Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Русская власть, антикапитализм, коммунизм






 

С одной стороны, или, скажем так, на первый взгляд, победа большевиков и установление коммунистического строя в России очень сильно удалили Россию от Европы, приблизив к исходной ЦЕМВ. Не случайно критики большевиков называли их «новыми монголами», «новой Ордой». Однако если вспомнить, что большевистская революция была не только антисамодержавной, что она не только положила конец русской смуте, распаду русской власти (и страны на части), но и антикапиталистической, реализацией Большого Левого Проекта европейского Модерна, лозунгов Великой французской революции, то напрашивается диаметрально противоположный вывод: Октябрьская революция превратила Россию в сверхъевропу – в левую сверхъевропу, более того, в мировую социалистическую систему, в современное массовое индустриальное антикапиталистическое общество.

А может верны оба вывода: антикапитализм посредством «неоорды» и «неоорда» посредством капитализма? Но прежде чем отвечать на этот вопрос, поставим другой: резонно ли связывать СССР, советский (исторический) коммунизм с самодержавием, ордынско-московской властью, Золотой Ордой или ЦЕМВ? Можно ли фиксировать в одном причинно-следственном ряду феномены XV–XVI вв. и ХХ в.?

На эти вопросы у меня два контрвопроса – один от здравого смысла, другой – научный. Первый: резонно ли связывать 50-летнего человека с ним же самим 10–15-летним? По-моему, вполне. Второй вопрос: резонно ли связывать сегодняшний глобальный «информационный капитализм» или хотя бы индустриальный капитализм XIX в. с доиндустриальным капитализмом XVI–XVII вв.? Конечно, капитализм изменился, но его суть, цели, принципы конструкции не изменились – мы имеем дело лишь с иной, новой структурой господства капитала. Так же обстоит дело с русской властью.

Говоря о связи советского коммунизма с исходной матрицей – ЦЕМВ, отмечу следующее.

– Только ЦЕМВ в ее модифицированной форме самодержавной русской власти могла превратиться в системный антикапитализм;

– только капитализм в своей революционно-негативной форме (антикапитализм) мог стать средством выживания русской власти в индустриальную эпоху, средством обретения ею завершенной, чистой, свободной от собственности власти.

В XIV–XV вв. ЦЕМВ Золотой Орды должна была адаптироваться к иным, чем исходные, природным, историческим и экономическим условиям. В результате возникла ордынско-московская модификация. Позднее, в ходе острой социальной борьбы, она превратилась в русскую власть – самодержавие. Ее экономической основой было уже не кочевое скотоводство, а земледелие, аграрное хозяйство.

В конце XIX – начале ХХ вв. русская власть оказалась в принципиально новых исторических (включение Евразии в мировую экономику с ее североатлантическим англосаксонским ядром), социосистемных (развитие капитализма) и экономических (развитие промышленности, индустриальной базы) условиях. Включение в мировую капсистему сделало Россию ее элементом и стимулировало развитие частной собственности. И это в то время, когда собственнический слой, нарост слабеющей русской власти и ее функциональных органов становился все тоньше, налицо была тенденция к исчезновению этого собственнического нароста. Речь идет не о частной собственности, а о собственности вообще, включая частную, которую указанная тенденция должна была смести. Альтернатива – гибель русской власти. (Забегая вперед отмечу, что история пошла как бы по «среднему пути»: конкретная историческая структура русской власти – самодержавная – рухнула, однако новая, более совершенная структура, советский коммунизм, системную проблему решила. Какой человеческой ценой – другой вопрос. Необходимо, однако, заметить, что все новые системы в истории возникают крайне дорогой ценой, как чудовища, пожирающие массы людей, будь то капитализм, самодержавие или коммунизм.)

Таким образом, в начале ХХ в. русский общественный организм, чтобы выжить, должен был решить двойную и внутренне противоречивую, дилемматическую задачу: во-первых, довести многовековую линию очищения власти от собственности до логического конца (альтернатива – олигархизация власти, капитализация общества, пауперизация, иностранный контроль и де-факто, а то и де-юре гибель страны – многое из этого мы увидели в самом конце ХХ в., в 1990-е годы); во-вторых, сохранить, продолжить развитие России в мировой капиталистической системе, которая построена на частной собственности и накоплении капитала и выйти из которой по сути уже невозможно.

