Падение ордена Храма

Как же получилось, что члены самого могущественного духовно-рыцарского братства на всем Западе пошли на смерть, по выражению Пьера Булонского, словно «овцы на закла­ние»? Одной из причин, несомненно, являлся престарелый возраст большинства тамплиеров, проживавших во Франции. Прослужив некоторое время на Ближнем Востоке, многие рыцари возвратились в Европу, где заняли различные адми­нистративные посты. Более молодые рыцари предпочитали отправиться на Кипр — в 1307 году почти семьдесят процен­тов тамплиеров там составляли новички, набранные всего несколько лет назад. На Кипре они готовились к военным действиям, сражались с сарацинами за Тортозу и вели при­готовления к нашествию на остров мамлюков.

Папская булла Климента V «Раstoralis praeminentiae», в которой он давал разрешение на арест храмовников, была доставлена на Кипр в ноябре 1307 года. В то время факти­ческим правителем острова был Амори, брат короля Иоанна, которому в августе 1306 года тамплиеры помогли прийти к власти. Поэтому указ папы римского поставил Амори в не­ловкое положение. Своим троном он был обязан ордену Храма и, как большинство жителей Кипра, считал обвинение тамп­лиеров заведомой ложью; однако ему не хотелось настраи­вать против себя римского понтифика или наживать опасно­го врага в лице короля Филиппа Красивого. И он распоря­дился начать судебное преследование храмовников, которых возглавлял маршал Ом д'Озильер.

Поначалу те оказали сопротивление, но потом все-таки сдались властям, после чего 83 рыцаря и 35 сержантов были заключены под домашний арест в собственных владениях. Их имущество было конфисковано, однако большая часть обширной казны тамплиеров бесследно исчезла. Никакого расследования по этому делу не проводилось до мая следую­щего года, когда на Кипр прибыли двое судей, назначенных Климентом V. Ни один из тамплиеров не признал себя ви­новным, и все свидетельские материалы были получены из других источников, в том числе от 16 светских рыцарей и сенешаля Кипрского королевства Филиппа д'Ибелена, а также от королевского маршала Рено де Суассона. Большинство этих свидетелей являлись сторонниками Генриха II, давнего претендента на кипрский трон, а потому можно было ожи­дать, что все они будут настроены против тамплиеров, при­ведших к власти его противника Амори. Однако все их сви­детельства оказались в пользу ордена Храма. Филипп д'Ибелен, первым дававший показания, высказал предположение, что подозрения в отношении тамплиеров вызваны атмосфе­рой таинственности, в которой всегда проходил прием в чле­ны братства. Рено де Суассон подтвердил, что они не зани­мались дьявольскими таинствами, а их религиозные службы к молитвы носили исключительно канонический характер.

Другой рыцарь, Жак де Плани, произнес яркую речь в защиту тамплиеров, напомнив суду, что воины Храма не од­нажды проливали кровь во имя Христа и христианской веры, являясь самыми добродетельными и целомудренными рыца­рями-монахами. Знатный генуэзский дворянин Персиваль де Мар поведал о группе тамплиеров, попавших в сарацинский плен и выбравших смерть, когда им предложили свободу в обмен на вероотступничество. Остальные свидетели, хотя и упоминали о таинственной процедуре инициации и извест­ной алчности тамплиеров, не привели никаких доказательств ереси или святотатства в их рядах. Священник Лоран Бей­рутский заявил, что за свою жизнь исповедовал более шес­тидесяти братьев-храмовников и ничего плохого о них ска­зать не может. Дальнейшие слушания подтвердили, что многие тамплиеры нередко исповедовались у доминиканцев, францисканцев и представителей белого духовенства.

Единственным среди всех кипрских латинян, кто дал про­тив тамплиеров обвинительные показания, был некий Си­мон Сарезарис, священник ордена госпитальеров, однако и он не смог предоставить сколь-нибудь убедительных доказа­тельств их вины, а лишь бессвязно пересказал свои беседы с некоторыми людьми, имен которых не помнил. За одним исключением, все свидетельства оказались в пользу тампли­еров, разве что прозвучали упреки со стороны окружения короля Генриха II в том, что орден поддерживал его конку­рентов.

Результаты этого судебного расследования не могли удовлетворить Климента V, и он тут же распорядился про­вести новые слушания, направив на Кипр своего легата на Востоке епископа Родосского. Новый суд начался летом 1310 года — уже после убийства Амори и возвращения на трон короля Генриха II. И, судя по разрозненным доку­ментам, дошедшим до нас с тех времен, на этот раз возоб­ладала жесткая линия Папской курии. В частности, мар­шал тамплиеров Ом д'Озильер и многие рядовые члены ордена закончили свою жизнь в темницах одного из зам­ков на севере острова.

В Италии ход судебного процесса против тамплиеров за­висел от политических пристрастий местных правителей. Как можно установить из немногих сохранившихся документов, Карл II Неаполитанский, кузен Филиппа Красивого, сумел выбить нужные показания — преимущественно под пытка­ми. И в Папской области, используя те же жестокие методы, от тамплиеров добились признаний, что они отреклись от Христа и плевали на распятие. Однако в целом напряженная работа инквизиторов во главе с епископом Сутрийским дала весьма скромные результаты. Что касается Ломбардии, то многие тамошние епископы открыто встали на сторону там­плиеров. Епископы Равенны, Римини и Фано так и не смог­ли найти никаких доказательств вины тех тамплиеров, кото­рых доставили на их суд. И только во Флоренции — опять же под пытками — шестеро из тринадцати обвиняемых все-таки сознались.

В Германии против местных тамплиеров также было на­чато энергичное судебное расследование под председатель­ством архиепископа Магдебургского Бурхардта. И все бра­тья, включая командора всей Германии Фридриха Альвенслебена, были арестованы. Однако провинциальный церков­ный совет, собравшийся в городе Трире, не обнаружил никаких доказательств вины храмовников. А заседание церковного совета в Майнце во главе с архиепископом Питером фон Аспельтом было вообще прервано появлением в зале двадца­ти вооруженных рыцарей-храмовников во главе с командо­ром графства Грумбах Гуго фон Сальмом. Насмерть перепу­ганный иерарх был вынужден выслушать претензии рыца­рей, жаловавшихся, что их братьев во Франции лишили вся­кой возможности защищаться, а тех, кто настаивал на своей невиновности, отправили на костер. Гуго фон Сальм также заявил, что доказательством их невиновности служит тот факт, что белые плащи казненных уцелели в пламени.

