Сыновья бога белого и черного.

Давно в старину в Намском улусе жил, как рассказывают, один очень богатый старик, по имени Юёдэй Угаалаах. Он имел девять сыновей, из которых восемь уже были женаты. Одни из последних выделились от отца и жили самостоятель­но, другие — при нем. Младший из них, последний плод матери, был самым любимым сыном. Он был еще холост.

В том же Намском улусе, но далеко от упомянутого богача, жил другой богатый старик, который в своем наслеге был князем и одновременно слыл за конокрада. Тот имел сына и дочь. Юёдэй Угаалаах младшему сыну сговорил дочку этого старика за очень дорогую плату и подарки. Хотя весь договоренный калым был выплачен сполна, но старик-тесть медлил со свадьбой и выдачей своей дочери, выдумывая разные дополнительные подношения-подарки «разжатия челюстей» и тому подобное, которые тоже аккуратно доставлялись ему.

Однажды весной у Юёдэй Угаалаах ожеребилась моло­дая, перворожавшая кобылица. Жеребенок-самец бело-пегой масти имел гриву, которая росла по хребту вплоть до основания хвоста. Жеребенок был настолько слаб, что не мог подняться на ноги. Старик-хозяин, получив первую весть о появлении такого особенного жеребенка, сказал:

«Я родился по предопределению самого Юрюнг-Айыы-Тойон'а и считался его сыном. (Юрюнг Айыы Тойон ыйан, кэрдэн биэрбит уола этим»). Это наверное, он сам нарочито даровал мне, как мы наделяем не­весту приданым имуществом с живым скотом, идущим на поводу. Этот слабый («оккуранг») жеребенок вплоть до позд­ней осени, пока не пожелтеет и не засохнет трава, не подни­мется на ноги. Старательно ухаживайте за ним, на руках подносите его к матке»!

Слуги поступили так, как было приказано: целое лето нянчились с жеребенком, на руках поднося к матери. Как предвидел сам старик, он поднялся на ноги поздней осенью и стал отменным «убаса» (однолеток). Жеребенок вырос и был оставлен табунным жеребцом. Замечательно рослый и плодовитый, он стал известен во всем ближайшем околотке под именем Мюллю - Босхонг (неподвижный-калека). Он брал с собой только шесть кобылиц. Когда он ржал, казалось, сама земля в ответ дрожала, а небо откликалось шумным эхом. Когда Юёдэй Угаалаах сговорил сыну невесту, этот жеребец уже был у него.

Однажды сам старик с сыном поехали к свату, чтобы окончательно сговориться о переезде невесты. Два старца завели беседу о том, о сем. Но вдруг старик домохозяин завел такую речь:

“Мы ведь с тобой оба — люди известные и именитые! По моему мнению, последний подарок, который полагается по нашим обычаям при переезде невесты к мужу, должен соответствовать нашему положению. Я слышал, что у тебя есть именитый жеребец Мюллю Босхонг. В качестве заключительного подарка взамен моей дочери я жду от вас половину туши этого жеребца. Заколи его, одна половина останется у тебя, а другая мне"!

Слова свата настолько поразили Юёдэй Угаалаах, что он сразу замолчал и прервал беседу. Он подумал про сея: «Смотрите-ка, каков он! Приманивая своей белоликой дочерью, заставил перетаскать все мое богатство, а теперь ему не хватало еще лишить меня и жеребца Мюллю-Босхонг? этому не бывать»!

Старик не дал слова и, прекратив дальнейший разговор на этот предмет, вернулся домой, а сын остался еще у невесты. После от’езда свата домохозяин оказал зятю:

«Твой отец уехал, не дав решительного слова по поводу моего предложения. Это его дело, но и ты сам, улучив вет­ряную погоду, можешь привести ко мне жеребца Мюллю- Босхонг! При этом условии я не стану отсрочивать еще на лишний день от’езд твоей жены. Будучи человеком именитым, я хотел бы отведать мясо знаменитого коня»!

Будучи зятем, парень не захотел нарушить слов своего тестя. (По старинным обычаям якутов авторитет жениной родни стоял выше отцовской). И, действительно, выбрав один очень бурный день, он пригнал ему просимого жеребца с та­буном—шестью кобылицами. Всех семерых тотчас же заколо­ли. Оказывается, в юрте тестя комелек на особой оси повора­чивался и под ним был вырыт большой погреб. Все туши склали в тот погреб.

