Прибрежный Пояс, Хартленд, Центральная Евразия

Евразия делится на две отчетливо выраженные части, или зоны. Первую, меньшую по размерам, обычно называют Прибрежным Поясом (Littoral Belt), или евразийской каймой (Eurasian Rim). На территории именно этой полосы, протянувшейся ломаной линией от Японского моря до Северного и кольцующей по пути Средиземное море, возникли величайшие цивилизации Старого Света. Прибрежный Пояс – побережье длинной индийско-средиземноморской морской дороги, которая «объединяет все средиземные межматериковые моря старого Света»: европейское Средиземное море, Красное море, море муссонов (север Индийского океана. – А.Ф.) и экваториальное Австрало-азиатское средиземное море» (К.Валю) и плавно «перетекает» в восточно-азиатскую морскую дорогу (Южно-китайское и Жёлтое моря). Цивилизации прибрежного Пояса (за исключением Китайской с XVI в.) были тесно связаны с морем и нередко выступали в качестве талассократии. Однако полностью реализовать эту форму можно было лишь на океанских просторах, путем контроля на ними, а не над «средиземными морями», что и сделали англичане в XIX в. (этому предшествовали две архаичные о сути и потому неудавшиеся попытки португальцев в XVI в. и голландцев в первой половине XVII в.).

Вторая зона – огромный континентальный хинтерланд, который обычно называют Хартлендом (Heartland). В то время, как Пояс был почти полностью земледельческим и обильно «сдобрен» городами, для Хартленда были характерны как земледелие, так и кочевое скотоводство. Хартленд, естественно, удален от моря, что ставит его в невыгодное положение, особенно по сравнению с теми, кто контролирует побережье и устья рек.

Весьма показательны различия между побережьем и Хартлендом в Европе, т.е. между ее Западной («франкской») и Восточной («русской») частями. Если на западноевропейском полуострове 51% территории расположен менее чем в 250 км от моря, то в «русской» Европе таких территорий всего 15%; если в Западной Европе наиболее удаленная от моря точка находится в 600 км, то в Восточной Европе есть точки, от которых до моря – около 1 тыс. км. Как говорил Гоголь, три года в любую сторону скачи и не доскачешь. Аналогичная картина при сравнении южноазиатского (Индостан) полуострова, где наиболее удаленная от побережья точка находится в 750 км, и расположенной за пределами Прибрежного Пояса частью Китая, континентальной Восточной Азией; помимо прочего, именно этот факт не позволил Западу превратить Китай в колонию. В то же время, китайцы, несмотря на их плавание в XV в. на «океанских джонках» аж по Индийскому океану (Чжэн Хэ), никогда не были хозяевами Индоокеанской торговли, в отличие от индийцев в XV в. или арабов – до того.

У Хартленда было свое ядро – нечто вроде суперхартленда – горы, степь, полупустыни и пустыни. Это ядро – сердце Евразии, Центральная Евразия. Речь идет о территории, которую в настоящее время занимают Монголия, Южная Сибирь, китайские провинции Синьцзян и Тибетский автономный район, части провинций Ганьсу и Цинхай, пять государств–«станов» Центральной Азии, север Афганистана (особо важная часть, не случайно великий поэт Икбал называл эту страну «сердцем Азии», а великий империалист Керзон – «капитанским мостиком Азии») и, наконец, степная зона от северного Прикаспия (Южный Урал) и Северного Причерноморья до Оки, которую в старину называли Берегом – между Степью и Лесом.

Грубо говоря, Центральная Евразия – это неправильный с извилистыми очертаниями эллипс; его северная граница проходит примерно по 60^о СШ, «ныряя» от Урала на юго-запад в сторону Москвы и на юго-восток по Хингану до Цинхай Нур; южная идет примерно по 35^о СШ (широта Кабула) от Цинхай Нур до Каспия, а затем вверх на северо-запад, к Москве. И хотя западной границей Центральной Евразии (далее – ЦЕ) можно считать линию январской изотермы – 6^о, крайняя западная точка этого «пространного массива» – Москва (а крайняя восточная – Улан-Батор/Каракорум).

Неправильность эллипса обусловлена тем, что границы ЦЕ определяются не только широтами и долготами, но и «качеством» природной среды, например, степенью труднодоступности, «транспортной сопротивляемости». Так, Лхаса находится примерно в 900 км от Бенгальского залива, однако, она так закрыта Гималаями от Прибрежного Пояса, что ее вполне можно отнести не просто к Хартленду, а к ЦЕ. Есть еще несколько аналогичных точек и районов.