Единственным решением могли быть и стали антикапиталистическая (социалистическая) революция как отрицание капитала, частной собственности (и самодержавия) и советский коммунистический режим как антикапиталистический сегмент мировой системы, как антикапитал в рамках мировой капиталистической собственности. Это решение – создание революционно-антикапиталистического строя – было осуществлено в два хода двумя людьми – Лениным и Сталиным (самодержавно-крепостнический строй тоже был создан в два хода двумя людьми – Иваном Грозным и Борисом Годуновым).

Естественно, люди, совершавшие революцию, не думали ни об указанной выше дилемме, ни в системных терминах. Одни из них думали о власти, причем в мировом масштабе; другие – о деньгах и удовольствиях; третьи – о реализации высоких идеалов и принципов, четвертые – о куске хлеба, а многие вообще ни о чем, их несло Ветром Истории. Тем не менее, у социальных систем своя железная логика, своя рациональность и она пробивает себе путь посредством интенций, воль и желаний людей, решающих, как им кажется, только свои проблемы. Как говорил Маркс, «Крот Истории роет медленно».

Большевистская революция стала историческим средством создания новой, полностью очищенной от собственности, русской власти и решения проблемы: как обеспечить существование бессобственнической власти в мировой системе, основанной на частной собственности? Но это – русская сторона дела. Была и мировая, капиталистическая, и она не менее, а быть может, как знать, и более важна: большевистская революция была тем способом, по-видимому, вообще единственным, с помощью которого мировой антикапитализм, Большой Левый Проект мог реализовать себя в качестве социума – внутри и одновременно вне капсистемы, in and out at the same time.

Русская (евразийская) власть нашла в западном (североатлантическом, мировом) капитализме, точнее в его негативной, «отрицательно-институциональной» (антисистемной, социалистической) форме средство самоочищения от собственности, включая капитал; это, в то же время, предполагало смену персонификатора русской власти, очищения ее от прогнившего, зараженного буржуазной (или парабуржуазной) собственностью, «капитализированного», олигархического самодержавия.

В свою очередь мировой антикапитализм нашел в русской власти, в ее чистой форме средство самореализации и возник как евразийский (Россия, Восточная Европа, Китай) феномен с глобальными устремлениями; эти энергетические устремления, однако, так и не реализовались в полной мере, а вещество антикапитализма осталось ограничено Евразией, за небольшими исключениями, подтверждающими «евразийское» правило. Триумфом ненавидевшего Россию Маркса и марксизма стали, по иронии истории, русская революция и ленинизм. Степной калмыцкий прищур скуластого Ильича – евразийца со смешанной (немецко-еврейско-русско-калмыцкой – воистину евразиец!) кровью стал историческим ответом Евразии и ЦЕВМ мировому капиталу. За потомком поволжских степняков пришел потомок кавказцев – ч у дно.

С историческим коммунизмом связан некий парадокс, который до сих пор не только не объяснили как следует, но даже не замечают. Это капиталистический парадокс русской истории. Несколько лет назад, в «Колоколах Истории», я уделил ему немало места, поэтому здесь о нем – в самом сжатом виде. Коммунизм как совокупность идей существует почти два с половиной тысячелетия, по крайней мере, со времен киников. Однако в качестве особой социально-экономической системы коммунизм реализовался только в капиталистическую эпоху, как отрицание капитализма – отрицание, ставшее основой и средством отрицания, свержения самодержавия, т.е. решения русского вопроса («что делать?»). «Исторический коммунизм» – это антикапитализм и только антикапитализм. В истории не было таких социальных систем как «антирабовладение» или «антифеодализм», а антикапитализм был. В равной степени, в истории не было иного субъекта, кроме русской власти, причем тоже в негативной форме антивласти – партии профессиональных революционеров, чиновников антисамодержавия и бюрократов антикапитализма одновременно, способного реализовать антикапитал как высшую (в смысле: законченную и чистую) форму русской власти.

