Эпизод 1

Часа

Всегда есть свобода выбора. Если нельзя выбрать обстоятельства, всегда можно выбрать поступок.

Убежать было нельзя. Спрятаться некуда. Оставалось только смириться и идти вперед. Идти было тяжело. Под ногами чавкало, и, чтобы сделать очередной шаг, приходилось с силой выдирать сапог из пушистого мохового ковра, устилавшего все вокруг. Впереди качалась сплошная стена деревьев, рассеченная надвое просекой.

Там должна быть тропа.

Надо только дойти.

Маруся остановилась, вытерла лицо рукавом комбинезона. Комбинезон дурацкого синего цвета и тяжеленные резиновые сапоги она обнаружила в рюкзаке, который висел сейчас за спиной. Обнаружила, когда пришла в себя и смогла двигаться.

Двигаться – куда? И зачем?

Облизнув пересохшие губы, Маруся обвела взглядом окрестности. Где она? Почему солнце такого жуткого, кровавого цвета и висит так низко над горизонтом?

Уровень адреналина в крови резко поднялся. Дышать стало трудно.

Чер‑ рт! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!..

Страх, гнев, обида и унизительная слабость смешались с приступом паники.

Бунин, Алиса – все эти предатели из Зеленого города… Предатели и негодяи!..

Все происходящее было вне представления Маруси о добре и зле. Голова раскалывалась.

Надо взять себя в руки! Надо успокоиться. Все получится. Это просто игра, чья‑ то идиотская игра. «Убить своего отца!!!» Это слова из бездарного сериала, снятого параноиком. Удобно, когда тебя принимают за глупого ребенка, особенно если ты намерен податься в герои. Но ребенок не может быть убийцей! Или может?..

Паника разрасталась. Маруся зажмурилась, уговаривая себя, что все это происходит не на самом деле и даже не с ней. Этого всего лишь сон. Обычный ночной кошмар. Но ничего не помогало. Ей было страшно.

Она попыталась снова себя подбодрить.

Лучший способ обезоружить того, кто на тебя нападает, – во всем с ним соглашаться. Хотите меня испытать? Что ж, у меня получится. Я выдержу. Моим возможностям нет предела. Я сильная, умная… – Маруся попыталась найти еще какое‑ нибудь позитивное определение и добавила: красивая. – Да, этого у меня не отнять. Нужно еще всего лишь немного везения… Черт! Что я несу?!

Маруся снова скисла.

Я боюсь!

Страшные слова уже готовы были сорваться с языка. Но Маруся сдержалась.

Я боюсь и совершенно не знаю, что делать дальше… Нет, надо остановиться и подумать.

И присесть. Обязательно присесть, иначе я просто упаду…

Оглядевшись, Маруся заметила в стороне ствол поваленного дерева. Кое‑ как доковыляв до него, она уронила рюкзак в траву и плюхнулась рядом.

Вдали, за зубчатой кромкой леса, пылали горные вершины, освещенные заходящим солнцем. Пустошь, расстилавшуюся вокруг, тоже залило красным. Когда‑ то здесь полосой прошел лесной пожар, сожравший деревья. Их черные обглоданные скелеты, заросшие серым лишайником, кое‑ где еще торчали изо мха, а у подножия погибших древесных исполинов уже поднялась весело зеленеющая поросль. Перекликались птицы, в сухой траве трещали кузнечики, комары живым облаком висели в воздухе, но близко не подлетали: комбинезон Маруси, пропитанный специальным составом, отпугивал кровососов.

Девочка достала из кармана коммуникатор, с надеждой взглянула на экран. Увы, приема нет. Привычный, надежный, столько раз выручавший Марусю аппарат не в силах помочь ей сейчас.

До папы не дозвониться.

Помощи ждать неоткуда.

И все проблемы придется решать самой…

Маруся закрыла глаза и попыталась еще раз вспомнить все, что случилось с того момента, как профессор Бунин произнес эти страшные, колючие слова: «А пока… Пока ты должна убить своего отца!»

Кажется, в первый момент она растерялась. И даже сказала: «Хорошо». Потом испугалась. Испугалась, потому что поняла, ЧТО сказал Бунин.

Сжала в руке ящерку. Ухватилась за нее, как за соломинку, в надежде, что фигурка поможет, защитит, спасет. А профессор все говорил, говорил спокойным, даже доброжелательным голосом: «Ты сделаешь все, что я тебе скажу. Ты должна убить Андрея Гумилева».

