Организация и снабжение советских партизан 3 страница

Но когда Красной Армии удалось стабилизировать фронт и она перешла в наступление, положение изменилось. Инициатива перешла к Красной Армии. Теперь партизанские отряды могли готовиться к наступательным действиям в неприятельском тылу точно так же, как Красная Армия готовилась к наступлению по фронту. Во время наступления Красная Армия могла ставить перед партизанами конкретные задачи на определенных участках в заранее установленное время. Если армия намечала совершить где-либо прорыв, она могла широко использовать партизан. Партизаны могли разведать указанные ею позиции противника, нарушить движение на некоторых важных стратегических дорогах, занять речные переправы, к которым должна была отойти отступающая армия, и очистить от противника те из них, за которые собственная армия может зацепиться во время наступления, организовать диверсии в прифронтовой зоне и т. п. Во время этой второй фазы взаимодействие становилось тесным и приобретало специфический характер.

Наука о партизанской войне не стоит на месте. Но основные принципы организации советской партизанской войны, несмотря на многочисленные возможные усовершенствования, нам представляются вполне установившимися; именно поэтому мы постарались рассказать о действиях советских партизан настолько подробно, насколько нам позволили это сделать имеющиеся в нашем [117] распоряжении материалы. На основании изложенного мы можем сказать:

Советская организация партизанской войны существует.

Советская организация была испытана на деле.

Советская организация готова к бою.

От определенной организационной структуры партизанского движения зависит не только эффективность этого движения. От нее также зависит правовое положение партизан. На первый взгляд этот вопрос может показаться неинтересным. Но он имеет огромное значение: от типа организации зависит, должны ли захваченные партизаны рассматриваться как военнопленные и пользоваться соответствующими привилегиями или они могут быть расстреляны как франтиреры. Поэтому нам нельзя поставить в вину вторжение в сферу компетенции юриста.

Можно сказать заранее, что правовое положение партизан не является совершенно ясным и бесспорным, но недавние решения английских, американских и голландских трибуналов по делам военных преступников свидетельствуют о том, что юристы имеют общую точку зрения по большинству основных вопросов.

I. Общие вопросы. Ведение партизанской войны не считается нарушением правил Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. Но, если партизанское движение не подчиняется этим законам, партизаны лишаются защиты, предусмотренной этой конвенцией. Таким образом, партизаны либо являются законными участниками войны, либо незаконными. В последнем случае на юридическом языке они именуются франтирерами. Соответствующие правила установлены статьей I Положения о законах и обычаях сухопутной войны (приложение к Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны).

«Военные законы, права и обязанности применяются не только к армии, но также к ополчению и добровольческим отрядам, если они удовлетворяют всем нижеследующим условиям:

1) имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных;

2) имеют определенный и явственно видимый издали отличительный знак; [118]

3) открыто носят оружие и

4) соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны»{86}.

Пока партизаны выполняют эти четыре условия, они являются законными участниками войны. В этом случае они рассматриваются как личный состав воюющей армии страны и при захвате в плен пользуются статусом и правами военнопленных.

Перед нами не возникает вопрос, выполняли ли советские партизаны условия, изложенные в пунктах 1-4 статьи I, так как хорошо известно, что они пренебрегли требованием иметь отличительный знак и открыто носить оружие. Советские партизаны сознательно отказывались от предусмотренной конвенцией защиты. Отказавшись от права на безопасность после захвата в плен, они тем самым повысили эффективность своих действий.

В качестве иллюстрации приведем высказывание фельдмаршала Кюхлера, выразившего немецкую точку зрения на этот счет. Он сказал:

«Это был крайне односторонний тип войны, так как в ней легко было распознать немецкого солдата и очень трудно — партизанского бойца, поскольку он носил гражданскую одежду»{87}.

А вот точка зрения русских по этому вопросу:

«Немецкие войска... никогда не могут быть уверены в том, что в безобидной группе кустов не скрыт пулемет и что простая деревенская девушка не спрятала ручную гранату в корзинку, с которой она идет на рынок»{88}.

