Под фальшивым предлогом

Газета «58 статья» недавно сообщила уточненные данные о главных людских потерях в годы советской власти. Округленно эти цифры выглядят так: Великая Отечественная война унесла 26 миллионов жизней, а репрессии тоталитарного режима — 21 миллион. Эти цифры говорят сами за себя.

Все же, чем объяснялись репрессии? Под каким «убедительным» предлогом они проводились? Почему имели в массе тогдашнего народа много сторонников и усердных исполнителей? Одних уничтожали за то, что они были якобы «врагами народа», шпионами и диверсантами. Других — крестьян, так называемых кулаков, репрессировали потому, что будто бы они были противниками социализма, коллективизации, губили колхозный скот, урожай, эксплуатировали бедняков.

Наша семья была раскулачена и дважды насильственно под конвоем вывозилась на спецпоселения. Моя цепкая память сохранила много фактов, которые свидетельствуют: предлоги, которыми пытались оправдать невиданные масштабы истребления народа, были фальшивыми.

К «эксплуататорам» отнесли и нас. Помню, в 20-х годах наняли работника. Но с ним был заключен договор, который утвердил сельсовет. Семье помощник был необходим, чтобы иметь хозяйство, способное прокормить десять ее членов, в том числе шестерых детей мал мала меньше. Когда же мы, дети, немного подросли, то родители обходились без работника. В возрасте восьми лет я уже садился на лошадь и бороновал, прикатывал посевы, обмолачивал хлеб. В десять-одиннадцать водил лошадей в ночное пахал.

Три брата Бочковых, по-уличному Толстовых, построили рядом дома. Не раз доводилось слышать разговор взрослых о том, что «они работают день и ночь». Все три хозяйства были раскулачены, а хозяева погибли в ссылке. Их земляки, не стронутые властью с места, говорили про Бочковых: «Не кулаки, а дураки, что так работали. Вот и добились раскулачки».

Враждебность «кулаков» советской власти тоже выдумана для оправдания репрессий. Мой отец Зюзин Федор Васильевич защищал эту власть почти на всех фронтах гражданской войны. Будучи еще маленьким, я оказался свидетелем следующего: прочитав принесенную почтальоном «Крестьянскую газету», отец с чувством воскликнул: «Идем к социализму!» Видимо, прочел, что объявлен курс на строительство социализма. Лучшим другом отца был Илья Тихонович Проскурин, которого из-за бедности называли Илюхой Голым. Дружил он и с рабочим мельницы, социал-демократом Малашкиным, которого почему-то называли Кандибобером.

Двоюродный брат отца Зюзин Иван Петрович, имевший маслобойню и лучший дом в нашей окраинной части Добринки, на свадьбе сына, слегка подогретый выпивкой, с пафосом декламировал:

У нас фабрики, заводы,

Бабы юбки шьют по моде

Видимо, он имел в виду группу девушек, в число которых входила его дочь Антонина. Их называли «культурными» за то, что они одевались не по-деревенски, а по-модному, имели какое никакое образование, в их речах были городские слова. Как видим, подлежащий как враг социализма искоренению, Иван Петрович был в восторге от индустриализации и изменений в культуре и быте сельчан.

Мой двоюродный брат, тезка, вернулся домой из Красной Армии, когда стали создаваться колхозы. Получив в армии политическую закалку, он агитировал крестьян идти в колхоз и сам со своим отцом вступил в него одним из первых. Тем не менее, семья была раскулачена, выслана в леса Республики Коми и почти вся погибла от голода и инфекций.

Я часто бываю в своем родном селе Н. Добринка Жирновского района Волгоградской области. Мне, грамотному человеку, историку по образованию, старички порассказали немало интересного, которое произошло в родном крае. Например, о пребывании здесь Суворова, когда он преследовал Пугачева, о Столыпине, когда он был саратовским губернатором. Ехал он в экипаже и целовался с любовницей. А когда кучер повернулся, то он так ему кулаком врезал, что скулу вышиб.

Много другого из истории края я услышал от стариков. Но, ни разу они не сообщили о враждебных действиях кулаков, о которых трубили большевики. Правда, от ребятишек 30-х годов можно было услышать сочиненные остряками стишки:

Пионер — шпана,

На троих одна штана.

Один носит, другой просит,

Третий в очередь стоит.

Переиначивали и классиков:

Кушай тюрю, Яша,

Молочка-то нет

Где ж коровка наша?

Увели в Совет.

Но ведь на то и народное творчество.