В ходе последующих слушаний брат Гуго фон Сальма Фридрих, командор Рейнской провинции, дабы доказать не­виновность своего ордена, согласился пройти испытание ог­нем и водой. Он также сообщил судьям, что прослужил мно­го лет на Востоке с Жаком де Моле и знает его как «доброго христианина, достойнее которого трудно даже вообразить». В документах следствия зафиксированы и другие свидетель­ства добродетельных дел рыцарей ордена Храма: например, один священник рассказал, что во время страшного голода в городе Майстре поместье храмовников ежедневно кормило до тысячи жителей. В результате проведенных слушаний ар­хиепископ полностью оправдал всех арестованных тамплие­ров, отпустив их на свободу, что вызвало крайнее раздраже­ние Папской курии.

Кроме Франции и Кипра, крупная колония тамплиеров была в Испании, особенно в Арагонском королевстве, где орден принимал активное участие в Реконкисте — освобож- дении испанских земель от мавров. Их богатствами — на­копленными благодаря многочисленным привилегиям и щед­рым пожертвованиям на протяжении почти двух столетий — частенько пользовались и местные монархи. Несмотря на обширные земельные владения тамплиеров в Арагоне, их казна заметно истощилась из-за необходимости направлять все новые и новые средства в Сирию и Палестину, а также постоянно ублажать арагонских правителей. И хотя орден Храма исправно выполнял банковские функции, однако сам он уже давно был в долгах.

В середине октября 1307 года король Яков II получил письменное послание короля Филиппа Красивого, где тот перечислял «злостные деяния» тамплиеров и настоятельно рекомендовал арестовать их самих и все их имущество, как сам Филипп уже сделал во Франции. Но его арагонский кол­лега с недоверием отнесся к этой информации, написав в ответном послании Филиппу:

«Тамплиеры всегда отличались достойной похвалы пра­ведностью и религиозной стойкостью; и набожность их до сих пор не вызывала ни у кого сомнения; и никто не смел обвинить их в малейших уклонениях от веры; напротив, за все время нашего правления они преданно служили нам в борьбе с неверными, когда бы мы их об этом ни попросили».

Но когда до Испании дошло известие, что Жак де Моле сознался в предъявленных ему обвинениях, Яков II тоже при­казал арестовать тамплиеров и все их имущество в своем ко­ролевстве. Однако некоторые рыцари отказались подчиниться и покинуть свои замки: в отличие от французских коллег в Арагоне многие тамплиеры успели вооружиться и подгото­виться к обороне. Правда, одна из их крепостей, Пензикола, вскоре была взята королевской гвардией, а магистр Арагона Эксемен ди Ленда арестован, но в руках ордена остались мощные замки Аско, Кантавейя, Виллель, Кастеллота, Каламера и Монзон, а командор Руссильона Рамон Са Гуардиа крепко удерживал крепость Миравет. Оттуда он отправил королю Якову II письмо, в котором напомнил о крови, про­литой тамплиерами в войнах с маврами и совсем недавно — в битве под Гранадой. И о том, что во время охватившего всю Испанию жестокого голода две тысячи человек были спасены от смерти в замке тамплиеров Гардени и еще шесть тысяч — в Монзоне. И о том, что при вторжении в Арагон французов, пытавшихся захватить Барселону, именно хра­мовники сумели отстоять независимость королевства. Пере­числив все это, они просили короля освободить магистра и других тамплиеров, которые «всегда были верноподданными католиками и добрыми христианами».

Однако арагонский король, по-прежнему не веривший в виновность храмовников, хотел воспользоваться ситуа­цией и закрепить за собой имущество ордена, прежде чем оно будет экспроприировано в пользу церкви. Он предло­жил папе Клименту дать его племянникам земельные вла­дения в Арагоне, если тот уступит ему (Якову II) права на собственность ордена тамплиеров в Испании. Вероятно, хорошо зная непомерную алчность Якова II, Рамон Са Гу­ардиа писал, что «искренно сочувствует королю и всем ка­толикам по поводу того ущерба, который они понесли в связи с этим делом, — даже большего, чем мы сами, не­посредственно столкнувшиеся с этим злом». Вместе с тем он выразил опасение за душу короля, если тот позволил ввести себя в заблуждение, будто действует от лица Бога, а не дьявола. Как и Пьер Булонский, командор задал Якову II вопрос: разве можно согласиться с предъявленными об­винениями, если членами ордена являются выходцы из са­мых знатных фамилий, причем многие из них состоят в братстве не менее шести лет, но никто из них ни разу не сообщил о замеченных злоупотреблениях?

В начале февраля 1308 года король Яков II тем не менее отдает приказ захватить замки, оставшиеся в руках тамплие­ров. Не желая или не имея достаточных сил для фронталь­ной атаки на укрепления, он решил взять их измором. Рамон Са Гуардиа, продолжавший свою переписку с испанским королем, предупредил, что братья-рыцари готовы принять мученическую смерть, если Яков II не гарантирует им защи­ту от посягательств папы Климента V до тех пор, пока тот остается под влиянием Филиппа Красивого. Однако Яков не пошел на компромисс, а в ноябре капитулировал гарнизон Миравета, где кончились запасы продовольствия. Замок Монзон сопротивлялся до мая следующего года, а в конце июля была взята и последняя цитадель тамплиеров в Арагоне — крепость Каламера.

Судебное расследование по делу арагонских тамплиеров продолжалось, но, поскольку по местным законам пытки были запрещены, никаких признаний от арестованных добиться не удалось. Задержанные тамплиеры содержались в относи­тельно комфортных условиях и достаточно прилично пита­лись. Перед инквизиторами Рамон Са Гуардиа повторил те же доводы, что и в своих посланиях к Якову II. Он твердо заявил: обряд вступления в орден носил строго канониче­ский характер и полностью соответствовал основам католи­цизма. Обвинения в отрицании Христа он назвал «ужасной, отвратительной и жестокой выдумкой». Он также сказал, что «все братья, уличенные в противоестественном грехе» (содо­мии), строго наказывались «лишением права носить орден­ское облачение и бессрочным тюремным заключением... с цепными кандалами на ногах и шее...» К этому командор добавил, что все обвинения против тамплиеров построены на «клевете и жестокосердии», а те, кто в них сознался, — просто лжецы.

