грозит.

– Точно так же я думал три дня назад, Поатас, – улыбаясь, сказал Орамен. – Я тогда собирался осмотреть другой объект. – Он медленно стер улыбку с лица и понизил голос: – И постарайтесь запомнить, Поатас, что обращаться ко мне следует «ваше высочество», как в присутствии других, так и наедине. – Улыбка вернулась к нему. – Есть порядок, и его надо соблюдать.

Вид у Поатаса вдруг стал такой, словно он обнаружил у себя в брюках замерзшие фекалии. Археолог подтянулся, кивнул и испустил какой-то приглушенный звук. Трость заходила в его руке, словно он оперся на нее сильнее обычного.

– Да, ваше высочество. Конечно.

Когда охранники договорились, Орамен показал на громадный серый куб.

– Ну что, начнем?

Они поднялись по лесам. В центре одной из сторон куба работало около десятка людей в аккуратной белой форме, скрытых для наружного наблюдателя за серой материей, обтягивавшей леса. Здесь стояло множество разнообразных, хрупких, таинственных машин и инструментов, настолько сложных, что их не могли создать сарлы или делдейны. Устройства соединялись между собой разноцветными проводами и шлангами – даже они выглядели необыкновенными, нездешними.

– Откуда это здесь? – спросил Орамен, показывая на необычное оборудование.

– От октов, – радостно ответил Поатас. – Ваше высочество, – добавил он, и лицо его свела чуть заметная судорога. Он зашел между Ораменом и остальными. Дубриль встал за спину Орамену – видимо, чтобы удержать его в том маловероятном случае, если Поатас надумает столкнуть принца-регента с мостков. Ученый нахмурился, но продолжил; голос его упал чуть не до шепота.

– Окты снова проявили интерес к нашим работам и, узнав о находке столь высокотехнологичных объектов, пожелали оказать нам помощь. Ваше высочество.

Орамен нахмурился.

– Можно предположить, что они получили одобрение от своих нарисцинских менторов.

– Предполагать можно что угодно, ваше высочество, – тихо ответил Поатас. – Окты, насколько мне известно от торгующих с ними коммерсантов, готовы оказать еще большую помощь, если мы позволим. Ваше высочество.

– А сейчас они помогают? – спросил Орамен.

– Делдейны, когда руководили раскопками, от такой помощи отказывались. Как и на Восьмом, права октов здесь ограничены теми, кто заправляет на уровне, а делдейны по наущению монахов из миссии отвергали все предложения, ссылаясь на национальную гордость и свое сверхбуквальное прочтение Устава обитания, посредством которого некоторые, видимо, желают ограничить себя и свой народ в естественном стремлении к прогрессу, как техническому, так и нравственному, в правах, которыми, несомненно, владеют все...

– Хватит, Поатас, хватит, – негромко сказал Орамен, легонько похлопав Поатаса по плечу.

Сутулый седой человек, чьи голос и внешний вид на протяжении единственного, произнесенного на одном дыхании и незавершенного предложения достигли крайней, маниакальной лихорадочности, замолчал, обиженно и ошеломленно глядя на принца.

– Итак, Поатас, – Орамен возвысил голос, чтобы слышали все, – покажите, что же привело наше собраньице к такому неожиданному завершению.

– Конечно, ваше высочество, – прошептал археолог и заковылял по мосткам, громко стуча по доскам тростью. Он подошел к группе специалистов и заговорил с ними.

– Ваше высочество, если позволите, – обратился к Орамену один из одетых в белую форму людей – среднего возраста, бледный, нервного вида; в нем чувствовалось внутреннее возбуждение, избыток энергии.

Он показал, куда должен встать Орамен – перед квадратом на Саркофаге, который казался чуточку светлее остальной поверхности.

– Ваше высочество, позвольте представить вам старшего специалиста Лератия.

Еще один человек поклонился Орамену – более корпулентный, но тоже бледный. Одеяние на нем выглядело лучше и было скроено свободнее, чем у его коллег.

