Живым перешедший в загробную жизнь

(Древнее сказание)

Когда-то давно жил, говорят, у нас один шаман; как его первоначально звали неизвестно, но позже получил прозва­ние— Сынгаага-Суох (в перев.— Без челюстей). По поводу получения им этого прозвания передают следующий рассказ.

Одновременно с этим шаманом жил, будто, другой человек по имени Биэстээх-Бочоох (имя языческих времен).

Однажды упомянутый шаман в сопровождении двух-трех всадников ехал из Жемконцев. По дороге он увидел Биэстээх-Бочооха, охотившегося на кротов, и проехал мимо, не побеседовав с ним. (Это является тяжким оскорблением человека. Якутское приличие требует со всяким встречным, безразлично знаком или нет, вступать в беседу, перекинуться несколькими словами официального приветствия. Г. К-). Шаман, проехав дальше, завернул с провожатыми в дом того же Биэстээх-Бочооха.

Вслед за шаманом пришел в дом и сам хозяин; увидав на дворе коней, он тотчас же узнал своих гостей.

...(К сожалению, в середине моей записи оказались досадные пробелы, которые затемняют развитие сюжета рассказа. Пропущенные места своевременно под свежим впечатлением не были заполнены, в виде чего теперь трудно связать обрывки предложений. Темные места в записи приблизитель­но можно понять так. У Б.-Бочооха были сыновья, которые все были дома. Отец в присутствии посторонних приказывает сыновьям приготовиться к убийству шамана — оскорбителя его чести, передавая все это иносказательно — югэннэн (прит­чами). Вместо того, чтобы сказать — нужно убить шамана — говорит: «Введите в юрту нашего четырехтравого конька и заколите, чтобы почтить приезжих гостей». (Тут скрытая еще ирония по поводу оскорбления его чести — уважить того, кто его не уважил). Сыновья должны были понять намеки отца, так как у них и не было вовсе четырехтравого конька. Дальше обрывки фраз (по-видимому, говорят гости): «Мы заехали по­гостить ради твоего громкого имени»... «тихо спокойно усну­ли»... «те тогда страшно испугались»... Затем запись дела­ется отчетливой и полной. Г.К.)

Вот Биэстээх-Бочоох начал кромсать тело убитого шама­на, разделил его по всем суставам и куски разбросал, развеял повсюду. Но бесы шамана все эти кости собрали и убитый шаман чудесно ожил.

Биэстээх-Бочоох, вторично встретив его, снова убил, изрезал и рассеял по земле его тело. Но шаман опять воскрес (из мертвых).

Биэстээх- Бочоох и в третий раз поймал шамана, когда тот старался убежать от него, углубившись в землю. На несчастье в междуножье шамана попал корень дерева. Снова разрубил на мелкие кусочки, а челюстную кость сжег на костре. Шаман и в третий раз воскрес, но вместо сожженной челюсти вложили ему челюсти теленка.

Вот почему он и получил прозвание — " Шамай Без челюстей". Он еще долго прожил после этого.

Перед смертью он сказал своему сыну: «Посади меня на салазки и потащи на них к устью реки Ботомы» (приток Лены, впадает тут же, где живет рассказчица). Сын исполнил просьбу отца.

Когда он притащил его к озеру (у устья Ботомы есть озеро с нетающим, вечным льдом), отца его вдруг не стало.

И теперь жители Ботомы коров не призывают " мээканием" (якуты телят и вообще рогатый скот иногда призывают, подражая мычанию коров... мээ... мээ... ээ! Г. К.), боясь, чтобы не откликнулся дух того шамана.

У Биэстээх-Бочооха теперь не осталось потомков, его род прервался. (Предполагается, что он судьбою покаран за свое преступление).

Шепелев Федор.

Багарахский наслег.

7 января 1925 г.