Благотворите льиость на ряду с бизнесом

Добрые дела -кливленд­ского спрута» крайне многочисленны. Назо­вем только основные, помня, что Рокфеллер потратил на благотвори­тельность больше пяти­сот семидесяти пяти миллионов долларов:

· фонд Рокфеллера, цель которого облепить беды человечества;

· институт Рокфелле­ра, занимающийся ме­дицинскими исследова­ниями;

· Чикагский универси-

• Конец гиганта весом в 50 килограммов

В 1937 г. состояние Джона Д. Рокфеллера перева­лило за полтора миллиарда долларов. Несмотря на свои девяносто семь лет, он отличался превосход­ным здоровьем и надеялся дожить до ста. Единст­венно только какая-то странная болезнь уничтожи­ла его волосяной покров. У него не осталось ни еди­ного волоска ни на голове, ни на подбородке, ня на теле. Выходил он, укутанный в плотную одежду, придававшую ему вид мумии, отчего его легко узна­вали журналисты, которых он терпеть не мог, опа­саясь их навязчивости и нескромности.

23 мая 1937 г. Америка узнала, что в Ормонд-Бич во Флориде скончался человек, которого при­вычно называли «анаконда», * гиена тропиков», •«колорадский шакал», «кливлендский спрут», «ама­зонский крокодил». Она искренне оплакивала его.

Добродетель, равная таланту в делах

У нефтяного короля был единственный сын, ко­торому он передал не только фамилию, но даже и оба имени, до того ему хотелось основать динас­тию. Джон Д. Рокфеллер Второй был добродетель­ным, работящим пуританином, протестантом и та­ким же скупым, как его отец. А поскольку он сумел воспитать свое многочисленное потомство в любви и к достатку, и к добродетели, дети его смогли еще более увеличить семейное состояние.

Кризис

Связанные практически лишь с сельскохозяйственными факторами экономические кризисы до промыш­ленной революции были в опреде­ленной степени ограничены во вре­мени и в пространстве. Какими бы тяжелыми они ни оказывались, они никогда не принимали общемирово­го размаха и характера, какой приоб­рели на исходе XIX в. с развитием крупной промышленности и капита­листической системы. При этом типе экономики очень многие факторы способствуют усилению и интерна­ционализации кризиса. Свободная циркуляция капиталов, взаимозави­симость денежных и банковских сис­тем, нарастание взаимообменов- вот те явления, которые, способст­вуя увеличению динамизма эконо­мики, в то же время способствуют появлению в ней катастрофических сбоев. С самого своего возникнове­ния и в продолжение всего XIX в. свободный капитализм знал более или менее тяжелые кризисы, но никогда еще они не обретали разме­ров общего краха капиталистичес­кой системы, как это произошло в 1929 г.

Кризис 1929 г. был самым тяже­лым из всех, что потрясли капита­листический мир. Многих финан­систов он вынудил совершить само­убийство, пролетариат был низверг­нут в нищету, а мир полетел ко Вто­рой мировой войне. Разразился он, как гром с ясного неба. Трагедия, потому что это действительно была трагедия, случилась совершенно не­ожиданно в четверг 24 октября. То был знаменитый «черный четверг», который навсегда останется мрачной вехой в истории капитализма. При признаках некоторого незначитель­ного снижения в предшествующие дни курс акций на бирже Уолл-Стрит вдруг покатился вниз. В атмо­сфере паники, столь же внезапной, сколь и необъяснимой, на рынок были выброшены тринадцать мил­лионов акций. Они потеряли от 30-ти до 50-ти процентов стоимости, а в следующую неделю падение кур­са шло с удвоенной быстротой, был поставлен новый рекорд в продаже акций, число которых перевалило за шестнадцать миллионов.

Невозможно даже представить себе количество банкротств, разо­рившихся фирм, закрывшихся бан­ков, людей, покончивших с собой, а главное, потерявших работу в резуль­тате падения курса. Чтобы проде­монстрировать размер катастрофы, приведем несколько цифр. Между 1929 и 1933 гг. индекс промышлен­ного производства в США упал со 100 до 48, 7 %; цена на хлопок снизи­лась с 17, 65 до 6 центов, зерна - с 98 до 40; объем промышленной продук­ции в Германии и США уменьшился наполовину, а во всем мире составил 36 % от уровня на период, предшест­вующий кризису; если принять ин­декс биржевых ценностей до *черно-го четверга» за 100, то в Англии он снизился до 60, во Франции - до 47, в Германии - до 40, а в Соединен­ных Штатах - до 25! Что до безра­ботных, то в Америке их число до­стигло двенадцати миллионов, а в Германии-шести.

Разруха воспринималась тем бо­лее тягостно, что наступила после периода эйфории. Все десять лет,

последовавшие за окончанием Первой мировой войны, западные страны в своем развитии базирова­лись на экономическом либерализ­ме, который столь успешно обеспе­чивал процветание в XIX в. Техни­ческий прогресс, стремительность, с которой, казалось, шла реконструк­ция промышленности, создавали ил­люзию, что наконец-то наступило процветание. Уверенное в будущем американское правительство позво­лило обществу ринуться в совершен­но фантастические биржевые спеку­ляции и злоупотреблять кредитом. И вскоре количество ценностей, находящихся в обращении, значи­тельно превзошло действительное богатство страны.

Чтобы выйти из положения, пра­вительства предприняли драконов­ские и зачастую катастрофические меры, которые заключались в более или менее полном отказе от эконо­мического либерализма, то есть в усилении влияния государства в ущерб частной инициативе.

Почти во всем мире на миллиар­деров указывали пальцами и обви­няли их, впрочем, зачастую с полным основанием, в том, что они являются подлинными виновниками бед, кото­рые переживает общество. Рокфел­лер в Соединенных Штатах, мифи­ческие «двести семейств» во Фран­ции пережили, как и многие другие, неприятные мгновения, но в боль­шинстве своем сумели выпутаться из затруднительного положения.