– Для меня это большая честь, ваше высочество, – сказал Лератий. – Однако должен вас предупредить, что эффект... в некотором роде чтение мыслей, а потом видения всякого... – Он улыбнулся. – Впрочем, вы должны почувствовать это сами. Я не могу вам сказать, что в точности произойдет, – все испытавшие это сообщают разное... хотя есть кое-что неизменное. С моей стороны было бы неверно предварять ваши ощущения. Если вы запомните и потом изъявите готовность поделиться ими с нашим регистратором, я буду вам крайне благодарен. Пожалуйста, подойдите сюда – фокус, похоже, располагается приблизительно в этом месте.

Орамен сделал шаг в квадрат, нарисованный на досках. Один из специалистов подошел к нему с чем-то вроде плоской шкатулочки, но Лератий властным взмахом руки приказал ему остановиться.

– Роста у принца-регента достаточно, – пробормотал он и, убедившись, что ноги Орамена находятся в квадрате, сказал: – Прошу вас, ваше высочество, просто постойте здесь некоторое время, если не возражаете. – Старший специалист вытащил большие карманные часы и посмотрел на циферблат. – Процесс обычно начинается примерно через полминуты. Если позволите, ваше высочество, я засеку время.

Орамен кивнул, недоуменно глядя на светло-серый квадрат перед собой.

Несколько мгновений ничего не происходило. Вообще ничего. Принц стал задаваться вопросом, не изощренная ли это шутка – либо новая хитроумная попытка убить его? В этом месте он был хорошей мишенью. Может, на него уже направлено ружье убийцы, который знает, куда стрелять сквозь серую материю на лесах?

Это началось как слабое головокружение. На мгновение Орамен чуть не потерял равновесие, но потом само головокружение каким-то образом выровняло его, скомпенсировав собственный негативный эффект. Он почувствовал странное ощущение невесомости и одновременно беззаботности, а несколько секунд вообще не понимал, где находится, сколько сейчас времени, как долго он пробыл в этом месте. Но потом сознание полностью вернулось, хотя в голове стоял шум. На него хлынула мешанина из всего, что он когда-либо слышал, чувствовал, видел или знал.

Он словно стоял в залитой солнцем комнате и наблюдал за красочным шествием, что в подробностях отражало всю его жизнь – та проносилась перед ним за считаные мгновения, но можно было видеть и различить отдельные вспышки и фрагменты этой давно копившейся и почти забытой жизни.

Вскоре это кончилось – так быстро!

Потом тоска. Тоска по утраченной матери, короне и всему королевству; жажда быть любимым всеми и увидеть давно уехавшую сестру, скорбь по умершему брату, неизбывная любовь и уважение к погибшему отцу, согласие с ним...

Он вышел из квадрата, разрушая чары.

Вздохнув два-три раза, он повернулся, посмотрел на Лератия и чуть погодя сказал:

– Можете сообщить вашему технику-регистратору, что я испытал ощущение утраты и тоски, выраженное через личные воспоминания. – Он оглядел других людей на лесах – все взгляды были устремлены на него; мелькнули одна-две натянутые улыбки. Орамен кивнул Лератию. – Интересный опыт. Я так понимаю, другие испытывали примерно то же самое?

– Утрата и тоска, – подтвердил Лератий. – Да, именно эти эмоции.

– И это дает вам основания относить его к разновидности живых существ? – спросил Орамен, нахмурившись и разглядывая серую поверхность куба.

– Оно что-то делает, ваше высочество, – сказал Поатас. – Способность что-то делать после столь долгого погребения невероятна. Ни один другой артефакт, обнаруженный в ходе раскопок, не демонстрировал таких способностей.

– Возможно, он действует как водяное колесо или ветряная мельница, если бы их откопали из ила или песка, – заметил Орамен.

– Мы полагаем, тут кроется нечто большее, ваше высочество, – заявил Лератий.

– Что же вы намерены делать дальше?

Лератий с Поатасом переглянулись.

– Мы считаем, ваше высочество, – сказал Лератий, – что объект пытается наладить связь с нами, но пока что способен делать это лишь посредством обобщенных идей, сильнее всего затрагивающих человеческую душу. В том числе идей утраты и тоски. Мы полагаем, наладить более осмысленный контакт можно простым способом – научить его говорить.