В течение многих столетий ЦЕ была «царством» номадов, живущих кочевым скотоводством, крупными набегами, мелким грабежом и торговлей на дальние расстояния, точнее, ее «рэкет-охраной». Если Хартленд – периферия по отношению к Прибрежному Поясу, то ЦЕ – периферия периферии, или периферия в периферии, глубинная периферия. Так она и трактовалась историками – как периферия Китая, мусульманского мира (главным образом персидских империй), России. Фиксировалось, что главные исторические импульсы возникали в Прибрежном Поясе, а оттуда распространялись на периферию и вглубь нее.

И, действительно, так было в течение последних трех–четырех столетий, в XVII–XX вв., – исторические импульсы действительно шли из Прибрежного Пояса в Хартленд. Однако было бы серьезной ошибкой проецировать эту ситуацию на эпоху, грубо говоря, между XV в. до н.э. и XV в. н.э. (или, как минимум, между XII в. до н.э. и XIII в. н.э.): тогда ситуация была иной, противоположной. Разумеется, со времен так называемой «неолитической революции» именно Прибрежный Пояс был и остался лидером в экономике и культуре; именно здесь возникали цивилизации и новые социальные системы, именно здесь изобретены колесо, порох и кулачковый вал, именно здесь возводились пагоды, фаллосоподобные индуистские храмы, пирамиды, мечети и готические соборы.

Тем не менее, в политическом, а следовательно, и в историческом (геоисторическом) плане доминирующей стороной, ядром, центром Евразии, вплоть до военной революции XVI–XVII вв. был Хартленд, а еще точнее – ЦЕ и ее номады. Их широкомасштабные миграции, великие нашествия, «степные империи» играли решающую, центральную роль в Евразии и Старом Свете в целом.

В течение двух с половиной–трех тысячелетий события, сдвиги в ЦЕ можно назвать, пользуясь «пригожинским» языком, чем-то вроде бифуркаций, которые вызывали флуктуации в Хартленде, а те, в свою очередь, нарушали равновесие во всей Евразии.

Сердцевинный район (Срединная Евразия) был центром или, точнее, эпицентром крупнейших социальных и демографических потрясений, почти всех крупнейших изменений в Евразии и Старом Свете в целом. Народы ЦЕ и их лидеры действовали как настоящие геоисторические конструкторы и инженеры. Каскадные события их жизни – прежде всего образование и распад степных племенных держав, которые по сути дела были военными мегамашинами, «перманентными» «подмороженными» кочевыми нашествиями, – играли роль спусковых крючков. Они вызывали сходы людских лавин, которые несясь с Дальнего Востока на Дальний Запад Евразии сметали если не все, то очень многое на своем пути, резко меняя исторический ландшафт, способствуя крушению старых и подъему новых империй, а на Дальнем Западе Евразии – возникновению новых социальных систем.

В течение «длинного» XVI в. (1453–1648), Срединная Евразия утратила свою (эпи)центральную роль, роль социогенератора изменений Старого Света. Сегодня, после распада СССР, с образованием на месте бывших среднеазиатских республик СССР государств в Центральной Азии – пяти «станов», как их называют на Западе, – с подъемом исламизма, с нацеленностью США на этот регион как «зону своих интересов» (ресурсы, близость к источникам сырья, транспортно-транзитные качества, геостратегическое положение, особенно по отношению к Китаю, который постепенно занимает место главного противника США), ЦЕ или, как минимум, азиатско-кавказская ее часть опять оказывается в центре событий. Конечно же, эта «центральность–2» существенно отличается от центральности–1 по качеству, масштабу и происхождению, и я не случайно заключил ее в кавычки. Нынешняя «центральность» не есть возрождение старой, она носит не столько субъектный, сколько объектный характер: сегодня регион – в центре интересов различных государственных и негосударственных, легальных и нелегальных сил и структур и связано это с глобализацией, с ее нынешним, «американским» этапом, с новым мировым переделом.

Тем не менее, пусть и объектная, но нынешняя «центральность» значительной части ЦЕ отличается от той ситуации, в которой регион находился в XVII–XX вв., сдавленный, а затем разобранный на части.