У Маруси закружилась голова, перед глазами поплыли темные пятна. Слова Бунина превратились в буквы, огромные буквы злого багрового цвета: «Ты должна убить… Должна убить. Убить!»

«Папу?!» – едва не закричала тогда Маруся, но словно чья‑ то невидимая рука сдавила ей горло. Багровые буквы росли, увеличивались. Они заняли все ее сознание, вытеснили другие мысли, подчиняя девочку чужой воле.

Убить! Убить!! УБИТЬ!!!

Стало нечем дышать, тело пронзила острая боль. Маруся рванулась, пытаясь освободиться от навалившейся на нее силы. Ящерка в руке вдруг сделалась невозможно холодной, обожгла пальцы. «Нестор говорил, что она может защитить меня», – вспомнила Маруся, из последних сил отталкивая от себя багровые буквы.

Свет! Белый, холодный, чистый свет! Он хлынул из ящерки, смывая страшные слова в голове. Сразу стало легче дышать. Маруся открыла глаза – или они были открыты, просто исчезли темные пятна? Она увидела хмурого Бунина, сжимавшего в руке серебристую фигурку орла. Профессор досадливо пожал плечами и опять заговорил:

– Ты должна убить…

На этот раз Марусе пришлось еще тяжелее. Они с ящеркой сопротивлялись из последних сил. Было больно. Очень. Мышцы сводило судорогами, сердце колотилось как бешеное. Маруся упала на колени, уперлась рукой в пол. Багровая мощь орла билась с белым светом ящерки, билась, давила – но не могла победить.

Она не заметила, когда в комнате, напоминавшей бункер, появилась Алиса.

– Ничего не получается, – сердито бросил своей помощнице Бунин. – Она не поддается! Придется пробовать запасной вариант.

Все это девочка слышала как сквозь вату.

«Запасной? О чем это он?»

Профессор поднялся из кресла, подошел к Марусе, присел на корточки.

– Маруся, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?

Шевелиться не хотелось. Хотелось спать. Лечь и уснуть. Вот прямо здесь, на каменном полу. Но Маруся все же заставила себя поднять голову и посмотреть в разноцветные глаза Бунина. Она даже сумела прошептать:

– Я вас… спасала! А вы…

– Пойми, девочка моя, я вынужден это сделать, – раздраженно проговорил профессор. – Человечеству, всей Земле грозит гибель. И гибель эту несет твой отец. Я понимаю, ты мне не веришь. Для тебя он – близкий, родной человек.

– Папа… – у Маруси на глаза навернулись слезы. – Мой папа…

– Но это уже не так! – Бунин глубоко вздохнул, уселся на пол рядом с Марусей, дружески обнял ее за плечо. – Того Андрея Гумилева, которого ты знала всю свою жизнь, больше нет. Да и никогда не было. Начнем с того, что он погубил твою мать.

– Мама пропала без вести!

– Это не так, – мягко произнес Бунин. – Я еще раз повторяю: Андрея Гумилева, такого, каким ты его знала, нет.

– А кто… есть?

– Монстр. Мерзавец, задумавший погубить планету.

– Не‑ е‑ ет! – отчаянно замотала головой Маруся. – Вы врете! Вы все врете! Мой папа…

– Твой папа – преступник! – вмешалась в разговор переминавшаяся с ноги на ногу Алиса.

Огненный шар ненависти вспыхнул в сознании Маруси. Превозмогая боль, она стряхнула с плеча руку Бунина, поднялась, шагнула к Алисе с таким лицом, что та невольно попятилась.

– Мой отец хороший! Он не может… Это вы… вы – преступники! – выкрикнула Маруся и закашлялась.

– Эх, девочка моя, если бы ты только знала, – развел руками Бунин. – Впрочем, сейчас ты все равно ничему не поверишь. Поэтому я… мы даем тебе возможность убедиться во всем самой. Сегодня понедельник. У тебя есть три дня, до четверга. В четверг, в день своего рождения, ты сама сделаешь то, о чем я тебя просил. Уверен: сделаешь!

– Никогда! – заорала Маруся, повернувшись к профессору, и снова закашлялась. У нее возникло бешеное желание вцепиться ногтями в лицо Бунина, расцарапать его в кровь…

Господи, как вы все мне надоели!