То, что было сказано в решении военного трибунала Соединенных Штатов по так называемому Юго-Восточному делу, можно отнести также и к советским партизанам:

«У них не было общей формы. Обычно они носили гражданскую одежду и отчасти пользовались предметами немецкого, итальянского и сербского обмундирования, поскольку они могли их достать. В качестве отличительного [119] знака они обычно носили советскую звезду. Очевидные факты доказывают несостоятельность утверждения, что эта звезда может быть видна издали. Они не носили открыто своего оружия, за исключением тех случаев, когда это было им выгодно. В отношении групп, с которыми мы имели здесь дело, не было представлено нужных доказательств того, что они удовлетворяли требованиям (законного участия в войне). Это, конечно, означает, что пойманные члены этих незаконных групп не имели права на то, чтобы к ним относились, как в военнопленным. Мы не можем поэтому выдвинуть обоснованное обвинение в преступлении против подсудимых за убийство пойманных членов таких сил сопротивления, ибо последние являются франтирерами»{89}.

Иными словами, как говорится в другом решении суда, «они могут даже караться смертной казнью, если будет доказана их виновность в преступлении»{90}.

Однако весьма неясно, какого рода доказательства требуются для установления виновности, то есть того, что задержанный является франтирером, и на этот счет мнения англичан и американцев расходятся.

По мнению американцев, «может возникнуть некоторое сомнение, действительно ли международное право требует судебного разбирательства»{91}. По мнению же англичан, какая-то форма судебного разбирательства в этом случае необходима.

Эта точка зрения была высказана судьей Коллингвудом в заключительном слове по делу Манштейна:

«Что русские позволяли себе в широких масштабах использовать партизанские приемы ведения войны, — очевидно. Что это представляло постоянную угрозу немецким войскам, также ясно. Никто, относительно кого могло быть доказано, что он действовал в качестве франтирера, не мог претендовать на статус военнопленного. Но должна существовать какая-то форма суда, [120] точно так же, как она существует, когда имеют дело со шпионом; и мы не можем считать убедительным ответ, когда командующий заявляет, что у него не было времени для судов. Нельзя пренебрегать законами войны только потому, что их неудобно соблюдать»{92}.

Следует еще добавить, что английскую точку зрения разделяют сами немцы. У каждого немецкого солдата имелась памятка «Десять заповедей солдата действующей армии». Заповедь 3-я этой памятки гласит: «Врагов, которые сдаются, убивать нельзя, даже если это партизаны или шпионы. Они понесут справедливую кару по суду»{93}.

Тем не менее немцы расстреливали в России без суда каждого, кого они считали партизаном, и эта практика должна быть признана незаконной.

В России немцы точно так же поступали с тремя другими категориями партизан, а именно с заподозренными в принадлежности к партизанам, с теми, кто оказывал партизанам поддержку, и с партизанами по определению самих немцев. Остановимся на юридических нормах, применимых к этим категориям лиц.

1. «Заподозренные» в принадлежности к партизанам. Незаконно расстреливать человека только потому, что его заподозрили в принадлежности к партизанам. «Подозрение отражает умонастроения обвинителя, но не умонастроения или действия обвиняемого. Это чудовищное предположение, допускающее возможность чистейшего произвола, когда состояние ума обвинителя при отсутствии доказательств виновности может стать определяющим фактором при решении, будет ли обвиняемый немедленно казнен или нет»{94}.

2. Лица, оказывавшие «поддержку» партизанам. Если из действий этих лиц явствует, что они не являются франтирерами, как, например, 19-летняя девушка, написавшая оскорбительную для немцев песню, их расстрел незаконен. Если, однако, может быть доказано, что их деятельность состояла в оказании партизанам помощи, [121] в подстрекательстве или в прямых действиях, то их смертная казнь будет законной{95}. Но в этих случаях опять-таки необходима какая-то форма суда.

3. Партизаны «по определению». «Политика вермахта состояла в том, чтобы изобрести в своих приказах и директивах различные категории партизан по его собственному определению, и в результате в число тех, кого вермахт объявлял партизанами и расстреливал или вешал, он включал не только подлинных франтиреров, но также много других категорий лиц, несмотря на то, что не было никаких видимых причин включать их в число партизан, кроме намерения, как это декларировал Гитлер, «истреблять всех тех, кто нам противится»{96}.

На состоявшемся 11 июня 1941 года в Варшаве совещании генерал для особых поручений Мюллер следующим образом инструктировал по этому вопросу военных прокуроров и начальников разведки армий:

«Каждый гражданин, который затрудняет сам или подстрекает других затруднять действия немецких вооруженных сил, тоже должен считаться партизаном (то есть подстрекатели, лица, распространяющие листовки, нарушающие немецкие приказы, поджигатели, лица, уничтожающие дорожные знаки, запасы, и т. д.». Немецкая 11-я армия распространила термин «партизан» даже на солдат Красной Армии. Ее командование установило: «Те русские солдаты и группы солдат, которые после окончания законных боевых действий появляются вновь из укрытий, вновь объединяются, берутся за оружие и по собственной инициативе самостоятельно ведут борьбу на наших коммуникациях, будут рассматриваться как франтиреры.

