Шел распад страны, власть провоцировала конфликты,

чтобы использовать их как повод для введения войск» ^[403] .

Основаниями для подтверждения подобных категоричных суждений мы не располагаем. Впрочем, ответственность союзного руководства за трагедию в любом случае неоспорима: трое суток оно не только не вмешивалось в резню, но и отметало саму постановку вопроса о спланированном характере бойни. Резня представлялась в контексте деятельности «криминальных элементов», а руководящая роль местных властей полностью игнорировалась. В итоге судебное разбирательство было спущено на тормозах.

Более того, очевидная слабость и нерешительность союзных властей, их стремление завуалировать характер трагедии дополнялись провокационными заявлениями представляющих позицию советского руководства чиновников. Выступления заместителя Генерального прокурора СССР Александра Катусева изначально ориентировались на «обеспечение паритета». Симптоматично, что за неделю до Сумгаитской резни им сообщалось об убитых азербайджанцах (позже он проигнорирует депутатский запрос о целях этого провокационного заявления). Подстрекательскими заявлениями и откровенно провокационной деятельностью отметился и второй секретарь ЦК Компартии Азербайджана Виктор Поляничко – один из организаторов массовой депортации армян из прилегающих к НКАО областей.

И все-таки «Сумгаит» не локализуется в «изолированном времени и пространстве»; со всей очевидностью он просматривается исключительно в историческом ракурсе: азербайджанские власти вписали советскую агонию, равно как и армянофобию «приставленных к делу» чиновников, в контекст традиционных целей по изживанию армянского присутствия в регионе.

Именно в этом аспекте и выступают аналогии с событиями начала века. Деятельность подобных чиновников обнаруживает поразительное сходство с подходами местных властей периода армянской резни в Баку 1905-1906гг. Содержание и акценты открытого письма члена РСДРП Александра Новикова бакинскому генерал-губернатору Накашидзе в связи с кровавыми событиями четко проецируются уже на «советских жандармов»:

«Весь мир содрогнулся от ужаса, когда узнал про события 6-9 февраля в Баку. Россия ищет и не может найти, кто виноват в бедствии. Долг того, кто знает виновника, указать на него открыто. Иначе он сделается его укрывателем. Я его знаю и считаю… своей обязанностью без обиняков назвать его. Виновник резни вы. Вот основания, на которых я возвожу это обвинение, которое берусь доказать.

1) Все полицейские, солдаты, казаки, когда их просили спасать погибающих, поименно в один голос отвечали: “Нам не велено”…;

2) Вы и ваш помощник, полицмейстер Деминский, с многочисленной охраной казаков разъезжали по городу и, вместо того чтобы разгонять громил, нарочно уезжали, как бы торопясь в другое место, чтобы дать убийцам довершить свое кровавое дело…;

3) Вы отталкивали взывавших к вам о спасении, и когда Валаев и другие при вашем приближении с восторгом думали, что спасены, вы на них же набросились с заведомо ложным обвинением, что они стреляют и тем вызывают месть;

4) Вы с вашей свитой подъезжали к громилам, ласково с ними разговаривали, а иногда даже приказывали возвращать им оружие, по ошибке отобранное у них казаками;

5) Вы отказывались давать письменные предложения военным властям прибегать к оружию и ограничивались словесным распоряжением, зная, что вам не поверят на слово… Этого достаточно, чтобы считать вас не только попустителем преступления, но и пособником убийц, а при вашем высоком положении в Баку и душою неслыханного погрома»^[404].

Написанное более века лет назад обвинительное письмо удивительным образом сочетается с событиями конца восьмидесятых и вбирает едва ли не весь спектр инвектив в адрес руководства СССР и его полномочных представителей «на местах». Неспособность властей выявить характер сумгаитской бойни, рассмотреть ее в историческом контексте, их несостоятельность привлечь к ответственности организаторов резни закладывали объективные предпосылки для переиначивания характера преступлений, тиражирования искаженных сценариев событий и наиболее извращенных версий их «мотивации», чем и воспользовались – столь бессовестным и столь традиционным образом – инициаторы погромов.