Русская антикапиталистическая революция, планировавшаяся ее организаторами как начало мирового погрома капитализма, буйствовала и бесновалась и под знаменами идеологии марксизма, и под лозунгами Великой Французской революции реализовывала ее политическую программу. Эта программа была элементом геокультуры Просвещения, представляя собой революционную, «французскую» версию прогрессизма; другой, эволюционной версией был англосаксонский либерализм (не путать с «неолиберализмом» англо-американских «неоконов» наших дней, представляющим по сути правый радикализм, цель которого – глобальный погром в интересах капитала, государств ядра капсистемы и ТНК). Французская революционность иссякла в 1871 г. с Парижской коммуной. Революционный (континентальный!) проект пошел на восток и был подхвачен Россией, которая и реализовала его в виде системного коммунизма, интернационал-социализма; ответом на него родины крещеного еврея доктора Маркса стал национал-социализм антисемита Гитлера.

Исторический коммунизм – советская система – был решением одновременно противоречий и самодержавного строя, выходом из его тупика или, если угодно, разрубанием гордиева узла русской истории, и капиталистической системы, правда, не на уровне непосредственно материального производства, а в сфере власти и идей.

Итак, только русская власть с ее автосубъектным, неограниченным, надзаконным характером, с ее гиперволюнтаризмом и свободой от населения (общества), превратившаяся в исторический (советский) коммунизм, могла реализовать на практике левый европейский проект и попытаться создать на евразийской основе мировой антикапитализм. Постоянно демонстрируя триумф субъекта, каковым является автосубъектная власть, над системой, которая в виду этого лишь условно, теоретически может быть названа системой, на практике же часто мы имеем дело лишь с объединением, порой деградирующим до множества, русская власть очень часто выступала в качестве сверхсубъекта, суперъевропейского субъекта, не ограниченного практически ничем.

В Европе субъект, будь то монарх, nation-state или капитал был ограничен другими социально или институционально оформленными субъектами; в России же, если и появлялась иная, чем властная, субъектность, то часто она либо не фиксировалась институционально, либо прямо стремилась к антиинституциональной авто/моносубъектности. Субъект-русская власть имел полную свободу быть сверхреволюционным независимо от конкретной властной формы (Пётр I, большевики) или политического направления (левые радикалы – большевики 1917 г., правые радикалы 1990-х). Историческая природа позволяла русской власти быть суперъевропейцем как в революции, так и в реакции; впрочем, точнее будет сказать, что автосубъектный и надзаконный характер позволял русской власти метафизически существовать вообще по ту сторону революции и реакции, добра и зла – автосубъект находится вне морали и вне политики. Это – «плата» за единственность в качестве и европейца (вспомним Пушкина с его «правительство у нас единственный европеец»), и субъекта.

В любом случае внешняя европеизация и модернизация России имела тенденцию усиливать, а не ослаблять ее автосубъектную суть, ослаблялась лишь конкретная структура власти, которая вступала в острое противоречие с общей логикой развития.

Еще раз напомню, что исходно власть, восторжествовавшую в XVI–ХХ вв. в России, начали ковать в виде ЦЕМВ кочевые народы на востоке Евразии. Однако свой настоящий дом, locus stаndi и field of employment она нашла не на кочевом востоке евразийского Хартленда, а на земледельческом западе. Правда, чтобы поселиться в этом доме, ей пришлось модифицироваться, «бросаться в котел с кипящей водой, чтобы омолодиться», менять кожу. Первый раз это произошло в XV и особенно в XVI в. на русской аграрной основе, второй – в ХХ в. на западной индустриально-капиталистической. Не так ли уж не прав был «любимец партии» Н. Бухарин, назвавший Сталина «Чингис-ханом с телеграфом»? С евразийской точки зрения совершенно прав или, как сказали бы монголы, наши братья во Власти, туйлын зö в.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал