Глава V. Теургическое лечение

И спросил я себя в поисках Истины: «Как же изучил я это Искусство, если нет подлинных учителей Медицины? Не иначе как по книге, открытой самой Природой и начертанной рукою Бога. Меня обвиняют и порицают за то, что, дескать, я вошел в лечительское Искусство через неправильную дверь. Но где она, эта «правильная» дверь?

Гален

«Авиценна, Месуе, Расис или честная Природа?» Убежден - последняя. Я вошел через эту дверь, и свет Природы, а не лампа аптекаря освещал мой путь.

Парацельс

«Вера должна подкреплять воображение, так как вера создает волю. Решительная воля есть начало всех магических действий. Именно потому, что люди не в состоянии развить в себе совершенное воображение и абсолютную веру, бывает так, что результаты их магических действий - сомнительны и неточны, иначе они были бы всегда и полностью достоверными».

Теофраст Парацельс с жестом отчаяния отбросил перо. Тяжело поднявшись из-за стола, он пересек убогую комнату и открыл дверь в соседнее помещение.

- Мария! - тихо позвал он. - Мария!

Ответа не было.

На кровати, облокотившись на груду подушек, сидела девушка. Ничего не отражалось на ее бескровном лице, точеные кисти рук аккуратно лежали на коленях. И хотя ее уже нельзя было назвать живой, видимо, она не умерла: глубокие синие глаза, широко раскрытые, время от времени моргали.

- Мария! - возвысил голос Парацельс. - Очнись!

Сила, отрывающаяся от его мозга, нервов, рук и губ и густыми струями потянувшаяся к девушке, показала: его целебный дар не иссяк. Нет. Но вместо того чтобы просочиться сквозь поры и нервы во все сосуды ее безжизненного тела и вернуть в него разум, сила, соприкоснувшись с кожей, - исчезла. Она куда-то провалилась, как в пропасть...

«Божественный Парацельс» и — впервые бессильный, он легко коснулся губами ее щеки. Девушка сидела, недвижимая и холодная.

Душа его плакала.

Сегодня пятый день, как Мария, его избранница, не встает с кровати, не разговаривает и не принимает пищу.

Но она жила. Все внутренние, химические процессы ее организма, многократно замедленные, удивительным образом продолжали функционировать.

Проклятые кони! Если бы не они... Несколько дней назад, он, следуя ее уговорам, погнал вскачь двух мощных, впряженных в повозку жеребцов, приобретенных накануне. Мария сидела рядом, обняв его одной рукой, и, приподнявшись на своей скамеечке, раскрасневшаяся, жадно следила за их великолепным бегом.

Какой-то мальчишеский, давно забытый азарт толкнул его, и он взмахнул бичом. Лошади, не привыкшие к кнуту, яростно рванули повозку.

Хриплый металлический скрежет, потом удар. Лопнул, за что- то зацепившись, кованый ободок колеса. Обдирая боковую нашивку, кони поволокли пустую повозку.

Падая, Парацельс заметил, как Мария катилась по крутому откосу, что был вырыт с незапамятных времен протекавшей там речушкой. Удар на мгновение оглушил его, но, собравшись и преодолев боль, очевидно, в сломанном ребре, он побежал вниз. Девушка лежала на камнях, одна ее щека кровоточила, платье было жестоко изорвано.

Не давая душевной и физической боли овладеть собой, он внимательно осмотрел ее, осторожно, но тщательно прощупал череп, височные и затылочные кости. Никаких повреждений. Рана на щеке оказалась сущей царапиной, он лечил такие за два дня, наблюдая, как, послушные его слову, сходятся края тканей и останавливается кровотечение.

Почему она не отвечает? Откуда этот странный, непостижимый обморок?

Он перенес ее в свою лабораторию, где хранились рукописи и инструменты, результаты его новейших исследований по ятрохимии, которым через несколько десятков лет суждено открыть новую эру в медицинской науке и преобразить мир. Там рождались чудные исцеления, больные вновь обретали веру и жизнь, вдохновленные и излеченные руками мастера и Учителя. В этих стенах и действовал дух великого Человека.

Мария, Мария... Что за страшное испытание!

Парацельс до боли в висках сжал ладонями пылающую голову. Он принуждал себя мыслить.

Она здесь... и одновременно ее нет.

Разобщение! - напряженное сознание озарилось. Не обморок, а вынужденное разобщение! Страх, испуг, - сознание механически попыталось предотвратить боль, проснулась коагулирующая, сгущающая сила души, собирающая воедино все ресурсы тела. Здесь, однако, ее действие было в тысячи раз усилено мгновенностью происходящего и ужасом падения. Сокращение нервной силы достигло предела и... Астросом оказался вынужденным покинуть тело: душевное начало не смогло удержаться в своих физических сосудах, объем которых многократно уменьшился.

Великий врач поднял голову. В его блестящих черных глазах была надежда.

Нет! Он с усмешкой отогнал это маленькое слово. Вера, воля и решимость - вот что горело в его взгляде. Он найдет дорогую душу и вернет ее. А сила любви будет нитью, которая приведет его к Марии. Хотя бы пришлось спуститься в чертоги самого дьявола.

«Разве меня не называли " Божественным"?» - горько подумал Парацельс.

Вспомнился Орфей. Как забытые видения, мелькнули лучистые образы Великого Иерофанта и Эвридики. Он не смог. Величайший Маг не вывел свою Эвридику.

Подумалось: «Мне ли меряться с сыном Божиим?» И уже зарождалось сомнение, когда громовой, полный огня и воспламеняющий мозг голос родился и зазвучал в сознании:

- Парацельс, Парацельс...

- Внемлю, Господи, - благоговейно ответил Маг, опускаюсь на колени. А голос, как океанские волны, то возвышался, то смолкал, рокотал, и невыносимо больно, но восторженно и трепетно было его присутствие.

- Ступай, ступай, верни любовь! Сосуды раскрыты...

Голос смолк, и обессиленный Теофраст Парацельс опустился на пол. Прошла минута, и глаза его открылись. Весь мир светился. Предметы в комнате стали прозрачными. Но удивительнее всего было другое. Его глаза... они видели все и спереди, и сзади сквозь череп. Охват зрения составлял полный периметр круга с центром в шишковидной железе.

Солнечные лучи просвечивали сквозь стены, преломляясь в их мутной, как бы туманной каменной кладке.

Фигура девушки, сидящей на кровати, также просвечивала. Но она не испускала того света, который он часто видел внутри нее и в телах других людей, яркость и чистота которого свидетельствовала о чистоте их душ. Его не было. Белесые, бескровные капилляры едва заметно трепетали под кожей, чуть слышно пульсировало сердце. Макушка и глаза тихо тлели, будто догорая... Но от центра груди тянулась поблескивающая нить, конец которой уходил куда- то в пустоту и терялся там.

Парацельс быстро перешел в соседнюю комнату и, открыв сундук, достал оттуда стальной трезубец на эбонитовой рукояти. Держа его в обеих руках, опустился на колени перед маленьким алтарем в углу.

- О Глубочайший Архей! Дух Исцеления, Дух Изгнания и Мудрости! Дух Страдавших! Укрепи меня в задуманном и даруй Твою великую и святую Веру! Призываю Твою мощь священными изречениями магов: OSER! SE TAIRE! SAVOIR! VOULOIR!

Сознание вновь начало наполняться дальним рокотом, но он не жег, а распространялся по мышцам и нервам тела, давая невероятную, могучую силу.

Перед его взором на трезубце запламенели надписи. Давным-давно каждую он нанес собственной рукой. Теперь Дух Божий входил в оружие.

- IN NOMINE PENTAGRAMMATICA LIBERTAS TRINITATE! IN DOX ET FATO! IMO! OBITO! ARCHEDOSEL! - в экстазе шептал Маг, прижимая к груди священный предмет.

Контуры окружающего мира бледнели, и под напором какой-то неведомой, мощной силы меняли свои очертания. Парацельс стоял, сжимая объятый пламенем трезубец. Голос его гремел в мирах:

Тебя я славлю,

Владетель лучезарный

Царства Мертвых

И первый — царства тишины!

Вот: я иду к Тебе...