У этого старика был подручный парень-любимец, который заменял ему руки и ноги. С быстротой летящей птицы он ис­полнял все его поручения. Однажды старик услышал молву, что где-то в Мегинцах (другой улус на противоположном, правом берегу Лены) есть знаменитый конь. Он приказывает упомянутому парню тотчас же отправиться и привести ему этого коня. (Дословно—«привести на поводу или на крыльях по воздуху», — обычная манера якутов характеризовать быст­рую езду). Парень не медлил и скоро привел коня. Прикрутили его к коновязи. Родной сын старика вышел с топором и с размаха ударил, метясь в лоб коня, но удар просвистал по воздуху и угодил в другого парня, который держал конец повода. Обух пришелся в голову и вдребезги разбил череп. Старуха-мать, увидев несчастье, стремглав побежала в юрту и сказала мужу:

«Старик, случилась страшная беда: сын убил человека»!

Но однако старик был совершенно спокоен и возразил ей: " Ничего, успокойся, мы найдем способ избавиться"!

Выйдя на двор, он обратился к сыну:

«Ну, паренек, этот конь, наверное, имеет в себе духа покровителя, божество! («Айыылаах, тангаралаах»). При новой попытке заколоть его, пожалуй, случится другое несчастье? Подвяжи хвост коню («чюёрчэлээн»), а убитого парня, опутав ремнем за кисти, пусти волоком за конем»!

Сделав так, как советовал старик, коня отпустили на свобо­ду. Он, волоча за собой труп убитого, примчался домой. Там решили, что какой-то конокрад, поймав коня, убился... произвели в этом смысле маленькое расследование и труп человека предали земле. Тем и делу конец.

Вернемся теперь к Юёдэй Угаалаах. Когда обнаружилась пропажа жеребца Мюллю-Босхонг с его табуном, девять его сыновей пустились на тщетные розыски. Наконец, отец приказал им прекратить дальнейшие розыски и при этом сказал: «Я не представляю себе, чтобы кто-нибудь из имеющих десять пальцев решился протянуть их на мое добро, чтобы кто-нибудь из имеющих пять пальцев осмелился что-либо взять у меня? Само божество Юрюнг-Айыы даровало мне этот конный скот, оно же само, наверное, и распорядилось убрать их»!

Наступила весна, стало теплее, а дни длиннее. В эту пору один старик-нищий из родичей Юёдэй Угаалаах пошел попро­шайничать в тот район, где жил сват последнего. Придя во двор его, он остался ночевать в юрте, отведенной для скот­ников. Ему почему-то долго не спалось, но однако он лежал на постели, прикинувшись сонным. В это время вошла в юрту одна женщина и вступила в беседу с той, которая жила там. Домохозяйка вдруг среди разговора сказала гостье с упре­ком:

«Что же ты не поделилась со мной с изобилием наступив­шего года, совершенно забыла меня»?

Другая женщина возразила:

«О чем еще вздумала говорить? Я попыталась было взять в ведро потроха одной кобылицы и спрятала это в телячьи ясли. Моя хозяйка, обнаружив это, так разбранилась, что я и сама не рада осталась! И за такой пустяк»?

Женщины продолжают беседу.

«Ныне вы закололи знаменитого жеребца вашего свата Мюллю- Босхонг с шестью кобылицами. Вероятно, у вас такое изобилие пищи, подбрюшного жира и прочее?»...

«Ну, что значит закололи скотину, это еще пустяки! А вот нынче они убили человека. Знаешь, приказали своему парню привести из Мегинцев коня... Привязали его к коновязи. Хотели топором в лоб, но хлопнули в голову бедного парня, который держал коня. Труп убитого привязали к хвосту коня и отпустили с ним. Вот какие дела они творят»!...

«Ну, а из пищи той много запасено у вас, наверное лежит»?

«Давным- давно все с’ели, неужели будут хранить по сию пору? Лишь одно стегно Мюллю-Босхонг запасли для лета. Положили в холлогос с таром («холлогос» — большое ведро из бересты; «тар» — скопы скисшегося, снятого молока) и вывезли в летник».

Старик нищий, услышав разговор женщин, на следующее же утро поспешил домой и обо всем услышанном подробно рассказал Уёдэй Угаалаах. Последний в то время ослеп на оба глаза. Тотчас же, взяв провожатого, он поехал в город. Уезжая, сказал сыновьям:

«Я вывезу из города начальство, к этому времени дом приведите в порядок»!