Недовольный результатами следствия, папа в марте 1311 года приказал архиепископу Таррагонскому и епископу Валенсийскому прибегнуть к пыткам. Однако методы, столь хорошо зарекомендовавшие себя во Франции, в Испании почему-то оказались не столь действенными: восемь храмов­ников, которых пытали в Барселоне, по-прежнему не давали признательных показаний. И в ноябре 1312 года местный церковный совет в Таррагоне вынужден был признать тамп­лиеров невиновными.

Аналогичным образом развивались события в соседних королевствах — Леон и Кастилия, а также в Португалии. В результате допроса арестованных тамплиеров ни одна из епископальных комиссий не нашла доказательств их вины.

Отдельные признания удалось добыть лишь в Наварре, ко­торая традиционно находилась под сильным французским влиянием.

Как и Яков II, английский король Эдуард II получил в середине октября 1307 года послание от Филиппа Красивого с описанием вскрытых им «мерзких преступлений и козней» ордена Храма и рекомендацией зятю арестовать злоумыш­ленников и их имущество, начав судебное расследование. Подобно Якову II, Эдуард поначалу не поверил французско­му родственнику. Хотя общая численность тамплиеров в Бри­тании была намного меньше, чем во Франции — в общей сложности в Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльсе на­считывалось от 140 до 230 рыцарей, — тем не менее они играли заметную роль в жизни королевства. И начало этому положил Гуго де Пейн, первый Великий магистр ордена, по­сетивший Лондон в 1129 году. Тамплиеры долгие годы были надежными банкирами Анжуйской династии английских ко­ролей. Именно им было доверено взыскать штрафы за убий­ство Томаса Беккета*; они же исполняли роль посредников в постоянных военно-политических распрях между Англией и Францией и охраняли замки в Нормандии — приданое прин­цессы Маргариты Французской — до тех пор, пока ее муж, сын и наследник короля Генриха II Английского Ричард Льви­ное Сердце, не достиг совершеннолетия.

Прекрасно известно, каким доверием пользовался орден Храма у короля Ричарда Львиное Сердце — Великий магистр Робер де Сабле был его вассалом и надежным другом. Лон­донский Тампль являлся самым безопасным хранилищем королевской казны, а сам орден принимал активное участие в коммерческой деятельности по всему миру, пользуясь мно­гочисленными привилегиями и льготами, дарованными ко­ролями и папами. И хотя благосостояние ордена Храма все­гда вызывало зависть окружающих, следует отметить, что ежегодный доход от всех земельных владений тамплиеров не превышал 4800 ливров, что вряд ли могло служить основани­ем для «жестокой ревности» конкурентов и «всеобщей не­любви». В 1294 году Жака де Моле тепло принимал отец монарха Эдуард I, который с доверием относился к его сове­там. Эдуарду II, который всего три месяца как вступил на отцовский трон, выдвинутые против ордена обвинения по­казались необоснованными, о чем он прямо написал коро­лям Франции, Арагона, Кастилии, Португалии и Неаполя. По его словам, тамплиеры совершили множество беспример­ных подвигов в Святой земле во имя славы и величия като­лической церкви. Он также отправил письмо папе Клименту V, в котором настаивал, что тамплиеры «всегда непреклонно соблюдали чистоту веры», а те, кто их обвиняет, сами явля­ются лжецами и преступниками.

Последнее письмо, отправленное в декабре, как раз со­впало с появлением папской буллы «Раstoralis praeminentiae», которая положила официальное начало массовым арестам тамплиеров во всех католических государствах. И четыре дня спустя этот церковный указ дошел до Эдуарда II. Юному монарху не оставалось ничего другого, как объявить 26 де­кабря о задержании английских тамплиеров «самым быст­рым и решительным способом». К тому времени в Англии стало известно о неожиданных признаниях Жака де Моле, и, подобно арагонскому королю, Эдуард решил установить проч­ный контроль над собственностью тамплиеров, чтобы она не попала в другие руки.

Вместе с тем у английского короля остались подозрения по поводу истинных интересов Филиппа Красивого и при­чин его влияния на папу Климента. Даже по тому, как обра­щались с тамплиерами, было видно, что Эдуард II не слиш­ком верил обвинениям, предъявляемым им. Магистр Англии Уильям де Ла Мор, арестованный 9 января, был помещен в тюрьму Кентерберийского аббатства. Но при нем оставили двух братьев, разрешили пользоваться собственной одеждой и всеми личными вещами, камеру обставили хорошей мебе­лью, а постель снабдили прекрасным льняным бельем. Ему даже выплачивали «суточные» в размере двух шиллингов и шести пенсов. Многим командорам позволили оставаться в своих замках, пока два года спустя их не вызвали на допрос инквизиторов.

При аресте тамплиеров была составлена опись имущества, что давало некоторое представление об их образе жизни и оп­ровергало клевету противников, будто они «просто купаются в роскоши». Так, в графстве Йоркшир вся более-менее ценная собственность ордена состояла из церковной одежды и утвари, сельскохозяйственных орудий и скота. При этом не обнаружи­лось никакого особого оружия, а лишь немного денег и старая, разбитая мебель. В кладовках были обнаружены небольшие за­пасы соленой баранины, свинины, говядины, бочки с сельдью, вяленая рыба, но вовсе не было вина.