– Что? Начать общаться с ним, как мать с младенцем?

– Умей объект слышать и говорить, ваше высочество, – сказал Лератий, – он уже, наверное, попытался бы завязать разговор с нами. Сто с лишним рабочих, инженеров, техников, других специалистов говорили рядом с ним задолго до обнаружения этого странного свойства, которое вы только что испытали на себе.

– Так что же в итоге? – спросил Орамен.

Лератий откашлялся.

– Проблема, стоящая перед нами, ваше высочество, уникальна в нашей истории, но не в истории других цивилизаций. С ней сталкивались разные народы, на протяжении миллиардов лет находя бессчетное число подобных реликвий и артефактов. Существуют проверенные и в высшей степени эффективные методы, используемые Оптимами. Пользуясь ими, можно установить контакт с объектами вроде этого.

– Вот как, – сказал Орамен, переводя взгляд с Лератия на Поатаса. – И мы можем получить доступ к подобным методам?

– Можем, ваше высочество, – сказал Поатас. – Нам могут предоставить машину-коммуникатор.

– Машина-коммуникатор? – переспросил Орамен.

– Мы договорились с октами, что они доставят сюда оборудование и будут управлять им, ваше высочество, – сказал Лератий. – Но конечно, – быстро добавил он, – под нашим строжайшим и неусыпным наблюдением. Все будет отмечаться, фиксироваться, заноситься в таблицы и архивироваться. Не исключено, что в дальнейшем мы будем применять эти методы самостоятельно. Таким образом, мы получаем двойную выгоду. Как минимум.

– Мы оба, – начал Поатас, глядя на Лератия, – полагаем, что это имеет крайне важное значение...

– Но опять же возникает вопрос, – прервал его Орамен, – не запрещена ли такая передача технологии, такая помощь?

Принц посмотрел сначала на одного, потом на другого, а те смущенно поглядывали друг на друга. Лератий снова откашлялся.

– Окты заявляют, ваше высочество, что если они станут управлять прибором, то – поскольку фактически прибор будет взаимодействовать с тем, что уже принадлежит им, – это не запрещено.

– Вот так. – Поатас с вызовом задрал нос.

– Они заявляют претензии на эту штуку? – спросил Орамен, глядя на куб. Это было что-то новенькое.

– Формально – нет, ваше высочество, – ответил Лератий. – Окты признают наш приоритет в находке. Однако они считают, что когда-то этот объект мог принадлежать им по праву первородства, а потому проявляют к нему особенный и глубокий интерес.

Орамен оглянулся.

– Я здесь не вижу ни одного окта. Откуда вам все это известно?

– Они связывались с нами через специального эмиссара по имени Савид, ваше высочество, – сказал Поатас. – Он несколько раз появлялся в этой камере и консультировал нас.

– Мне об этом не доложили, – заметил Орамен.

– Вы были ранены, лежали в постели, ваше высочество, – сказал Поатас, опустив на мгновение глаза на доски у себя под ногами.

– Значит, это случилось совсем недавно. Понятно, – сказал Орамен; Поатас и Лератий одновременно улыбнулись ему. Принц одарил их ответной улыбкой. – Господа, если вы считаете, что нам следует согласиться на помощь октов, пусть будет так. Пусть они доставляют сюда свои замечательные технологии, свои машины-коммуникаторы. Но вы должны сделать все возможное, чтобы узнать, как работают эти аппараты. Договорились?

У его собеседников вид был одновременно удивленный и довольный.

– Конечно, ваше высочество! – воскликнул Лератий.

– Да, ваше высочество! – сказал Поатас, наклоняя голову.

* * *

Остальную часть дня Орамен провел, создавая механизмы маленького государства, – или, по крайней мере, следил затем, как это делают другие. Помимо всего прочего, они возрождали распущенную армию, превращая недавних солдат, успевших стать землекопами, обратно в солдат. Нехватки в людях не было – была нехватка оружия. Большая его часть вернулась на склады в Пурле. А это означало, что придется выкручиваться с наличными запасами. Положение вскоре должно было улучшиться: некоторые мастерские Колонии уже переходили на производство оружия, хотя высокого качества ждать не приходилось.