Термин «партизан» в настоящее время распространяется на всех солдат, войсковые части и группы граждан, ведущих «подпольные» действия в нашем тылу, взрывающих мосты, нападающих на одиночные машины, квартиры и т. д.».

По мнению высшего военно-судебного органа, которое, как мы полагаем, выражает общее мнение по данному [122] вопросу, противоправно предавать смертной казни следующих лиц, объявленных в приказах партизанами:

а) отдельных солдат и группы солдат Красной Армии, продолжающих сражаться;

б) солдат Красной Армии в форме, присоединившихся к партизанам;

в) граждан, которые затрудняют или подстрекают других затруднять действия немецких вооруженных сил.

«Законы войны или международное право не дают основания считать таких лиц франтирерами, партизанами или бандитами»{97}.

II. Народное ополчение. Гаагская конвенция предоставляет защиту не только партизанам, соблюдающим законы и обычаи войны, но и тем гражданам, которые принимают участие в народном ополчении. В статье второй Положения о законах и обычаях сухопутной войны (Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны) говорится:

«Население незанятой территории, которое при приближении неприятеля добровольно возьмется за оружие для борьбы с вторгающимися войсками и которое не имело времени устроиться согласно статье I, будет признаваться в качестве воюющего, если будет открыто носить оружие и соблюдать законы и обычаи войны»{98}.

Поскольку советские граждане никогда не носили оружия открыто, нет надобности вдаваться в подробности, но надо сказать, что эти граждане также имеют право на то, чтобы быть судимыми какой-то формой суда.

Ясно, что советские партизаны, сами отказавшиеся от защиты Гаагской конвенции, едва ли проявляли милосердие к противнику. [123]

Содержание • Проект " Военная литература" • Исследования

Глава IV.

Тактические задачи советских партизан

Начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант Пономаренко следующим образом сформулировал тактические задачи советских партизан:

«С самого начала Великой Отечественной войны советские патриоты по призыву Иосифа Виссарионовича Сталина стали создавать партизанские отряды... диверсионные группы... Их целью было бороться с частями вражеской армии, взрывать дороги, портить телефонную и телеграфную связь, уничтожать склады, базы, создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия»{99}.

Нам остается только сделать ряд пояснений и уточнений, чтобы правильно оценить тактические задачи партизан. Самое важное — это правильно разграничить сферы деятельности между армией и партизанами. Мы видели, что до тех пор, пока советские партизаны сражались на ничейной земле, их действия были неэффективны. У них не было другого объекта для нападения, кроме противника, который ведет боевые действия непосредственно на фронте. Такого рода задача стоит перед армией; партизаны же для этого не оснащены, и перед ними таких задач не ставится. Как правильно указывается в приказе Сталина от 1 мая 1942 года, самая подходящая сфера деятельности партизан — вражеский тыл.

Отсюда следует, что в задачу партизан, как правило, не входит захват или удержание территории, и поэтому [124] советские партизаны, за исключением тех случаев, когда им нужно было подготовить плацдарм для Красной Армии, не вели боев за овладение территорией. Их действительная задача состояла в том, чтобы изматывать силы противника, нанося ему сокрушительные удары по наиболее уязвимым местам. Точно такой же точки зрения, как мы видели, придерживался и Мао Цзэ-дун, и он был прав.

Партизаны, по словам Карла Маркса, должны применять такую тактику, при которой «более слабая армия может противостоять и более сильной, и лучше организованной»{100}. Поэтому они должны избегать действий против превосходящих сил противника. Мао Цзэ-дун в своей борьбе придерживался именно этого правила.

Снова возвращаясь к Мао Цзэ-дуну, отметим, что он сделал следующий вывод: партизанский налет должен быть прежде всего неожиданным. Он должен достигать цели молниеносно, до того как противник сможет собрать превосходящие силы, а это значит, что партизаны всегда должны уметь быстро исчезать. Правило партизанской борьбы состоит в том, чтобы как можно меньше времени находиться в соприкосновении с противником. То, что полковник Лоуренс сделал правилом для своей Арабской армии, является правилом и для любого партизанского отряда. А его армия действовала «наименьшими силами в кратчайшее время в самом отдаленном месте». Противник должен быть лишен возможности нанести ответный удар.