В сентябре 1309 года в Англию прибыли для проведения следствия два инквизитора — некий Дьедонне, настоятель монастыря Ланьи, и Сикар де Воур, каноник из Нарбонны, где архиепископом был уже упоминавшийся Жиль Эйслен, председатель папской комиссии в Париже. Это было первое появление инквизиции на Британских островах: в отличие от Франции, где инквизиторы давно имели прочные пози­ции и охотно использовались в интересах королевской влас­ти, в Англии их деятельность противоречила местным зако­нам. Более того, следствием занималось специальное жюри присяжных, а пытки были категорически запрещены. По этой причине допросы арестованных тамплиеров, проведенные присланными инквизиторами и епископом Лондонским в период с 20 октября по 18 ноября, не дали никаких результа­тов. Никто из обвиняемых не признался в каком-либо свято­татстве или антицерковной деятельности. Умбер Блан, ко­мандор Овсрни, бежавший в Англию от преследований фран­цузского короля, объяснил, что подозрительная атмосфера таинственности, которая сопровождала процедуру принятия в орден новых членов, была вызвана «простым безрассуд­ством» и стремлением вызвать большее уважение новобран­цев, однако ничего кощунственного или противоправного там никогда не происходило.

Раздосадованные столь неудачной попыткой добиться признания, инквизиторы решили собрать провинциальный церковный совет в графстве Кентербери. На первом заседа­нии, которое открылось 24 ноября в Лондоне, они обрати­лись к королю Эдуарду II с настоятельной просьбой приме­нить пытки. При этом они туманно и многоречиво ссыла­лись на то, что подобная процедура якобы соответствует духу Библии и церковным канонам. И хотя разрешение было в конце концов получено, но и пытки желанных результатов не дали. Единственное нарушение, да и то незначительное, которое удалось им выявить, — распространенное между там­плиерами убеждение, что во время капитула (собрания кано­ников и высших руководителей ордена) магистр имеет право отпускать грехи.

Другим обстоятельством, вызвавшим откровенное недоволь­ство инквизиторов — о нем они поведали в послании папе Клименту, — было явное нежелание Эдуарда II передать арес­тованное имущество тамплиеров римской церкви. Свои дей­ствия тот объяснял необходимостью посоветоваться с англий­скими графами и баронами. Это была не просто попытка затя­нуть расследование: если папа имел право претендовать на эту собственность, поскольку она складывалась из пожертвований ордену за выполнение ими церковного долга в Святой земле, то король мог резонно возразить, что эти благотворительные дары сделаны английскими дворянами, которые — если орден действительно будет распущен — вправе рассчитывать на воз­вращение своих добровольных вкладов. Поэтому поддержка баронов ему была гарантирована.

Раздосадованный таким итогом следствия, папа Климент V велел архиепископам Кентерберийскому и Йоркскому при­ложить максимум усилий, чтобы довести все же судебное расследование против английских тамплиеров до конца. Было оказано давление и с другого боку: Уильям Гринфилд, архи­епископ Йоркский, получил письмо от короля Филиппа IV с предложением содействия в расследовании. Церковные иерар­хи делали все, что могли, но, как признался Уильям Грин­филд на очередном заседании местного церковного совета в мае 1310 года, «о пытках в Английском королевстве даже слышать никто не хочет». Максимум, что ему удалось, — получить косвенное свидетельство против тамплиеров со стороны: некий Джон Нассингтон вроде бы слышал, что храмовники в одном из своих поместий «поклонялись теленку». Другой свидетель, рыцарь Джон Ури, доносил, будто командор графства Вестердейл показывал своей жене книгу, в которой утверждалось, что Христос появился на свет не в результате непорочного зачатия, а обычным образом — от мужа Иосифа. Единственное обвинение в содомии прозвучало в показаниях одного из братьев-храмовников — Адам Хитон заявил, что, когда он был ребенком, его друзья часто говори­ли: «Бойся поцелуя тамплиера». Другой свидетель был знаком с женщиной, которая как-то нашла в уборной мужские кальсоны с вышитым сзади крестом.

Папа Климент, подозревая английские власти в намерен­ном затягивании расследования, отправил Эдуарду II письмо, обещая полное прощение грехов, если он передаст арес­тованных английских тамплиеров под юрисдикцию француз­ских властей. Одновременно понтифик надавил на англий­ских священников, издав новую буллу, «Faciens misericordiam». В ней утверждалось, что преступления тамплиеров оконча­тельно установлены, а потому любой, кто попытается их за­щищать, будет обвинен в тех же грехах. Провинциальный совет в Йорке, чувствуя себя не в силах ни подтвердить, ни опровергнуть выдвинутые обвинения, уполномочил своего главу предоставить решение этого вопроса Папской курии на предстоящем церковном Соборе во Вьенне. А пока они нашли типично английский выход из положения — каждый тамплиер был обязан публично сделать следующее заявле­ние: «Сознавая всю тяжесть обвинений, изложенных в булле нашего владыки папы римского, и не будучи способен очис­титься самостоятельно, вручаю свою судьбу его Высокопре­освященству и церковному совету». После этого заявления каждый из арестованных считался примиренным с церковью и был направлен под присмотр в один из монастырей: Виль­ям Графтон — в Селби, Ричард Кесвик — в Киркхэм, Джон Уолпол — в Байленд, Томас Стенфорд — в Фаунтейнс и Ген­ри Кирби — в Ривокс. В дальнейшем непокорное поведение Томаса Стенфорда и Генри Кирби заставило их опекунов, двух цистерцианских аббатов, направить жалобу архиепис­копу Йоркскому.

Судебные слушания по делу храмовников в Шотландии и Ирландии еще менее соответствовали ожиданиям папы Кли­мента и короля Филиппа. Единственные более-менее прием­лемые доказательства вины тамплиеров были получены от двух исключенных из ордена братьев — Стефана Стейплбрега и То­маса Торолдби, которые в июне 1311 года рассказали о тех свя­тотатствах, которые якобы наблюдали во время их вступления в орден. Похоже, обоих перед этим пытали. В июле того же года священник по имени Джон Стоук также признался, что через год после его вступления в орден тамплиеров сам Жак де Моле повелел ему отречься от Христа. После того как свидете­ли покаялись, их освободили, допустив к церковному причас­тию и таинствам. Так же поступили и с теми пятьюдесятью двумя тамплиерами, которые согласились на компромиссный вариант, предложенный церковным советом Йорка. Но двое самых высокопоставленных английских тамплиеров — магистр Уильям де Ла Мор и командор Оверни Умбер Блан — продол­жали настаивать как на своей личной невиновности, так и все­го ордена. Уильям даже отрицал, что отпускал грехи кому-либо из братьев, нарушавших орденские правила. В наказание его отправили в лондонский Тауэр, где в ожидании папского про­щения он скончался в феврале 1313 года. Умбера Блана закова­ли в двойные кандалы и приговорили к заключению в одной из самых мрачных тюрем — там он должен был находиться до тех пор, «пока не признает своей вины и не раскается». Он так и умер — не раскаявшись.