В июле 1988г. академик Андрей Сахаров подготовил письмо Генсеку ЦК КПСС Михаилу Горбачеву, где писал: «Трое суток длились чудовищная резня, издевательства над беззащитными людьми, насилия и убийства армян – все это в часе езды от Баку. Передо мной копии свидетельств о смерти и краткие описания судеб людей. Даты смерти в них 27, 28, 29 февраля. Это ужасающие документы (я мог бы Вам их переслать). Среди них – свидетельство об изнасиловании и зверском убийстве семидесятипятилетней женщины. Рассказ о группе армян, которые восемь часов держали оборону в верхнем этаже дома, на помощь убийцам была подогнана пожарная машина с раздвижными лестницами, после чего большинство было убито <...> одного (или двоих) из них сожгли заживо, изнасилования с загонянием во влагалище водопроводной трубы <...>

Воинствующие толпы водили по улицам обнаженных женщин, подвергали издевательствам и пыткам. Трупы изнасилованных уродовались, в глумлении над жертвами принимали участие подростки… Если кто-либо мог сомневаться в необходимости отделения Нагорного Карабаха от Азербайджана до Сумгаита, то после этой трагедии каждому должна быть ясна нравственная неизбежность этого решения. После этой трагедии не остается никакой нравственной возможности настаивать на сохранении территориальной принадлежности НКАО к Азербайджану»^[405].

Позже Андрей Сахаров подчеркнет в своих воспоминаниях: «Позиция Горбачева была откровенно предвзятой, – было ясно, что решение им (именно им) уже принято, – и откровенно проазербайджанское <...> Некоторые говорят – это большая политика, отражение огромной роли в мире (и в стране) ислама, с которым нельзя ссориться. Другие приводят тот же аргумент, что и Яковлев, – боязнь новых Сумгаитов. Наконец, говорят, что нельзя создавать прецедент территориальных изменений в стране, где столько горячих точек. Мне все эти

аргументы кажутся недостаточными. Они не должны были перевесить принципиальных соображений национальной справедливости»^[406].

Сворачивание советским руководством «Сумгаитского дела» стало импульсом в процессе дальнейшего расширения географии погромов. Прилив насилия прокатился по республике в ноябре, практически сразу после того, как армянские юристы в конце октября вынуждены были покинуть Азербайджан. 17 ноября на площади Ленина в Баку «старотовали» массовые антиармянские митинги, сопровождавшиеся призывами о необходимости построения «своего государства» при турецкой поддержке. Первый митинг и ознаменовал начало новых погромов. В Азербайджане эта дата призыва к полному вытеснению армян отмечается как День национального возрождения.

Республиканское телевидение открыто призывало горожан носить при себе паспорта или удостоверяющие личность иные документы. Специально отмечалось, что это необходимо, чтобы «вычислить» армян на улицах города. В аспекте рассматриваемого нами «принципа преемственности» напомним, что то же происходило и в преддверии армянской резни в Баку в 1905г. «Что бакинская резня подготовлялась заранее, об этом говорили многие свидетели <...> на многих домах были отметки мелом и углем, какие-то таинственные знаки; оказалось, это были мусульманские слова: “Я алла”, что означает – “с Богом”. На других домах было надписи: “урус” <...> Так были помечены дома русских и мусульман»^[407].

В ноябре 1988г. резко участились нападения на армян, принимавшие день ото дня все более массовый и организованный характер. Осенью-зимой тысячи армянских семей покинули Баку, оставив в городе все свое движимое и недвижимое имущество.

Тогда же новые погромы прокатились по Нахичеваньской АССР, где все еще оставалось незначительное армянское население в деревнях Азнаберд (Знаберд), Цгна, Парака, Верхний Аза, Бист, Рамис, Танакерт, Месропаван, Дер, Алаги, отчасти также в городах Нахиджеван и Джульфа. Окончательное изгнание армян произошло в ноябре-декабре 1988г. После очередного митинга в Нахиджеване (22 ноября) разъяренная толпа наводнила город, чиня расправу над беззащитным армянским населением. 21-22 ноября армянский погром прошелся по Кировабаду (Гянджа). Под лозунгом «Слава героям Сумгаита!» погромы прошли в других армянонаселенных районах республики. Таким образом, в двадцатых числах ноября 1988г. начался исход армян из Азербайджана. Достаточно отметить, что в течение двух недель беженцами стали более 200 тысяч человек^[408]. То есть «боязнь новых Сумгаитов» и обусловленная мнимой «фобией» бездеятельность советских властей не только не остудили ситуацию, но и придали масштабность армянским притеснениям.

На очереди был Баку.

***