Командир партизанского отряда должен умело выбирать объекты для нападения. Каждый возможный для атаки объект должен быть важным; среди важных командир выбирает наиболее уязвимые.

Поэтому командиру партизанского отряда нужна отличная разведка. Успех его действий практически зависит от качества разведывательной службы. Партизанская разведка имеет две функции. Во-первых, командир должен знать планы противника: «Командование отряда знало... все, что немцы намеревались предпринять против нас, и [125] благодаря этому всегда могло своевременно изменить маршрут или принять другие контрмеры»{101}. Во-вторых, командир должен знать все необходимое для того, чтобы обеспечить успех собственного нападения. Бессмысленно совершать налет на склад противника, если он пуст, или подрывать железнодорожное полотно, если по нему должен пройти пассажирский поезд.

Но не всякий важный и уязвимый объект может быть объектом для нападения партизан. Допустим, партизанская разведка установила, что противник плохо охраняет железнодорожный мост, что каждую ночь по нему проходят три эшелона с войсками и столько же с продовольствием и боеприпасами и что нападение можно легко совершить в 20 часов, когда сменяется караул. Но может случиться, что командование Красной Армии наметило захватить этот мост силами воздушного десанта в ту же ночь. Несогласованное с командованием армии разрушение моста могло бы повредить своей собственной армии больше, чем армии противника, а поэтому преднамеренное воздержание от активных действий в известных случаях может стать важным вкладом партизан в победу своей стороны.

Классическим примером могут служить действия партизан весной 1944 года. До тех пор партизаны были чрезвычайно активны в полосе действий группы армий «Центр» и часто серьезно нарушали железнодорожные коммуникации немцев. С июля по октябрь 1943 года партизаны совершили около 4800 налетов на железные дороги и вывели из строя 1200 паровозов; только в октябре они взорвали 47 мостов и пустили под откос 285 поездов. Партизаны активно действовали и в последующие месяцы, но вдруг весной следующего года их операции неожиданно прекратились, Вот что произошло. Линия фронта группы армий «Центр» была очень неровной: она в общих чертах напоминала вопросительный знак с несоразмерно увеличенной верхней частью. Красная Армия искусными отвлекающими маневрами создала впечатление скорого наступления на участке нижней вогнутой [126] половины немецкого фронта. Тогда группа армий «Центр» направила все свои оперативные резервы и другие соединения с севера на юг, использовав для этого единственную в ее распоряжении железную дорогу, идущую от Орши через Минск на Брест. Партизаны, которые до этого часто нападали на эту линию, не проявляли активности и не препятствовали немцам. Командование Красной Армии хотело, чтобы переброска немецких войск проходила без помех, и приказало партизанам не предпринимать там каких-либо действий. Едва только германские подкрепления прибыли на юг, как Красная Армия неожиданно начала мощное наступление на севере, и, когда немцы захотели перебросить крайне нужные им резервы по этой железной дороге обратно на север для поддержки войск разваливавшегося северного фронта, партизаны снова по приказу командования Красной Армии произвели огромные разрушения на этой дороге и почти полностью остановили движение. В результате группа армий «Центр», лишенная необходимых подкреплений, потерпела поражение{102}.

При выборе своих объектов командир партизанского отряда должен отдавать предпочтение наиболее важным из них; приоритет обычно отдается захвату оружия, снаряжения и продовольствия для своего отряда, без чего он не может вести борьбу. Характер объектов, которым следует отдать предпочтение, также ясен, когда перед партизанами Красной Армии ставятся специальные задачи. Иногда партизанам за одну ночь приходится производить тысячи диверсий на шоссейных и железных дорогах. Дезорганизация транспортной системы противника требует умелой организации действий отрядов.

Возможны и такие случаи, когда отряды могут принять решение ничем не выдавать своего присутствия. Немецкие армии познакомились с такой тактикой, когда они оккупировали первые советские районы. Партизаны хотели, чтобы на первых порах у немецких солдат появлялось чувство полной безопасности, с тем чтобы потом, используя момент внезапности, наносить особенно тяжелые удары. [127]