В субботу 16 октября 1311 года, после годичной задерж­ки, экуменический Собор католической церкви собрался в городе Вьенн. Этот городок на реке Роне, расположенный всего в двадцати километрах к югу от Лиона, был построен на развалинах древнеримского поселения. Римский амфитеатр на склонах горы Пипет мог вместить более тринадцати тысяч зрителей; расположенный неподалеку античный храм, посвященный в свое время императору Августу, был превра­щен в католический собор. Стоит заметить, что именно сюда император Август когда-то сослал Архелая, сына короля Иро­да, и в этом самом городе приняла мученическую смерть во имя Христа святая Бландина — ее «сначала высекли, затем бросили хищникам, поджарили на огне, а останки сложили в корзину и отдали быку». В швейцарском селении, располо­женном в верхнем течении той же реки, на которой стоит Вьенн, был казнен еще один христианский мученик той эпо­хи — римский офицер по имени Маврикий, отказавшийся поклоняться языческим богам. В храме, посвященном этому святому, папа Климент V и открыл первое заседание Собора.

Но даже открытие этого христианского форума вызвало общее разочарование. Дело в том, что папа пригласил на Собор епископов и принцев из всех христианских стран, включая четырех православных патриархов, но из 160 чело­век на приглашение откликнулось менее половины; осталь­ные под разными предлогами отказались, прислав своих на­блюдателей. Да и те епископы, которые все-таки прибыли во Вьенн, сделали это без особой охоты: город был переполнен, приличное жилье найти было непросто, тем более что уже заметно похолодало. Так, епископ Валенсийский жаловался в письме королю Якову II, что «страна эта безмерно холод­ная».

В первые шесть месяцев Собор не удостоил своим при­сутствием ни один из европейских монархов — хотя первым из трех обсуждаемых вопросов было освобождение Святой земли, что, казалось бы, не могло их не волновать. Второй вопрос — реформа церковного устройства — тоже являлся актуальным и неоднократно поднимался предшественника­ми Климента V, однако трудно было ожидать особой актив­ности в борьбе с коррупцией в церкви от римского перво­священника — ведь именно он недавно протащил четырех своих родственников в коллегию кардиналов и не упускал любой возможности поживиться за счет паствы. В высказы- ваниях делегатов Собора преобладал откровенный цинизм. Французский современник описываемых событий Жан Сен-Виктор вспоминает, как «многие шутили, что папа созвал этот Собор просто для того, чтобы вытрясти побольше день­жат».

И третий вопрос в расписании заседаний — обсуждение судьбы ордена Храма. Для Климента V было весьма важно, чтобы Собор поддержал ликвидацию ордена. Поэтому он так усиленно добивался от инквизиторских комиссий в различ­ных странах все новых и новых доказательств, настаивая на применении пыток в тех случаях, когда не удавалось добить­ся признаний обычным путем. Все это потребовало намного больше времени, чем предполагалось, из-за чего и пришлось задержать открытие церковного Собора на целый год. Когда же все доказательства были собраны и проанализированы самим папой и его советниками, то выяснилось, что они выглядят неубедительно. Фактически только во Франции удалось до& иться заслуживающих определенного доверия признаний; а вот доказательства еретических настроений сре­ди тамплиеров, добытые в других местах — особенно в Анг­лии, Арагоне и на Кипре, — не могли стать основой для серьезных обвинений.

Помимо подготовки аннотаций многочисленных отчетов следственных комиссий, папа Климент поручил двум карди­налам — Жаку Дюэзу, своему гасконскому приятелю, и Гильому Ла Мару, епископам Авиньона и Анжера — изложить свое мнение относительно того, как следует поступить с там­плиерами. Оба прелата сочли вину ордена доказанной, а по­сему он должен быть распущен, и не путем голосования на Соборе, а личным указом папы как главы церкви — данной ему властью. Они также отвергли право ордена защищаться и доводы тех, кто заявлял, что столь благородные христиане «не могут быть извергнуты из тела церкви без предваритель­ного обсуждения и полноправного правосудия». Позиция кардиналов отражала настроения Папской курии и окруже­ния французского короля. Поверенный короля Якова II, при­сутствовавший на Соборе, писал ему: «Исходя из того, что мы здесь слышали от кардиналов и священников, нельзя обвинить весь орден, поскольку имеются доказательства вины лишь некоторых его членов». Цистерцианский аббат Жак Теринэ сомневался, могут ли люди столь знатного рода и постоянно рисковавшие жизнью для защиты Святой земли быть еретиками. Он также обратил внимание на многочис­ленные неясности и расхождения в задокументированных показаниях. Английский клирик Вальтер Гисборо писал, что «большинство прелатов было на стороне тамплиеров, за ис­ключением представителей французского духовенства, кото­рые, судя по всему, просто боялись своего короля, затеявше­го весь этот скандал».

Климент оказался в трудном положении — формально он пригласил храмовников на Собор для защиты ордена, хотя в уме держал совсем иное. В конце октября случилось еще одно неожиданное и неприятное для верховного понтифика событие — на Собор явились семеро братьев, чтобы взять на себя защиту ордена. Кроме того, они утверждали, что в окре­стностях Вьенна скрываются от полутора до двух тысяч там­плиеров, которые готовы прийти им на помощь.

Папа приказал их арестовать и распорядился создать ко­миссию из пятидесяти человек, чтобы решить, имеют ли право тамплиеры на самостоятельную защиту; и если решение бу­дет положительным, то могут ли в роли защитников высту­пать только прибывшие сюда тамплиеры или же необходимо вызвать их братьев из других христианских государств? А если это окажется слишком трудным, может ли папа выбрать для этой цели одного из них? Подавляющим большинством го­лосов комиссия постановила: тамплиеры имеют право на та­кую защиту. Против, как обычно, выступили французские епископы, близкие к королю Филиппу, во главе с Жилем Эйсленом.