Все это Орамен поручил в основном средним и младшим офицерам и руководителям. С самого начала он попытался собрать всех высших чинов, назначенных в Колонию тилом Лоэспом, включая и генерала Фойза, и отправил в Рассель – якобы для разъяснения своих действий. На самом деле он просто хотел избавиться от людей, которым больше не мог доверять. Некоторые из новых советников предупреждали, что он отсылает в стан врага знающих людей, которые ясно представляют себе все сильные и слабые стороны создаваемой армии. Но Орамен считал эти доводы недостаточными, чтобы оставить генералов, а арестовывать или интернировать их он не хотел.

Фойз и другие хотя и неохотно, но все же убыли на поезде. Через полчаса отправился второй поезд, полный солдат, лояльных Орамену, и огромного количества взрывчатки; военные получили приказ заминировать все мосты между Водопадом и Расселем и охранять их, по возможности не вступая в боевое соприкосновение.

Орамен отложил, насколько то было прилично, все встречи и удалился в свой вагон, чувствуя острую потребность вздремнуть. Доктора все еще рекомендовали ему провести в постели несколько дней, но он не соглашался, не мог согласиться. Он поспал часок, а потом навестил Дроффо, который выздоравливал в главном санитарном поезде.

– Быстро вы развернулись, – сказал Дроффо, все еще забинтованный и не до конца пришедший в себя. Многочисленные порезы на его лице были прочищены и заживали на воздухе, хотя на одной щеке пришлось наложить пару швов. – Фойз уехал без шума? – Он покачал головой, и на лице его появилась гримаса боли. – Наверное, помчался строить козни вместе с Лоэспом.

– Думаешь, они перейдут в наступление? – спросил Орамен, сидя на раскладном кресле рядом с кроватью Дроффо в отдельной палате.

– Не знаю, принц. Есть известия от тила Лоэспа?

– Никаких. Он сейчас не в Расселе и, может, еще ничего не знает.

– Я бы трижды подумал, прежде чем отправляться на встречу с ним, это уж точно.

– Думаешь, он лично стоит за всем этим?

– А кто же еще?

– Ну, мне казалось... может, его окружение.

– Например? – спросил Дроффо.

– Блейе, Тохонло и им подобные?

Дроффо покачал головой.

– У них на это не хватило бы мозгов.

Орамен не мог больше вспомнить никого по имени, кроме генерала Фойза. Уж конечно, не Уэрребер. Относительно Часка он не был уверен, но с другой стороны, экзалтин не имел никакого влияния в окружении тила Лоэспа, будучи величиной малозначительной. Орамен привык видеть тила Лоэспа в окружении других людей – офицеров и чиновников, – но среди них не было (о чем и говорил Дроффо) постоянных, хорошо узнаваемых персон. Функционеры, лакеи, подручные – но никаких настоящих друзей или доверенных лиц, известных Орамену. Или он про них ничего не знал, или их не существовало. Орамен пожал плечами.

– Но тил Лоэсп? – сказал он, нахмурившись. – Не могу себе представить...

– Воллирд и Баэрт были его людьми, Орамен.

– Я знаю.

– Есть что-нибудь о Воллирде?

– Никаких. Пока не нашли. Еще один призрак, витающий над раскопками.

– И Тоува Ломму приставил к вам тил Лоэсп, разве нет?

– Тоув был моим старым другом, – возразил принц.

– Но он был обязан тилу Лоэспу своим выдвижением. Будьте осторожны.

– Я осторожен. Хотя и с опозданием.

– А эта штука – Саркофаг – действительно такая, как о ней говорят?

– Похоже, она общается. Окты хотят разговорить ее, – сказал Орамен. – У них есть машина-коммуникатор. Оптимы используют ее для беседы с такими вот диковинками.