В партизанской войне внезапность достигается различными средствами, и советские партизаны в совершенстве ими овладели. Во-первых, как мы уже знаем, они не носили форму, за исключением отдельных случаев, когда они переодевались в немецкое или румынское обмундирование. Кроме того, они не носили открыто оружие. Советские партизаны по внешнему виду ничем не отличались от мирных жителей. Во-вторых, вражеские коммуникации были чрезвычайно растянуты и партизаны могли выбирать объекты для нападения там, где противник меньше всего этого ожидал. Кроме того, партизаны совершают вылазки налегке и главным образом ночью; они подвижны; действуют бесшумно, как ночные воры-взломщики. И, наконец, партизаны прекрасно знают местность и умеют пользоваться этим преимуществом. Поэтому среди возможных и доступных объектов партизаны избирают такие, при нападении на которые они могут полностью использовать свои специфические преимущества и таким образом свести на нет превосходство противника в технике. Незащищенными объектами, преимущества нападения на которые очевидны, являются, например, неохраняемые участки шоссейных и железных дорог, нефтеперегонные заводы и электрические станции, телефонные линии и колодцы. Далее следуют обычно плохо охраняемые объекты: мосты и склады боеприпасов, автомоторные парки и склады снабжения. Затем идут люди: какой-нибудь зазевавшийся часовой, небольшой конвой, расчет отдельного орудия на огневой позиции, отряд штабной охраны и т. д. И, наконец, следует указать на объекты, способные к отражению нападения: гарнизоны или воинские части на марше. Но советские партизанские отряды после первых поражений по возможности избегали открытого боя. Совершая нападения на войска, они всегда прибегали к внезапному налету и избирали для этого самые чувствительные объекты — обычно командира или тыловые подразделения. Чтобы завершить налет в кратчайшее время, следует предварительно провести тщательную разведку. Мао Цзэ-дун также придерживается этого мнения.

В задачу партизанской разведки входит не только обеспечение информацией собственных отрядов о положении [128] в районе их действий. Партизанская разведка часто помогает разведывательной службе армии. Партизанские отряды идеально приспособлены для такого рода деятельности: с ними легко устанавливать связь, ибо их местоположение известно их главному штабу, они снабжены радиоприемниками и шифрами, прекрасно знают местность, разведывательное дело и легко могут доносить о результатах выполнения заданий по радио.

Как мы уже видели, советские партизаны насаждали множество своих разведчиков в нужных местах: их люди работали в квартирмейстерских органах, армейских госпиталях и службах снабжения и находились в постоянном контакте с немецкими солдатами и офицерами. А так как многие русские отлично знают немецкий язык, им не приходилось полагаться в своей работе на простые догадки, ибо из разговоров, подслушанных в армейских столовых — а разговоры эти обычно ведутся на военные темы, — они узнавали о положении дел на фронте. Часть разведывательных сведений нередко собирали сами члены отрядов, и эта работа требовала огромного терпения. Прежде чем взорвать железнодорожное полотно, нужно было установить расписание движения поездов. С этой целью какой-нибудь партизан забирался на высокое дерево поблизости от железной дороги и сидел там несколько дней подряд, изучая проходящие поезда и их грузы, выясняя систему охранения и засекая время, чтобы потом пустить под откос нужный поезд.

Советская Армия часто использовала своих собственных разведчиков, которых она специально забрасывала в немецкий тыл. Это делалось в тех случаях, когда необходимо было добыть настоящие документы, штампы, печати или, например, бланки пропусков, выдаваемых местным жителям для передвижения из одного района в другой, или точные сведения о фортификационных сооружениях противника. В таких случаях разведчик должен был лично доставлять информацию, и нельзя было воспользоваться услугами партизан, передающих донесения по радио. Однако при современном развитии телевидения мы не видим причин, почему в будущем партизаны не смогут взять на себя также и эти задачи. Было, видимо, много и других случаев, когда Красная [129] Армия не прибегала к услугам партизанской разведки, особенно тогда, когда дело касалось информации узкоспециальной или слишком важной, чтобы ее можно было доверить посторонним лицам или передать по радио. Когда Красная Армия посылала в немецкий тыл своих разведчиков, они не встречались лично с разведчиками партизан, даже если и работали с ними вместе. Чтобы избежать личного контакта, разведчики пользовались «почтовыми ящиками», хорошо замаскированными в условленных местах, и там оставляли свои донесения.

