IV – Уродство и великолепие дьявола в искусстве

Церковь проклинает все земные удовольствия, внося таким образом свою лепту в рост

притягательности образа дьявола, чей двусмысленный характер, в свою очередь, привел к

тому, что в изобразительном искусстве этот образ, причем уже с ранних времен,

трансформировался, колеблясь от очаровательного и соблазнительного до ужасного и

чудовищного и обратно. В первые века христианства подчеркивалось ангельское

19

происхождение сатаны. На одной из мозаик храма Сант-Аполлинаре Нуово в Равенне начала

VI в. он изображен в виде прекрасного юноши с нимбом в благородных одеяниях. И лишь

темно-синие краски вносят тревожную ноту. Был сатана и изящным подростком с большими

крыльями на миниатюрах в Библии Святого Григория Назианского, появившейся в IX веке,

но в ней использованы образы VI века. К этому же времени относится дьявол с настенных

росписей церкви в Бауите в Египте. Его милая и грустная ироническая улыбка словно

напоминает о первородной трагедии. Еще в IX веке на вырезанной из слоновой кости

миниатюре, украшающей обложку книги библиотеки Франкфуртского университета, Сатана

выглядит братом-близнецом Христа.

Начиная с XI века, под воздействием историй, бытовавших в народе и в монашеской

среде, и восточных изображений чудовищ, дьявол становится нечистым созданием,

получеловеком-полузверем, черным и рогатым, с морщинистой волосатой кожей. Этот образ

со множеством особенностей быстро становится характерным для романского, а затем

готического стилей, особенно при оформлении храмов. Однако в чудовищах, изображенных

в Везле, Муасака, Конка, в монастыре Святого Бенедикта на Луаре присутствует и

комическая наивность оборотней.

Ужасный устрашающий вид усиливается во времена Большого Страха позднего

Средневековья, причем – не без помощи художников. В роскошном «Часослове герцога

Беррийского» присутствует огромный волосатый сатана, корчащийся в муках на вертеле. А

вот в церкви Эннеза в Оверни в 1405 г. были изображены разнородные чудовища,

выставляющие напоказ свои клыки и расправляющие крылья летучей мыши. Были и синие

существа с орлиными лапами в виде наброска, сделанные напуганными читателями в

«Руанском часослове» (1430).

В эпоху Возрождения прибавилась характерная для нее неуемная фантазия, нередко

окрашенная безумием. Здесь в образе дьявола – символ постоянного невроза, которым

охвачен цивилизованный человек. Ужасающая двусмысленность пронизывает «Сад

наслаждений» Иеронима Босха: ад или рай? Дьявол изображен с хвостом, крысиными

лапами, с огненным взором и пастью безжалостного зверя, с печью вместо живота. Бредовые

видения безумного гения в безумном мире. У Дюрера дьявол предстает в виде свиньи, перед

ним идет Смерть. Это великая эпоха кошмаров «Искушения святого Антония». Здесь

современная жизнь оказывается гораздо ближе к ужасу, чем инфантилизм романской эпохи.

Тем не менее у ужаса существует и оборотная сторона. Возможно, в «Саду наслаждений»

присутствует сумасшествие. Но зато здесь кончаются все запреты. Все позволено. Плотская

любовь здесь совершенно свободна и не ведает стыда. Здесь дана воля свободному излиянию

природных инстинктов. Так что неудивительно, что образ дьявола становится для мира более

привлекательным, чем образ Доброго Бога. Церковь тут же на это реагирует. Тридентский

Вселенский собор кодифицирует изображение дьявола. Его духовное уродство должно

отражаться в чудовищном внешнем физическом виде. Эта программа была взята на

вооружение такими художниками контрреформации, как Франциско Пачеко, который в

«Искусстве живописи» (Arte de la pintura) 1638 г. требует, чтобы изображение демонов

«отображало их сущность и образ действий, было лишено всего святого, наполнено зло бой,

вызывающей ужас и страх», в основном – в виде драконов и змей.

Эта программа слишком расходилась с духом классической благопристойности и потому

не получила практического воплощения. Уродливый дьявол оказывается неуместным в

классическом искусстве, из которого он исчезает. Еще более уродливым, чем ранее, он

появляется только в народных рисунках, например, в испанских плиехос (pliegos) –

брошюрах, рассказывающих о различных жизненных ситуациях, где в наивных

иллюстрациях появляется звероподобный дьявол, навеянный «звериным стилем» ро манской

эпохи.

Художники периода барокко, напротив, возвращаются к первоначальному образу дьявола

с ангельским обликом, падшего ангела, обладающего двусмысленной сверхъестественной

20

чарующей красотой. Эти юнцы с великолепными телами, гармоничными чертами,

украшающие престолы и алтари Испании XVII века, оказались столь соблазнительными, что

художественный критик Интериан де Айяла в 1730 г. писал, что они представляют реальную

опасность для истинно верующих. Для того, чтобы придать соблазнителю дьявольские

черты, «хорошо бы добавить ему рожки на голове и когти на ногах. Тогда у любого зрителя

возникнет презрительное отношение». В за-алтарной композиции Хосе Фернандеса Диаса

«Битва ангелов» (Batalla de Los Angeles) (1641) в церкви Св. Михаила Хересского «Люцифер

представлен полностью обнаженным, прекрасным, как Аполлон, чем олицетворяется мысль,

что ангелы (в данном случае – падшие) – совершенные существа». Так возвращается идея

красоты дьявола. Маги двусмысленности, художники барокко – по образу Бернини,

способные заставить нас испытать нечто среднее между эротическим оргазмом и

мистическим экстазом Святой Терезы Авильской, – умели создавать дьявольскую красоту,

предающую ангелов проклятью.