Своеобразие драматургической манеры Г.Гауптмана («Ткачи»).

Самый знаменитый немецкий драматург своей эпохи, родился за несколько лет до объединения Германии Бисмарком, а умер после разгрома фашизма. Когда писатель живет долго, его творчество становится неотъемлемой частью культуры нации на протяжении долгих десятилетий. По книгам Гауптмана можно читать историю Германии и - шире - Европы, в них отражены катаклизмы, перемены, социальные сдвиги, интеллектуальные и художественные новации. Гауптман не без основания считал себя наследником европейского гуманизма. В его многочисленных драмах (их почти полсотни), в его гораздо менее известных романах и рассказах перед нами проходят картины исторического прошлого, религиозных борений, революционных выступлений, надежд и поражения доведенных до отчаяния, погибающих от голода силезских ткачей, батрачек, людей берлинского дна, трагедии и исступленные искания художников, высокоодарённых и несчастных ревнителей правды и справедливости.

Лучшей из ранних пьес Гауптмана - смелой и новаторской - была его драма «Ткачи» (1892). Более прогрессивного, пылкого и страстного произведения немецкий театр второй половины XIX века не знал. В этой драме демократические симпатии Гауптмана достигают своего апогея; можно даже сказать, что ни до этой драмы, ни после неё Гауптман никогда так ясно и резко, с такой художественной силой не выражал революционных устремлений немецкого народа. Это была действительно «драма переворота», хотя сам Гауптман не стремился к революционным методам преобразования общества. Страдания ткачей были изображены Гауптманом с достовернейшей, документальной точностью, с подлинной страстностью, а мир фабрикантов - со злой иронией и настоящей, неподдельной ненавистью. Именно поэтому «Ткачи» стали любимой пьесой немецких революционеров и были очень популярны в русских рабочих кружках конца XIX века.

Смелым в этой драме было то, что театральную сцену заполнила толпа рабочих, страдающих, угнетенных и одновременно полных сил, гиена и решимости добиться справедливости.

Художественный эффект драмы объясняется и последовательной объективностью Гаунтмана, точным распределением света и тени.

Ткачи и крестьяне в пьесе бывают и. смиренными, беспечными, они даже способны на штрейкбрехерство и предательство. Но это - следствие невыносимой жизни и невежества. Правой в своем гневе массе рабочих противопоставлен фабрикант Дрейсигер с его ханжеским стремлением оправдать себя в глазах рабочих. Гауптман: точно рисует непримиримость конфликта: «Разве во Франции шло по хорошему? Там знали одно: всех долой! Всех на гильотину! Так и должно быть!» Но у вожаков восстания Беккера и Егеря отсутствует ясное представление о целях борьбы. Все восстание представляется как стихийный ответ на жестокость и угнетение, взрыв гнева, стремление отомстить без какой-либо определенной цели впереди.

С большим мастерством драматурга Гауптман на протяжении 5 актов рисует постепенный рост недовольства ткачей, их решимость покончить с угнетением. В каждом акте он вводит все новые детали, показывает восстание с самых различных точек зрения.

В I акте мы видим толпу жалких ткачей, среди которых выделяется более решительно настроенный Беккер. Но основная масса еще колеблется, она способна поверить лживым речам фабриканта, хотя к концу действия глухое недовольство усиливается.

Во II акте Гауптман. вводит нас в жилище бедняков и с помощью точной передачи всех подробностей заставляет наглядно почувствовать весь ужас их положения. Та же самая среда и типы передаются уже в более индивидуализированных образах. В первый раз звучит песня восставших ткачей. К концу действия - резкий подъем, пламенный призыв Анзорге: «Все это надо сломать немедленно! Нельзя терпеть! Будь что будет!»,

III акт по контрасту начинается довольно спокойно, но к концу, с приходом толпы рабочих, страсти снова разгораются, снова звучит песня, толпа направляется к дому фабриканта.

В IV акте действие переносится в дом Дрейсигера. Подробное описание обстановки в сравнении с жилищем бедняков создает убедительный контраст нищеты и роскоши, Явно чувствуется гнетущая атмосфера страха перед восстанием. В конце происходит изрыв: рабочие врываются в дом. Это единственный момент во всей пьесе, когда автор выводит толпу восставших на сцену.

V акт снова происходит в комнате ткача, но на улице восстание идет полным ходом. Речи ткачей оправдывают восставших, автор снова подчеркивает, что восстание абсолютно справедливо. Расстрел толпы рабочих заставляет даже самых нерешительных присоединиться к своим товарищам, а тот, кто отвергает восстание, гибнет, как старый ткач Хильзе за своим станком.

Заключительные сцены очень динамичны и напряженны. Финал пьесы - наивысший подъем восстания. Драматург намереино не довел восстание до конца, не показал поражения рабочих. В этом проявляется романтическое начало Гауптмана: подвиг для него может быть бесплодным лишь в частном проявлении, но в принципе его вклад в духовное развитие человечества неоспорим. Патетическая кульминация пьесы воспринимается как символическая память о восставших ткачах.