Эпизод 9

Пленники «Луны»

Маруся очнулась от боли. Болело все тело, болели руки, ноги, невыносимо ломило затылок. Девочка с трудом открыла глаза и увидела качающееся над головой небо. Она, вся опутанная толстыми, жесткими веревками, была подвешена к перекладине, которую несли на плечах двое морлоков. Слышался шум голосов, восторженные крики, улюлюканье.

«Вот и конец нашему походу, – подумала Маруся. – Дикари оказались сильнее всех: и человека, и ёхху, и даже пулемета из прошлого».

На глаза девочке попался полуразрушенный, источенный ветрами и морозами кирпичный дом – выбитые окна, дырявая крыша, серые стены, поросшие лишайником. «Значит, мы уже в поселке. Здесь у морлоков лагерь. Здесь меня убьют. И съедят».

От этой мысли Маруся раньше обязательно бы заплакала, но сейчас глаза девочки остались сухими: сил реветь не осталось.

– Шабаш! – проскрипел знакомый мерзкий голос. Девочка ухнула вниз. Ее не положили, а просто бросили на землю.

Новая вспышка боли. Маруся вскрикнула. Морлоки радостно завопили.

Это был их праздник, их триумф.

С трудом повернув голову, девочка огляделась. Она лежала посреди вытоптанного пятачка земли. Вокруг бесновалась толпа дикарей. За их спинами виднелись островерхие палатки из шкур, еще дальше высились шесты с черепами, а за ними – поросшие молодыми березками крыши домов поселка. В равнодушное небо поднимались дымы десятков костров.

Над лагерем висел густой, тяжелый смрад от немытых тел, нечистот, гнилого мяса, гари, сырых шкур. Маруся почувствовала, что ее сейчас вырвет.

Она заметила поодаль неподвижное тело Уфа. Ёхху походил на большой меховой мешок, туго перевязанный веревками.

Мертв!

Добряка Уфа убили…

Маруся закрыла глаза, чтобы не видеть восторженной толпы дикарей и погибшего друга. Гигант умер, как настоящий герой, прикрыв ее собой от камней. Много ли она знает «челофекоф», способных поступить так, как Уф?

Да ни одного!

Но вдруг Маруся поняла: рано отчаиваться. Раз Уфа связали, значит, его боятся. А боятся живых.

Ёхху жив! Он просто без сознания!

От этой мысли девочке стало немного легче.

– Ша‑ а‑ а! – хриплый рев покрыл все остальные звуки, заставив морлоков замолчать. Маруся увидела, как из толпы, прихрамывая, выбрался невысокий, но очень плечистый морлок с длинной темной бородой. Голое тело его поросло клочковатой шерстью, под низким лбом бешено горели злые, острые глаза, щеки были вымазаны черным и красным. На животе синела грубая татуировка – Луна с человеческим лицом; по рукам и ногам ползали выколотые змеи, на груди раскинул крылья ворон.

Опираясь на кривой посох, хромец по кругу обошел лежащих Марусю и Уфа, плюнул себе под ноги. Толпа взвыла.

– Надысь Луна прижмурится. Жертва! – каркнул морлок, указывая на пленников.

– Жертва!! – заорали дикари.

– Матуха‑ Луна!

– Матуха!! – ор стал громче.

– Я – пахан! Мое слово!

– Слово!

– Жертва!

– А‑ а‑ а‑ а!! Жертва!!! – морлоки окончательно взбесились. Некоторые рвали на себе волосы, кто‑ то упал на землю, в белесую пыль; в воздухе замелькали кулаки, палки.

Отбросив посох, пахан выхватил короткий ржавый нож, заковылял к Марусе.

«Сейчас зарежет», – девочка забилась в путах, пытаясь освободиться. Скаля коричневые пеньки гнилых зубов, пахан в несколько движений перерезал веревки, потом проделал то же самое с Уфом.

– Обшмонать! – велел он группе охотников. – На кичу! Ночь – жертва матухе‑ Луне!

– Матуха!! А‑ а‑ а‑ а! – зашлись в экстазе морлоки.

С десяток грубых рук бесцеремонно ощупали Марусю, вывернули карманы «разгрузки». В сторону полетели нож, фонарик, коммуникатор, упаковки салфеток, зажигалка, найденная на базе взамен подаренной Уфу, подобранные там же солнцезащитные очки. Рядом другие морлоки стаскивали с ёхху пулеметные ленты. Подхватив пленников на руки, не меньше десятка дикарей с воплями «На кичу! На кичу!» потащили их по заросшей травой улице поселка.

Маруся успела заметить двухэтажное строение с рухнувшим балконом и красными буквами на фронтоне: «Д м кул тур». Поодаль находилась странная постройка цилиндрической формы, небольшая, с выпуклой, сферической крышей. Круглые окна были завалены камнями, а над дверью весело улыбалась серебряная, чеканная Луна. Ниже шла надпись: «Кафе Луна». Видимо, и чеканку, и буквы изготовили из какого‑ то нержавеющего металла, и поэтому они прекрасно сохранились.

Возле кафе морлоки упали на колени:

– Матуха‑ Луна! Жертва!!

Затем Марусю и бесчувственного Уфа затащили внутрь здания, дверь захлопнулась, и они остались одни…

Первым делом Маруся бросилась к ёхху, приложила ухо к мохнатой груди, затаила дыхание…

Бьется!

Стучит!

Уф жив! Девочка сунула руку в вырез тельняшки, схватила ящерку. Морлоки почему‑ то не тронули фигурку, хотя несколько раз натыкались на нее во время обыска.

Сняв предмет с шеи, Маруся вложила его в бессильные пальцы ёхху, прижала своими и сразу же почувствовала, как целительный холод обжигающей волной потек по руке.

Гигант шевельнулся, глухо застонал, скребя черными ногтями бетонный пол.

– Потерпи, Уфочка, потерпи. Сейчас станет легче, – прошептала Маруся. Ее ящерка, похоже, уже вылечила: боль отступила, исчез противный звон в ушах, прошла тошнота, правда, захотелось есть.

Неожиданно фигурка потеплела. Маруся вытащила ящерку из руки ёхху, потрогала лоб гиганта, прислушалась к дыханию – похоже, Уф крепко спал. Спал спокойным, здоровым сном.

Пришло время заняться собой. Кое‑ как приведя в порядок раздерганную, рваную одежду, Маруся взялась за волосы и с удивлением обнаружила на голове гарнитуру связи. В суматохе она совершенно забыла про нее, а морлоки, похоже, вообще не обратили внимание.

– Исинка! Это Маруся! Ответь мне! Исинка…

– Слышу тебя, – прорвался сквозь треск помех голос искусственного интеллекта. – Все видела. Разработала три варианта плана спасения. Но хочу предупредить сразу: ни один из них не могу считать успешным хотя бы на пятьдесят процентов. Максимум – тридцать семь.

– Давай максимум, – выдохнула в усик микрофона Маруся. – Только скажи сначала: как думаешь, что с нами будет?

– Проанализировав хранящиеся в моей памяти записи, сделанные с камер наблюдения, могу с большой долей вероятности утверждать, что сегодня, в ночь новолуния, вас должны принести в жертву, дабы Луна не отвратила свой светлый лик от племени морлоков и народилась вновь.

– Про жертву я и так поняла, – прошептала Маруся и удивилась тому, как спокойно она произнесла это страшное слово – «жертва».

– Я не хочу тебя пугать, – продолжила Исинка, – но считаю, что ты обязана знать, как это будет: в полночь во всем поселке погасят огни, на площади перед жилищем вождя разожгут один большой костер, и вас подвесят над ним, растянув на веревках. Снимут только на рассвете. Вождь лично разделит тела на порции и одарит каждого мужчину… Маруся! Маруся! Ты слышишь меня?

– С‑ слышу… Прости, что‑ то мне опять поплохело…

– Ты ранена?

– Нет, ничего… Говори дальше – что там у тебя за план?

– Судя по всему, вы заперты в здании бывшего кафе «Луна», так?

– Ага. Всю жизнь мечтала побывать на Луне – и вот оказалась внутри нее, – мрачно пошутила Маруся.

– Побываешь еще. Но вернемся к плану: ты с помощью зажигалки…

– Отпадает, – перебила Маруся. – У меня все забрали.

– Вообще все?

«Только ящерка осталась», – едва не брякнула Маруся, но вовремя спохватилась. После предательства Бунина она решила больше никому не доверять.

Вообще никому.

Даже искусственному интеллекту.

– Тогда ваши дела плохи… – медленно произнесла Исинка. – Я сейчас пытаюсь провести моделирование возможных ситуаций с учетом всех имеющихся факторов. Ты пока отдыхай. До полуночи еще есть время.

– Сколько?

– Четыре с половиной часа. Может, тебе музыку какую‑ нибудь поставить?

– Давай. У тебя есть «ПГГ»?

– Какие‑ то разрозненные записи.

– Ставь подряд.

– Принято.

В наушнике зажурчало, послышался птичий пересвист, затем к звукам природы добавилась мелодия.

Маруся легла животом на холодный пол, вытянула ноги. «Жалко, что наушник один и в левое ухо храпит Уф. Сейчас бы полностью отключиться от всего, нырнуть в музыку, как в бассейн. Забыть и про морлоков, и про маму, и про отца. Про тайгу эту кошмарную забыть, про Бунина, Нестора, Чена, прозрачного человека в аэропорту. И про ящерку тоже…»

– Ящерка… – прошептала Маруся. Через несколько часов она узнает, как фигурка будет бороться с желанием орды дикарей заживо поджарить ее хозяйку на костре.

«Поджарить – как курицу. Черт! Меня‑ то ящерка, может быть, и защитит. А Уфа? – Маруся перевернулась на спину. – Что же делать? Что?»

Лежать было неудобно, мешал какой‑ то мусор на полу. Девочка приподнялась на локте, провела рукой – ничего нет. Легла снова и ощутила спиной не то палки, не то камни. Опять пощупала пол – бетон, пыльный, холодный искусственный камень.

«А ведь это в «разгрузке», – дошло наконец до Маруси. – В большом наспинном кармане! И лежит там…»

Она вскочила, скинула жилет, рванула молнию…

Есть!

Две тонкие трубочки с колпачками.

Сигнальные факелы типа «Зеленое пламя», используемые альпинистами и экстремалами для подачи сигналов спасателям. Морлоки просто не сумели открыть застежку кармана. Вот так удача!

– Алло, Исинка! – забывшись, едва не крикнула Маруся. – У меня тут приятная неожиданность…

– До полуночи осталась минута, – сообщила Исинка. – Вы готовы?

– Угу, – промычала Маруся, зажав в зубах факел с открученным колпачком. Второй она держала в руках. Рядом, посверкивая в темноте желтыми глазами, застыл Уф. Ёхху полностью оправился от ран. Ему не терпелось поквитаться с морлоками.

Они стояли у выхода из кафе, прислушиваясь к шуму за дверью. Морлоки били в бубны и завывали, готовясь тащить обреченных пленников на костер.

– Сорок секунд.

«Ну, Маруся, не подкачай!»

– Тридцать секунд. Теренций Публий, древнеримский драматург, как‑ то сказал: «Судьба улыбается смелым».

«Надеюсь, нам она улыбнется очень широко», – Маруся представила реакцию морлоков на то, что сейчас произойдет, и ей самой захотелось улыбнуться или даже рассмеяться.

Расхохотаться во все горло!

– Пятнадцать…

За дверью послышались шаги множества ног.

– Пять…

«Надо же, какая точность! Ровно в полночь. Интересно, как морлоки определяют время? Какая же ерунда лезет в голову…»

– Три! Зажигай.

«Рано!»

– Два!

Дверь заскрипела, на лицо Маруси упали мятущиеся отблески огней.

– Один!

Она ударила головкой факела о стену, услышала характерное «Ш‑ ш‑ ш‑ ш!», перехватила его левой рукой и тут же зажгла второй.

– Жертва!!! – заорали морлоки, вваливаясь в кафе.

– Э‑ э‑ э‑ э‑ э‑ а‑ а‑ а‑ а‑ у‑ у‑ у‑ у! – заревел Уф из темноты. Гигант сказал, что умеет кричать «громко‑ громко», но девочка даже не предполагала, насколько это самое «громко‑ громко» будет оглушающим!

«Словно двигатели стратосферного лайнера».

Факелы вспыхнули ярчайшим зеленым светом. Маруся на миг ослепла. Выставив вперед руки с зажатыми в них фонтанами огня, она решительно шагнула вперед.

– Э‑ э‑ э‑ э‑ э‑ а‑ а‑ а‑ а‑ у‑ у‑ у‑ у!!

Морлоки замерли. Девочка увидела множество глаз, расширенных от ужаса. Это был животный, дикий, первобытный ужас перед неведомым. Такими глазами, должно быть, предки людей смотрели на молнию, ударившую в вековой дуб.

Но им не доводилось видеть того, с чем столкнулись морлоки – слепящие зеленые молнии, движущиеся прямо на них. И это еще факелы не разгорелись в полную силу!

Первым завизжал и шарахнулся в сторону пахан. Визг пахана послужил сигналом для остальных. Все племя бросилось врассыпную, завывая на бегу от страха.

Уф, подхватив Марусю, посадил ее на шею и, не переставая изображать турбину стратосферника, понесся по улице поселка. Разгоревшиеся факелы «дали свечу» – сперва один, а потом и второй выпустили по сигнальной ракете. Огненные зигзаги, отскакивая от стен домов, пронзили темноту, многократно усилив панику среди бегущих дикарей.

Маруся не выдержала. Она хохотала как безумная, а факелы в ее руках плевались ракетами, расчерчивая ночь пылающими линиями.

Победа была сокрушительной.

Морлоки разбежались, бросив свои жилища, детей и стариков. Те без чувств валялись у потушенных костров, лишь несколько пузатых ребятишек, в силу возраста не понимающих еще происходящего, вторили хохоту Маруси своим звонким смехом.

– Получили! Получили, уроды! – утирая рукавом выступившие слезы, кричала девочка.

– Эффект превзошел все ожидания, – откликнулась Исинка.

– Моя хорофо! Нрафится! – рыкнул Уф.

Подобрав возле шалаша пахана нетронутое снаряжение и припасы, путники двинулись к речным зарослям. На прощание Маруся закинула догорающие факелы внутрь шалаша предводителя морлоков. Начался пожар.

В одиночку безлунной ночью Маруся ни за что не нашла бы дорогу к старой лиственнице с раздвоенной вершиной. Но Уф благодаря своим удивительным кошачьим глазам прекрасно видел в темноте. Ёхху вывел девочку точно к злополучной яме‑ ловушке, пристукнул прикладом пулемета о камни.

– Маруфя, моя хотеть земля яма кидать. Уф… Моя хотеть плохой яма убирать.

– Времени нет. Нам надо идти. Вдруг морлоки послали погоню?

Посопев, ёхху уверенно ответил:

– Не‑ а. Мясоглоты далеко бефать. Уф… Маруфя мясоглоты сильно пугать. Хорофо. Нрафится!

…Новым испытанием для путников стала переправа через Аду. Торчащие из воды камни даже днем были неважной заменой мосту, а ночью, в темноте, попытка перейти по ним на другой берег превратилась в опасную игру со смертью.

Маруся, укрепив фонарик в наплечном клапане «разгрузки», балансировала над ревущим потоком, стараясь не смотреть вниз, туда, где в отблесках электрического света кружились увенчанные шапками пены водовороты.

Один неверный шаг – и…

И все.

«Не поймешь, что тут хуже – морлоки или эта бешеная река, – стискивая зубы, думала девочка. Вот выберусь из этой передряги – и все, больше в тайгу ни ногой».

Уфу преодоление реки далось едва ли легче, чем девочке: ёхху очень боялся воды. И, когда они наконец‑ то очутились на другом берегу, оба, не сговариваясь, упали на мокрую от росы траву и некоторое время молча лежали, приходя в себя.

Отдышавшись, Маруся вызвала Исинку. Связь была отвратительной, но девочка все же разобрала слова искусственного интеллекта:

– Ваш Рубикон перейден.

Что это значит, Маруся не совсем поняла, но ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине.

…Наскоро перекусив, они начали подниматься по пологому склону возвышавшегося над рекой холма. Деревья здесь были еще нормальные, живые. Ночь отступала, на востоке небо посветлело, а одинокое облачко над горами окрасилось нежным розовым светом восходящего солнца.

Перевалив заросшую осинами макушку холма, путники остановились. Перед ними в предрассветных сумерках серой стеной высился Мертвый лес, молчаливый и мрачный.

После всего пережитого: после встречи с медведем, после стычек с морлоками, после подземелий базы и летящих в голову каменей, после того, как ее едва не принесли в жертву – Марусе казалось, что она уже разучилась бояться. Но нет – Мертвый лес испугал девочку, испугал неизвестностью, таинственностью, угадывающейся враждебностью всему окружающему миру и особой, неживой тишиной.

Похоже, Уф испытывал сходные чувства. Гигант принюхивался, вздыхал, фыркал, цокал языком. Они уже минут десять топтались на опушке, все никак не решаясь сделать первый шаг.

– Пошли, что ли?

– Уф… Моя бояться.

– Идти‑ то все равно надо.