– Время нас рассудит, – пробормотал Бунин и сделал знак Алисе. Маруся слишком поздно поняла, что зря повернулась к ней спиной. Она услышала короткий писк инъектора и почувствовала боль в плече. А потом голова закружилась и навалилась такая слабость, что даже моргать стало тяжело.

Будто наблюдая со стороны, Маруся видела, как Бунин осторожно подвел ее к креслу, заботливо усадил, сложил руки на коленях. Алиса забросила за спину небольшой квадратный рюкзачок, взяла у профессора змейку Юки и какую‑ то фотографию. Напутствие оказалось кратким:

– Оставишь ее здесь, – указав на снимок, сказал Бунин. – Покажешь направление, отдашь коммуникатор – и возвращайся.

Алиса кивнула, повернула голову к Марусе, улыбнулась. Нет, скорее ухмыльнулась, не без торжествующей злобы.

«Дрянь, – подумала девочка. – Все‑ таки она – редкая дрянь». То, что произошло потом, лишний раз убедило Марусю в этом. Алиса, поигрывая змейкой, подошла к сидящей девочке, неожиданно уселась ей на колени, крепко обняла и…

И поцеловала в губы!

Маруся попыталась вырваться, но после укола тело совершенно не слушалось ее. Девочке стало дурно – это напоминало страшный сон.

Вдруг мягкий, рассеянный свет померк, на мгновение воцарилась тьма, а потом в глаза девочке ударили солнечные лучи. Она упала во что‑ то мягкое, оцарапала спину и увидела над собой редкие облака. Алиса разжала руки, вскочила.

– Через пять минут действие парализанта пройдет, – сообщила она. – Твой путь – через гарь во‑ он туда, к просеке. Там будет тропа. Пойдешь по ней и… В общем, там уже сама разберешься.

Почувствовав, что может шевелить языком, Маруся что есть сил завизжала:

– Дура!

Алиса сбросила в мох рюкзак и присела на корточки рядом с девочкой. Двумя пальцами она сжала Марусе щеки, вздернула ее голову вверх.

– Да нет, дорогуша. Дура – это ты. Эх, сказала бы я тебе… Впрочем, ладно… Слушай: на коммуникаторе выставлен таймер. Он ведет обратный отсчет. Семьдесят два часа. Если ты не уложишься в это время… Но ты уложишься. И убьешь Гумилева.

– П‑ почему? – пробормотала Маруся.

Сунув руку за пазуху, Алиса вытянула цепочку, на которой покачивалась серебристая фигурка, выполненная в знакомом стиле.

Кот.

«Она владеет предметом, – страх сжал сердце Маруси. – Какая бы способность ни была у этой стервы, хорошего ждать не стоит».

– Я умею видеть будущее, – холодно сказала Алиса. – Не все, а кусочками. Как будто видеофайл нарезали на кадры. Так вот, я видела, как ты на своем дне рождения стреляешь в Андрея Гумилева. В своего отца. Прощай.

Она поднялась, положила на клапан рюкзака носовский коммуникатор, фотографию, полученную от Бунина, послала Марусе воздушный поцелуй и исчезла. Наступила оглушительная тишина, а потом где‑ то в стороне зловеще закаркал ворон…

К тому моменту, как Маруся обрела способность двигаться, комары искусали ее так, что голые руки, ноги, шея и лицо покрылись красными пятнами. Надо было спасаться. Но как?

«Рюкзак! – поняла Маруся. – Наверняка там есть какое‑ нибудь средство. Не на смерть же меня сюда отправили?»

Но, кое‑ как добравшись до рюкзака, девочка первым делом схватилась за коммуникатор. Он работал, но только на прием. Функция исходящих сообщений была отключена. Как – Маруся не знала. Раз десять набрав номер папы, она разозлилась, отшвырнула коммуникатор и с треском рванула клапан рюкзака – комары одолели ее окончательно.

Внутри оказалась масса вещей, и среди них – форменный комбинезон Зеленого города, используемый учащимися на практических занятиях. Сбросив легкое платье, Маруся быстро натянула его на себя. Великоват, но сойдет. Комары немедленно отстали: ткань была со специальной пропиткой.

Теперь можно осмотреться. Несколько раз внимательно обведя взглядом окрестный лесисто‑ горный пейзаж, Маруся поняла только одно: она понятия не имеет, где очутилась. Это, конечно, плохо. Но у нее есть направление – та самая просека, на которую указывала Алиса. Там должна быть тропа. А тропа – это люди. А люди – это коммуникаторы. А коммуникаторы – это папа. А папа – это спасение.