Через несколько дней он вернулся с представителем влас­ти, который имел приказ произвести по его указанию обыск. Переночевав одну ночь, проехали прямо к свату. Под комель­ком обнаружили погреб, который был пуст. Поехав в его лет­ник, в холлогосе с таром обнаружили одно стегно Мюллю-Босхонг. Приказали привести ту самую женщину, которая была свидетельницей убийства человека и строго допросили. Та, не утаив ничего, обо всем подробно рассказала—как было. Сына арестовали и увезли в город судить.

Старик отец стал таскаться по судам и начальству. Для уплаты уворованного и на взятки властям того времени, жад­ным до денег, он промотал почти все свое богатство. Под конец сына сослали на каторгу, отец и мать одни остались дома.

Однажды старик сказал жене:

«Я был человек — созданный по произволению самого X ара - Суоруна. («Черный- Воронов» — древнее божество якутов). Родился я с предопределением судьбы — не ведать, пока живу в этой средней земле, какой-либо неудачи, не подвергаться случайному несчастью. А Юёдэй Угаалаах родился по произволению самого Юрюнг Айыы (Белого, святого творца) и потому, будучи выше по указу судьбы, одержал верх надо мной. Видимо сказалось его исконное превосходство''!

Старуха возразила ему:

«Случившегося не вернешь и никакая сила за нас не отомстит. Наша песенка уже спета»!

Старик встрепенулся и добавил:

«Нет, погоди, не все еще кончено! Вот у меня есть сосед Кутуйах-Шаман, который силою своих духов проходил сквозь иголье ушко. («Иннэ бюргэс юютюнэн кыырар» — поговорка). Надо бы его попросить совершить камлание и пожрать Уёдэй-Угаалаах со всем семейством. Ну их к чертям!... Эта одна белоликая дочь, родившись, довела нас до несчастья»!

Пригласил он шамана и заставил совершить камлание. Тот проплясал подряд три дня и три ночи и совершенно на­прасно молил своих духов. Погубить Юёдэй-Угаалаах никак не удавалось. Вернувшись со своих полетав, шаман сказал: «Его дух - покровитель, его божество пре­граждало дорогу и не впустило к нему»!

«Если так, то значит они — люди с прочным назначением и никакая сила их не одолеет. Но тем не менее, не откажи еще раз потрудиться! Вознесись к создавшему меня Хара- Суоруну! Я создан был с твердым назначением не попадать в беду в течение всей своей жизни в этой средней земле».

Шамам согласился и еще одну ночь совершил камлание, отправился к Хара-Суоруну. Добравшись, он говорит ему: «Созданный самим Юрюнг-Айыы, сын его Уёдэй Угаалаах созданного тобою сына до­вел д о несчастья»!...

Хара-Суорун ответил:

«Правда, он был создан мною со счастливым уделом — из­бегать беды земли. Если же он терпит ныне разные неудачи, то это происходит потому, что его противник создан более высшим чем я божеством, Юрюнг-Айыы-Тойоном. Но тем не менее, возьми с собой вот эту веревку и брось ее около изго­родей Юёдэй Угаалаах! Если кто-нибудь из них найдет эту веревку, то все они станут конокрадами и будут не выводить­ся из темниц».

С этими словами Хара-Суорун вручил ему окровавленную веревку, длиной в девять маховых сажен. Шаман, спустившись на землю, ту веревку бросил около жилища Юёдэй Угаалаах. Она пролежала там очень долго. Люди Юёдэй Угаалаах часто проходили мимо того места, но с открытыми глазами не видели ее. Только много лет спустя собственный внук того старика (по просьбе которого веревка была брошена), сын его дочери, увидел веревку и принес домой. С тех пор он стал неиспра­вимым конокрадом, день и ночь, не сидя у себя дома, промышлял воровством. Часто попадался и садился в острог. Каждый раз родные освобождали его, неся большие расходы, но он опять попадался. Благодаря этому его семья промотала весь свой скот. Сам Юёдэй Угаалаах со старухой умерли, сыновья обеднели и все постепенно превратились в конокрадов.

Другой старик был еще долго жив и при получении каждой новой вести о несчастии в семье своего врага радовался и говорил:

«Ну, хорошо, значит, и они пошли по моему пути, и разделят мою участь»!

Вот таким то путем Намские якуты, как рассказываю стали конокрадами.

Этот рассказ я слышал от Афанасия Корякина. Он умер лет шесть или семь тому назад.