– Моя понимать.

– Ты чувствуешь здесь кого‑ нибудь?

Ёхху ответил не сразу. Он смочил палец слюной, провел по широким ноздрям, вдохнул, пошевелил губами, словно пробуя запах на вкус, и развел руками.

– Моя не понимать. Уф… Плохой дерефья. Плохой земля. Уф…

– Других нет, – Маруся нахмурила брови и первой ступила под полог, сплетенный из мертвых ветвей.

Это походило на поход по кладбищу. По кладбищу деревьев. Погибшие неизвестно отчего лиственницы, березы, рябины высились повсюду, протягивая к путникам сухие пальцы сучьев. В каждом изгибе, в каждой трещине на голых стволах Марусе виделось что‑ то угрожающее, тревожное.

Налетел ветер, и мертвый лес ожил: деревья застонали, с костяным треском посыпались обломанные ветви. Они падали в сухой мох и торчали оттуда, как руки мертвецов, пытающихся выбраться из своих могил.

Временами Марусе казалось, что у нее двоится в глазах. Она сперва решила, что просто все деревья похожи друг на друга, но, когда посмотрела на собственную руку, заметила, что пальцы расплываются, теряют четкость, будто она видит их сквозь воду.

В довершение всего Марусе начал слышаться чей‑ то шепот. Словно бы позади нее шел какой‑ то человек и тихо‑ тихо звал ее: «Маруся! Остановись! Маруся, ложись, отдохни! Ты устала… ты хочешь спать… Маруся…» Пару раз девочка даже оглянулась, но, конечно же, никого не увидела – позади были только мертвые деревья.

Стало уже почти совсем светло. Уф зевал, лениво обламывая ветки, чтобы расчистить проход. Маруся тоже почувствовала необоримое желание прилечь и закрыть глаза. И дело тут было вовсе не в призрачном шепоте за спиной – просто бессонная ночь плюс вся эта история с морлоками и жертвой матухе‑ Луне измотали девочку.

– Здесь должны быть оазисы, – вспомнила она слова Исинки. – Там деревья живые, зеленые. Надо искать. Найдем – будем отдыхать. Часа три.

– Моя хотеть спать много, – не согласился Уф.

– Много нельзя: у меня остались всего сутки, а сколько еще нам идти, я не знаю, – вздохнула Маруся.

Между деревьями наметился просвет. Уверенная, что это долгожданный оазис, девочка едва ли не бегом устремилась туда, но, увы, это оказалась всего лишь поляна.

Мертвая поляна посреди Мертвого леса.

Правда, с нее удалось оглядеться. Они находились у подножия горного склона. Серая стена деревьев поднималась вверх, и там, среди серых скал, весело зеленели с десяток лиственниц, а еще дальше и выше расположился второй оазис, куда более обширный – целая березовая роща, уже тронутая осенней желтизной. Прямо за ним, вдали, четко вырисовывалась Синяя Гора.

– Нам – туда. Но до берез мы не дойдем: уснем на ходу, – сказала Маруся Уфу. – Так что давай быстро‑ быстро добежим до лиственниц – и спать.

– Моя хотеть тут лежать.

– Нет уж, в этом лесу я спать не стану, – отрезала девочка.

Едва они пересекли границу оазиса, как исчезли и навязчивый шепот, и странное двоение в глазах. Пахнуло смолистой свежестью, где‑ то пронзительно крикнула птица. Первые лучи солнца брызнули из‑ за горных вершин, и хвоинки на ветках вспыхнули, точно крохотные живые изумрудики.

Красота!

«Что‑ то со зрением… Неужели это излучение так действует на меня? – укладываясь поудобнее, подумала Маруся. – Надо будет разузнать у Исинки… Ох, как хорошо… Все, отбой».

Но поспать даже эти несчастные запланированные три часа ей не удалось. Грохот пулеметной очереди подбросил Марусю, она вскочила, испуганно озираясь. Солнце едва поднялось над Мертвым лесом. Уф, упершись спиной в ствол дерева, напряженно всматривался в чащу; над пулеметом вился синий дым.

– Что… Что случилось?

– Рофомаха приходить, – ответил ёхху. – Ам‑ ам делать. Моя стрелять. Уф…

– Большой он, этот твой «рофомаха»? – Маруся совершенно не представляла, о каком животном говорит Уф.

– Аха, больфой. Как медфеть. Такой не быфает. Здеся есть. Не хорофо. Не нрафится…