– Может быть, это оракул. – Дроффо улыбнулся одной стороной лица; швы натянулись, и он скорчился от боли. – Спросите у него, что будет дальше.

* * *

А дальше было вот что: две смены спустя, а фактически на следующий день, тил Лоэсп прислал телеграмму из Расселя, сообщая, что, вероятно, произошло страшное недоразумение. Воллирд и Баэрт, видимо, сами стали жертвами заговора, а некие неизвестные лица злонамеренно плетут козни, чтобы подлым образом вбить клин между регентом и принцем-регентом. Тил Лоэсп предлагал встретиться в Расселе, чтобы обсудить текущее положение, заверить друг друга во взаимной любви и уважении, а также устроить все так, чтобы исключить поспешные действия или необоснованные, полуприкрытые обвинения.

Орамен посовещался с Дроффо, Дубрилем и пятью-шестью младшими офицерами – новыми советниками принца, которые выдвинулись благодаря собственным солдатам, а не тилу Лоэспу. После этого он предложил тилу Лоэспу встретиться здесь, на Водопаде, причем регент должен был явиться с эскортом из легковооруженных воинов, числом не более дюжины.

Ответа на это предложение пока не пришло.

Потом в середине того, что большинство людей называют ночью, пришло известие: Саркофаг говорит, и окты в немалом количестве появились в камере вокруг него. Они прибыли на субмаринах, отыскав или проложив каналы в реке Сульпитин, которая еще не успела окончательно встать. Возникло некоторое сомнение – захватили окты камеру силой или нет (работа определенно продолжалась), но прибыли они во множестве и потребовали свидания с тилом Лоэспом или с главным на раскопках.

– Я думал, они собираются управлять здесь машиной, обучающей языкам, – сказал Орамен, натягивая одежду и морщась с каждым движением ноги или руки. Негюст подал принцу мундир и помог надеть его.

Дроффо, который уже начал ходить, хотя еще и не выздоровел, перехватил гонца с сообщением и теперь одной рукой протягивал Орамену пояс под церемониальный меч. Другая его рука была сломана и покоилась в лубке.

– А вдруг этот камень, заговорив, сказал что-то непотребное? – предположил он.

– Он мог бы выбрать для этого более потребное время, вот что я думаю, – сказал Орамен, беря пояс.

* * *

«О МирБог», – сказал про себя Орамен, увидев, что творится вокруг Саркофага. Они с Дроффо остановились одновременно. Непост, шедший сзади – он был исполнен решимости повсюду следовать за хозяином и разделить его судьбу, чтобы не навлекать на себя подозрений в трусости или измене, – не сориентировался вовремя и наткнулся на них.

– Прошу прощения, – сказал он и тут в пространстве между принцем и Дроффо увидел камеру. – Забодай меня комар, – выдохнул он.

В камере были сотни и сотни октов. Синие тела их блестели в свете фонарей, тысячи красных конечностей сверкали, словно полированные. Они полностью окружили Саркофаг, устроились на расчищенном полу камеры концентрическими кругами, словно охваченные глубоким благоговением, даже преклонением. Окты, казалось, пребывали в неподвижности и легко сошли бы за мертвых, если бы не расположились с такой симметричной точностью. На всех были одинаковые облегающие костюмы – Орамен видел такой наряд на после Киу. Он ощутил тот же самый странный запах, что и несколько месяцев назад, когда узнал о смерти отца. Принц вспомнил свою встречу с послом, вспомнил запах: тогда он был слабым, теперь – ударял в нос.

Вокруг Орамена сгрудилась, стараясь окружить его со всех сторон, его личная охрана под командой Дубриля. «Они окружили меня, – подумал Орамен, – а окты окружили эту штуку. Зачем?» Присутствие такого большого числа этих необычных существ отвлекало его охранников, которые нервно поглядывали на октов, тесным кольцом смыкаясь вокруг принца.

По камере и лесам, как и прежде, двигались специалисты в белом, похоже ничуть не смущенные присутствием октов. Платформа, на которой стоял Орамен в прошлый раз, вступая в контакт с Саркофагом, больше не была прикрыта материей и просматривалась снаружи. Там находились окты и несколько облаченных в белое людей. Орамену показалось, что он узнал Лератия и Поатаса.