Мне Воля ведома Твоя и царства Твоего законы;

я властвую над формами и перевоплощеньям!

свершаемыми в Царстве Мертвых.

Найди же для меня в Своих селеньях место

у трона Властелина Истины и Правды!

В стране блаженных мне дозволь остаться,

и погребальные дары принять перед Твоим лицом!

О ТОТ, Осириса помощник верный,

чтоб восторжествовал Он

над врагами,

защити меня

в ночь мрака,

в ночь сраженья,

в ночь,

когда сраженными падут противящиеся

Властелину Света! ^[234]

Окруженный сияющим ореолом, Парацельс распрямился. Что- то мягко толкнуло его, и трезубец на мгновение исчез, но затем снова появился в его руке. Теперь он светился ровным алым светом.

Маг обнаружил, что находится высоко над крышей своей лаборатории, а в небе зажглись звезды, хотя совсем недавно был день. Но и в темноте он видел весь ландшафт на десятки километров вокруг, воспринимая образы высшим, «венценосным» зрением.

Он видел свое тело, простертое внизу перед алтарем, от которого тянулась сверкающая шелковистая нить. Трезубец лежал в правой руке тела, на каменном полу. Но сила инструмента, его облик и сущность были здесь, со своим создателем.

Парацельс испытывал не сравнимое ни с чем наслаждение и легкость. Но глубоко в его душе всколыхнулась та сила, ради которой оставил он земной мир.

И он спустился вниз, к Марии.

Осторожно прикоснулся светящейся ладонью к нити, исходившей из ее груди. Она медленно меркла. Время жизни, отмеренное на часах Вечности, истекало. Его рука скользнула по нити, и он пошел.

Вскоре вязкий, темный туман окутал удаляющийся силуэт Теурга. Придерживаясь шелковистого жгута, он двигался сквозь мглу, клочья которой летели мимо. Начали неметь ноги.

Внезапно его потянуло вниз, и Парацельс почувствовал, что проваливается. Он легко, простым усилием воли мог бы остановить падение, но нить уходила туда...

В ушах засвистел ледяной ветер, смутно доносивший стоны и плач тысяч голосов. Напряженные до предела астральные нервы

Парацельса болели, странное жжение появилось в груди, а сознание путалось и заволакивалось дымкой. Падение продолжалось, и тело его стали сотрясать ровные, идущие изнутри удары. И навстречу им - какая-то жесткая сила схватила и плотно сжала все его органы. Боль, ощутимая и реальная, все возрастала, казалось, ей не будет конца...

- О Духи звездные Гелиополя и существа сияющие Хэр-Аха!.. - немеющими губами начал Теург.

Заклинание текло, как река, и уносило с собой боль. Из груди его заструился свет. Жемчужный, яркий, он разросся и шарообразным облаком окружил фигуру, но крутящийся ветер забушевал вокруг с удвоенной силой.

Тонкий белый жгут, который все это время он ощущал своей ладонью, под напорами этих вихрей трепетал. И все же не рвался и не рассеивался. Еще мгновение, и Теофраст Парацельс вынырнул из бешеной стихии. Но эта, только что оставленная им среда осталась не сзади, не сверху, не сбоку - она исчезла, будто растворилась.

И он увидел...

Там, в центре миров, колыхаясь, как темное марево, восседал на своем троне Бафомет. Две Луны медленно вращались вокруг собственной оси: одна слева, внизу, и то была ущербная Луна; а другая, полная - справа и наверху. Из макушки его козлиной головы вырывался столб огня, уходящий в пурпурное небо. Это низкое, грозовое, неизменное небо, как купол, охватывало владение Зверя.

И Парацельс понял: царь мира сего - узник.

Трон Бафомета в форме куба, сотканный из огня, переливался темными цветами.

Женская грудь, живот, покрытый рыбьей чешуей, раскинутые за спиной крылья.

Под кубом вращался Земной шар, окованный цепями, а на нем покоились скрещенные копыта Бафомета, как бы проникая сквозь земную твердь и океаны. Реки обтекали их, горы пропускали их сквозь себя, и казалось, что заснеженные вершины удерживают трон...

