Раздел I. Идеологический и культурный аспект кризиса

С середины 60-х годов обстановка в Чехословакии начинает меняться, и в этих изменениях отчетливо прослеживаются два основных аспекта. Первый касается изменений в отношении образованной части населения к ситуации в стране и активного проявления недовольства сложившейся системой власти и общественных отношений, назовем его «культурно-идеологическим» аспектом. Второй уже знаменует собой конкретные политические решения и программы, призванные ответить на возрастающее общественное недовольство, т.е. «политический» аспект. Постараемся рассмотреть их в комплексе.

«Пражская весна в действительности началась в 1964 году, когда из Праги впервые пошли телевизионные репортажи под названием Городские беседы Прага-Вена»[4] - пишет Гельмут Цильк. В прямом эфире этой передачи все громче звучала критика существующего режима: «Пройдите же один раз по переулкам Праги и загляните в витрины. И затем поезжайте в Вену и посмотрите витрины Вены. Тогда вы узнаете, что здесь за система».[5] Подобные рассуждения призывали общественность к дискуссии, свободному обсуждению существующих проблем и поиску способов решения, причем не только и не столько в консультациях с Советским Союзом. Проблемы в Чехословакии действительно назрели. Это и слабый по сравнению с западными соседями экономический потенциал, и разоблачения репрессий 50-х годов, и подавление свободы творчества. «При этом, - пишет Олдридж Тума[6] – дело было не только в заметном экономическом отставании, но и в отставании в области технологий, культуры и общей гражданской организации. С ослаблением жестокой изоляции, в которой страна находилась в 50-х гг., это отставание проявлялось все более отчетливо».[7] Конечно, не стоит питать иллюзий по поводу вечного и нерушимого союза СССР и ЧССР, это союз молодой и, во многом, экспериментальный. Если для Советского Союза сохранение социалистической системы было вопросом выживания, геополитического влияния и престижа, то Чехословакия, находящаяся в центре Европы, испытывала определенное влияние Запада, и объективно была более подготовлена к реформированию системы. Тем более, что группы реформистов получали довольно серьезную поддержку: деньги, консультации, возможность пребывания за границей и т.д. «Парадоксально, но заграничные стажировки только укрепили убежденность в необходимости глубоких изменений»[8].

Такое влияние отмечается и в сфере кинематографа. «К середине 60-х годов стали заметны тенденции к сокращению сотрудничества советской и чехословацкой кинематографии, - указывает в своем исследовании Ирина Казарина, - совсем по-другому к новым чехословацким фильмам относились на Западе. На международных кинофестивалях им явно уделялось повышенное внимание».[9] Чехословацкая «новая волна» режиссеров и сценаристов между строк лила воду на мельницу общественного протеста и встречала при этом восторженные отклики стран «западной демократии».

Те же тенденции можно было наблюдать и на спортивных площадках во время матчей хоккейных команд. С середины 60-х гг. встречи команд СССР и ЧССР проходят в постоянном напряжении, как на площадке, так и среди болельщиков. В условиях известного отношения советской власти на забастовки, митинги, демонстрации и т.п. спортивные соревнования оказывались единственным относительно безопасным местом для выражения не только эмоций, но и политических взглядов зрителей. Исследуя этот вопрос, Михаил Прозуменщиков отмечает интересную деталь: «В ЧССР главный упор решили сделать на специальном психологическом настрое перед матчами против советских хоккеистов, когда игроки Чехословакии выходили сражаться с личной неприязнью к соперникам. К примеру, последний матч чемпионата мира по хоккею в Вене в 1967 году омрачился массовой дракой между хоккеистами, недостойным поведением болельщиков из ЧССР во время исполнения советского гимна и отказом чехословацких спортсменов поздравить после игры победителей первенства»[10]. В том же 1967 году неприятный инцидент произошел и на футбольном матче в ходе ответного матча на Кубок обладателей кубков европейских стран между московским «Торпедо» и командой «Спартак» из словацкого города Трнава: «По уже апробированной на других состязаниях схеме в течение всей игры зрители выкрикивали антисоветские лозунги, скандировали нецензурные выражения в адрес советских спортсменов, забрасывали их бутылками, камнями».[11]

Как уже отмечалось выше, 1968 год был очень богат на проявления недовольства среди студенчества в самых разных странах мира (в том числе в США, Франции, Италии) и Чехословакия не стала исключением. В конце 1967 года прошли студенческие забастовки в Праге, подогревающие общие протестные настроения в других сферах: «группа пражских студентов решила сделать то, что, как они слышали, делают студенты на Западе».[12] Демонстрация была разогнана с применением силы, около пятидесяти человек было госпитализировано, улицы Праги наводнили листовки. То, что было немыслимо в Советском Союзе, а именно открытое выражение протеста, в Чехословакии уже набирало обороты. На факультете философии в Праге было повешено письмо (по непроверенным данным) рабочих завода «Татра», в котором значиться: «Видно, что из знаменитого университета начинает дуть свежий ветер. Трудящиеся всей нашей родины желают Вам довести Вашу борьбу до победного конца».[13]

Наконец, в конце 1967 года отмены цензуры потребовало сообщество писателей Чехословакии, в числе которых был и известный (в будущем) деятель «пражской весны» писатель Людвиг Вацулик. Летом 1968 года сразу в нескольких печатных изданиях ЧССР (Литературная газета, Сельская газета и Млада Фронта) был опубликован составленный им манифест под названием «2000 слов, обращенных к рабочим, крестьянам, служащим, ученым, работникам искусства и всем прочим». Посмотрим внимательно на этот документ, который является, по сути, квинтэссенцией того «культурно-идеологического» аспекта, выделенного нами в самом начале. Манифест пестрит уничижительной критикой коммунистической партии: «Деятельность государства не критиковалась. Парламент разучился обсуждать, правительство – управлять, а руководители – руководить. Выборы потеряли смысл, законы – вес».[14] Вацулик пишет, что с начала 1968 года в стране идет процесс возрождения демократии, и коммунисты причастны к этому процессу только постольку, поскольку другой политической силы лет просто не могло сложиться. Коммунисты утратили доверие, горькая правда о несостоятельности режима выходит наружу, о ней говорят, ее не видит только слепой. «Правда не побеждает, - пишет автор, - правда просто остается, когда прочее уже разбазарено».[15] И когда все «разбазарено» и осталась только правда, нужно идти в другом направлении, в направлении реформ. Гласность, свобода слова, экономические реформы (в частности либерализация торговли и ввод рыночных механизмов), поддержка Александра Дубчека, [16] чью программу действий (речь о ней пойдет далее) нужно считать только началом преобразований – вот не полный перечень предложенных в манифесте мер. Коммунистической партии здесь отводится роль механизма её постепенного самоустранения от единоличной власти, а 20 лет её правления[17] называются потерянной надеждой. Интеллигенция Чехословакии[18] разочаровалась в Советской модели социализма, но чего они хотят? Ответ: «построить свою модель рабочее название которой – социализм, - читаем все в том же манифесте, - и дать ему форму, которая будет лучше отвечать нашей когда-то доброй славе и тому относительно хорошему мнению, которое мы имели о себе сами».[19] То есть не важно, какое название в итоге получит эта модель, главное, что эта другая, не навязанная извне. Весной 1968 года она получит название «социализма с человеческим лицом».

Общественный протест, зревший с середины 60-х годов во всех сферах общественной жизни ЧССР и проявившийся в ходе «пражской весны» был настолько громким и однозначным, что не давал политикам ни малейшего шанса на сопротивление или замалчивание, и политики начали действовать.