Один из охранников шепнул что-то Дубрилю, который тут же отдал честь Орамену и сказал:

– Ваше высочество, окты появились совсем недавно, их корабли находятся где-то за льдами Водопада. Они растопили лед, чтобы пробиться сюда. Сюда окты пробрались частью по туннелю, частью – сквозь отверстия в стенах. Охрана не знает, что делать. Мы и не предполагали, что придется защищать вас от этого. Окты вроде бы не вооружены, так что, думаю, мы все еще хозяева положения. Но они отказываются двигаться с места.

– Спасибо, Дубриль, – сказал Орамен. Поатас энергично махал ему с лесов. – Идем посмотрим, что там делается.

* * *

– Орамен-муж, принц, – сказал один из октов, когда Орамен поднялся на мостки. Голос его напоминал шелест сухих листьев. – Снова. Как встречи встречаются во времени и пространстве. Как наши предки, благословенная Мантия, которых не стало, но были для нас всегда и теперь снова безусловно есть, так и мы встретились еще раз. Вы так не думаете?

– Посол Киу? – спросил Орамен.

Посол и еще один окт висели в воздухе перед светлым квадратом на поверхности серого куба. Рядом стояли Поатас и Лератий с нескрываемым восторгом на лицах. Орамену показалось, будто они сгорают от желания что-то сообщить.

– Я имею счастье, – сказал посол Окта в Пурле. – И его представляю вам: Савидиус Савид, чрезвычайный странствующий посол Окта на Сурсамене.

Другой окт чуть повернулся в сторону Орамена.

– Орамен-муж, принц Хауск, Пурла, – сказал он.

Орамен кивнул. Дубриль и три других охранника расположились по углам платформы, на которой стало тесно.

– Рад с вами познакомиться, посол Савидиус Савид. Добро пожаловать, друзья, – поздоровался Орамен. – Позвольте узнать, что вас привело сюда? – Он повернулся и посмотрел на сотни блестящих октов, кругами рассевшихся у Саркофага. – И в таком количестве?

– Величие, принц, – сказал Киу, пододвигаясь поближе к Орамену. Дубриль попытался было вклиниться между октом и своим хозяином, но Орамен поднял руку. – Величие, не знающее себе равных!

– Случай такой важности, что мы перед этим ничтожны! – сказал другой окт. – Эти все наши товарищи, нас двух. Мы ничто, ничтожные свидетели, недостойные прислужники, абсолютно недостаточные! И все же.

– Заслуживаем или нет, но мы здесь, – сказал Киу. – Необъяснимая привилегия это для всех присутствующих. Мы бесконечно благодарны вам. Вы сделали нас вашими вечными должниками. До самого конца времен миллионы, нет, миллиарды октов не расплатятся за нашу возможность быть свидетелями.

– Быть свидетелями? – тихо переспросил Орамен, снисходительно улыбаясь и переводя взгляд с одного окта на другого. – Свидетелями чего? Того, что Саркофаг заговорил?

– Да, он заговорил, ваше высочество! – сказал Поатас, делая шаг вперед и поднятой тростью указывая на бледно-серое пятно на поверхности объекта. Потом он сделал движение в сторону одного из аппаратов, стоящих на высокой тележке. – Этот прибор просто спроецировал сквозь эфир образы, звуки и последовательности невидимых волновых фронтов на поверхность того, что мы назвали Саркофагом, – и тот заговорил. На сарлском, делдейнском, октском, на нескольких языках Оптим. Поначалу это были одни повторы, и мы несколько разочаровались, решив, что он всего лишь записывает, а потом выдает запись, что у него нет разума, но потом... потом, принц, он заговорил собственным голосом! – Поатас повернулся к бледно-серому квадрату и поклонился. – Снизойдите до нас вновь, ваша милость. Здесь присутствует первейший из нас, принц королевского дома, которому подчинены два уровня, он здесь главный.