Из-за спины Бафомета вставал двойной кадуцей Египта, спереди - змеи, переплетенные и смотрящие друг другу в глаза, поднимались на высоту солнечного сплетения. Вокруг головы его рождались и бушевали астральные вихри. Сталкиваясь друг с другом, они меняли форму, внезапно отрывались и, крутясь, уносились в пустоту, а пурпурно-багровое небо поглощало их.

Сгущенное до предела, неподвижное пространство пронзал стон. Неслышимый, не имеющий источника, он тянулся не переставая, и такое нечеловеческое страдание было в нем, что Парацельс дрогнул. Он ощутил незримое присутствие миллионов человеческих душ.

Но, собрав воедино свою волю, наточенную, как горящее острие трезубца, он отрешился от них.

Руки Бафомета заканчивались длинными коническими ногтями: левая, на которой Маг прочел «COAGULA», показывала на ущербную Луну, а правая, с надписью «SOLVE», - на полную. Страшны были эти руки: тяжелые и неподвижные, казалось, будто вся тяжесть мира на них, а надписями они окованы навеки, точно цепями.

Земной шар медленно разворачивался, открывая картину, от которой Парацельс оледенел.

Там, прикованная тяжкой цепью, с опущенной безжизненной головой, вращалась вместе с Землей Мария.

Быстрым усилием вернув себе равновесие, Теофраст Парацельс сжал трезубец и понесся к трону Бафомета.

Чудовище ощутило приближение облаченной в ореол света фигуры, и зрачки его вспыхнули.

Маг быстро преодолел пространство, колеблющиеся контуры Бафомета нарастали. И тогда, проникнув сквозь лучистую оболочку, хриплый вопрос ударил его, отбрасывая назад:

- КТО Я?

Я Я....Я... - эхом отозвался удар в сознании.

- Ты Андрогин миров, окованный цепями падения! - смело отвечал Теург, поднимая лицо навстречу новому удару. И он пришел.

- НАЗОВИ ЦЕПИ-

ЦЕПИ...ЦЕПИ... - гудело в его голове, и стонали, шатаясь, миры, будто не было ничего неподвластного этому голосу.

- Разрешай и Сгущай! - крикнул Парацельс.

Зрачки Бафомета потемнели.

Тогда Маг воздел руки и шагнул вперед. Он читал древнее моление. Окружающий его ореол разрастался и поглощал тьму.

- АЛ АЛЕФ, ВЕАЛ РАБАНАН! ВЕАЛ ТАЛМИДЕОН! ВЕАЛ КОЛ ТАЛМИДЕ ТАЛМИДЕОН, ДЕАСКИН БЕОРАЙТА КАДИШТА...

Несколько вихрей отделились от головы Бафомета и, вращаясь, полетели к молящемуся. Но, лишь коснувшись световой оболочки, разбились в прах, который плавно обтек идущую фигуру и развеялся где-то сзади.

- ОСЕ ШАЛОМ БИМРОМАВ! О БЕРАХАМАВ! ЯАСЕ ШАЛОМ АЛЕНУ...

Парацельс наткнулся на упругую невидимую стену. По той глубокой режущей боли в правой стороне груди, которую вызвало соприкосновение со стеной, он понял, что преграда соткана из человеческого страдания.

- ВЕАЛ КОЛ АМО АЛЕФ ВЕИМРУ: АМЕН!

И тогда случилось удивительное. Пронзая хмурое красное небо, сверху, сквозь закрытое пространство темного царства, наискосок прошел луч... Этот луч, ослепительный и звенящий, упал на горестную стену, окружающую Бафомета, и стена распалась.

- Мария! - позвал Парацельс. - Веришь ли мне?

Окованная женщина с трудом подняла бледное лицо. Губы ее

подрагивали, в глазах застыло мучение.

- Верю, Теофраст... - был тихий ответ.

- Зачатое во мраке создание! - волнами разливался голос Теурга. - Оставь эту душу! Она не принадлежит тебе!

Невозмутимый каменный лик Бафомета исказился, по козлиной бороде пробежал пламень. И, останавливая вращение Земного шара, крепящего трон, медленно поднялась его страшная левая рука. Указательный палец уперся в Парацельса. Железный ноготь будто кипел и дымился. Там рождался хаос.