Однако это решение выглядело трудновыполнимым, по­скольку во Вьенне заметно ухудшились бытовые условия и истощились запасы еды, что вызвало резкое подорожание продуктов. В городе к тому же вспыхнули эпидемии, уже унесшие жизни нескольких святых отцов. В этих обстоятельствах упрямство комиссии вызвало откровенное недоволь­ство Климента V и буквально взбесило Филиппа Красивого. Чтобы повлиять на решение Собора, французский король применил тот самый прием, который уже помог ему четыре года назад, — он назначил на февраль 1312 года заседание Генеральных штатов, но не в Туре, а в Лионе, который рас­полагался в двадцати километрах выше Вьенна по реке.

Климент, по-прежнему опасавшийся возможной актив­ности Филиппа в деле покойного папы Бонифация VIII и уже отчаявшийся организовать новый крестовый поход, под­держивал постоянную переписку с королем. А 17 февраля папа принял от него представительную делегацию во главе с принцем Людовиком Наваррским. В нее входили графы Бу-лонский и Сен-Поль, а также его главные советники — Ан-герран де Мариньи, Гильом де Плезан и Гильом де Ногаре. Вместе с приближенными кардиналами они стали искать выход из создавшейся ситуации.

Но тут возникло новое обстоятельство — арагонский ко­роль Яков II соглашался распустить орден Храма в своем королевстве, но при этом настаивал, чтобы имущество тамп­лиеров было передано местному духовно-рыцарскому орде­ну Калатравы. Судьба конфискованной собственности стала камнем преткновения и в переговорах папы с французским монархом. Филипп Красивый, давно задумавший провести операцию по образцу Якова II, отправил папе послание: «Страстно переживая за чистоту и прочность христианской веры и с горечью сознавая, сколь много нанесенных Христу ран остается безнаказанными, с преданностью, смирением и любовью призываю Ваше Святейшество раздавить этот бо­гопротивный орден, а вместо него создать новое рыцарское братство и передать ему все имущество упомянутого ордена вместе с правами, почестями и обязанностями».

Отлично зная, что магистром нового ордена король Фи­липп хочет сделать одного из своих сыновей, Климент V про­явил в данном вопросе неожиданную твердость, настояв на том, чтобы орден Храма был распущен — но без формально­го осуждения, — а вся его собственность была передана госпитальерам. Не добившись желаемого в полном объеме, ко­роль предложил компромиссное решение, пообещав согла­ситься с любым папским решением, но оставляя за собой «собственные права, а также права наших священников, ба­ронов, дворян и других королевских подданных».

Климент еще некоторое время колебался, пока 20 марта Филипп Красивый не дал ясно понять своих намерений, вне­запно появившись на Вьеннском соборе в сопровождении двух братьев, трех сыновей и многочисленной вооруженной свиты. Два дня спустя папа провел тайное заседание конси­стории, на котором уговорил ранее созданную по делу тамп­лиеров комиссию пересмотреть свое решение. Понимая, что игра проиграна — возможно, их подкупили или запугали французы, — большинство прелатов проголосовало за пол­ную ликвидацию ордена. Это решение один из его против­ников, епископ Валенсии, назвал «противоправным и неспра­ведливым».

3 апреля Собор собрался на одну из последних сессий в храме Святого Маврикия, чтобы выслушать проповедь папы Климента V, зачитавшего из Библии пятый стих первого псал­ма: «Потому не устоят нечестивые на суде и грешники — в собрании праведных». При этом верховный понтифик воссе­дал на троне, а по бокам от него — и чуть ниже — заняли места король Филипп IV и принц Наваррский. По оконча­нии проповеди и перед началом слушаний глашатай объявил, что под угрозой отлучения никому на данной сессии не по­зволено говорить без разрешения папы римского.

Далее Климент V зачитал новую буллу — «Vox in excelso», подведя таким образом черту под историей ордена бедных ры­царей Храма. Булла специально была составлена так, чтобы избежать прямых обвинений в адрес братства как такового: ор­ден был распущен, но без формального приговора, а лишь со­гласно папскому декрету, «учитывая дурную репутацию тамп­лиеров, имеющиеся против них подозрения и обвинения; учи­тывая таинственные способы и обряды приема в сей орден, дурное и антихристианское поведение многих из его членов; особо учитывая, что берется с них клятва не раскрывать ничего из церемонии допуска и никогда не выходить из ордена; учи­тывая, что позорные слухи не прекратятся, доколе орден суще­ствует; учитывая, сверх того, какой опасности подвергаются вера и души людские, равно как и омерзительные злодеяния чрез­вычайно многих членов ордена...»

Как о доказанном сообщалось и о «многих ужасных ве­щах», которые позволяли себе «братья из этого ордена... впав­шие в тяжкий грех вероотступничества против самого Гос­пода нашего Иисуса Христа, поклонявшиеся мерзким идо­лищам и предававшиеся непотребному содомитскому греху...»

Авторы этого текста явно хотели оправдаться в собствен­ных глазах, напомнив, что «римская церковь в своей исто­рии распускала другие прославленные ордена и за гораздо меньшие проступки по сравнению с перечисленными...» В документе звучал даже мотив примирения: дескать, жесткое решение далось, папе «не без горечи и боли в сердце». Одна­ко на этот раз от Собора не требовалось ни согласиться, ни отвергнуть папское постановление — предлагалось лишь при­нять к сведению, что «орден упразднен окончательно и на­вечно. С одобрения совета святых отцов, мы налагаем этот бессрочный запрет и категорически предупреждаем: ежели кто в будущем осмелится вступить в вышеуказанный орден, или надеть на себя его облачение, или выдавать себя за там­плиера, то будет сурово наказан. И ежели кто поступит воп­реки этому указу, будет тут же отлучен от церкви в силу са­мого факта».

В следующей булле, «Аd providam», обнародованной 2 мая того же года, собственность тамплиеров передавалась ордену святого Иоанна, т.е. госпитальерам, которые «постоянно рис­куют своими жизнями в заморских странах». Исключения были сделаны лишь для владений тамплиеров в Арагоне, Кастилии, Португалии и на Мальорке — их принадлежность предполагалось решить позднее.

В оценке произошедшего все три монарха — Эдуард II Английский, Яков II Арагонский и главный зачинщик Филипп IV Французский — в принципе согласились с папой Климентом V, поскольку многое из имущества распущенно­го ордена перешло в их руки или в руки их вассалам. Эдуард II уже успел сдать в аренду некоторые поместья тамплиеров, предупредив госпитальеров, чтобы те не ссылались на пап­ский указ и «не суетились». Однако тяжбы между госпиталь­ерами и папскими легатами, с одной стороны, и английским королем — с другой, тянулись вплоть до 1336 года. Лондон­ский Тампль был впоследствии передан коллегии адвокатов — это здание сохранилось до нынешних дней.

Арагонский король Яков II давно понял, что безопас­ность королевства во многом зависит от того, перейдут ли к нему владения ордена Храма: упорное сопротивление, ока­занное тамплиерами в 1308 году при попытке ареста, отчет­ливо продемонстрировало опасность существования этой хорошо вооруженной автономии, которая практически не подчинялась королю. Но и Испании удалось разрешить все проблемы лишь несколько лет спустя. Был создан новый рыцарский орден святой Марии Монтесской, базировавшийся недалеко от Валенсии и подчинявшийся магистру ордена Калатравы, а также местному цистерцианскому аббатству. Остальные владения храмовников на территории Арагона были переданы госпитальерам, но предварительно их коман­дор принес феодальную присягу арагонскому монарху. Сами тамплиеры, которые уже покаялись и были прощены, либо продолжали жить в прежних орденских поместьях, либо пе­ребрались в другие монастыри, где получали пенсию из спе­циального орденского фонда. Роспуск ордена не означал, что с них снимался ранее данный обет.

Однако, как и в Йоркшире, тамплиеры в Испании с боль­шим трудом переходили от прежней жизни, полной опасно­стей и приключений, к рутинному монашескому существо­ванию. Некоторые просто сбегали из монастырей, снимали рясы и начинали мирскую жизнь. Разочаровавшись в про­шлом и устав от жесткой орденской дисциплины, многие занялись свободной торговлей и завели семьи. Порой выплачиваемые братьям пенсии были настолько солидными, что они могли позволить себе праздную жизнь. Так, бывший там­плиер Беренгар де Бельви даже купил себе любовницу; дру­гого рыцаря обвинили в изнасиловании, но — что примеча­тельно — не было зафиксировано ни одного случая содомии.

Жалобы, сыпавшиеся со всех сторон новому папе Иоан­ну XXII, который сменил умершего в 1313 году Климента V, вынудили его попытаться вернуть бывших тамплиеров к ре­лигиозной жизни. В письме архиепископу Таррагонскому папа просил проследить, чтобы те «не участвовали в светских во­енных конфликтах» и не носили роскошной мирской одеж­ды. Он также повелел, чтобы в одном монастыре находилось одновременно не более двух бывших храмовников, а «ежели они отказываются вести затворническую жизнь, то их надо решительно лишать пенсионных выплат». Однако известно лишь несколько случаев, когда подобные санкции применя­
лись.

А вот португальскому королю Дионисию в 1319 году было позволено создать новый духовно-рыцарский орден — орден Христа; ему передали все бывшие владения тамплиеров; их великолепная резиденция в Томаре в традиционной форме ротонды сохранилась до наших дней. Санчо Мальоркский — его владения располагались на Балеарских островах, у вос­точного побережья Испании, — добившись компромисса с Папской курией, передал собственность тамплиеров ордену Госпиталя в обмен на выплату ежегодной ренты. Что касает­ся Кастилии, там некоторые орденские замки присвоил себе король, а другие достались его баронам или местному ры­царскому ордену Калатравы. Отказ кастильского монарха передать владения тамплиеров ордену святого Иоанна в 1366 году даже побудил Папскую курию подать запоздалый про­тест. Сходную картину можно было видеть в Италии, Герма­нии и Богемии, где местные правители быстро завладели львиной долей собственности тамплиеров, а госпитальеры получили остатки. Тамплиерам долго удавалось удерживать замок Хидельшайм, но все же их убрали и оттуда. Ордену доминиканцев, составлявшему основу папской инквизиции, были переданы дома и владения тамплиеров в Вене, Страс­бурге, Эсслингене и Вормсе. В Неаполитанском королевстве и Провансе тамошнему королю Карлу II понадобилось пять лет, чтобы разобраться с недвижимостью ордена Храма. И только на Кипре передача его владений прошла быстро и без проблем — во многом благодаря прифронтовому положению этого острова.

Во Франции братья короля и его новый министр Ангерран де Мариньи настойчиво, но безуспешно пытались убедить Фи­липпа Красивого, что уступка папе Клименту орденской соб­ственности является неплохой ценой за его согласие на окон­чательный роспуск рыцарского братства тамплиеров. Однако король попытался сделать ответный выпад — он написал папе, что согласен на передачу конфискованной собственности иоан-нитам, но при условии, что Климент V реформирует этот ор­ден, а также компенсирует понесенные королевской казной расходы по охране и управлению конфискованным имуществом. По примеру своего зятя Эдуарда II Английского, он оговорил «собственные права, а также права священников, баронов, дво­рян и других королевских подданных». Согласно его фактиче­скому ультиматуму, госпитальеры должны были через свое пред­ставительство в Венеции перечислить в королевскую казну в Париже двести тысяч турских ливров, покрыв тем самым поте­ри Франции от упущенной казны тамплиеров, которая ранее хранилась в парижском Тампле. Но даже после этой финансо­вой операции передача конфискованной собственности не за­вершилась, и госпитальеры были вынуждены выплатить еще шестьдесят тысяч ливров, чтобы компенсировать расходы, ко­торые французская корона якобы понесла в ходе ареста тамп­лиеров и судебного расследования. Но оказалось, что и это не все: в 1316 году потребовался последний взнос, на этот раз «всего» пятьдесят тысяч ливров; его иоанниты выплатили с большим трудом.

Однако это был не единственный «приварок» француз­ского короля, полученный в результате «правильно органи­зованного» Вьеннского собора. В апреле 1312 года, через две недели после официального роспуска ордена Храма, папа Климент удовлетворил наконец свои амбиции, бывшие глав­ной пружиной его уклончивой и лицемерной политики, осу­ществляемой с момента избрания на римский трон. Высту­пая перед высшими иерархами католической церкви в том же соборе Святого Маврикия, он провозгласил новый крес­товый поход, заключив свою речь словами: «Желание пра­ведника должно быть исполнено». Предполагалось органи­зовать не «профессиональную экспедицию», как многие со­ветовали, а «общенародное мероприятие», единственным энтузиастом которого как раз и был великий магистр тамп­лиеров Жак де Моле, теперь закованный в цепи и брошен­ный в темницу. Возглавить поход должен был Филипп Кра­сивый, а для оплаты предстоящих расходов ему было пору­чено в течение последующих шести лет взимать десятую часть всех церковных доходов в королевстве.

На следующий год в Париже в чрезвычайно торжественной обстановке Филипп IV принял крест, который ему вручил пап­ский нунций (дипломатический представитель). Вслед за мо­нархом крест приняли его сыновья, а также английский король Эдуард и многие знатные вельможи обоих королевств. Таким образом, несмотря на все разногласия, внук Людовика Святого и римский папа родом из Гаскони наконец объединили свои усилия ради освобождения Святой земли от неверных. Каза­лось, две мощные струи — праведного благочестия и благород­ного рыцарства — слились в единый, неостановимый поток; в ознаменование столь важного события вся столица была рас­цвечена флагами, а воздух наполнился звуками музыки и весе­лья, которое продолжалось более недели.

Оставалось уладить только пустяк — совсем недалеко от радостных парижан в темнице томились высшие руководи­тели распущенного ордена тамплиеров, ожидая решения своей участи. Бывший Великий магистр Жак де Моле упорно не соглашался дать откровенные показания никому, кроме папы римского. Наверное, ему казалось, что, встретившись лицом к лицу с главой католической церкви, он сумеет отстоять не только личную честь, но и достоинство своего ордена.

Но их встреча так и не состоялась. В конце декабря 1313 года Климент V назначил комиссию из трех кардина­лов, поручив ей решить судьбу руководителей ордена там­плиеров. 13 марта эти трое уполномоченных созвали кон­силиум, пригласив докторов теологии и знатоков церков­ного права, присутствовал также Филипп де Мариньи, ар­хиепископ Сансский. Перед комиссией предстали Жак де Моле, Гуго де Перо, Жоффруа де Гонвиль и Жоффруа де Шарне. Им зачитали решение: «Поскольку эти четверо, все без исключения, публично и открыто признали пре­ступления, в коих они обвинялись, и подтверждают сии показания... они приговариваются к пожизненному тюрем­ному заключению».

Двое из обвиняемых, Гуго де Перо и Жоффруа де Гон­виль, выслушали этот приговор, не выразив протеста. А вот Жаку де Моле, проведшему семь лет в заключении и по­мнившему обещание папы, этот вердикт показался вопиюще несправедливым. Ему, семидесятилетнему старику, не было смысла смиренно принимать такую изуверскую «награду». Выходит, папа его просто предал, и оставалось обратиться за справедливостью к Всевышнему. И в тот момент, когда кар­диналы решили, что дело тамплиеров благополучно завер­шено, Жак де Моле и командор Нормандии Жоффруа де Шарне обернулись к толпе и громко объявили, что отказы­ваются от прежних показаний и клянутся, что ни они сами, ни их орден не виновны ни в одном из вменяемых им пре­ступлений.

Такой поворот событий поставил исполнительных кар­диналов в тупик — их заранее продуманный сценарий окон­чился конфузом. Двух отказчиков королевский маршал быс­тро увел в камеру. Но слухи о произошедшем разлетелись по всей Франции. И как только они достигли Филиппа IV, тот собрал королевский совет, который и решил предать этих нераскаявшихся еретиков очистительному огню. И в тот же день «в час вечерни» Жака де Моле и Жоффруа де Шарне перевезли на небольшой островок Камышовый посреди Сены, где их должны были предать сожжению.

Как позднее написали очевидцы, Жак де Моле обратил­ся с последним словом к папе Клименту и королю Филиппу — он призвал их, прежде чем завершится этот год, явиться на суд Божий. Перед тем как его привязали к столбу, Великий магистр попросил у охранников разрешения сложить ладони и помолиться. Еще он повторил, что орден Храма невиновен и что он просит Бога отомстить за его смерть и смерть брать­ев. Как отмечали летописцы, «смерть они приняли с легкой душой», а у всех присутствовавших «их отречение от ложных показаний и презрение к смерти вызвало восхищенное удив­ление». Двух стариков привязали к столбу и подожгли. Позд­нее, под покровом темноты, братья из соседнего монастыря августинцев вместе с другими набожными людьми пришли на пепелище и бережно собрали обугленные останки мерт­вых тамплиеров, словно это были святые мощи.

Как и предсказывали скептики на Вьеннском соборе, за­планированный Климентом V крестовый поход так и не со­стоялся. Папа скончался 20 апреля 1314 года, через месяц после казни Жака де Моле. После смерти понтифика в его спальне обнаружили два небольших томика, написанных на разговорной латыни (так называемом романском языке), в кожаном переплете и со стальными застежками... с изложе­нием Устава ордена тамплиеров. Вскоре этот мир покинул и Филипп Красивый — произошло это 29 ноября того же года в результате несчастного случая на охоте. Огромная сумма денег, собранных на крестовый поход, либо бесследно ис­чезла в сундуках французского казначейства, либо была при­своена. Согласно завещанию, Климент V оставил триста ты­сяч флоринов своему племяннику Бертрану де Го, виконту Ломанскому, — в обмен на его обязательство стать кресто­носцем, которое тот, естественно, так и не исполнил. Как метко заметил один неизвестный хронист той эпохи, «папа всю жизнь собирал деньги, а его кузен, маркиз, их спокойно транжирит; и король, и все, кто когда-то принял крест, так и остались дома. А сарацины живут себе там в ус не дуя, и сдается мне, что спать они могут спокойно».

Эпилог