Глава 33 ты есть Земля

Весь дом находился в тягостном недоумении. Оно передалось и нищим

монашкам. Почитав некоторое время над обмытым, укрытым и лежащим на смертном

ложе Мольером, они решительно не знали, что им дальше делать. Дело в том,

что земля не желала принимать тело господина Мольера.

Жан Обри накануне напрасно умолял священников прихода Святого Евстафия,

Ланфана и Леша, явиться к умирающему. Оба наотрез отказались. Третий,

фамилия которого была Пейзан, сжалившись над приходящим в отчаяние Обри,

явился в дом комедианта, но слишком поздно, когда тот уже умер, и тотчас

поспешил уйти. А о том, чтобы Мольера хоронить по церковному обряду, не

могло быть и речи. Грешный комедиант умер без покаяния и не отрекшись от

своей осуждаемой церковью профессии и не дав письменного обещания, что в

случае, если господь по бесконечной своей благости возвратит ему здоровье,

он никогда более в жизни не будет играть в комедии.

Формула эта подписана не была, и ни один священник в Париже не взялся бы

проводить господина де Мольера на кладбище, да, впрочем, ни одно кладбище и

не приняло бы его.

Арманда стала уже приходить в отчаяние, как приехал из Отейля тамошний

кюре, Франсуа Луазо, подружившийся с Мольером в то время, когда тот проживал

в Отейле. Кюре не только научил Арманду, как составить прошение на имя

парижского архиепископа, но, несомненно рискуя сильнейшими неприятностями

для себя лично, вместе с Армандой поехал к парижскому архиепископу.

Вдову и кюре после недолгого ожидания в тихой приемной ввели в

архиепископский кабинет, и Арманда увидела перед собой Арле де Шанваллона,

архиепископа Парижского.

- Я пришла, ваше высокопреосвященство, -заговорила вдова, просить вашего

разрешения похоронить моего покойного мужа согласно церковному обряду.

Де Шанваллон прочел прошение и сказал вдове, но глядя не на нее, а на

Луазо тяжкими и очень внимательными глазами:

- Ваш муж, сударыня, был комедиантом?

- Да, -волнуясь, ответила Арманда, -но он умер как добрый христианин. Это

могут засвидетельствовать две монахини монастыря Святой Клары д'Аннесси,

бывшие у нас в доме. Кроме того, во время прошлой Пасхи он исповедовался и

причащался.

- Мне очень жаль, -ответил архиепископ, -но сделать ничего нельзя. Я не

могу выдать разрешение на погребение.

- Куда же мне девать его тело? -спросила Арманда и заплакала.

- Я жалею его, -повторил архиепископ, -но, поймите, сударыня, я не могу

оскорбить закон.

И Луазо, провожаемый в спину взглядом архиепископа, увел рыдающую

Арманду.

- Значит, -уткнувшись в плечо кюре, плача, говорила Арманда, -мне придется

вывезти его за город и зарыть у большой дороги...

Но верный кюре не покинул ее, и они оказались в Сен-Жермене, в

королевском дворце. Тут Арманду ждала удача. Король принял ее. Арманду ввели

в зал, где он, стоя у стола, дожидался ее. Арманда не стала ничего говорить,

а сразу стала на колени и заплакала. Король помог ей подняться и спросил:

- Я прошу вас успокоиться, сударыня. Что я могу для вас сделать?

- Ваше величество, -сказала Арманда, -мне не разрешают хоронить моего мужа,

де Мольера! Заступитесь, ваше величество!

Король ответил:

- Для вашего покойного мужа все будет сделано. Прошу вас, поезжайте домой

и позаботьтесь о его теле.

Арманда, рыдая и произнося слова благодарности, удалилась, а через

несколько минут королевский гонец, поскакал за де Шанваллоном.

Когда Шанваллон явился к королю, тот спросил его:

- Что происходит там по поводу смерти Мольера?

- Государь, -ответил Шанваллон, -закон запрещает хоронить его на освященной

земле.

- А на сколько вглубь простирается освященная земля? -спросил король.

- На четыре фута, ваше величество, -ответил архиепископ.

- Благоволите, архиепископ, похоронить его на глубине пятого фута, -сказал

Людовик, -но похороните непременно, избежав как торжества, так и скандала.

В канцелярии архиепископа писали бумагу:

" Приняв во внимание обстоятельства, обнаруженные в следствии,

произведенном согласно нашему приказанию, мы позволяем священнику церкви

Святого Евстафия похоронить по церковному обряду тело покойного Мольера, с

тем, однако, условием, чтобы это погребение было совершено без всякой

торжественности, не более как двумя священниками, и не днем, и чтобы за

упокой души его не было совершаемо торжественное богослужение ни в

вышеуказанной церкви Святого Евстафия и ни в какой другой".

Лишь только по цеху парижских обойщиков распространился слух, что

скончался сын покойного почтенного Жана-Батиста Поклена комедиант де Мольер,

носящий наследственное звание обойщика, представители цеха явились на улицу

Ришелье и положили на тело комедианта расшитое цеховое знамя, возвратив

Мольера в то состояние, из которого он самовольно вышел: обойщиком был и к

обойщикам вернулся.

И в то же время один оборотистый человек, знавший, что Великий Конде

относился к Мольеру с симпатией, явился к Конде со словами:

- Ваше высочество, разрешите вам вручить эпитафию, которую я написал для

Мольера.

Конде взял эпитафию и, глянув на автора, ответил:

- Благодарю вас! Но я предпочел бы, чтобы он написал вашу эпитафию.

Двадцать первого февраля к девяти часам вечера, когда должны были

выносить Мольера, толпа человек в полтораста собралась у дома покойного

комедианта, и из кого состояла эта толпа, неизвестно. Но почему-то она вела

себя возбужденно, слышались громкие выкрики и даже свист. Вдова сьёра де

Мольера взволновалась при виде неизвестных. По совету близких она раскрыла

окно и обратилась к собравшимся с такими словами:

- Господа! Зачем же вы хотите потревожить моего покойного мужа? Я вас

могу уверить, что он был добрым человеком и умер как христианин. Быть может,

вы сделаете честь проводить его на кладбище?

Тут чья-то рука вложила ей в руку кожаный кошель, и она стала раздавать

деньги. После некоторого шума из-за денег все пришло в порядок, и у дома

появились факелы. В девять часов из дому вынесли деревянный гроб. Впереди

шли два безмолвных священника. Рядом с гробом шли мальчики в стихарях и

несли громадные восковые свечи. А за гробом потек целый лес огней, ц в толпе

провожавших видели следующих знаменитых людей: художника Пьера Миньяра,

баснописца Лафонтена и поэтов Буало и Шапеля. Все они несли факелы в руках,

а за ними строем шли с факелами комедианты труппы Пале-Рояля и, наконец, эта

разросшаяся толпа человек в двести. Когда прошли одну улицу, открылось окно

в доме и высунувшаяся женщина звонко спросила:

- Кого это хоронят?

- Какого-то Мольера, -ответила другая женщина. Этого Мольера принесли на

кладбище Святого Жозефа и похоронили в том отделе, где хоронят самоубийц и

некрещеных детей. А в церкви Святого Евстафия священнослужитель отметил

кратко, что 21 февраля 1673 года, во вторник, был погребен на кладбище

Святого Жозефа обойщик и королевский камердинер Жан-Батист Поклен.