«Поем, вымоюсь, высплюсь – и Бунину с его командой подонков не поздоровится! Хватит глупостей. Все расскажу папе», – решила Маруся.

Немного успокоившись, девочка приступила к осмотру содержимого рюкзака. Итак, у нее были: бутылочка с водой, нож, «вечная» китайская зажигалка, резиновые сапоги, шерстяные носки, фонарик, влажные салфетки «смерть вирусам», два сигнальных факела типа «Зеленое пламя» и какая‑ то картонная коробочка с грубо напечатанной картой и надписью «Беломорканал».

– А папиросы‑ то мне зачем? – пробормотала девочка. – Лучше бы еду положили. Гады!

После борьбы с орлом и укола парализанта у нее кружилась голова, мысли путались. Сжав в ладони ящерку, девочка попыталась встать. Получилось плохо – Маруся едва не упала. Обутые в легкие туфли ноги промокли и разъезжались во влажном мху. Пришлось натянуть тяжеленные сапоги. Стоять и ходить стало удобнее.

Нашивку на комбинезоне она заметила не сразу. На левой стороне груди желтел матерчатый прямоугольник с надписью «Алиса Сафина. Группа 1».

– Ну уж нет! – взвилась Маруся, схватила нож и принялась спарывать нашивку с ненавистным именем. Руки еще плохо слушались ее, и пару раз лезвие соскальзывало, оставляя в комбинезоне дыры.

Так и зарезаться недолго.

Наконец желтая нашивка полетела в кусты. Маруся спрятала нож в карман, отдышалась и потянулась за водой. Пластиковая бутылочка закончилась на удивление быстро, зато чувство голода немного отступило.

Теперь пора в дорогу. Скоро вечер, а ей до темноты обязательно нужно найти людей. Подобрав коммуникатор, она заметила поодаль что‑ то белое. Это была фотография, врученная Буниным Алисе.

Маруся подняла снимок, прочитала надпись «Долина реки Ада, 2009 год», перевернула. Бумага была старой, краски выцвели. Но то, что снимок был сделан на этой пустоши, она поняла сразу – те же горы за лесом, те же обгорелые деревья. А на том месте, где сейчас стояла Маруся, вольготно расположилась группа улыбающихся людей, одетых в полевые камуфлированные костюмы. Несколько совершенно незнакомых девочке мужчин и женщин.

– Но одна из девушек вроде бы смутно кого‑ то напоминает, – подумала Маруся.

Стоп!

Маруся всмотрелась в снимок. Точно. Она не раз видела эти глаза, задорно вздернутый нос, улыбку, поворот головы… Ей стало жарко, в ушах зашумело.

Догадка была как вспышка:

– Мама?!

И вот теперь Маруся бредет по этой проклятой выгоревшей пустоши к тропе, и мысли в ее голове напоминают мотыльков, кружащих летней ночью вокруг лампы. Их так же много, и они такие же бестолковые. Почему мама на этой фотографии? Она была здесь в экспедиции или… или это просто фотомонтаж?

Между тем лес приблизился. Маруся увидела здешние деревья. Они даже близко не походили на те, к которым она привыкла. Ну, разве что и у тех, и у этих есть ствол и ветви.

Серая, будто серебряная, кора. Узловатые черные сучья, все усеянные какими‑ то уродливыми вздутиями. Вместо листьев – короткие зеленые волоски. Не иголки, как у сосны или елки, а именно волоски, тонкие и мягкие. И еще запах. Деревья пахли неожиданно приятно – свежо, бодряще. Маруся повеселела и сразу же вспомнила картинку из учебника по ботанике: это лиственницы. Сибирские лиственницы.

– Чер‑ рт! Я что, в Сибири? – от неожиданности девочка остановилась. – Хотя от этих сумасшедших всего можно ожидать…

Значит, не лес вокруг. Не лес, из которого можно выбраться к вечеру или хотя бы на следующий день. Выйти к шоссе или к железной дороге.

Вокруг тайга. Бескрайняя, раскинувшаяся на сотни, если не на тысячи, километров.

Тайга. Какое жуткое, безнадежное слово…

Вечерело. На моховой ковер легли длинные фиолетовые тени. Тропа, если только так можно было назвать чуть заметную среди высокой травы дорожку, обнаружилась не сразу. Марусе пришлось покружить по опушке леса, прежде чем она нашла уводящую вглубь зарослей тропинку. Нашла – и так обрадовалась, что, забыв про усталость, с шумом и треском бегом бросилась по ней.