Однако в остальном у партизанских отрядов было все необходимое для выполнения разведывательных заданий Красной Армии за линией фронта. Не следует забывать, что ни в какой другой войне никто не мог создать такую огромную разведывательную сеть в столь обширном районе оккупации, как это было во время германской кампании. В условиях, когда существует широко разветвленная сеть боеспособных партизанских отрядов, оккупационная армия ни на минуту не может рассчитывать на то, что ей удастся скрыть от разведки противника основные передвижения своих войск; именно в таком положении оказались немецкие армии в России, когда во всю развивалось партизанское движение. «Установлено, что противник удивительно хорошо информирован о передвижении войск», — сообщалось довольно наивно в донесении штаба немецкого корпуса от 5 мая 1942 года. Партизанское движение своей чрезвычайно ценной разведывательной деятельностью с лихвой оправдывает средства, затрачиваемые на его организацию. Поэтому генерал Пономаренко был совершенно прав, когда сказал, что советское партизанское движение «превратилось в одно из важнейших условий разгрома врага»{103}.

Если мы перейдем от объекта партизанской войны к ее общим целям, то увидим, что перед партизанским движением стоят две цели:

1. Изматывать противника, чтобы ослабить его фронт.

2. Лишать противника оружия, снаряжения и провианта. [130]

Первой цели партизаны достигают уже только одним своим существованием. Они вынуждают противника отвлекать часть своих войск для обеспечения тыла. Чем мощнее и многочисленнее были наносимые партизанами удары, чем шире были районы их действий, тем больше приходилось немцам отвлекать сил. Ниже мы покажем, какое примерно количество войск немцы использовали для этой цели в различных районах.

Самым верным средством изматывания противника является уничтожение его живой силы, и читатель, видимо, помнит, что, по подсчетам генерал-лейтенанта Пономаренко, за первые два года партизанской войны было уничтожено не менее 300 тыс. немецких солдат и офицеров, или 15-20 дивизий. Если сделать скидку на преувеличения русских и сопоставить даже значительно меньшую цифру с численностью войск, которые немцы держали в сентябре 1943 года в оккупированных странах — 17 дивизий на Западе, 14 дивизий в Италии (после ее капитуляции), 17 на Балканах, — то станет ясно, сколь заметных результатов добились красные партизаны только в деле непосредственного изматывания сил противника.

Чем неуловимее партизаны, тем легче им изматывать силы противника. Неуловимость партизан важна также и в другом отношении. Если партизанский отряд сохраняет свои силы, он продолжает изматывать противника, если же отряд уничтожен, это развязывает противнику руки для выполнения своих задач. Поэтому самая главная задача партизанского отряда обычно заключается в том, чтобы сохранить свои силы, уцелеть. Как теперь говорят, лучше в порядке отойти, чем совершить самоубийственный налет. Этой точки зрения придерживались как Мао Цзэ-дун, так и советские партизаны. Солдат должен удерживать свою позицию, партизан — нет. Поэтому, когда обстановка слишком накаляется, партизану лучше всего вовремя скрыться.

Это положение генерал-майор Ковпак подкрепляет в своей книге конкретным примером. В бою с немцами его отряд был почти полностью окружен в лесном лагере, боеприпасы кончались. Поэтому он решил оставить лагерь. Приказ, отданный им, можно считать почти [131] классическим: «Дабы сохранить людской состав для дальнейшей борьбы, считать целесообразным 1/XII-41 г. в 24.00 оставить Спадщанский лес и выйти в рейд в направлении Брянских лесов»{104}.

В свою очередь, лучший способ лишить противника оружия, снаряжения и провианта — это их уничтожить. Кроме того, все это можно вывести из строя или испортить либо же помешать противнику доставить на место. На этом вопросе едва ли нужно останавливаться подробно.

Партизанское движение может успешно решать стоящие перед ним тактические задачи, только соблюдая следующие два условия: партизанские отряды должны быть вездесущими, то есть по возможности децентрализованными, и, кроме того, самообеспечивающимися. В основе организации советского партизанского движения лежали как раз эти принципы.

Сколько всего было советских партизан, никто точно не знает. Цифра полтора миллиона, которую сообщают русские, возможно, преувеличена. Однако совершенно несомненно то, что в конце войны партизаны были всюду. Советские партизаны доказали, что тысяча отрядов по пятьдесят человек каждый лучше, чем пятьдесят отрядов по тысяче человек.

Кроме того, чем лучше обеспечены отдельные отряды, тем выше их боеспособность. У каждого отряда должна быть своя собственная рация, свое собственное оружие, боеприпасы и продовольственные запасы. В этом отношении советское партизанское движение было организовано прекрасно. Партизанские отряды были независимыми во всех отношениях за исключением тех случаев, когда они участвовали вместе с другими отрядами в проведении общих операций.