Но, предотвращая атаку демона, Теофраст Парацельс высоко поднял сияющий трезубец и обрушил его на цепи.

С треском, на мгновение расколовшим небосвод, они рассыпались на части и упали. Трон Бафомета зашатался.

Дикий вопль во второй раз разодрал небо. То кричал демон. Звук гремел повсюду, протянулся до бесконечности - в бездонную пропасть, куда, нащупав ледяную руку Марии, летел, теряя сознание, Парацельс...

Солнце проникло сквозь пустой проем окна, осветило лицо простертого на полу Человека. Теофраст Парацельс застонал и с трудом открыл глаза. Изумленно огляделся.

Девушка лежала на его груди, неровно дыша. Кровать была пуста. Подушки, разбросанные по комнате, выбитые окна, изломанная мебель....

И лишь алтарь стоял на своем прежнем месте, нетронутый.

Взгляд механически перешел на трезубец, который правая рука продолжала до посинения сжимать.

Лезвие его треснуло.

Теургия... Что за странное название?

Даже такие издревле загадочные для «среднего» Человека термины, как Магия и мистика, понятнее.

Между тем многие выдающиеся и гениальные люди считали за честь и боролись за высокое право называть себя Теургами.

Исцеления Парацельса, не укладывающиеся в общепринятые и схоластические рамки средневековой (впрочем, как и нынешней) медицины, считались «чудотворными», «магическими», «божественными».

Одно из таких исцелений, в основе которого лежит конкретный исторический факт, дало сюжет для начала этой главы.

Теофраст Парацельс со времен древних мудрецов стал первым Магом и Посвященным Средневековья, объединившим искусство духовного исцеления, химию и алхимию в единый терапевтический метод.

В основе его лежала Теургия - тайная наука Посвященных Египта о сообщении с Божеством и применении Его воли.

Неоднократно гонимый и преследуемый церковью за свои «еретические» убеждения, коллегами-врачами - за чудотворные исцеления, а «благодарными» потомками - за «ненаучность», «мистичность» и «магию», этот великий человеческий Сын, «первый профессор химии со времен сотворения мира», согласно Герцену, первооткрыватель водорода, основоположник новой эпохи в медицине и благодетель Человечества, Парацельс заслужил всего лишь несколько строк вкуса подгнившего лимона в Большой Советской Энциклопедии:

«Материалистические, хотя и примитивные взгляды Парацельса и его практическая деятельность не были свободны от средневековой мистики, религии».

Пожалуй, еще никто из ученых не был так близок к созданию универсальной медицины, как Парацельс.

Воля, вера и воображение, подлинные качества Теурга, для него - главнейшие агенты всякого исцеления и магического действия.

«Как Ван Гельмонт, так и Парацельс, - пишет Е. Блаватская в своем труде «Разоблаченная Изида», - единодушны в утверждении относительно великого могущества человеческой воли, находящейся в состоянии экстаза. Они говорят, что " Дух повсюду, все насыщено им - Дух есть посредник магнетизма" и что чистая, первоначальная Магия составлена не из суеверных приемов в пустых обрядов, а зиждется на мощной воле человека».

Не случайно я избрал стиль художественного мистического повествования, чтобы передать сущность теургического действия. Логический анализ бессилен объяснить явление Теургии.

Теургия как наука целиком построена на анализе, но сама не поддается ему.

Однако мистический и аналитический метод, составляющий сущность Теургии (и объясняющий в некоторой степени ее истоки, возникновение и развитие питающих ее фундаментальных сил), доступен человеческому пониманию.

Так через совершенствование, рассуждение, анализ и учение рождается теургическая личность, долг которой - спасать, учить, исцелять.

Теме развития и воспитания теургических сил посвящены два Аркана в системе Двадцати Двух Тайн - Девятнадцатый и Двадцатый. Определенным образом касается ее и Двадцать Вторая Тайна, говоря: «Adaptatio Opens Magni» - приготовься к созданию совершенного искусства.

Конечно, приступать к теургическому лечению можно лишь после полного перевоплощения своего «Я», его изменения по теургическому образцу, почему я и решился вкратце изложить тайны этих Арканов.