Стволы, ветки, густая зелень кустов – все замелькало перед глазами, сливаясь в пятнистую мешанину образов. Наверное, поэтому медведя Маруся заметила не сразу. Огромный зверь, покрытый свалявшейся коричневой шерстью, выкатился на тропу и замер, с удивлением глядя на человека. От него остро пахло гнилью.

Маруся тоже застыла, тяжело дыша. Она уже знала, что произойдет в следующую секунду. Адреналин хлынет в кровь и…

Медведь коротко рыкнул, сделал шаг вперед. Девочка вытаращила глаза и завизжала так, как умеет это делать только Маруся Гумилева, обладатель почетного звания «Чемпион школы по художественному визгу». Понятное дело, сейчас она ни о какой художественности не думала. Ей просто было очень СТРАШНО!

Бежать! Надо бежать!

Зачем‑ то прижав руки к груди, Маруся, не переставая голосить, сломя голову помчалась в чащу, не разбирая дороги. Спотыкаясь в тяжелых сапогах о лиственничные корни, натыкаясь на острые сучки, ломая ветки, задевая лицом космы свисающего мха, она продиралась наобум, совершенно не думая, куда несут ее ноги…

Марусе каждое мгновение казалось, что медведь бежит за нею, что он вот‑ вот настигнет ее, схватит, подомнет, откроет грязную пасть…

– Не‑ е‑ ет! Не хочу‑ у‑ у!! – закричала девочка. Она вломилась в густой осинник, выскочила из него, вся облепленная круглыми маленькими листочками, упала в ручей, промокла, начерпав полные сапоги воды. С трудом вскарабкавшись на глинистый берег, вновь бросилась бежать. Сердце билось в груди. Сделалось совсем темно. В каждой коряге, встреченной на пути, в каждой изогнутой ветке ей чудился теперь какой‑ нибудь хищник, жуткая зверюга, изготовившаяся к прыжку.

Надо было остановиться, передохнуть, собраться с силами. Тяжело дыша, Маруся на бегу обернулась – может быть, медведь отстал? Она не заметила поваленного дерева, запнулась и кувырком полетела вниз по косогору, несколько раз чувствительно ударившись о стволы лиственниц. В довершение всего рюкзак стукнул ее по затылку, вмяв лицо в муравейник.

Отплевываясь, Маруся встала на четвереньки. Налетел ветер, и тайга вокруг зашумела, затрещала сучьями, заговорила на непонятном девочке языке. Пронзительно закричала какая‑ то птица.

– Мамочки… – жалобно простонала Маруся в отчаянии. Из последних сил она поползла вперед, туда, где между деревьями ей почудился просвет.

Это была даже не полянка, а просто небольшая прогалина посреди сплошной чащи. На ней в гаснущем свете дня Маруся увидела небольшую избушку под замшелой крышей, на которой покачивались тоненькие деревца.

Люди!

Последним усилием девочка доковыляла до избушки, толкнула очень низкую дверь, обмерла на секунду – вдруг заперто?

Открыто!

Ввалившись в темное нутро, пахнущее прелью и сеном, Маруся захлопнула за собой дверь и сползла по ней на пол.

Спасена!

Теперь надо попытаться остановить паническую атаку. Как? Пластыря стопадреналина у нее нет. Можно попробовать обратный отсчет от ста – иногда это помогает.

– Сто… Девяносто девять… Девяносто восемь, девяносто семь… – дрожащим голосом зашептала Маруся. – Девяносто шесть…

– Зафем фумишь? – прогудела темнота. – Моя спать. Тфоя спать.

Такого Маруся никак не ожидала и зажала грязной ладонью рот, давя рвущийся наружу крик. Успокоившееся было сердце боевым барабаном ударило в уши.

– Кто тут? – выждав несколько секунд, с опаской пискнула девочка.

– Моя дом, – басом отозвался неизвестный. – Жифу тут.

И во мраке вспыхнули два желтых немигающих глаза. Маруся присмотрелась и задохнулась от страха: зрачки у неизвестного хозяина избушки были нечеловеческие, вертикальные, как у кошки.

Она попыталась выскочить наружу, толкнула дверь раз, другой, но та не поддавалась. Желтые глаза сдвинулись с места и поплыли к ней…

Всхлипнув от ужаса – кричать она уже не могла, – Маруся провалилась в спасительное забытье…